— Какие вы, однако, пикантные мелочи замечаете, — фыркнул Михаил Овернский. Загремел ключами, подбирая нужный. — Жак, давай вперед.
Верный слуга преподобного остановился на третьей сверху ступени. Присел на корточки, коснулся указательным пальцем камня, покрытого темно-багровыми пятнами. Принюхался.
— Кровь. Свежая, нынешняя ночь.
Преподобный многозначительно взглянул на Рауля.
— Занятно. Тут вы оступились? Предположим, что разгуливая во сне можно запереть двери собственного дома. Но, простите, как вы сумели проникнуть в монастырь? Келарь скорее изойдет черной желчью, чем допустит в подвал чужака и тем более позабудет закрыть вход в кладовые! Замок не трогали несколько дней — в скважине застыла талая вода, пришлось выковыривать льдинки...
— Теперь-то вы мне верите?
— Я верил с самого начала. Оставалось убедиться лично. Знаете, что вызвало наибольший интерес в вашем рассказе, мессир Ознар? Человек, которого вы именуете «Сереньким». Загадочный преследователь и соглядатай. Он шел за вами с Жанин от самого дома?
— Возможно. Заметил его на улице Сен-Сернен. Ведьма посоветовала не беспокоиться — якобы он безвреден и не опасен.
— Но кто таков не объяснила, конечно? Хорошо, оставим пока данный казус, однако в безвредность людей, так настойчиво и искусно скрывающих свою внешность и намерения используя магию, я не верю. Ваш сон приобретает черты реальности, но это вовсе не отменяет предположения, что капли крови принадлежат монаху-каштеляну, обходившему ночью подвалы с проверкой — все ли двери закрыты? Порезался, кровь носом пошла, да всё, что угодно!
— Сомнения, сомнения и вновь сомнения, — вздохнул Рауль. — Существует в природе хоть что-нибудь, в чем вы сомнений не испытываете, брат Михаил?
— Святая вера Христова, — резонно ответил преподобный. — В вере, осмелюсь надеяться, вы тоже не колеблетесь?.. Ведите, куда дальше?
— Прямо, через галерею с ледником, винный подвал и потом в оссуарий. Запомнить было нетрудно.
В хранилище костей преподобный остановился. Коснулся груди там, где под рясой был спрятан гермесов Керикон. Неужто заметил необычное?
— Шепчутся, — после долгого молчания проронил Михаил Овернский. — Вы были правы. Крайне необычный оссуарий — я бывал на кладбищах Невинноубиенных младенцев, Сен-Жермен-де-Пре и Сен-Дени в Париже, усыпальницах Клюни и в монастыре Монте-Кассино, но там погребенные предпочитали безмолвствовать. Жак, будь любезен, посвети!
Преподобный указал на пирамиду черепов у северной стены, видимо наистарейшую, еще времен святых Вааста и Ремигия, а то сложенную и до прихода в Артуа христианства. Аккуратно снял одну мертвую голову с вершины пирамиды, провел пальцами по шву меж костей свода.
— Этому черепу лет примерно четыреста, — сказал брат Михаил. — Франк или норманн, племена родственны. Теперь посмотрите вниз, на основание груды. Разницы не замечаете?
— Галл? — предположил мэтр, вглядевшись. — Атребат или беловак?
— Сомневаюсь. Вы давно наблюдали свое отражение в зеркале, мессир Ознар? Напомню, что Ознары есть младшая ветвь дома Вермандуа, дворян природных, ведущих родословие от вождей племени веромандов признавших власть Рима тысячу четыреста лет тому. Кельтской крови в ваших жилах не меньше половины — глаза голубые, волосы темные, кость широкая. В отличие от белобрысых германцев-франков, фландрийцев или завоевателей-норманнов. Это — кто-то другой...
Под словом «это» Михаил подразумевал несколько черепов за столетия наполовину погрузившихся в слежавшийся грунт подземного коридора. Что не мешало остовы как следует рассмотреть.
Подозрительный цвет кости, — сероватый, с едва заметным голубым оттенком, — еще можно было бы списать на исключительную древность захоронения, когда сложенная из бревен церквушка святого Вааста была величиной с деревенский дом. Совсем другое дело — чрезмерно выдающиеся надбровья, куда более вытянутый свод черепа и слишком массивная нижняя челюсть. Сохранившиеся зубы, впрочем, обыкновенные, как у всех людей. Никаких тебе звериных клыков.
— Когда пришел Цезарь, здесь жили многие народы галльского языка и корня, — сказал преподобный. — А до галлов? Кто? Сам Цезарь упоминает в своих записках об иных, вымирающих племенах обитавших уединенно, на побережье нынешней Бретани и непроходимых лесах разделяющих Галлию и Германию. Люди странного обличья, разговаривающие на странном наречии и использующие не менее странное колдовство, неизвестное как римлянам, так и покоренным Республикой галлам...
