Отработавший инструмент отправляют в переплавку - Михайлов Владимир Дмитриевич 4 стр.


– Умных детей настругали твои родители, – сказал Мастер, и в его голосе мне почудилось удовлетворение. – Логически думать, парни, это искусство, не надо им пренебрегать.

– Мастер, а что сами-то вы предполагаете? – не выдержал второй из троицы, нарушив правило «Капитана не спрашивают».

– Предполагаю, – ответил кэп, – что сейчас все мы, редкой цепью, двинемся на норд-вест, к ближайшему побережью. И по пути туда, а главным образом – на самом берегу будем смотреть очень внимательно. Смотреть, и – я надеюсь – находить разные другие интересные вещи. В зависимости от того, что мы там найдём или не найдём, я и буду делать выводы. В нашем распоряжении ещё два с половиной часа до возвращения на подзарядку костюмцыков – вот за это время мы и должны найти максимум возможного. Включить все средства обнаружения, и – шагом марш!

И мы потопали.

Если бы мы принялись подбирать каждую железяку, обнаруженную нами на берегу в продолжение ближайшего часа, то насыпали бы большую кучу. Я сказал «железяку» именно потому, что такими все они и были: химически чистое железо, из которого, как вы знаете, у нас не изготовляют ни единой детали: мы любим сплавы, и не зря. Здесь же царила химическая чистота – и в тех случаях, когда штука оказывалась изготовленной (если) из титана; таких оказалось процентов десять. Но чем дальше, тем больше интересовал нас не состав, а формы, с которыми пришлось тут повстречаться. Именно они заставляли задумываться всё больше – хотя ничего конкретного в мозгах так и не возникало, а был своего рода мысленный туман, из которого что-то могло выкристаллизоваться, но не обязательно.

Кристаллизация – это слово возникло тут не случайно. Потому что один из нас – помню только, то был не я, – всерьёз занялся анализом одного кусочка, и с немалым удивлением оповестил нас:

– Ребята, это всё – монокристаллы, можете представить?

Мы смогли, конечно, но с трудом, да и без особого удивления. Потому что самым интересным всё-таки оказывались конфигурации.

Насколько я помню, мы практически не обнаружили двух одинаковых деталей. Все хоть чем-то, да отличались друг от друга. Но чем дальше, тем меньше само слово «детали» казалось нам соответствующим обстановке. Да, попадались недоделанные, а порой даже доделанные шестерни разного размера и шага; но они оказывались в меньшинстве. А большая часть скорее подходила под определение «плоды творчества механика-абстракциониста». Или, если так понятнее, бред сумасшедшего. Что вы скажете, например, о той же шестерне, у которой из тридцати зубьев нет и двух одинаковых по высоте? Или: все зубья одинаковы, а вот один-единственный торчит, длиннее прочих раз в шесть. Называть такие штуки деталями язык больше не поворачивался. Но всё то были мелочи по сравнению с тем, что мы испытали, когда третий из ребят вдруг даже криком закричал:

– Эй, давайте сюда, здесь что творится…

И мы поспешили к нему, стоявшему у самого уреза – не воды, как вы уже знаете. Но мне не приходилось забывать о своих прямых и основных обязанностях, поэтому я на ходу предупредил:

– Всем: внимание, внимание! Магнитное поле даёт всплеск, всем усилить защиту!

Так и сделали – и жаль, право же, что со стороны этого никто не видел. Потому что на поверхности наших полевых коконов заиграли такие разряды, такие огни Эльма и северные сияния, что хотелось записать всё на кристалл, только не получилось бы: виднелся бы сплошной снег, с этими помехами нам было не справиться. Ладно, полного счастья не бывает. Я ещё для верности предупредил – хотя каждый наверняка почувствовал это ещё до моего оклика:

– Локальный всплеск температуры и ветер меняет румб – возможен лёгкий накат, беречь ноги!

Тут мы сбежались наконец вместе, чтобы полюбоваться тем, что захотел продемонстрировать нам наш коллега.

Сначала мне – да и другим тоже – показалось, что ничего особенного: всё то же «неразберипоймёшь». Он подсказал:

– Они же возникают тут, что, не видно? Растут!

