– Какими мирами? – Предприятия переставало мне нравиться все больше и больше. – Зачем мне между мирами?
– Ну, например, при переходе в астрал. – Уверен, что Моисеич, как жареным запахнет, сразу туда ломанется.
– Я не умею в астрал! – видимо голос мой предательски задрожал; Дмитрий улыбнулся.
– Научишся. – Усилитель включишь и уйдешь за милую душу. – Только не забудь опять включить…
– А сами-то вы что? – у меня проснулась надежда. – Вы-то точного этого Моисеевича! – Я рубанул в воздухе ладонью.
– Сам не могу. Мне надолго с физического плана уходить нельзя. А там может… – он задумчиво посмотрел на меня, словно зная что-то про меня, о чем я и не догадывался, и неожиданно закончил: – жизнь прожить придется…
Последнее его выражение я совсем не понял, но вопросов больше задавать не стал. Мне стало понятно, что всё уже решено. И, действительно – я, вроде, его должник. Он мне жизнь спас. А если я откажусь, и он сейчас развернется и уйдет, то спасать меня в следующий раз будет некому. А наступит этот следующий раз неминуемо и скоро.
– О кей, – я кивнул головой. Говорите, что делать.
* * *– Для начала тебе нужно скрыться от милиции и братков. Причем сделать это так, что бы не испытывать ни малейшего стеснения в действиях и передвижениях. – Он откинулся на спинку кожаного сидения и оценивающе посмотрел на меня. – Ты машину водить умеешь? – неожиданно спросил он.
Мы сидели теперь в его автомобиле, оказавшимся изнутри совершенно обыкновенным, по крайней мере, на вид. Я изрядно продрог и к тому же проголодался. Мы купили в кафе пирожков и, взяв их с собой, решили перекусить в машине: разговаривать здесь было удобней.
– Да. – Я не очень понимал, к чему он спросил и поэтому добавил. – У меня машина есть, «Фольцваген». Можно для дел использовать. Нормальная машина.
– Нормальная, – согласился тезка. Но, нашему плану не соответствует. – В общем так. – Он слегка стукнул по рулю кулаком, как бы решив что-то про себя. – Как поется в одной песне: «Если хочешь спрятать дерево, то спрячь его в лесу». А у нас и вариантов нет. Значит так. Тебя все знают как малоимущего музыканта, едва сводящего концы с концами. Потертая кожаная куртка, бывшая в моде лет десять назад. Потертая дерматиновая дверь квартиры с плохо работающим звонком. Плохо выбритая физиономия с кривыми очками. «Фольксваген» удачно завершает картину. Картину, которую нам нужно изменить. Нарисовав поверх нее другой пейзаж. – Он потер лоб, как бы немного задумавшись.
– В общем так. Я знаю. Тебе будет трудно. Сам через это прошел. – Он еще раз посмотрел на меня. Но как говориться: «Родина требует жертв». – Я несколько напрягся. Упоминание о жертвах мне совершенно не понравилось.
– В общем так. – Он повернул ключ зажигания. – Начинаем прямо сейчас. Сперва, шмотки. Потом солярий. Дальше: салон красоты. Жить будешь в «Европе». В президентском. «Феррари» купим по дороге, документы не проблема. Всё. Менты будут честь отдавать, а бандюки двери в кабак открывать. Никому и в голову не придет о твоем сходстве с каким-то музыкантом вспомнить. Рвём. – Он нажал на газ и мощный внедорожник рванул с места.
* * *Теперь, когда я понимал, что со мной происходит, мои мысли приобрели какую-то кристальную четкость. Я знал, что мне надо теперь делать, и это знание было для меня чем-то несравнимо большим, чем просто информация: это была возможность жить и действовать. Я, толком не осознавая сам, оказывается, был просто раздавлен прессом неизвестности. Ощущение непонимания событий со мной происходящих, поведения и мотивации окружающих меня людей; невозможность планировать даже ближайшее будущее давило на меня все последнее время и только сейчас, когда все объяснилось, я ощутил страшное облегчение. Мне, несомненно, придало уверенности появление моего тески, Дмитрия. Дело было даже не в том, что он объяснил мне, что произошло. У меня появился понятный и адекватный собеседник, с которым можно было обсудить ситуацию.
К тому же, случившееся со мной преображение тоже энергетически подпитало меня. Если сначала предложенный им план казался мне глубоко отвратительным (видимо это имел в виду Дмитрий, когда упомянул о том, что мне «будет трудно»), то через некоторое время я втянулся в роль, и она даже стала доставлять мне относительное удовольствие.
