– О боже!.. В балетном училище есть биология? – шутовски возопила Ирка. – Это такой предмет, где объясняют, чем женщина отличается от собаки.
– Вы полагаете, Ирина, что я скоро стану… бабушкой?
Ирка едва сдержала приступ хохота.
– Полагаю, да.
– А собачкам делают… аборты?
– Даже некоторые женщины отчего-то не пользуются подобной привилегией, предпочитая уничтожать уже вполне зрелый… приплод, – вполголоса проговорила Ирка.
К окончанию университета Ирина Смирнова обросла легендами разной степени – от творения светлейшего добра до исчадия чернейшего зла, – и клиентурой. У кого-то был запойный сынок-мажор…
[– Он действительно перестанет пить?
– Действительно.
– Навсегда?
– Нет. Ровно до тех пор, пока я жива. Если он меня переживёт – вполне может снова начать пить после моей смерти. До тех пор – в рот не возьмёт.
– Мы будем за вас молиться.
– Вот от этого точно ни вам ни мне вреда не будет. ]
…у знакомых «одних хороших знакомых» – дочь никак не могла выйти замуж…
[– Неужели всё так просто?! Всего лишь пить свежесваренные дрожжи из хмеля по два стакана в день? И сколько? Пока замуж не выйдет?
– Ровно до тех пор, пока чирьи не пройдут. И обратитесь к хорошему врачу. Скажите ему умное слово «аутогемотерапия». Сперва со здоровьем своей дочери разберитесь. А замуж – после – она как-нибудь сама выйдет. ]
…у подруги Марьи Петровны – «той, что работала с Верой Никитичной» – пропала фотография покойного мужа…
[– Благодарю вас, Ириночка! Чтобы я без вас делала?! Ума не приложу, как она попала под диван?
– Без меня вы бы никогда не убрали под диваном. Потому что попала она туда ровно два года назад, когда вы демонстрировали её родственникам на поминках. ]
…и так далее, и так далее, и так далее. Кому карты раскинет, кого к врачу отправит. Этого – загипнотизирует, той – словом добрым мозги промоет.
– Ведьма эта ваша Смирнова, – перешёптывались иные.
– У девочки просто ярко выраженные экстрасенсорные способности. И если мы не можем чего-то объяснить, то это вовсе не означает, что это чудо. Просто нам ещё неизвестны механизмы! – успокаивали себя и окружающих те, что поразумнее.
«Ведьма» Смирнова посмеивалась.
Ирка отлично зарабатывала. И потому преспокойно могла позволить себе поступить в аспирантуру на одну из мудрёных кафедр физмата. Родители её не трогали – ночует она дома или уезжает куда – её дело. Как-то раз сорвалась в чём и как была – только паспорт в сумочку закинула и деньги. Через две недели телеграмму прислала: «Бабушка умерла зпт послезавтра похороны тчк». На похоронах не плакала. Ни мать, ни отец, ни брат Кока, никто из приятелей, друзей и знакомых не видели, чтобы Ирка хоть раз, хоть когда-нибудь плакала. Даже тогда, когда умер щенок, принесенный ею с помойки. Обыкновенная маленькая дворняжка с перебитыми задними ногами. Ирка билась два дня – и проиграла. Первый раз. Щенок умер. Ирка кухонным ножом разрезала себе кожу на левой ступне – и что-то наговорила в рану. Щенок не воскрес. Но одному из жильцов соседнего дома, грузчику овощного магазина, хорошо известному всей округе своей беспричинной жестокостью, внезапно рухнувшим транспортёром раздробило ноги. И даже хуже – разорвало спинной мозг на уровне пятого поясничного позвонка.
Шла первая четверть седьмого класса. Внезапно, без предупреждения, приехала бабка и увезла Ирку с собой, даже не обратив внимания на родительские возгласы по поводу школы.
– На этот раз тебе ничего не будет. Но я проживу меньше положенного. Никогда так не делай. Ты – слуга, а не судия и не палач.
Вот тогда – после слов бабки – Ирка и плакала. Первый и последний раз.
А рана на ноге ещё долго гноилась.
– Почему ты не прислала телеграмму раньше? Я даже не попрощалась с матерью!
– Прощайся, – Ирка кивнула на гроб.
Больше ни на похоронах, ни на поминках Ирка никому ничего не сказала. После сорока дней сгребла в кучу бабкины иконы, молитвословы, многочисленные библии и какие-то пыльные фолианты и всё перетащила к себе в город.
На кафедре никому и в голову не пришло поинтересоваться, где пропадала аспирантка Смирнова почти два месяца. Все приветствовали её так, как будто расстались только вчера.