Тут мы и сами увидели. Только сперва нам показалось, что мы выбежали к узкому заливчику; нет, это оказалось изолированной – ну, ямой, если хотите, омутом – и в нём и росла, не стесняясь нашего присутствия, ещё какая-то механическая патология. Мы стояли, не отрывая взглядов, никак не менее пяти минут – и стали свидетелями того, как магнитное поле снова дало всплеск, и штуковина, которую, видимо, посчитали завершённой, была подхвачена одиночной, только что возникшей в яме волной и мягко выкинута на песчаный бережок. Мы только хлопали глазами. Казалось, все возможные стадии удивления были уже нами пройдены, дальше некуда, – но не тут-то было. Потому что свеженькая хреновина – сейчас это был просто железный прут, длиной миллиметров сто при десяти в диаметре – и на песке не успокоилась, но продолжала медленно катиться – в горку, поняли? И не по прямой, а меняя курс, словно бы разыскивая что-то – а сверху, с этой самой горки, к пруту сползала на сей раз законченная шестерня – круглая, да ещё и с отверстием в центре. Шестерня искала ось, ось искала шестерню – и на наших глазах они нашли друг друга. Кто-то из нас не удержался от ухмылки, другой сказал жалобно:

– Ребята, по-моему, это нормальный сумасшедший дом, и мы тут пациенты.

На что Мастер отреагировал так:

– Хорошо, если бы… Боюсь только, что всё куда хуже.

И опять-таки не стал объяснять, что он хотел этим сказать. Мы же и на сей раз не попытались спросить. Да и не смогли бы при всём желании, потому что тут же последовало продолжение:

– Значит, так: сейчас возвращаемся. Берём полную дозарядку. Мобилизуем ползуна. Группу увеличим за счёт подвахты. И попробуем добраться до тех мест (и он указал рукой в сторону близкого предгорья). Тут картина, по-моему, ясна, а вот что увидим там – это по-настоящему интересно.

Мне, да и всем остальным, наверняка показалось, что насчёт ясности он изрядно преувеличил. С другой же стороны, капитан только тогда подлинный Мастер, сиречь Хозяин, когда знает больше и соображает лучше своих подчинённых, чьими судьбами распоряжается. Так что оставалось лишь по-прежнему выполнять приказания, что мы и сделали. Я только спросил:

– Экспонаты прихватим с собой?

– Естественно. Пять минут на отбор. Только избегайте дублирования. По одной – самых характерных конфигураций. На борт пока заносить не станем. Начали!

Когда мы на ползуне уже приближались к предгорьям – теперь нас стало шестнадцать человек, идти были готовы ещё не менее десятка, но я настоял на шестнадцати, чтобы не перегружать машину, – стала заметно ухудшаться погода (если то, что там было, вообще можно назвать этим словом). Правда, ветер теперь дул нам в спину, и это вроде бы облегчало задачу. Но он начал усиливаться, что обещало некоторые сложности при возвращении. Пусть пока проблемы ещё не возникло, но другие перемены требовали немедленного внимания и – порой – реагирования. Какие перемены? Перечисляю: усиление магнитного поля; повышение температуры; после пересечения разлома – переползти через него нельзя было, пришлось прыгать с разгона – ощутимое содрогание грунта; увеличение статического заряда; остальное – мелочи. В кабине ползуна мы чувствовали себя достаточно надёжно защищёнными. Но временами становилось необходимым высадить группу, потому что ведь мы ехали ради каких-то новых находок, а не просто чтобы встряхнуться. Так что пришлось сделать три остановки – в тех местах, где обнаруживалось нечто, мимо чего никак нельзя было проехать.

Что я имею в виду? В общих словах: всё чаще попадавшиеся и всё более сложные – ну как бы поточнее назвать – фрагменты конструкций, в большинстве своём совершенно непонятного нам назначения. Похоже, именно наверху, в горах вовсю резвились механики-абстракционисты. С каждой точки мы прихватили по хорошему образцу, взяли бы и больше, но багажный отсек был уже полон, да и грузоподъемность наша практически исчерпалась. На каждой последующей остановке мы действовали всё более уверенно и, я бы сказал, спокойно, потому что устали удивляться, не старались вникать в то, что видим, ворочаем и грузим, а думали именно только: как поднять и как уложить и закрепить понадёжнее. Мы не обращали больше внимания на то, что в гору непрерывно – отставая от нас, когда мы двигались, и обгоняя, когда ползун останавливался, – то ползли, то прямо кубарем катились те же самые первичные, так сказать, детали, которые на наших глазах возникали внизу из перенасыщенного раствора. Ну, ползут вверх – и ползут, видимо, тут комбинированно действуют крепкий ветер и магнитное поле, а почему, по какой программе и с какой целью всё действует – размышления об этом мы откладывали на потом. Когда компьютер ползуна тревожно засигналил и выдал информацию о том, что риск пребывания здесь перевалил за шестьдесят процентов, мы с ним охотно согласились, потому что за бортом машины шёл уже буквально электрический дождь – непрерывные разряды, – атмосфера не только текла всё быстрее, но и сотрясалась при этом, и грунт, над которым мы ползли, теперь то была, судя по анализу, гранитная плита, вибрировал в полном соответствии с атмосферой. Я осторожно кашлянул, прежде чем доложить Мастеру:

– Пора уносить ноги. Иначе…

– Вижу, – откликнулся он с явным неудовольствием в голосе. Чувствовалось, что ему очень хотелось добраться до недалёкой уже вершинки, но интересы людей и корабля требовали организованного отхода на исходные. Так что он ещё немного покряхтел, как и обычно перед выполнением неприятного действия, и скомандовал:

– Обратный курс. По записанному треку. Без отклонений.