— Я слышал много преданий о «старых народах», — тихо ответил Рауль. — Потерянные колена Израилевы, не упомянутые в Библии потомки Ноя ушедшие на север после Потопа. Наконец, гипербореи или атланты из языческих сказаний. Сейчас разобраться невозможно, столько веков прошло! Вдруг это Древние? Не-люди? Некоторые из них были похожи на человека, в Нарбонне мне показывали череп настоящего кентавра, не отличишь!
— А мне в Нантере как-то предъявили бедренную кость святой Женевьевы во младенчестве, — язвительно сказал преподобный. — При том, что Женевьева протянула восемьдесят лет, успешно пережив знаменитых современников — святых Жермена, Дени, Мартина Турского и Ремигия. Неужто вы поверили? С вашим преотличнейшим университетским образованием?!
— Ну-у... — смутился мэтр. — Всегда хочется верить в чудеса!
— Чудес здесь хоть отбавляй, верно, — охотно согласился брат Михаил. — Амулет Трисмегиста холодный как лед и вздрагивает, прямо указывая на обилие магических эманаций. Вы же остаетесь философски спокойны, следовательно ничего экстраординарного не чувствуете. Так?
— Я не всесилен. Ночью голоса мертвецов различались отчетливо, а сейчас только неразборчивый шепот...
— Пойдемте, и так задержались. По большому счету, какая разница, чьи останки хранит монастырский оссуарий? Ибо нет ни эллина, ни иудея, справедливо? Под святым Петром в Риме упокоены сотни язычников, что ничуть не мешало служить в базилике мессу еще при Константине Великом.
Сквозь толщу камня в подземелье проник тягучий колокольный звон. Час первый, утренняя заря, восход. Лучи дневного светила показались над отдаленной грядой Арденнских гор и позолотили крест на шпиле Сен-Вааста.
— Согласно общепринятым канонам, — сказал преподобный, разглядывая гранитные валуны открывавшие «Дорогу», — любое нечистое волшебство с рассветом должно сгинуть. Апотропей умолк, непреложный закон соблюдается. Давайте посмотрим, на каком же основании возведен аррасский кафедрал? Жак, умоляю, не натопчи — песок, можно понять кто и когда хаживал в подвалы собора... Дай мне факел.
Осмотр занял меньше кварты. Брат Михаил дважды обошел вокруг нагромождения искрящихся вкраплениями кварца камней, определил стороны света (в чем особой сложности не было — достаточно знать, где находится алтарная часть собора) и наконец подозвал Рауля.
— Вы на самом деле сюда приходили, — без обиняков сказал лучший следователь инквизиции по восточную сторону Пиренеев. — Мэтр, потрудитесь снять левый сапог. Спасибо. А теперь а-аккуратно поставьте ногу вот сюда. Перенесите вес тела чуть вперед, словно хотите сделать шаг... Прекрасно! Смотрите внимательно!
Два абсолютно одинаковых опечатка ступни на влажном песке.
— Вот еще два десятка смазанных следов, — преподобный обратился к излюбленной стихии расследования, увлекся. — Ваши, Рауль, определяются безошибочно. Рядом оттиск дамских туфелек на деревянном каблуке. Таким образом мы делаем вывод, что Жанин Фаст пребывала тут во плоти. Как вы назвали ведьму? «Королева Селена»?.. Далее. Это не просто камни, найденные отдельно, принесенные на капище многобожников и сложенные воедино человеческим усилием. Перед нами вершина скального выхода, выветрившегося и начавшего разваливаться еще до того, как Вааст Аррасский принялся за строительство обители — прожилки на породе одинаковые, линии трещин ясно прослеживаются. Там внизу, под нами, огромный гранитный монолит, схожий с Латеранской скалой в Риме. Засим: видите осколки ракушек?
— Когда-то графство Артуа находилось на морском дне?
— Как и весь мир после Ноева Потопа! Но отсюда вода ушла значительно позже, не забудем — Аррас всего в сотне римских миль от побережья! Уточню: это морские, а не речные раковины, поэтому обвинять в их появлении наводнения и подъем воды в Креншоне нет оснований!
— Ваше преподобие, откуда вы всё это знаете? — поразился Рауль.
Жак только ухмыльнулся — он-то знал, каковы истинные способности господина.
— Чтение. Книги. Трактаты, посвященные самым разнообразным особенностям бытия. Мессир Ознар, в университете вас должны были убедить в необходимости совершенствования в самых, на первый взгляд, бесполезных областях науки! Следователь инквизиции обязан не только знать в чем разница между еретиками-альбигойцами, бегинами или патаренами, но и уметь различить стиль письма скрипторов графства Триполитанского времен Второго крестового похода с особенностями начертания буквиц монахами Клюни! В нашем ремесле любая мелочь пригодится.
