Полдюжины факелов горело возле паланкина с задернутыми шторками. Маленькая площадь была пуста, людей на нее не пускали солдаты, перекрывшие все улицы. По крайней мере, двадцать человек. С этой стороны занавески паланкина были открыты, так что сидящий внутри человек мог видеть происходящее – и его было видно при свете факелов.
Тай все еще чувствовал в себе гнев, подобный горячему камню. Он боролся с тошнотой, которая может возникнуть вслед за насилием. Теперь оба лежащих на земле человека молчали. Он не знал, убил ли он их. Первого, вероятно да, подумал Тай. Он медленно подошел к паланкину и факелам.
– Зачем вы это сделали? – спросил он требовательно, слишком вызывающим тоном. Он сознавал это, но ему было все равно. Он был совершенно уверен в том, с кем говорит.
– Ты похож на отца, – произнес худой, очень высокий человек на носилках. Сошел вниз и остановился, глядя на Тая и опираясь на толстую палку.
И теперь сомнений не оставалось. «Город, в котором правлю я».
Тай поклонился. Это было необходимо, как бы он ни был разгневан. Он прочистил горло:
– Господин, я сказал вашим офицерам у города, что почту за честь нанести вам визит утром.
– И у меня нет сомнений в том, что ты бы так и сделал. Но я – человек нетерпеливый и не склонен уступать первенство префекту в подобных делах. Тебе пришлось бы сначала посетить его.
«В подобных делах».
Теперь кони всегда будут на первом месте, подумал Тай.
Губернатор Сюй Бихай, командующий как Вторым, так и Третьим военным округом, улыбнулся ему. Улыбка была холодной.
Тай вложил меч в ножны.
– Эта каньлиньская женщина-воин, – произнес губернатор тонким, как бумага голосом. – Ее нанял ты?
Он не терял времени. Тай кивнул:
– Да, господин.
– И ей было поручено охранять тебя сегодня ночью?
– Ей поручено охранять меня всегда, – он понимал, о чем идет речь, и вдруг опять испугался.
– Она шла не с тобой.
– Воины Каньлиня бросаются в глаза, господин. Я предпочел остаться незамеченным. Она находилась недалеко. Как вы видите.
Снова холодная улыбка. Военному губернатору на вид было лет шестьдесят, его длинная и узкая бородка и волосы были седыми, но его поза и манеры – властными, несмотря на палку в руке.
– В таком случае ей будет дарована жизнь. Ты не станешь возражать, если ее побьют палками? Двадцать ударов?
– Я буду возражать. Я сочту это за личную обиду и оскорбление.
Поднятые брови. Факелы мигнули под порывом ветра.
– Она обнажила оружие против солдат моего города, господин Шэнь.
– Она обнажила клинки против людей в темноте, которые, по-видимому, напали на меня, губернатор Сюй. Я говорю это с уважением. У меня был бы повод уволить ее, или еще хуже, если бы она этого не сделала.
Молчание.
– Я уступлю тебе в этом вопросе, – в конце концов произнес Сю Бихай. – В память о твоем отце, которого я знал. Я служил под его началом на западе.
– Я это знаю. Он часто говорил о вас, – сказал Тай. Это была не совсем ложь. Он действительно знал, как губернатор получил рану ноги. – Спасибо, – прибавил он. И снова поклонился.
Губернатор имел полное право, и даже был обязан приказать казнить Сун или избить и превратить в калеку. Это базарный город, полный пьяных чужестранцев и проезжих людей, ожесточившихся после долгого пути. Солдаты обязаны поддерживать порядок. Из этого вытекают определенные правила.
– Вэй Сун, вложи оружие в ножны, пожалуйста! – крикнул Тай. Он не оглянулся, но с облегчением выслушал двойное «вжик», когда она повиновалась.
– Спасибо, – сказал он еще раз, на этот раз ей. Она была воином Каньлиня. Они не слуги, чтобы им так приказывать.
И он тоже.
– Я польщен, конечно. Я не стою того, чтобы губернатор выходил из дома ночью с целью побеседовать со мной. Я с нетерпением ждал от вас совета и новостей утром. И все еще жду. Когда вам было бы удобно?
– Сейчас, – ответил Сюй Бихай. – Ты меня не слушал. Я сказал, что не намерен принимать тебя после префекта.
– Я вас слушал, господин. Но не я пишу протоколы нашей славной Девятой династии, губернатор. И я не склонен позволить кому-либо назначать мои встречи на день – или на ночь, – с каким бы уважением я к ним ни относился.
Казалось, седобородый губернатор это обдумывает. До них доносились далекие звуки, музыка и смех; кто-то гневно повысил голос, но они были одни на площади с солдатами и Вэй Сун.
