Человек на задворках - Фармер Филип Жозе 3 стр.


Он снова надел шляпу, и оба, забравшись в кабину, отправились на фыркающем и пыхтящем грузовичке дальше. Они останавливались еще у нескольких многообещающих куч, пока Пейли не объявил, что грузовичок забит под завязку. Ему не терпелось отметить такое событие. Может, они остановятся за Кабачком Майка и пропустят этак парочку кварт. Дороти ответила, что она, пожалуй, смогла бы справиться с выпивкой, но только если ей дадут виски. А пиво ей как-то не на пользу.

--У меня есть деньжата,-- пророкотал Старина, медленно расстегивая неуклюжими пальцами карман рубашки и вытаскивая из него пачку потрепанных, рваных банкнот. Руль он на это время выпустил, но колеса грузовичка послушно катились прямо по выбитым колеям переулка.

--Ты принесла мне счастье, так что Старина сегодня будет морить деньгами, я хочу сказать, сорить, кха, кха, кха!

Он остановил Фордиану позади небольшого кабачка, который располагался неподалеку. У Дороти никто ничего не спрашивал, когда она, взяв протянутые им два доллара, вошла в здание. Она вскоре вернулась с консервным ножом, двумя квартами пива и полпинтой "V.O".

--Я добавила немного своих денег. Терпеть не могу дешевого виски.

Они пили, усевшись на подножку грузовичка, и Старина болтал не переставая. Немного погодя он уже рассказывал ей о тех временах, когда Настоящие Люди, Пейли, жили в Европе и Азии по соседству с мохнатыми мамонтами и пещерным львом.

--Мы поклонялись Старому Дружищу В Небесной Выси, который говорит то, что говорит гром, и живет на востоке на самой высокой горе в мире. Мы хоронили своих мертвых лицом к востоку, чтобы они смогли увидеть Старого Дружищу, когда тот придет за ними и возьмет их с собой, чтобы те жили вместе с ним на горе.

И жили мы так не тужили много-много лет. А затем с востока пришли эти Ненастоящие Люди, которые поклонялись матери, с их длинными прямыми ногами и длинными прямыми шеями, плоскими лицами и ужас до чего противными круглыми головами, с их луками и стрелами. Они утверждали, будто являются сынами Матери-Земли, а она--самая что ни на есть девственница. А мы им на это: правда в том, что у вороны схватило живот и она села на пень, а когда слетела с него, то под жарким солнцем они и вылупились.

--Ну так вот, поначалу какое-то время мы разбивали их в пух и прах, потому как были сильнее. Даже наши женщины, и те не ударяли лицом в грязь: одна могла разорвать на куски самого сильного из их мужчин. Но у них, однако, были луки со стрелами, и они беспрерывно убивали нас одного за другим, и теснили нас, и теснили, а мы все пятились и пятились, пока не уперлись задом в океан.

--Потом однажды одному нашему вождю пришла в голову замечательная идея. "Почему бы и нам не изготовить луки и стрелы?" -- спросил он, и мы там и сделали. Но оттого, что руки наши были слишком велики и неуклюжи, мы делали луки и стреляли из них с большим трудом, хотя мы и могли натягивать тетиву потуже, чем у них. Так что мы продолжали бежать из наших славных охотничьих угодий.

--В нашу пользу было, пожалуй, одно: мы здорово удивляли женщин Ненастоящий своим запахом. И не то что мы так уж приятно благоухаем. Мы воняем, как свинья, которая на куче навоза занимается любовью с козлом. Но почему-то у женщин Ненастоящих все поперепуталось в их химии -- так вы, кажись, называете это,-- потому как стоило им унюхать нас, как все они просто прыгали от возбуждения и таскались за нами ну прямо по пятам. Если б нас оставили с ними одних, мы бы донжуанили направо и налево и живо вытеснили бы Ненастоящих с лица земли. Мы бы так перемешали их и свою кровь, что нас через какое-то время было бы не отличить. Особливо если ребятенки пойдут в своих папаш по обличью. Кровь-то Пейли куда как сильнее.