Я, как, настоящий рокер, даже вообразить себе не мог, что когда ни-будь заявлюсь в солярий. От словосочетания «салон красоты» меня тянуло тошнить, а автомобиль под названием «Феррари» вызывал у меня калейдоскоп мыслей об Африканских детях, миллионами погибающих от лихорадки. Один такой автомобиль по цене равнялся сотням спасенных детей…
В общем, чувствовал я себя полным идиотом: в салоне красоты на меня навели красоту какого-то странного свойства. Я просил чего-нибудь неформального, в результате же получил недельную щетину, усы в стиле Хип-Хоп и бакенбарды в десять сантиметров. В общем, не хотел бы я сейчас встретить своих соратников по музыкальному ремеслу. Засмеяли бы.
Встретить их, впрочем, у меня риска не было никакого. В гостинице «Европа» они не тусовались.
* * *На следующее утро я проснулся с кристальным ощущением понимания, что момент настал. Нужно действовать. Встал, быстро принял душ, натянул на себя ненавистный костюм от «Версаче», одел на запястье золотой «Ролекс». Зашел в лобби бар, не торопясь, выпил кофе, съел поданный бутерброд. Хотелось коньяка, но это было неуместно. Что мне предстоит делать, я не представлял даже в общих чертах и, потому, старался сохранять максимум концентрации. Вышел, и, не оглядываясь, сел в припаркованный прямо у дверей автомобиль. Его заблаговременно подогнали со стоянки. Свернул на Невский и, не торопясь двинулся в сторону Фонтанки. Свернув на набережную, притормозил.
На соседнее сиденье сел Дрон. Вчера я вызвонил ему и, с некоторым, правда, трудом уговорил помочь в моем деле. Трудность была не в том, что бы уговорить его участвовать в противоправных действиях. А в том, что он считал, что я все еще нахожусь в розыске, и предпочитал держаться подальше. Озвученная, однако, компенсация была так внушительна, что он согласился «встретиться поговорить».
Когда я остановился рядом с ним, он даже не понял, что это я. С восхищением оглядев красный Феррари, он отошел на пару метров вперед и стал зорко вглядываться в горизонт. Я пододвинулся тоже. Он испуганно отошел еще дальше, теперь уже с некоторой опаской глядя в мою сторону. Тут я сообразил, что из-за зеркальных стекол он меня не видит, и навоображал уже, видимо, невесть что. Как ещё деру не дал. Я опустил правое стекло и дружелюбно помахал рукой в золотом «Роллексе». Он обалдело смотрел на меня, совершенно не узнавая.
– Дрон, ну хватит тормозить! Садись, давай; я бы тебя уже давно съел, если бы желание было, мало мы по подвалам ползали! – тут на его лице прорезались первые признаки понимания. Он нерешительно взялся за хромированную ручку не решаясь ее дергать – вдруг отломиться… Дернул. Сел. В полном обалдении огляделся.
Я его понимал. Классовая ненависть – это одно. А вот когда тебе достается такой, действительно совершенный аппарат, не исключая и элементы дизайна – это совершенно другое. В конце концов, он остановил взгляд на мне. Насколько я понял, «разговаривать» он более ни о чем не собирался.
– Рот закрой. – Я говорил намеренно грубо, давая понять, что изменения во внешнем облике для меня мало что значат. – Ехать готов?
– Когда? – спросил он, кажется, только для того, что бы что-то спросить.
– Сейчас.
– Что от меня нужно?
– Ассистировать. Что нам предстоит, я и сам толком не знаю… единственно… ты как с отмычками, в ладу? – вопрос дался мне с некоторым трудом. Я долго думал вчера по поводу Дрона, Лехи и Коляна и об их возможном участии в операции. В конце концов, сошелся на Дроне. Леха еще мог выкарабкаться: у него было хорошо с головой. Он, в общем-то, был далек от «понятий» и «понтов». Колян был мал и неадекватен. Оставался Дрон. Он, как я знал, уже участвовал в криминальных разборках и, как сам говорил, «мне одна дорога – в тюрьму». С такими установками на свободе действительно долго не пробудешь. То есть, куда ни будь он по любому влипнет. С другой стороны – пусть лучше с нами. Тут дело шло не о криминальных делах и милиции. Целью предприятия было, как минимум, «спасение мира». А в такого рода вопросах, любой представитель этого самого человечества со спокойной совестью мог помочь себя спасти.
Поехали по Фонтанке привлекая всеобщее внимание: мотор у Феррари работал на порядок громче обычного. Машины уступали дорогу, едва завидев нас в зеркале заднего вида. «Такого идиота лучше пропустить, – ловил я обрывки мыслей других водителей, проносясь мимо. Я же жал на педаль не жалея бензина. Единственно, что мешало, это отсутствие навыков в пилотировании истребителя: при нажатии на педаль машина устремлялась вперед, пожалуй, даже быстрей.