– Не вижу для тебя другого выхода, – в конце концов заметил Сюй Бихай, – хотя я отметил твое нежелание. Не буду извиняться за то, что защищаю интересы этого военного округа, но могу предложить тебе вино из винограда сорта «сосцы кобылицы» в моей резиденции и сопровождение в квартал развлечений потом.
Тай вздохнул. Ему необходимо решать, и быстро, как далеко он может пойти – и как далеко готов пойти губернатор.
Он все еще злился. Его отцу нравился этот человек. Элементы нужно уравновешивать. Принцесса в Ригиале изменила его жизнь. Такие моменты, как этот, были частью этой перемены. Непохоже, что он будет последним.
– Я не пробовал это вино больше двух лет, – ответил он в конце концов. – И я должен быть польщен возможностью стать вашим гостем. Пригласим и префекта тоже?
На мгновение худое лицо губернатора выдало его изумление. Потом он запрокинул голову и рассмеялся. Тай позволил себе улыбнуться.
– Не думаю, – сказал Сюй Бихай.
Как потом понял Тай, губернатор хотел сказать ему только одну вещь, но хотел сказать это срочно. И сделать это до того, как кто-нибудь другой поговорит с молодым человеком, который сейчас владел достаточным количеством сардийских коней, чтобы повлиять на равновесие сил к концу долгого правления императора.
Вино, приправленное шафраном, оказалось роскошным. Тай честно попытался вспомнить, когда в последний раз пробовал такое вино, и не смог.
Две молодые женщины, которые им прислуживали, были дочерьми Сюй Бихая, незамужними. Каждая одета в безупречные шелка: одна в бледно-зеленый, вторая – в голубой. Платья с низким вырезом, по моде, которая, очевидно, появилась после того, как Тай покинул Синань.
Аромат их духов, у каждой свой, опьянял. У обеих были тонкие, нарисованные брови, подкрашенные сине-зеленым цветом, волосы зачесаны на бок и заколоты экстравагантными шпильками. Они носили туфли с закрытым носом, усыпанные драгоценными камнями, золотые кольца и нефритовые серьги, их глаза смотрели уверенно и насмешливо.
Тай подумал, что это нечестно.
Губернатор сидел, скрестив ноги, на возвышении напротив, одетый в черные одежды, в черной шляпе и с красным поясом. Казалось, он не замечал, какое впечатление производят его дочери на гостя, но Тай был совершенно уверен, что и вино, и освещенная лампами комната, и две изящные, надушенные женщины – все это тщательно спланировано.
Вэй Сун осталась во внутреннем дворе вместе с солдатами. Надеялись, что те двое, которых ранил Тай, выживут. Он спросил об этом, когда они прибыли сюда. Конечно, это хорошо, но напомнило ему о том, что его мастерство уже не то, каким было прежде: ведь он намеревался убить обоих.
Они ели высушенную в пяти специях речную рыбу с тремя соусами, ранние фрукты, поданные в вазах из слоновой кости дочерьми, а не слугами. Они пили приправленное шафраном вино, которое непрерывно подливали в чашки. Говорили о весенних посевах у стен города и вдоль реки, о грозах и о комете, явственно наблюдавшейся на востоке в начале этого месяца, и о том, что она может предвещать. Две женщины принесли воду и полотенца, чтобы они вымыли и вытерли пальцы, которыми ели. Нагнувшись вперед к Таю и подавая ему лакированную чашу с ароматной водой, та, что в зеленом, позволила волосам (в продуманном беспорядке ниспадающим с одной стороны) коснуться его рук. Стиль такой прически – «водопад» – ввела в моду Синаня сама Драгоценная Наложница Вэнь Цзянь.
Это было очень нечестно.
Дочь Сюя чуть-чуть улыбнулась, выпрямляясь, словно почувствовала его реакцию и обрадовалась. Ее отец оживленно произнес:
– Комендант Линь пишет, что предложил тебе должность высокого ранга в кавалерии Второй армии. При этом некоторое количество сардийских коней останется в твоем распоряжении, а подчиненных офицеров ты выберешь сам.
Конец вежливому обсуждению звезд, проса, времени его созревания и наиболее подходящей почвы.
Тай поставил чашку.
– Комендант крепости Линь от имени своего военного округа проявил щедрость, которой я не заслужил, и безупречную учтивость к гостю.
– Он и должен был поступить так. Ведь он честолюбив и достаточно умен, – ответил Сюй Бихай.
– Мне кажется, он хорошо послужит округу, получив повышение по службе. – Тай решил, что обязан сказать это в качестве благодарности коменданту.
– Возможно, – равнодушно бросил Сюй. – Впрочем, его не слишком любят и не боятся, что мешает карьере. Твой отец согласился бы со мной.