--Ясно, что при таком раскладе от войн между нами было никуда не деться. Особливо, когда наш король, Старина Король Пейли, втюрился в дочку короля Ненастоящих, Короля Зеленого Юнца, и украл ее.

--Боже ж ты мой, ты б посмотрела, что тогда началось! Все как засуетились! И то сказать, дочка Зеленого Юнца с ума сходила по Старине Королю Пейли. Именно она подала тому замечательную идею призвать всех здоровых Пейли, кто еще остался, и сколотить из них одну большую армию. Сложить, так сказать, все яйца в одну корзину. Страшновато рисковать всем, что есть, но мысль показалась нам совсем неплохой. На Операцию По Резне Ненастоящих одной большой толпой вышли все, способные нести дубину. И всей сворой мы набрасывались на каждый городишко этих матерепоклонников, который попадался нам по дороге. И крушили там все подряд. И жарили человеческие сердца, и ели их. А иногда закусывали и женскими, да и детскими тоже.

--А потом подходим мы вдруг к огромному полю. А на нем -армия этих Ненастоящих Людей, который собрал Король Зеленый Юнец. Числом их поболе нашего, но мы чувствуем себя способными справиться с целым миром. Особливо из-за того, что магическая сила _Гъяги_ лежит в их женщинах, потому как они поклоняются богине, Старушке Матери-Земле. А в наших руках из главная жрица, дочка Зеленого Юнца:

--У нас же вся наша сила собрана в шляпе Старины Короля Пейли -- его волшебном наголовнике. Каждый из Пейли верил, что сила человека и его душа заключены в наголовнике Короля.

--В ночь перед великим сражением располагаемся мы на отдых. А на рассвете слышим душераздирающий крик, который пробудил бы мертвых. Даже сейчас, пятьдесят тысяч лет спустя, от того крика нас, Пейли, пробирает дрожь. То кричит и ревет Король Пейли. Спрашиваем его, почему. А он отвечает нам, что эта бессовестная маленькая подлая тварь стащила у него наголовник и сбежала с ним в лагерь своего отца.

--Мы тут, ясное дело, становимся совсем слабыми в коленках, как пиво без градусов. Наше мужество -- в руках наших врагов. Но мы все же выходит на битву, а впереди -- наши колдуны, трясут и гремят своими бутылочными тыквами, вертят своими трещотками и молятся. И тут появляются шаманы _Гъяги_ и делают то же самое. Кроме одного: они вкладывают в свои труды всю душу, потому как насадили на острие копья наголовник Старины Короля.

--Да еще собаки к тому же. _Гъяга_ впервые пускает их в ход за все время, пока воюет. А собаки никогда не жаловали нас -- так же, как и мы их.

--А потом мы врезаемся друг в друга. Бах! Бух! Трах! Хлоп! Бап! У-у-уррру-у-у-у! И они разюбивают нас в пух и прах, колошматят нас почем зря. И мы уже никогда не становимся такими, как раньше, с нами навсегда покончено. Они заполучили наголовник Старины Короля, а с ним и нашу магическую силу, потому как все мы вкладывали в ту шляпу все наше, Пейли, существо, всю душу.

--Наш Пейли, дух и наше могущество стали пленниками, потому как в плену был наголовник. И жизнь стала для нас, Пейли, тяжелой ношей. Те, кого не убили и не съели, были рады обосноваться где-нибудь на мусорных кучах победивших Ненастоящих и находить себе пропитание вместе с курами. Иногда им не удавалось и этого.

--Но мы знали, что наголовник Старины Короля где-то спрятан, и мы создали тайное общество, и поклялись не дать угаснуть его имени, и отыскать наголовник, даже если его поиски займут целую вечность. В общем-то, так оно почти и выходит, сколько уж времени прошло.