— Так что же?
— Чисто умозрительные выводы, ничего более. Это место являлось святилищем всегда. В самые незапамятные времена. Возможно, до Потопа. Ранние христиане, чтобы привлечь язычников, строили храмы на месте прежних капищ, святой Вааст исключения не сделал. Меня интересует другое. Объясните: что такое «Дороги»?
— Не знаю, — растерялся мэтр. — Ведьма сказала «просто сделай шаг вперед без боязни».
— Попробуем. Где вы стояли ночью?
— Чуть правее...
— Подойдите. Встаньте на это место. Жак, не отставай! Рауль, не тушуйтесь! Давайте по счету три все вместе: unus, duo, tres! Шаг!
Дорога пропустила Михаила Овернского, Рауля Ознара и неразговорчивого Жака беспрепятственно.
* * *
— Deus Domine, benedictus sis tu, — преподобный помотал головой, словно просыпающийся пес и осенил лоб крестным знамением. — Не может быть! Где мы?
— В лесу, — упавшим голосом сказал мэтр, тоже не поверивший своим глазам. — Кто бы мог подумать! Матерь Божья, это всё по-настоящему!
— Магия? — повернулся к Раулю брат Михаил. — Отвечайте же!
— Н-нет... Наверное! Не знаю! — мэтр начал тихо паниковать. — Я ничего не понял!
Лес. Очень старый. Колоссальные темные стволы, переплетение ветвей в вышине, никакого подлеска — только корявые дубы-гиганты и более стройные буки. Листьев на деревьях нет, что объяснимо: кругом подтаивающий снег, сугробы с почерневшими гребнями, ледяные потеки на бугристой коре. Гулкая тишина, нарушаемая резкими вскрикиваниями одинокой сойки — чжзэ,чжзэ...
— Спокойствие, — внушительным басом сказал Жак. Насупил густые темные брови, глянул в небеса, послюнявив палец поймал ветерок, ковырнул носком сапога наст на снегу. — Мы где-то недалеко...
— Недалеко? — зачарованно переспросил Рауль. — Примерно там, где Юлий Цезарь брал Алезию?.. Во времени и пространстве?
— Помолчите, мэтр, — жестко оборвал парижанина брат Михаил. — Жак знает, что говорит.
— Угол возвышения солнца, — продолжил верный слуга его преподобия. — Мы очутились в подвале Сен-Вааста в начале часа Первого, после восхода. Видите, лучи пробиваются из-за деревьев? Ранее утро, светило отстоит от горизонта на полную ладонь и два пальца. Ветер ночью дул с полуночного заката, septentrionem occidentem[26], направление поутру не менялось — легкий привкус морской соли. Время года одинаковое. Только... Свет какой-то другой, что ли? И пахнет иначе.
— Очень хорошо, — кивнул инквизитор. — Полностью подтверждает мои собственные наблюдения. Предположительно Аррас рядом, на западе. В двух милях, в двадцати или в двухстах, вот вопрос... Мессир Ознар, отчего у вас на лице похоронное выражение и мировая скорбь? Доказано — по Дорогам атребатов можно пройти, не смотря на то, что природа этого явления нам неизвестна!
— Пуща Дуэ, — угрюмо сказал Рауль, сопоставив выкладки Жака и брата Михаила. — Больше негде. Помните слова прево Саварика Летгарда? О чем-то проснувшемся в лесах? Звенья одной цепи.
— Вы поразительно догадливы, — легко согласился преподобный. — Убежден, Жанин Фаст показала вам Дороги неспроста, правда не объяснив в чем их истинное предназначение — думается, ведьма на нашей стороне. Посмотрите внимательно на поляну. У меня возникает чувство, что нечто весьма похожее мы видели совсем недавно...
— Божий круг, — мэтр и мгновения не раздумывал. — Галлы поклонялись звероподобным духам: Церуннос-олень, Эпона-лошадь, бараноголовая змея. Основа их культа — обожествление природы, в том числе и деревьев.
— Цитируете заметки Плиния Старшего на память? — согласно прикрыл глаза брат Михаил. — Анималистические тотемы это прекрасно, но друидами практиковались человеческие жертвоприношения, ритуальный каннибализм и прочие неисчислимые мерзости. Не удивлен, что дебри Дуэ и в наши просвещенные времена жители Артуа считают «дурным местом»...
Прогалина была обширна — шагов в пятьдесят длиной и тридцать в ширину. Создавалось впечатление, что деревья-титаны окружавшие поляну некогда были высажены человеком — равные промежутки между стволами, выверенный овал, некоторые ветви подрезаны еще когда дубки не достигли столь библейских размеров. Тысячу лет назад или даже полторы тысячи!