После более чем успешной защиты она была зачислена на должность ассистента одной из мудрёных кафедр физмата.
Как-то раз на одной из многочисленных вечеринок она встретила Борю. Он был с видной дамой и с обручальным кольцом на безымянном пальце правой руки. Но какое это имело значение, если Ирка увидела, что их дочь – Юлия Борисовна – будет заниматься бальными танцами, учиться на философском факультете университета и в возрасте двенадцати лет принесёт домой щенка с помойки.
Через месяц они с Борей стали жить вместе.
Через два года – когда Юлии Борисовне миновал годик – они поженились. Борина жена долго не хотела давать развод, а как только Ирке закрадывалась в голову мысль немного форсировать события – страшно начинал ныть шрам на левой ступне.
– Ладно, бабушка, всё-всё… Я всё помню. Я – слуга, а не судия и не палач, – шептала Ирка.
Она так и осталась Смирновой. Да и Юльку на свою фамилию записала. Уж слишком у Борьки было забавное еврейское прозвище. «Кружит спутник по орбите, на виду планеты всей – там висит Кронштейн прибитый: первый в космосе еврей!» – торжественно декламировала Ирка любимому мужу, будучи в игривом расположении духа. (Юлька, достигнув паспортного возраста взяла двойную фамилию. Чтобы папу любимого не обижать и потому что «прикольно же!».)
Работал Борька массажистом в весьма престижной больнице, в отделении физиотерапии и реабилитации. Основной профиль – травмы позвоночника. Иногда «брал работу на дом»: в смысле, занимался ремеслом на дому у пациентов. Как-то раз взял с собой Ирку:
– Познакомишься. Интересный чудак. Главный врач родильного дома, а верит во всякое такое… Ну, чем ты занимаешься, – осторожно начал Борька. Будучи старше Ирки на двенадцать лет, он побаивался свою жену, хотя и обожал. – Он после автомобильной аварии в травму попал. Потом, как водится, к нам. А сейчас вот на дому его работаю. Платит хорошо. Пару раз поболтали под чай с плюшками, я ему о тебе рассказал – он заинтересовался. Я обещал познакомить. Пойдёшь? – несколько виновато поинтересовался Борька.
– С удовольствием. Чего морды корчишь, как нашкодивший кот? – засмеялась она и щёлкнула мужа по носу. – Не бойся, сегодня в жабу не превращу!
Главный врач родильного дома действительно оказался «интересным чудаком». Уже через полгода Ирка уволилась с кафедры и получила в собственное пользование помещение в административной части родильного дома. На дверях кабинета висела табличка: «Ирина Владимировна Смирнова. Психолог. Кандидат наук». Каких наук – табличка не уточняла. Зато некоторое время спустя контрольно-ревизионное управление пожелало уточнить, отчего это кандидат физико-математических наук числится в лечебно-профилактическом учреждении психологом? Главный врач срочным образом заслал Ирку на заочное обучение по требуемому профилю. Приняли её, как положено, сразу на второй курс. В общем, вышла «пятилетка в два года» – в лучших традициях прежних времён.
Чем Ирка занималась в родильном доме? Всё тем же, чем прежде: вела приём страждущих найти, перестать, начать, уйти, выйти и просто «раненых в голову всякой ерундой». Отдавая оговоренный процент прибыли в кассу родильного дома. При этом – не платя за аренду помещения, санэпидстанцию, пожарную и прочие инспекции и за лицензии – этим всем занимался главный врач. Процент, к слову, был весьма терпимый – куда меньше того, что взимает государство с частных предпринимателей. Почему главный врач был так лоялен к Ирке? Почему носился с ней, как с писаной торбой? Ирина Владимировна Смирнова могла останавливать маточные кровотечения. Самые страшные в акушерстве и гинекологии – гипотонические. В родзале. И в операционной. Выяснилось это совершенно случайно.
Между Иркой и врачом родильного дома с первого взгляда возникло большое и светлое чувство. И чувство это было дружбой. Такое случается, кто бы что ни говорил. У них как-то сразу нашлись общие темы для разговоров, да и жену его Ирка быстренько избавила от нервического состояния. К слову – вовсе не безосновательного, потому как бабником «женский» доктор был знатнейшим. Подивившись такому чудесному преображению супруги всего лишь после парочки «ничего так себе особенного» бесед с Иркой, главный врач уточнил:
– И ты так с каждой можешь?
– Как? – переспросила хитрая Ирка.
– Вот так. Тренди-бренди-гусельки, у вас тёплые ноги и больше вам от жизни не нужно ничего!
– Вот так. Тренди-бренди-гусельки, у вас тёплые ноги и больше вам от жизни не нужно ничего!