--Но хотя мы были обречены жить в барачьих поселках и чураться улиц, и рыться в переулках по кучам отбросов, мы никогда не переставали надеяться. Со временем к нам переселились некоторые из обнищавших людей _Гъяги_. И у нас, и у них были дети. Вскоре большая часть нас исчезла, смешавшись кровью с низшим классом _Гъяги_. Но род Пейли был всегда: он старался сохранить свою кровь чистой. Больше сделать никто не может, а?

Старина пристально посмотрел на Дороти.

--И что ты думаешь об этом?

--Ну,-- слабым голосом произнесла она,-- ни о чем подобном я никогда не слышала.

--Господи всемогущий! -- фыркнул он.-- Я тебе преподнес историю подлиннее сна шлюшки, историю более чем пятидесяти тысяч лет, секретный рассказ о давным-давно погибшей расе. И все, что ты можешь сказать -- это то, что ты ни о чем подобном никогда не слыхала.

Наклонившись к ней, он сжал ей бедро своей огромной ладонью.

--Не вздрагивай! -- свирепо произнес он.-- И не отворачивайся от меня. Понятно, что я воняю и что оскорбляю ваши нежные чертовы ноздри и расстраиваю ваши чертовы нежные кишочки. Но что такое минута, в которой ты нюхаешь меня по сравнению с целой жизнью, в которой мой нос забит всем этим смердящим дерьмом со всего мира, а рот заполнен тем, что ты и не выговорила бы, если б твой рот был полон этого? Что скажешь на это, а?

--Уберите, пожалуйста, с меня свою руку,-- холодно проговорила она.

--Я вовсе не хотел чего-то такого, ясное дело. Я увлекся и позабыл свое место в обществе.

--Нет, вы послушайте,-- сказала она серьезно.-- Это совсем ничего общего не имеет с вашим так называемым социальным положением. Я никому не позволяю вольности по отношению к своему телу. Может, я смехотворно старомодная, но мне хочется чего-то большего, чем просто чувственность. Я хочу любви, а...

--Да ладно, я все понял.

Дороти встала.

--Я живу неподалеку, всего в квартале отсюда,-- сказала она.-Пойду-ка я домой, пожалуй. У меня от виски разболелась голова.

--Ну да,-- прорычал он.-- Ты уверена, что это от виски, а не от меня?

Она спокойно посмотрела на него.

--Сейчас я пойду, но завтра утром мы встретимся. Я ответила на ваш вопрос?

--Сойдет,-- проворчал он.-- До встречи. Может быть.

Она стремительно пошла прочь.

На следующее утро, сразу как рассвело, заспанная Дороти остановила машину у лачуги Пейли. Дома была одна Дина. Гамми ушла на реку удить рыбу, а Старина сидел в уборной. Дороти воспользовалась возможностью поговорить с Диной и нашла ее, как и предполагала, высокообразованной женщиной. Однако несмотря на свое учтивое поведение, та умалчивала о своем происхождении. Дороти, стараясь поддержать беседу, упомянула в разговоре о том, что звонила своему бывшему профессору антропологии и спросила его, какова вероятность того, что Старина может оказаться самым настоящим неандертальцем. Только тогда Дина отбросила свою сдержанность и с нетерпением спросила о мнении профессора на этот счет.

--Ну, он просто посмеялся,-- ответила Дороти.-- Он сказал мне, что это совершенно невозможно, чтобы столь маленькая группа, даже группа кровных родственников, изолированная в горах, смогла бы сохранить свою культурную и генетическую самобытность в течение пятидесяти тысяч лет.

--Я поспорила с ним. Я сказал ему, что Старина настойчиво утверждает, будто он и его род обитали в деревне Пейли, что в Пиренейских горах, до тех пор, пока их не обнаружили солдаты Наполеона и не попытались завербовать их. Они тогда бежали в Америку, после недолгого пребывания в Англии. А во время Гражданской войны их группа разделилась, вытесненная с Великих Туманных гор. Сам он, насколько ему известно, последний из чистокровных, а Гамми -- наполовину или на четверть неандерталка.

