Мысли вызывали тревогу, проникали глубоко, сплетались со всеми другими тревогами в его мозгу, подобно нитям шелковичного червя, неаккуратно намотанным на катушку. А ведь он еще находился на границе, в крепости на краю империи. Что произойдет, когда он поедет на восток на своем гнедом сардийском коне, к блестящему, смертельно опасному миру императорского двора?
Тай беспокойно ворочался, слушая, как скрипит матрас и столбики кровати. Жаль, что здесь нет окна. Он мог бы постоять возле него, вдохнуть чистый воздух, посмотреть вверх, на летние звезды, поискать в небе порядок и ответы. «Как вверху, так и внизу, наша собственная жизнь – это отражение девяти небес».
Здесь он чувствовал себя запертым, боролся с дурным предчувствием постоянного заключения, ограничения, смерти. Кто-то пытался его убить еще до того, как стало известно о конях. Почему? Почему он оказался настолько важным, чтобы его убить?
Он резко сел, свесив ноги в кровати. Сон исчез в недостижимой дали.
– Я могу принести для вас воды или вина.
Ее слух должен быть необычайно тонким, и, наверное, она не спала.
– Ты – телохранитель, а не служанка, – ответил он через закрытую дверь. И услышал ее смех:
– Меня нанимали люди, которые почти не видели разницы.
– Я к ним не принадлежу.
– А! Зажгу предкам свечу в знак признательности.
Боги в небесах! Он к этому не был готов.
– Ложись спать, – сказал Тай. – Мы выезжаем рано.
Снова смех:
– Я проснусь. А вот если вы не сможете уснуть сегодня из-за страхов, завтра мы не сможем ехать быстро.
Он действительно не был к такому готов.
Наступило молчание. Тай остро чувствовал ее присутствие за дверью. Через мгновение он услышал:
– Простите меня, это с моей стороны самонадеянность. Примите мои извинения. Тем не менее, со всем уважением, вы могли отказаться от дара принцессы?
Тай думал о том же уже три дня. Но от этого ему было не легче слышать этот вопрос от другого человека.
– Не мог, – ответил он.
Странно говорить об этом через дверь и стену. Кто-нибудь мог подслушивать, легко. Но он в этом сомневался. Только не здесь.
– Это был подарок царских особ. Отказываться нельзя.
– Не знаю. Ее подарок может вас убить.
– Я это понимаю, – согласился Тай.
– Ужасно так поступать с человеком.
В ее голосе звучала юность и обостренное чувство несправедливости, но ее слова были правдой, в каком-то смысле. Принцесса этого не хотела. Ей даже в голову не пришло, что это может произойти.
– Они ничего не знают о равновесии, – сказала Вэй Сун из коридора. Она была воином Каньлиня; равновесие составляло суть их учения.
– Ты имеешь в виду тагуров?
– Нет. Царских особ. Повсюду.
Тай обдумал это.
– Я полагаю, царским особам нет необходимости думать о таком.
Снова молчание. У него было ощущение, что и она это обдумывает. Потом она сказала:
– Нас учили, что император в Синане служит отражением небес и правит от их имени. Равновесие наверху отражается внизу, иначе империя падет. Разве нет?
Это была его собственная мысль, пришедшая несколько минут назад.
В Девятом квартале были женщины – не много, несколько женщин, – которые могли так беседовать за вином или после занятий любовью. Но он никак не ожидал услышать это здесь, от каньлиньского телохранителя.
– Я имел в виду другое. Образ их мыслей. Как принцесса в Ригиале или любая особа императорской крови могут иметь представление о том, что может произойти с обычным человеком, если ему сделают такой экстравагантный подарок? Что в их жизни дает им возможность вообразить это?
– О! Да.
Он поймал себя на том, что ждет. И она продолжила:
– Ну, во-первых, это означает, что подарок этот – для них, а не для вас.
Тай кивнул, потом вспомнил, что она его не видит.
– Ложись спать, – снова повторил он, немного резко. И услышал ее смех – точно яркая вспышка в темноте.
Он представил ее себе такой, какой увидел в первый раз, с распущенными по спине волосами на утреннем дворе, только что вставшую с постели. Отогнал от себя этот образ.
В Чэньяо будут женщины и музыка. Через пять дней. Или через четыре? Если они будут ехать быстро?
Он снова лег на жесткую подушку.
Дверь открылась.
Тай сел, гораздо более резко, чем в первый раз. Схватил простыни, чтобы прикрыть наготу, хотя в комнате было темно. Из коридора вместе с нею не проник свет. Он скорее почувствовал, чем увидел, что Вэй Сун поклонилась. Это был подобающий поступок, но больше ничего подобающего не было.