Остановились у дверей дома Элеоноры. Я вышел первым. Дрон запутался в ручках, но нагнал. Подъезд. Сторож. «Кто Вы? – охранник еще формулировал свою мысль, как я ее уже прочитал. – Я, к Элеоноре. „Тетка дома, квартира 25, второй этаж“, – прозвучало в голове. „Второй этаж. Двадцать пять, этот со мной“, – безапелляционно договорил я и, не останавливаясь ни на мгновение, пошел по лестнице: второй этаж. Не велика высота, а в лифте есть вероятность застрять. Если экстрасенс почувствует опасность, еще и не такое случится. Охранник и не думал возражать. Даже словно привстал и руку к виску протянул, что бы честь отдать. Костюм из бутика делал свое дело. Подошли квартире. „Сможешь? – я кивнул на внушительного вида дверь. Звонить не хотелось. Дрон подошел, ощупал замок, зачем-то заглянул в скважину. „Да, – коротко ответил он и закончил. – Повезло, замок совсем простой… почему-то…“ Он достал из кармана железки и, осторожно сунув одну из них в скважину, начал осторожно поворачивать. «Почему-то почему… – подумалось мне. – Ясное дело, второй этаж, на первом охрана, парадная на замке, все под наблюдением… тут хоть вообще не закрывай, кому какое дело“. В этот момент в замке щелкнуло. Дрон повернул ручку и осторожно, не издавая при этом не звука, открыл дверь.
Нам предстала огромных размеров прихожая, из которой в глубь квартиры вело несколько коридоров. Разыскать хозяйку в таких катакомбах представлялось делом сложным. Это, однако, было в данном случае не существенно. В метре от двери, прямо напротив, широко расставив ноги и, подперев бока руками в перстнях, стояла Элеонора Константиновна Мудрак.
* * *– Ну что, мудак божий, сам пришел? – неожиданно резким и неприятным голосом спросила она. Я, не произнося ни слова, шагнул внутрь. План был прост – схватить ее за волосы и, опрокинув, утащить вглубь помещений. Там допросить. Однако произошло неожиданное. Элеонора, гуттаперчево изогнувшись, чего я никак не ожидал от дамы такой комплекции, сделала два шага как бы в сторону, но при этом непостижимым образом оказавшись сзади меня. При этом она произвела руками быстрые пассы, и я вдруг почувствовал, как дом начал втягивать меня внутрь. При этом ощущение было крайне неприятным: пространство стало резиново размытым. Мысли стали вялыми, желания неопределенными. Я даже, казалось, не мог припомнить, зачем я пришел сюда и что мне вообще надо. Беспомощно обернулся назад я увидел уже не столько человека, сколько серую кошку с человеческим туловищем, у которой хищно светились зеленым глаза.
Автоматически нащупав в кармане предмет – что – то смутно припомнилось мне но тут же затухло. «Усилитель… – вспомнилось снова; в голове зазвучало: – усилитель… Это была, по видимому, мысль кошки, которую она прочитала у меня в голове. «Усилитель… усилитель… усилитель… – зазвучало знакомое по первой моей встрече с Элеонорой эхо… – У меня как и тогда начало ломить в висках, – усилитель, усилитель, усилитель… – кошка еще больше сощурила глаза – боль становилась непереносимой… Я, почти теряя сознание от боли, нажал выпуклость на приборе. Ноги подогнулись, и я сел на пол. Активация усилителя, казалось, не произвела никакого эффекта.
Я сидел у стены, обхватив голову руками… Усилитель, усилители… уси… тель… ус… ль – я вдруг почувствовал облегчение. Как будто мне в уши вставили вату, и звучащие в моей голове звуки теперь не приносили вреда. Это было, как, иногда на плохом концерте: когда звук становиться так громок, что доставляет в ушах боль. И если заткнуть уши руками, то можешь теперь слышать все для себя совершенно безболезненно. Я открыл глаза и отшатнулся. Кошка, только что нависающая надо мной, смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами, в которых была застывшая боль. «Усилитель, Усилитель, Усилитель… – повторялось в моей голове спокойно и даже как-то завораживающе. Я не испытывал от этого слова не малейшего дискомфорта. Я, даже, казалось, мог управлять интонациями и силой отражений… „Усилитель!“ – я немножко начал слегка педалировать. Кошка вдруг скорчилась и, пытаясь закрыть лапами уши, с диким криком раненого зверя упала на пол. Её сотрясали конвульсии. „Усилитель…“ – слово стало тихим и нежным, оно звучало почти шепотом. Если честно, меня несколько обеспокоила такая реакция животного. Я понимал, что ее образ, так или иначе, связан с Элеонорой Мудрак. Но я совершенно не понимал, что случиться с Элеонорой, если кошка подохнет. Поэтому я максимально сбавил громкость отражений слова, оставив все же некоторый звук. Неожиданностей не хотелось.