Сделать это было куда труднее, чем сказать: мы ползли по узкой расщелине, в которой никакой разворот не был возможен. Компьютер прочитал обстановку, и ползун дал задний ход; так нам предстояло проползти с полкилометра, и только тогда выполнить нужный манёвр. Я просто не успел кинуть взгляд на счётчик, когда наконец и случилось то, чего любой из нас подсознательно ожидал с самого начала. Большая неприятность. Я искренне благодарен всем и каждому, кто в тот миг находился в машине, за то, что никто не вскрикнул, не проговорил, даже не прошептал ни единого слова, по связи слышно было только, как кто-то вздохнул. И тут, как и обычно, исключением из правила оказался сам Мастер, и мы услышали:

– Ну да, так и есть…

Вероятнее всего, слова эти относились к следующему факту: горка, которую мы штурмовали и с которой теперь пытались отступить без потерь, оказалась не чем иным, как вулканчиком, и он не нашёл лучшего времени для очередного приступа активности, чем вот эти самые мгновения.

Волей-неволей нам приходилось наблюдать это действо с самого начала. Мы были совершенно бессильны, не могли даже увеличить скорость – компьютер и так вёл машину на допустимом в этих условиях пределе – оставалось лишь закрыть глаза, но на такое у нас просто не хватило сил. Каждому показалось необходимым самому увидеть, в какой именно миг лава перевалит через край подразумевающегося кратера и кинется за нами – просто потому, что у неё другого пути и не было. Так что мы видели во всём великолепии и фейерверк, устроенный, похоже, именно в нашу честь, и слышали лихую работу здешнего ударника, ту дробь, которую он сыграл, швыряя пригоршни камней – хотя, может быть, то были такие же бракованные детали, на какие мы уже насмотрелись – о гулкий корпус ползуна. Этого мы не очень испугались; но вот удастся ли удрать от расплавленной магмы, с какой скоростью она потечёт и через сколько минут настигнет нас – представляло серьёзный повод для бесполезных размышлений. Мастер лишь ввёл в комп новый корректив – и нам осталось только ждать.

Но лавы так и не появилось. Не поймите этого так, что стрельба была холостой и из кратера не выскочило вообще ничего. Вот именно – выскочило. Но не лава. Нечто другое. Увидев и осмыслив это, ни один из нас, боюсь, не смог удержаться от выражений, какие я, с вашего позволения, воспроизводить не стану.

Впрочем, вряд ли стоит всё это так подробно расписывать: если не все, то большинство из вас уже видели видеозапись, поскольку писалось вообще всё, что происходило во время нашей вылазки – до того самого мгновения, когда это разбило и нашу последнюю внешнюю камеру.

Это. Так мы – участники эпизода – и сейчас называем его, хотя вообще-то названий была предложена уйма: диномех, психозавр, кошмар-плюс, кривая смерть и ещё не знаю, сколько. Мы не приняли ни одного, потому что они ничуть не помогают тем, кто не видел, представить то, что, перевалив через гребень, весьма уверенно двигалось к нам. Лично у меня есть лишь минимальные требования к названию: из него должно быть ясно, что то была – по нашим представлениям – машина. Не менее ясно должно быть, что это вело себя, в общем, как живое существо, – или квазиживое, если хотите. Вы говорите – робот? Такое и нам сразу пришло в голову, однако Мастер…