– Вам следовало запереть дверь на засов, – тихо произнесла она.
Кажется, ее голос изменился, или это его воображение?
– Я отвык это делать, – он прочистил горло. – В чем дело? Обход телохранителем комнаты? Мне ждать его каждую ночь?
Она не рассмеялась.
– Нет. Я… мне надо вам кое-что сказать.
– Мы и так разговаривали.
– Это конфиденциально.
– Ты думаешь, кто-то подслушивает? Здесь? Среди ночи?
– Я не знаю. Армия использует шпионов… В любом случае, вам нет нужды опасаться за вашу добродетель, господин Шэнь. – Резкость в голосе, намек на сарказм.
– А ты не опасаешься за свою добродетель?
– Клинок в моих руках.
Тай знал, какие грубые шуточки отпустили бы в Девятом квартале в ответ на это. Он почти слышал голос Яня. И молчал, ожидая. Возбуждение отвлекало его.
Она тихо сказала:
– Вы не спросили, кто заплатил мне, чтобы я выследила убийцу.
Внезапно он перестал отвлекаться.
– Каньлиньские воины не говорят, кто им платит.
– Говорим, если нам дают такие указания, когда нанимают. И вы это знаете.
Тай не знал. Он не достиг такого уровня за двадцать месяцев, проведенных у них. Он снова прочистил горло. Услышал, как она подошла ближе к кровати, почти невидимая в темноте. Ощутил ее дыхание и аромат теперь, когда она приблизилась. Интересно, подумал он, распущены ли у нее волосы? Сначала он пожалел, что здесь нет свечи, потом решил, что так лучше.
Она продолжала:
– Я должна была догнать этих двоих и убить ее, а потом проводить к вам вашего друга. Я ехала вслед за ними до вашего дома. Мы не знали, где вы находитесь, иначе я бы приехала прямо по имперской дороге и подождала их здесь.
– Ты поехала в дом моего отца?
– Да, но они опередили меня на много дней.
Тай слышал слова, падающие в темноте, подобно каплям воды с широких листьев после дождя, и чувствовал странное покалывание в кончиках пальцев. Ему представлялось, что он слышит другой звук: далекий звон храмового колокола среди сосен.
Он медленно произнес:
– Никто в Синане не знал, где я. Кто тебе сказал?
– Ваша мать и ваш младший брат.
– Не Лю?
– Его там не было.
Казалось, колокол ясно зазвучал у него в голове; он подумал о том, слышит ли его она. Ребяческая мысль…
– Мне очень жаль, – сказала женщина.
Тай подумал о старшем брате. Пора было начать думать о нем.
– Это не мог быть Лю, – произнес он с легким отчаянием. – Если за этим стоит он, то он знал, куда я уехал. Он мог бы послать убийцу и Яня прямо к Куала Нору.
– Нет, если он не хотел, чтобы знали, что именно он за этим стоит. – У нее было больше времени, чтобы это обдумать, понял Тай. – И в любом случае… – Она заколебалась.
– Да? – Теперь его голос действительно звучал странно.
– Я должна вам сказать – точно не известно, что именно ваш брат нанял убийцу. Возможно, он только предоставил информацию, а другие ее использовали.
«Я должна вам сказать».
– Очень хорошо. Тогда кто нанял тебя? Я спрашиваю. Кто тебе все это рассказал?
И тогда, официальным тоном, почти невидимая в комнате, всего лишь голос в черноте, она произнесла:
– Мне поручено передать вам уважение и почтительное приветствие от новой наложницы в доме светлейшего Вэнь Чжоу, первого министра Катая.
Он закрыл глаза. Весенняя Капель…
Это случилось. Она считала, что это возможно. Она говорила с ним об этом. Если Чжоу предложил ее хозяйке подходящую цену, какой бы она ни была, у Капели, в сущности, не было выбора. Куртизанка может отказаться от предложения быть выкупленной частным лицом, но ее жизнь в Девятом квартале будет загублена, если она лишит хозяйку такого количества денег. А он к тому же новый первый министр.
Тай был совершенно уверен, что предложенная сумма была больше, чем Капель могла бы заработать за многие годы по ночам игрой на пипе кандидатам на сдачу экзаменов, а потом – поднимаясь с ними наверх.
И влюбляясь в них…
Он следил за своим дыханием. Все-таки это было непонятно. Ни у его брата, ни у первого министра не было причин желать смерти Тая. Он не имел такого большого значения. Можно недолюбливать мужчину или брата, можно видеть в нем соперника – в разных смыслах, – но убийство – это крайность и риск.
Должно быть что-то еще.
– Это еще не все, – произнесла она.