А вот искусственные дополнения к священным древам позднейшие: вбитые в кору металлические крюки, потемневшие и невзрачные, но ржавчиной не покрытые. Отлиты из серебра, что само по себе необычно. На крюках — человеческие головы, черепа. Темно-коричневые, очень старые, а с ними и относительно недавние, с сохранившимися лоскутьями высохшей кожи и сбившимися в колтуны волосами. На первый взгляд числом в полсотни или чуть поболее.
— Мне это нравится всё меньше и меньше, — сказал Михаил Овернский исследовав один из страшненьких артефактов, висевший на высоте роста человека. Не побрезговал поскрести ногтем покрытую тонкой ледяной коркой скулу на черепе. — Ему не больше года, понимаете? Человека убили, — видимо, принесли в жертву, — прошлой осенью. Гниение плоти остановилось с морозами, сохранность великолепная. Получается, у нас под носом орудует секта язычников?
— Секта? — переспросил Рауль. — Кажется, это понятие применимо лишь к впавшим в ересь христианам.
— Именно к христианам. Именно впавшим в ересь, — четко выговаривая каждое слово ответил преподобный. — Напомните, когда Ремигий крестил Хлодвига Меровея, первого короля франков? Правильно: в четыреста девяносто шестом году от Рождества. Сейчас — тысяча триста сорок восьмой. Никто не убедит меня в том, что адепты искорененного столетия назад язычества могли уцелеть и пронести свое сатанинское учение через неполные девять веков!
— Вывод: это был неизвестный нам магический ритуал, а вовсе не акт поклонения древним галльским божествам! — воскликнул мэтр. — Не ересь, ваше преподобие! Колдовство!
— Bravissimo, как говорят в Италии, — удовлетворенно кивнул инквизитор. — У вас хороший потенциал, мессир — если так и дальше пойдет, смело принимайте постриг, а протекцию в Sanctum Officium я вам обеспечу, из вас получится блестящий следователь Трибунала. Шучу, шучу, не надувайте губы... Suum cuique[27], как справедливо указал Марк Туллий Цицерон в трактате «О природе богов». Не зря мы здесь оказались, мессир Оз...
— Тихо! — поднял руку Жак, невежливо перебив брата Михаила. — Слышите?
Рауль, державший правую руку на эфесе клинка вдруг ощутил, как меч сам по себе подтолкнул его в ладонь. По предплечью прокатилась теплая волна, однозначно расцененная как магическое воздействие.
Что за чудеса? Самый обычный меч, выкованный в Реймсе известным мастером-оружейником прошлого столетия Робером Флери! Отец и дед Рауля никогда и единого намека не давали, что на старинный клинок наложены чары! В любом случае этот факт обнаружился бы давным-давно, едва у Ознара-младшего в ранней юности проявились немалые способности к волшебству!
— Замрите, — на лице Жака, и так не блещущем очарованием, появилось угрюмо-зверское выражение. Примерно так же он выглядел, когда англичане захватили замок Вермель и Жак был готов вместе со своей комитивой броситься на людей графа Арунделла не обращая внимания на огромное численное превосходство данников короля Эдуарда. — Тут кто-то есть...
Цок-цок. Стучат подковы по камню — между дубов рощи друидов лежит множество плоских валунов, скрытых тонким покровом хрупкого снега. Лошадь идет шагом, неторопливо, уверенно. Пофыркивает, когда всадник слегка натягивает поводья, направляя.
Надоедливая сойка умолкла.
Цок-цок.
— Dei Domine, Maria Virgina, — ахнул преподобный. — Мы, вроде бы, именно его искали?..
На противоположную сторону поляны выехал здоровенный статный конь, по виду — потомок фландрийских тяжеловозов и кастильской породы, вобравший все достоинства предков: неимоверно широкая грудь при высокой холке, масть отливающая синевой воронова крыла. Упряжь простая, без украшений. Черные кожаные шоры на глазах.
...Меч Рауля Ознара опять проявил несвойственные холодному оружию качества — почудилось, будто клинок самостоятельно выскочил из ножен, оказавшись в руке.
Под перчаткой мэтра слабо светился закрепленный на оплетывающем гарду ремешке металлический значок похожий на букву иудейского алфавита «алеф» — от него и накатывали импульсы неизвестной магии!
Всадник был под стать коню — человек могучего сложения, высокий и широкоплечий. Доспехи черненые — поверх кольчуги широкий горжет на груди, архаичный шлем-топфхельм закрывающий полукруглой маской лицо. Такие рыцарские шлемы вышли из употребления знатью еще со времен крестового похода короля Людовика IX Святого. Кольчужные чулки. Наручи с серебряными насечками. Роскошный плащ не черный, как показалось изначально, а темно-пурпурный, цвета ночного моря.
А поверх укрытого намётом шлема — сверкающая в солнечных лучах корона высокопробного, чистейшего золота. Девять зубцов в виде тройных листиков — каких именно издалека не разглядеть.