– Ну, плюс-минус с каждой – зависит от того, какие конкретно струны на «гусельках» задеты, какова жизнь в общем и целом, насколько дама внушаема и так далее. С одной достаточно простого трёпа, с другой – надо подключать руки, а к третьей и вовсе «подключаться» надо, а это меня выматывает, и так я поступаю только в тех случаях, если дело того стоит. И я не деньги имею в виду.
– В общем, мозги можешь запудрить любой, – констатировала главврач.
– Могу, – уверенно кивнула Ирка.
– А теперь скажи мне, какие бабы самые невменяемые?
– Все, – она рассмеялась.
– А среди всех?
– Нелюбимые, неустроенные, злые, врушки, пустышки…
– Ира!
– Ладно-ладно. Конечно же, я знаю, каких именно ты имеешь в виду.
– Вот именно!
Его родильный дом был одним из лучших в городе. Возможно, врачом он был и не бог весть каким, но организатором – гениальным. Именно у него первого появились палаты повышенного комфорта. Именно в его родильном доме к женщинам стали более-менее свободно допускаться мужья и родственники. Ещё тогда, когда ни в одном родильном доме подобного не наблюдалось.
– Слушай, Ирка, заходи ко мне в роддом. Кофе с коньяком выпьем, о жизни поболтаем, кабинет мой рассмотришь, а? – никакого особенного плана у него пока не было.
– Ладно, – как ни странно, Ирке захотелось сходить в родильный дом, выпить в кабинете этого отличного дядьки кофе с коньяком и… и что-то должно было произойти.
И произошло.
Как раз в тот момент, когда Ирке был вручён толстый фотоальбом счастливых мам – он завёл такой обычай: фотографировать всех при выписке, на обратной стороне фотографии: фамилия-имя-дата-пол ребёнка. К этому делу был приставлен специальный человек. Вложения и усилия минимальные – зато какая картотека и о роддоме память (естественно, фотокарточка вручалась – или дама сама за ней приходила или оставляла адрес и получала по почте). И роддому – польза. «Представляешь? Там даже фотографируют и преподносят букет цветов от главного врача! Мне понравилось. Второй раз тоже туда рожать пойду!» Сарафанное радио – всё ещё самый мощный рекламный инструмент.
Только Ирка собралась поподробнее рассмотреть лица – фотоснимки говорят о людях гораздо больше, чем самим людям этого бы хотелось, – как в кабинет главврача без стука ворвалась юница в зелёной пижаме и заголосила:
– Юрийсанычвассрочновоперационнуюгипотоническое!!!
– Ир, извини. Срочно. Посиди, кофе попей, альбом посмотри. Но это может быть надолго.
– Юрий Александрович, а можно, я с тобой? – вдруг напросилась Ирка.
И он почему-то разрешил.
Рану заливало. Третье кесарево, перерастянутый нижний сегмент. Оперировал опытный хирург, так что ремесленная помощь главного врача не требовалась. Но его полагалось поставить в известность.
– Помыться? – спросил он у оператора.
– Лучше на станцию звони. Сразу кровь материализуется. Пока что в вену льём, всё в рану и во влагалище выливается. Свёртываемость ни к чёрту. Была под спиналкой. Заинтубировали на всякий случай.
Ирка что-то тихо шептала за спиной у анестезиолога.
– Можно, я к её голове прикоснусь? – спросила она. Наркотизатор вопросительно посмотрел на главврача. Тот кивнул. Ирка положила женщине руку на бледное безжизненное лицо.
– Матка сократилась! И места проколов кровить перестали, – через две минуты доложил хирург. – Чёрт, подействовало что-то наконец, – столько всего ввели, что, дай бог, по-китайски не заговорила бы, когда очнётся.
– Подержите на ИВЛ, не сразу снимайте, – сказал главный и ушёл. Вместе с Иркой, разумеется.
– Твоих рук дело? – строго спросил он уже в кабинете.
– Не рук. И не совсем моих. Это сложно… Подействовало то, что вы ввели, разве нет? – Ирка улыбнулась.
– Ты что, крови совсем не боишься?
– Нет. В детстве все считали, что я буду врачом. Но я крови не боюсь как физик. Кровь – электролит. Ты, Юр, боишься электролита в аккумуляторе? – Ирка улыбнулась.
– Я тебя, мать, уже боюсь… Слушай, а ты не хочешь у нас тут попробовать…
– Что попробовать?
– То-сё, пятое-десятое, наложение рук и…
– …и превращение воды в вино? Этого, друг мой, я не умею.
– Ничего. Вино я и сам раздобуду. Так поработаешь у меня? Не обижу.
– Можно, – улыбнулась Ирка.