Тай ждал. Он видел только очертания ее фигуры, которая снова поклонилась.
– Ваш брат находится в Синане. Он там с осени.
Тай тряхнул головой, словно хотел прояснить мысли:
– Этого не может быть. Наш траур еще не закончился.
Лю был гражданским чиновником высокого ранга при дворе, но его все равно бы побили толстой палкой и выслали из столицы, если бы кто-то донес о нарушении им сыновнего долга, а его соперники обязательно бы сделали это.
– Для офицеров армии траур продолжается всего девяносто дней. Вам это известно.
– Мой брат не…
Тай замолчал. Перевел дух.
Не сам ли он виноват во всем? Уехал на два года, ничего не писал домой, не получал никаких вестей. Сосредоточился на трауре, на одиночестве и на собственных действиях, отдавая долг давней печали отца.
Или, возможно, он действительно сосредоточился на уходе из слишком сложного мира Синаня, от двора, мужчин и женщин, пыли и шума, где он не был готов решить, кем он был и будет.
С осени? Она сказала, с осени. Что случилось осенью? Ему как раз сегодня сказали, что…
Вот в чем дело! Все совпало. Встало на место, как рифма в строфе.
– Он – советник Вэнь Чжоу, – уверенно произнес Тай. – Он служит первому министру.
Он видел только ее силуэт в темноте.
– Да. Ваш брат – его главный советник. Первый министр Вэнь назначил Шэнь Лю командиром тысячи в армии Летающего Дракона в Синане.
Символический ранг, символические солдаты. Почетная дворцовая гвардия, сыновья и родственники аристократов или старших мандаринов. Всегда роскошно одетые, всегда на виду: на парадах и матчах по конному поло, церемониях и празднествах, они славились своей никчемностью в реальном сражении. Но как способ сократить период траура при помощи военного ранга, перевести в столицу нужного человека…
– Мне очень жаль, – повторила Вэй Сун.
Тай осознал, что уже давно молчит.
Он покачал головой и сказал:
– Это большая честь для нашей семьи. И все же я не стою того, чтобы меня убивать. Вэнь Чжоу обладает властью, и Весенняя Капель теперь принадлежит ему. Мой брат получил у него должность и свой ранг, каким бы он ни был. Я никак не смог бы этому помешать, да и не стал бы. Здесь есть еще что-то. Должно быть. Ты знаешь… Капель знала еще что-нибудь?
Она осторожно ответила:
– Госпожа Линь Чан сказала, что вы меня об этом спросите. Я должна ответить вам, что она согласна, но она не знала, что это могло бы быть, когда узнала о заговоре убить вас и послала за каньлиньским воином.
Линь Чан?
Она больше не захотела носить имя, которое носила в Девятом квартале. Оно не подходит наложнице в городском особняке первого министра империи. Там не носят имя Весенняя Капель. Интересно, подумал он, сколько там женщин? Какую жизнь она там ведет?
Как бы там ни было, она пошла ради него на огромный риск: наняла собственного каньлиньского воина. Тай представления не имел о том, как она это сделала. Было бы нетрудно вычислить, кто отправил эту женщину вслед за той, другой, если…
– Может, это и к лучшему, что ты меня не догнала вовремя, – заметил он. – Теперь будет непросто связать тебя с ней. Я нашел и нанял тебя по дороге, а убийцу прикончили воины тагуров.
– Я тоже так подумала, – ответила она. – Хотя это пятно на моем имени – я не справилась с заданием.
– Ты справилась, – нетерпеливо возразил он.
– Я могла как-то узнать и приехать прямо сюда.
– И выдала бы ее? Ты это только что сказала. Честь Каньлиня – одно, глупость – совершенно другое.
Он услышал, как она переступила с ноги на ногу.
– Понимаю. И вы будете решать, что есть что? А меж тем ваш друг мог бы остаться в живых, если бы я действовала быстрее.
Это было правдой. Удручающей правдой. Но тогда жизнь Капели была бы в опасности…
– Я не думаю, что тебе следует говорить со мной так.
– Покорно прошу меня простить, – произнесла она тоном, который говорил об обратном.
– Прощаю, – пробормотал Тай, не обращая внимания на ее тон. Он вдруг понял, что с него хватит. – Мне нужно многое обдумать. Ты можешь идти.
Несколько мгновений она не шевелилась. Тай почти чувствовал, что она на него смотрит.
– Через четыре или пять дней мы будем в Чэньяо. Вы сможете найти там женщину. Это вам поможет, я уверена.
Ее тон был слишком понимающим, Тай помнил эту особенность воинов Каньлиня. Вэй Сун поклонилась – это он увидел – и вышла, поскрипывая половицами.