Но об этом скажу чуть позже. Потому что пока мы всё ещё отползаем по расщелине с однорядным движением, а это следует за нами несколько быстрее, чем мы отступаем, потому что оно чувствует себя в этих условиях куда увереннее нашего. Хотя бы потому, что опирается, как мы почти сразу увидели, не только о дно расщелины, но при надобности – о склоны: лапами, щупами, антеннами, называйте как угодно. Ещё что-то тянет вверх, как мы потом разобрались – ориентируется на горячую тучу, а ещё что-то – в нашу сторону, вернее всего не ради знакомства с нами, а просто оценивая дорогу. По грунту оно перемещалось не при помощи колёс, ног или, скажем, гусениц; всё его дно – или брюхо, как называют другие – было утыкано – назовём их патрубками, или, может быть, выхлопами, через которые подавалось – иначе объяснить этот эффект нельзя – нечто под давлением, вернее всего та же атмосфера. При каждом таком импульсе мелкие обломки взлетали фонтанчиком, потому я и считаю, что механизм движения был именно таким. Что было у него внутри – за то, чтобы увидеть это, каждый из нас отдал бы, пожалуй, немалый кусок своей жизни; но это сейчас, а тогда нам так не казалось, и потому такой возможности мы не получили. Сейчас объясню, как и что. Но сперва напомню, что размеры этого «явления» превышали наши – ползуна – не менее чем вдвое. И поскольку трудно было рассчитывать, что это обладало ко всему ещё хотя бы начатками гуманности, никто из нас не сомневался, в чью пользу закончится игра, если произойдет столкновение. Какая-то сила требовала, чтобы это спускалось вниз, дорога была только одна, мы были препятствием – и оно бы постаралось устранить нас, только и всего. Я, отвечающий за безопасность, в эти секунды горько пожалел о том, что наш ползун не нёс никакого вооружения. Оно очень пригодилось бы. Хотя бы по той причине, что пока мы, отползая, переживали всё происходящее, кратер выдал ещё один салют, и ещё что-то перевалило через гребень и двинулось вслед за первым – иными словами, за нами.

К этому мгновению нас разделяло метров сорок, и было уже совершенно ясно, что доползти до расширения, чтобы развернуться, мы просто не успеем. Поэтому я отважился высказать своё соображение:

– Кэп, по-моему, пора что-то сделать.

На что он ответил:

– Прямо беда: каждый тут считает себя самым умным!

И тут же, без перерыва:

– Башня, башня! Я – первый. Получите приказ!

Откровенно говоря, я предполагал, что со связью у нас возникнут затруднения: в атмосфере помех было больше, чем самих газов, её составляющих. Чтобы получить хоть какую-то устойчивость, надо было перейти не только на другие частоты, но и на другую связь вообще – в том поле, в котором мы общаемся в сопространстве. К моему удивлению, корабельные связисты так и поступили, не дожидаясь моей подсказки; выходило, что и в самом деле у нас полно умников. Так что у Мастера сразу же возникла возможность поставить задачу. Но он прежде всего навёл справки:

– Как идёт зарядка?

– Ноль восемьдесят пять заряжено. Продолжается нормально.

– Слушай приказание. Заправку закончить немедленно. Плюсовой зонд перенацелить… Вы нас видите?

– Ясно видим, – последовало после паузы, которая лично мне показалась слишком уж долгой. Хотя на самом деле она была в пределах нормы, но мы к этому времени – все, кто был в ползуне – стали какими-то уж очень нервными.

– А движущийся объект в пятидесяти… отставить, в сорока пяти метрах от нас?

– Чётко видим, – на сей раз башня обошлась без паузы.

– Перенацелить зонд на объект. Вести на пределе скорости. Провести над нами и таранить объект. Как поняли?

С запинкой ему ответили:

– Кэп, зонд может не выдержать столкновения. Мы его лишимся…

– Может, ты будешь выбирать, чего лишиться лучше: зонда – или нас?

– Вас понял.

– Слава Создателю. Слушай внимательно: главное – чтобы он прошёл точно над нами. Отсюда мы доведём его сами. Всё. Выполнить немедленно!

– Есть выполнить немедленно, – услышали мы, и я подумал, что вообще-то хорошо, что наш Мастер старался поддержать на корабле флотскую дисциплину, хотя на исследовательских кораблях её встречаешь сравнительно редко.

Ну, остальное было, как говорится, делом техники. Мы перехватили управление зондом даже раньше ожидавшегося, когда он был только на подходе. Нас отделяло от этого тридцать с небольшим метров, и то была последняя дистанция, на которой, по нашему расчёту, нас не должны были задеть тяжёлые обломки нашего зонда и местного чудища; удары лёгких мы надеялись перенести без повреждений, несовместимых, как говорится, с жизнью. Расчёт оправдался. Столкновение было образцовым, лобовой таран. На несколько секунд атмосфера в том месте превратилась в смесь газов и летящего железа, причём железо преобладало. Научный глава экспедиции, вошедший в расширенный состав группы (хотя Мастер при этом очень выразительно морщился), не утерпел и тут же заявил:

– Капитан, я настаиваю на том, чтобы немедленно сделать остановку. Это была первая завершённая конструкция, и даже обломки её могут дать нам…

Назад Дальше