Он выделил Смирновой большое помещение в административной части здания. С предбанником, где посетители (большей частью посетительницы) могли раздеться. С большой комнатой, где установили стол, стул, кресло, диван, книжный шкаф, а со временем и массажный стол – Ирка освоила и это. Борины уроки и секреты плюс её таланты – и она стала непревзойдённым мануальным терапевтом. Можно даже сказать, уникальным – она бралась за лечение беременных со сколиозом, остеохондрозом, корешковыми синдромами и прочими болями в спине. Это мало кто умел и ещё меньше – кто рисковал. Юрий Александрович оплатил Ирке заочный психфак. И, хотя она его ещё не закончила, распорядился приколотить Ирке на дверь ещё вторую табличку: «Биоэнерготерапевт».
– Юрка, мне кажется это, уже слишком, – сказала она своему другу и патрону.
– Нет, дорогая, не слишком. В самый раз. Вот им, – он кивнул в сторону лечебной территории, – нравится. Да и как же ещё более корректно и точно назвать то, чем ты занимаешься?
– Я танцую, Юрий Александрович.
– В смысле?
– Без смысла. Танцую. Вот смотри, все мы построены на одном и том же базовом скелете, снабжены одними и теми же органами. И что? Почему мы не все одинаково хорошо танцуем?
– Наверное, потому, что не у всех есть способности?
– Ну, в первом приближении – да. Почему же у нас, так не слишком разнящихся анатомически и физиологически и даже, Юрка, психически, такие разные способности?
– Не знаю.
– И я не знаю. Но я умею танцевать. И я танцую.
– Называй как хочешь. Только делай то, что у тебя получается. А таблички пусть висят. Для солидности.
И Смирнова делала. И у неё – получалось.
– Ира, а что за пепел был там, у профессорши на даче? – спросила Сашка, когда стрелка на часах показала одну минуту после полуночи.
Подруга закурила.
– А, так. Ничего особенного. Обычные бабские перипетии. Сюжет, достойный пера Дюма. Супруг укатил года на полтора не то в США, не то в Великобританию – творить великие научные дела. Она немножко закрутила любовь с каким-то прекрасным юношей. И забеременела. Вместо того чтобы вовремя пойти куда следует и сделать то, что положено, эта дурища засела на даче и просидела там ровно до семи месяцев, таская шкафы, парясь в бане и запивая немыслимое количество аскорбиновой кислоты настоем кровохлёбки. Родила недоношенного младенца, подождала, когда он перестанет пищать, и собственноручно кремировала. Как раз в том самом заброшенном уголке профессорского леса, где я и обнаружила соскочивший с неё перстень… В следующей жизни будет жабой! Не делай круглые глаза, Сань, я шучу. Не знаю я, кем она будет в следующей жизни.
– Но как?..
– Об этом как-нибудь потом. Вообще-то это не только запах. Это ещё и звук, и картинка, и вкус, и… Только я включаю «трансляцию» мира, когда хочу. Вроде телевизора. Хочу – включаю. Не хочу – не включаю. Механика простая. Гораздо сложнее объяснить происхождение самого этого «хочу/не хочу»… Фоновый режим есть всегда. Я знаю его, и он знает меня. Но видеть я начинаю, только когда срабатывает одно из намерений… Примерно понятно?
– Примерно нет, – Сашка улыбнулась, – но ты же всё-таки не только… ведьма, но ещё и учёный. Разве ты не пыталась как-то объяснить…
– А зачем? Можно объяснить все танцевальные движения, но слушатель так и не научится танцевать. К слову, из тебя выйдет отличный психолог!
– С чего ты взяла? Я очень расстроилась, что учёба уже закончилась. Муж заставляет меня получить сертификат, лицензию и заняться частной практикой. А я боюсь.
– Не бойся. Ты умеешь слушать. Ты действительно слушаешь. А это для нормального психолога – важно. Это вообще важно. Всё остальное добавится. Мне вот другое сейчас интересно, – Ирка помолчала. – Нет, неправильное слово «интересно». Удивительно. Захватывающе. Пугающе. Чудесно. Я тебя не вижу. Ты – робот, не подчиняющийся трём законам роботехники. Грешна, люблю Азимова и вообще фантастику. Что такого? Я же физмат закончила и к тому же ведьма! – Ирка сделала «зловещее» лицо и улыбнулась. – Все роботы как роботы… Пардон, люди как люди. Столкнулись. Включилась. А эфир мне ничего не показывает. В кафе потащила – нет связи. «Ну, – думаю, – оно!» Бабка, царствие ей небесное, говорила мне, что в моей жизни когда-то проявится нечто такое… Некто… Слепое пятно. Я не смогу видеть. Не смогу ведать.