Тай услышал, как за ней закрылась дверь. Он все еще прижимал к себе простыни, прикрывая наготу. Потом осознал, что у него открыт рот. И закрыл его.
С призраками, подумал он с некоторым отчаянием, было проще…
Глава 5
Офицеру, привыкшему принимать решения, некоторые из них даются легко. Особенно если есть ночь для обдумывания ситуации.
Комендант крепости у Железных Ворот ясно дал понять своему гостю из Куала Нора, что его решение дать ему в сопровождение пятерых стражников не следует считать излишней инициативой. Вина за преждевременную смерть Шэнь Тая, если таковая случится, падет, несомненно, на некомпетентного коменданта крепости, позволившего ему отправиться на восток всего с одним каньлиньским телохранителем (к тому же маленькой женщиной).
Во внутреннем дворе, сразу же после утренней трапезы, комендант объяснил ему, – вежливо, но без улыбки, – что он пока не готов покончить собой по приказу сверху и лишить своих детей надежды на будущее в том случае, если трагическое событие произойдет с Шэнь Таем в дороге. Господин Шэнь получит достойное сопровождение, в его распоряжение будут предоставлены военные перевалочные пункты, и он сможет ночевать в них по дороге в главный город префектуры Чэньяо, а сообщение о конях – как они и договорились – будет отправлено вперед, в Синань.
Возможно, военный губернатор пожелает выделить еще солдат для сопровождения Шэнь Тая, когда тот приедет в Чэньяо. Естественно, тогда губернатор волен принять решение об отправке пяти всадников обратно в крепость у Железных Ворот, но комендант Линь осмеливается выразить надежду, что он их оставит, увидев их преданность и компетентность.
За всем сказанным скрывалась невысказанная мысль о том, что их присутствие по приезде в столицу может послужить неким напоминанием о приоритете крепости у Железных Ворот в истории с конями и их последующей благополучной доставке в столицу, когда-нибудь в будущем.
Было очевидно, что их гостю все это не понравилось. Он выказывал признаки нетерпения.
Это могло быть связано с тем, подумал комендант Линь, что Шэнь Тай столь долго жил в одиночестве. Но если дело и впрямь в этом, то ему придется избавиться от этого настроения, и чем быстрее, там лучше. Хорошо бы начать сегодня же утром.
И когда каньлиньская телохранительница также ясно дала понять, что не сможет одна нести ответственность за безопасность Шэнь Тая, особенно принимая во внимание то, что сардийский конь, на котором он ехал, явно провоцирует желание убить и украсть, сын покойного генерала согласился. Следует признать, он сделал это благородно и учтиво.
И все равно этому странному человеку трудно было подобрать определение.
Линь Фун понимал, почему Шэнь уже давно покинул армию. Военные неизменно предпочитают людей, которых легко определить, назначить им роль, понять их и управлять ими.
Этот человек, чуткий и наблюдательный, с внешностью скорее привлекающей внимание, чем привлекательной, недолго служил в кавалерии, базирующейся за Длинной стеной. А потом был период жизни среди каньлиньских воинов на горе Каменный Барабан (это должно было иметь свои причины). Он готовился к экзаменам на должность гражданского чиновника в Синане, когда умер его отец. И так уже более чем достаточно разных карьер для еще молодого человека, как считал Линь Фун. Возможно, это свидетельствует о некотором непостоянстве характера.
Также у Шэнь Тая – и это было заметно, – уже были прежде какие-то отношения с новым первым министром, не обязательно теплые. Это создавало проблему, или могло создать. «Я знаю этого человека» – эта фраза ни о чем не свидетельствовала, но тон, которым она была произнесена, говорил человеку, склонному прислушиваться к нюансам, о многом.
Учитывая все это, комендант Линь в какой-то момент этой ночью принял решение.
Оно включало предложение Таю значительной суммы денег из собственных средств. Комендант назвал это займом – жестом ради спасения репутации – и дал понять, что ожидает возмещения долга когда-нибудь в будущем. При этом он подчеркнул, что человек, несущий такие вести, как Шэнь Тай, вряд ли может совершить путешествие или явиться ко двору, не имея в своем распоряжении денег. Это было бы недостойным и вызвало бы недоумение. Возникло бы несоответствие между нынешними обстоятельствами и обещанием в будущем, которое тревожило бы тех, с кем он встретится. В трудные времена важно избегать подобного нарушения равновесия.
Решение было очевидным. Шэнь Таю в данный момент нужны средства, а Линь Фун сочтет за честь оказать ему помощь. Что еще обсуждать двум цивилизованным людям? Что бы ни принесло будущее, так и будет, сказал комендант.