– Действительно, – уклончиво ответил Тай.
– Действительно, – уклончиво ответил Тай.
И получил в ответ взгляд собеседника. Две его дочери отошли к двери и встали по обеим сторонам от нее, до того эффектные, что не передать словами. Ему очень понравилась та, что в зеленом. Ее глаза, эта понимающая полуулыбка…
– Вероятно, дальнейшие уговоры с моей стороны не заставят тебя снова подумать о его предложении?
– Я польщен тем, что вы считаете меня достойным уговоров, – тихо ответил Тай. – Но я уже сказал коменданту Линю, – человеку, который мне, между прочим, понравился, – что с моей стороны было бы безумием планировать свои действия до того, как я поговорю об этом при дворе императора.
– С первым министром Вэнь Чжоу?
– Действительно, – повторил Тай.
– Твой старший брат – его советник?
Тай кивнул, вдруг ощутив неловкость.
– Два человека, не любить которых, как я понимаю, у тебя есть причины.
– Мне будет жаль, если вы будете и впредь понимать это так, – осторожно произнес Тай. Его пульс участился. – Мой долг перед Сыном Неба, да правит он тысячу лет, конечно, требует, чтобы я обратился в Синане к его советникам.
Воцарилось молчание. На это утверждение невозможно было возразить, и оба это понимали. Губернатор Сюй поднял чашку, задумчиво сделал глоток. Поставил ее. Посмотрел на Тая, уже с другим выражением:
– Мне тебя почти жаль.
– Я тоже сожалею об этом, – согласился Тай.
– Ты понимаешь, что я имею в виду?
Тай посмотрел ему в глаза.
– Я мог бы выбрать более простую жизнь, если бы решение зависело от меня. Но если мы признаем учение Священного Пути, то мы также признаем…
– Правда? Ты следуешь этому учению?
Обсуждение стало таким личным, что вызывало неловкость. Тай сказал:
– Я пытаюсь. Равновесие. Мужчины и женщины, горячее и холодное, понимание всех пяти направлений. Неподвижность и движение, полярности. Взаимное перетекание подобных вещей больше соответствует моей натуре, чем определенности Учителя Чо, каким бы мудрым он ни был.
– Ты научился этому на горе Каменный Барабан?
Любопытно, как много людей знает о том, что он там был.
Тай вспомнил, как Капель говорила ему об этом – и что еще она сказала. Насколько это может быть полезным. Это окутывает его таинственностью.
Он покачал головой:
– Раньше. Из книг. По этой причине я и поехал туда, – он не видел причины лгать, до определенного момента. Это действительно было одной из причин.
Сюй Бихай кивнул, словно получил какое-то подтверждение.
Еще одно долгое мгновение он смотрел на Тая, потом, словно опять говорил всего лишь о возделывании полей или о дождях в начале лета, тихо произнес:
– Я понимаю, что ты должен проконсультироваться во дворце перед тем, как начать действовать, но я скорее убью тебя сегодня ночью и допущу потерю всех этих коней для империи, а потом отправлюсь в ссылку на смертоносный юг или совершу самоубийство по приказу чем позволю отдать их Рошаню. Это тебе необходимо знать, господин Шэнь Тай…
Обещанные солдаты сопровождения доставили его на носилках губернатора в квартал развлечений. Он уже давно не бывал в подобных местах. Подушки были мягкими, в них стоял аромат алоэ. Тай почувствовал, что слегка пьян.
Носильщики остановились. Тай раздвинул занавески и увидел довольно красивый вход в Павильон удовольствий Белый Феникс. Павильон имел новую крышу и крытый портик, фонари висели у входа, наверх вела широкая лестница, а двери были распахнуты в теплую ночь.
Начальник охраны Тая поднялся по лестнице и переговорил с немолодой женщиной у входа. Тай понял, что ему не позволят здесь платить сегодня ночью, но ничего не мог с этим поделать, иначе проявил бы неучтивость.
Солдаты знаками показали, что подождут его. Он хотел их отпустить, но это было невозможно, если они получили приказ от губернатора, а Тай понимал, что они его получили. Потом они отнесут его назад, в гостиницу. Если он проведет здесь всю ночь, они останутся с носилками снаружи до утра. Теперь так и будет. Люди вкладывали в него капитал. Он мог бы попробовать отнестись к этому с юмором, но это оказалось трудным.
«Я лучше убью тебя сегодня ночью. Это тебе необходимо знать».
Убийство как альтернатива вложению капитала, криво усмехнулся Тай. И учитывая последствия, такие неотвратимые и такие суровые даже для губернатора, – поскольку сообщение уже отправлено в Синань и там очень скоро узнают о конях, – заявление Сюя имело свой собственный бескомпромиссный смысл.