--Профессор уверил меня, что Гамми и Старина являются случаями эндокринной дисфункции, акромегалии*. Что они могут иметь внешнее сходство с неандертальским человеком, но антрополог способен сразу определить разницу. А когда я немного рассердилась и спросила его, не занимает ли он ненаучную и предвзятую позицию, он стал довольно раздражительным. Наш разговор закончился несколько сухо.

*Акромегалия характеризуется чрезмерным, непропорциональным ростом конечностей и костей лица.

--Но тем же вечером я зашла у университетскую библиотеку и прочитала все, что касается отличий Homo Neanderthalensis** от Homo Sapiens***.

**Человек неандертальский (лат.).

***Человек разумный (лат.).

--Можно подумать, что ты и в самом деле поверила в несерьезную сказочку Старины, выдуманную им самим,-- заметила Дина.

--Профессор учил меня строить свои убеждения только на фактах и никогда не говорить, что что-то невозможно,-- ответила Дороти.-- Если он забыл, чему учил, то я -- нет.

--Что ж, Старина умеет убеждать,-- сказала Дина.-- Он и дьяволу ухитрится продать арфу и нимб.

Старина, одетый лишь в джинсы, вошел в лачугу. Дороти впервые увидела его грудь обнаженной -- огромную, покрытую почти таким же густым ковром золотисто-рыжих волос, как у орангутанга. Однако ее внимание привлекла не столько грудь, сколько его обнаженные ступни. Да, большие пальцы ног далеко отстояли от остальных, и он был явно склонен к хождению на наружной стороне стоп.

Да и рука его казалась неестественно короткой, несоразмерной его туловищу.

Старина пробурчал ей приветствие и был пока немногословен. Но после того, как он, потея, чертыхаясь и распевая всю дорогу по улицам Онабака, благополучно прибыл в переулки западного квартала, Старина расслабился. Возможно, ему помогло то, что они нашли огромную груду бумаг и тряпья.

--Ну что ж, мы идем на работу, так не вздумай увиливать сходу. Прыгай, Дороти! Без труда не наживешь добра!

Погрузив свою находку в кузов грузовичка, они двинулись в путь.

--Как тебе такая жизнь, без раздоров и капризов? Хорошо, а? Тебе нравятся переулки, а?

Дороти кивнула.

--В детстве мне переулки больше нравились, чем улицы. И в них до сих пор еще что-то осталось для меня от их прежнего очарования. В них мне было интереснее играть, в таких красивых и уютных. И деревья, и кусты, и ограды склонялись к тебе и иногда касались тебя, словно у них были руки и им нравилось ощупывать твое лицо и выяснять, бывал ли ты здесь прежде. И они узнавали тебя. Было такое чувство, будто некая общая тайна связывает тебя с переулками и с теми предметами, что там находились. А вот улицы... что ж, улицы всегда были одними и теми же, на них всегда приходилось быть начеку, чтобы тебя не переехали машины, а в окнах домов вечно торчали чьи-то лица и смотрели глаза, суя свои носы не в свое дело -- если можно так выразиться, что у глаз бывали носы.

Издав радостный возглас, Старина шлепнул себя по ноге с такой силой, что будь она ногой Дороти, та непременно бы сломалась.

--Ты, должно быть, одна из Пейли. Мы же одинаково чувствуем! Нам не разрешают болтаться по улицам, так мы создали себе из наших переулков маленькие королевства. Слушай, а ты, когда переходишь из одного переулка в другой и пересекаешь улицу, потеешь?

Он положил ей на колено руку. Она посмотрела на руку, но промолчала, и он не убрал ее. Грузовичок в это время самостоятельно продвигался вперед, катясь своими колесами по выбитым колеям переулка.