Рошаню нельзя позволить получить коней.
Рошань – это прозвище, данное давным-давно солдатами и принятое двором. Настоящее имя этого человека – Ань Ли. Некогда он был варваром-кавалеристом, потом офицером, генералом, а теперь стал военным губернатором и сам командовал армиями Седьмого, Восьмого и с недавних пор – также и Девятого округа. Человек, за которым все наблюдали. И которого боялись.
Тай слишком долго отсутствовал. Существовали элементы – соотношения сил, которые ему необходимо знать, а времени у него было совсем немного.
«Мне тебя почти жаль» – вот еще одна фраза Сюй Бихая. У Куала Нора, среди призраков, тагур с синими татуировками сказал ему почти то же самое.
Он видел Рошаня всего один раз, в парке Длинного озера, когда тот наблюдал за игрой в поло принцев и аристократов. Генерал, приехавший на время со своей базы на северо-востоке в Синань, чтобы получить еще одну награду (и дворец в городе в подарок), сидел в группе приближенных императора. Его невозможно было ни с кем спутать, эту громадную тушу, одетую в блестящие, ярко-красные одежды. Его смех разносился по всему лугу.
Он не всегда был таким толстым, но только человек старше Тая мог помнить те дни, когда Ань Ли еще сражался. Сегодня он бы раздавил своим весом коня.
Говорили, что он все время смеется, даже когда убивает людей. Что он так и не научился читать. Что ему дает советы степной демон. И что он подарил императору какие-то снадобья для наслаждений во тьме, когда стареющий Тайцзу обратил свой взор на юную красавицу Вэнь Цзянь и отдал ей свое сердце.
Еще говорили, что единственным человеком, которого боялся Рошань, – и боялся его очень сильно, как и все остальные, – был бесконечно коварный, расчетливый, ныне покойный первый министр Цинь Хай.
После смерти Цинь Хая появился новый первый министр, и пусть Вэнь Чжоу был любимым двоюродным братом Драгоценной Наложницы, обязанным своим назначением этому факту не меньше, чем чему-либо другому, Рошань также был любимцем императора. К тому же давно поговаривали, что он не менее близок к изысканной Цзянь, – а возможно больше, чем просто близок, в зависимости от того, какому слуху вы поверили.
На ночной улице у дома куртизанок в квартале удовольствий Чэньяо Тай вспоминал тот летний день в парке и то, как смотрел издалека на тучную фигуру военного губернатора, внутренне содрогаясь, представив себе такого мужчину, сжимающего в тисках сокрушительных объятий самую прекрасную женщину их века. К тому времени Цзянь уже прославляли в стихах и называли одной из четырех великих красавиц Катая, если начать счет от Первой династии и императрицы Нефритовая Жемчужина, ныне пребывающей среди бессмертных.
Сюй Бихаю Тай просто сказал, что постарается посоветоваться с как можно большим количеством людей прежде, чем решит, что ему делать. А потом выразил готовность вернуться на запад и встретиться там с губернатором, снова выпить и поужинать, – может быть, в присутствии его очаровательных дочерей.
Одна из них, по прежнему стоящих у двери, хихикнула при этих словах. Но не та, что в зеленом. Та просто посмотрела на Тая, и выражение ее лица вдруг стало трудно прочесть.
Вспомнив о них обеих, он вернулся мыслями к дому, перед которым стоял. Тай был не в самом лучшем состоянии, выпив столько вина с шафраном, чтобы решать вопросы двора и соперников-губернаторов. Неужели нельзя на одну ночь отложить эти вопросы? В конце концов, он впервые в городе после двух лет отсутствия.
Двери дома были широко раскрыты. Он видел свет внутри. Распорядительница улыбалась ему из-под двух красных фонарей. Конечно, эта улыбка приглашает его войти. Это ее работа здесь, и ее только что поставили в известность, что все – все, что угодно, – что бы ни пожелал этот молодой человек, следует ему предоставить, а счет оплатит губернатор.
Для начала «этот молодой человек» хочет еще вина, решил Тай. «Мудрость – в чаше», говорили поэты. Остальное может последовать, когда весенняя ночь будет в разгаре и взойдет поздняя луна.
Он услышал внутри голос, декламирующий стихи, поднялся по широким красивым ступеням между фонарями, сунул женщине у двери монету и вошел в Белый Феникс.
Глава 8
Смехотворное преклонение катайцев – а другим словом это и назвать нельзя! – перед поэзией и чтением стихов пьяными поэтами остается неразрешимой загадкой для Эмбер и глубоко ее раздражает. Эмбер родом из Сардии, у нее волосы медово-золотистого цвета, отсюда и ее имя[5]. Не особенно изобретательно, но имена куртизанок всегда такие.