--Да нет, со мной такого никогда не бывает.

--Да? Вообще-то конечно, когда ты была маленькой, то не была такой уродливой, чтобы избегать улиц. А я даже в переулках и то не чувствовал себя очень уж счастливым. И все из-за этих чертовых собак! Вечно они гавкали на меня и кусали. А раз такое дело, то пришлось мне постоянно таскать с собой большую палку и дубасить тех тварей, что приставали ко мне, да так, чтобы кишки вон. Но скоро я обнаружил, что мне достаточно всего лишь посмотреть на них особым образом. Й-и-их, как они неслись от меня, подтявкивая! Не хуже, чем тот дряхлый черных спаниель вчера. Почему? Да потому что им известно, что я вычихиваю на них злых духов. Вот тогда-то до меня стало доходить, что я -- не человек. Мой старик, конечно, рассказывал мне об этом -- еще тогда, когда я только учился говорить.

--По мере того, как я рос, я с каждым днем ощущал, что чары _Гъяги_ становились все сильнее. На улицах я ловил на себе их все более гнусные взгляды. А когда шел по переулкам, то чувствовал, будто здесь _самое мое место_. Наконец настал такой день, когда при переходе улицы у меня стали потеть руки и холодеть ноги, стало сохнуть во рту и было тяжело дышать. И все потому, что я стал взрослым Пейли, а проклятие _Гъяги_ становится тем сильнее, чем больше волос вырастает на твоей груди.

--Проклятие? -- переспросила Дороти.-- Некоторые называют это неврозом.

--Это проклятие.

Дороти не ответила. Она снова посмотрела на свое колено, и на этот раз он убрал руку. Во всяком случае, ему так или иначе пришлось бы это сделать, так как они подъехали к асфальтированной улице.

По дороге к перекупщику старья он говорил все на ту же тему. И когда огни вернулись в лачугу, он продолжал развивать ее.

На протяжении тысяч лет, которые Пейли провели на мусорных кучах _Гъяги_, за ними пристально наблюдали. Так, в древние времена для священников и воинов Ненастоящих вошло в обычай наносить внезапные визиты обитателям свалки всякий раз, когда достигал половой зрелости сильный и непокорный Пейли. Они тогда выкалывали ему один глаз или отрубали руку или ногу, или какой-либо другой член тела, чтобы тот навсегда запомнил, кто он есть и где его место.

--Вот почему я потерял эту руку,-- прорычал Старина, махнув культей.-- Страх _Гъяги_ перед Пейли сотворил со мной такое.

Дина покатилась со смеху.

--Дороти, правда в том, что он однажды ночью хлебнул лишнего и на железнодорожных путях полностью отключился,-- сказала Дина.-- Его рука попала под колеса товарного поезда.

--Да конечно же, конечно, так оно и было. Но этого бы не случилось, если б Ненастоящие не действовали своей зловредной черной магией. В нынешние времена они вместо того, чтобы калечить нас с открытую, используют колдовство. У них уже кишка тонка делать это самим.

Дина презрительно засмеялась.

--Все свои психопатические идеи он почерпнул из чтения комиксов и журналов, где печатаются всякие таинственные истории, и из этих бредовых книжонок, а еще из дурацких телепрограмм типа "Бродяга Ух и динозавр". Я могу перечислить все рассказы, из которых он украл идеи.

--Ты все врешь! -- зарычал Старина.

Он ударил Дину по плечу. Та отшатнулась от удара, затем качнулась назад, кренясь в его сторону, словно противостоя сильному ветру. Старина снова ударил ее, на этот раз прямо по багровому родимому пятну. Ее глаза вспыхнули негодованием, и она заругалась на него. Он нанес ей еще один удар -достаточно чувствительный, но не настолько, чтобы нанести ей травму.

Дороти открыла было рот, чтобы выразить свой протест, но Гамми, положив ей на плечо жирную, потную ладонь, приложила палец к губам.

Назад Дальше