Кошка приоткрыла глаза и посмотрела не меня мутным взглядом. Из угла рта у нее струилась пена. «Сдохнет, – подумал я. – А этого не надо. – Я выключил звук. Огляделся вокруг. Дрон сидел у дверей, с ужасом глядя на кошку. Он, кажется, впал от пережитого в прострацию.
– Дрон? Ты как? – я осторожно сформулировал вопрос, не понимая, что произошло, и, главное, что же он видел. Посмотрел вокруг еще раз. Посреди прихожей лежало тело Элеоноры. Казалось, она не дышала. Дрон открыл глаза и с некоторым недоверием осмотрелся.
– Дак… дак… – он никак не мог прийти в себя.
– Что? – уже более жестко спросил я. – Что ты видел?
– Кошка… страшная такая… ты… – он посмотрел на меня, кажется, не доверяя тому, что видит. – Ты стал… он помолчал еще. – Три рта и все оскалены! – все еще с недоверием он еще раз покосился в мою сторону и закончил: – А потом у тебя из глаз лучи пошли и кошка задрыгалась. Страшно…
– А ты думал, я тебя за такие бабки бананы собирать позвал? – Я постарался по возможности придать интонациям жизнерадостность. – Морок это, Дрон. Не бери в голову. Гипноз. Слышал про такой?
– Ну, вроде, говорил кто-то про цыган… – неуверенно протянул парень.
– Точно. У цыган. – Парня надо было успокоить. К тому же, не зная того, какие еще визуальные сюрпризы ожидают его в дальнейшем, я постарался подобрать «объяснение для всего». – Дверь?
– Закрыта… вы как начали волохаться, я сразу запер, что бы сторож не услышал.
– Молодец! – я был действительно рад его находчивости. – Сиди спокойно. Страшней уже не будет… надеюсь. – Я сам, в действительности, полных гарантий на этот счет дать не мог.
Элеонора тем временем пошевелилась и застонала. «Усилитель…» – скорее угадал по движению губ, чем услышал слово. Она открыла вдруг глаза. «Напасть! – прозвучало в моей голове и, видимо, отразившись, снова ударило ей в мозг. – Тело Элеоноры дернулось и она снова погрузилась в небытие. «Что же с ней делать теперь? Значит, каждая мысль, что моя, ею же прочитанная, что её, прочитанная мной, доставляли – теперь не мне – ей нестерпимую боль. Я понял, что Усилитель сработал, как и было положено: мои способности умножились. И, если до этого она была меня сильней, то теперь мои способности превосходили её во много раз. И что? Как действовать я не знал.
– Дрон! Сиди там, где ты есть. Надо будет, позову. Не пугайся, но если совсем плохо будет, мотай без оглядки. Я протянул ему обещанные деньги. Останешься до конца, получишь вдвое. – Я не хотел, в случае, если со мной что ни будь случиться, остаться в долгу.
Взял стоявшую на столе вазу и, без раздумий выкинув из нее цветы, с силой плеснул воду в лицо Элеоноры. Она снова застонала и приоткрыла глаза.
– Ты должна задержать мысли и не предпринимать враждебных действий. – Тихим, не терпящим возражений голосом, прошептал я, наклонившись к ее лицу. – Отвечаешь на два вопроса и остаешься жива! – Здесь я блефовал. Намеренно убивать, даже такую вредную тетку, было навряд ли в моих силах. Даже если бы она отказалась отвечать. Но сказанное подействовало.
– Спрашивай. – Видимо, жить ей хотелось.
– Первое: что вы задумали с переселением астральных тел? Какая у вас цель?
– Какая, какая, – её аж передернуло. – Денег мы хотели заработать. Много. Что бы весь этот мир… – она помолчала и вдруг выпалила: – купить! Что вас козлов изворотливых со света сжить, погодите еще, – её голос вдруг стал язвительно неприятным. – Мы вам ещё покажем, вы до Ивана сначала доберитесь, он вам покажет… В этот момент я слегка включил отражение мыслей и она от неожиданности взвизгнув упала навзничь.
– А кстати где он? – все так же тихо прошептал я, чуть включил отражение.
– Нет! Не делайте этого больше, я все скажу! – лицо её побагровело, и я испугался, что кончится инсультом. Будучи человеком миролюбивым я никогда бы не смог её пытать, но теперь, не осознавая степени мучений, которые она испытывала, мог и переусердствовать с «усилением»…
– На ярмарке он сейчас. Книжной. В «ДК Крупской». Отдел у него там, изотерический… – С трудом выдавила Элеонора.
* * *Было ровно четырнадцать ноль-ноль по московскому времени. То есть, самый разгар работы книжного рынка.
Я здесь до этого никогда не бывал, но слышал много: в этом месте из книг можно было найти практически всё. И то, что издается в настоящее время и то, что издавалось когда-либо. С той только разницей, что за особо редкими экземплярами нужно было поохотиться и выждать; однако рано или поздно и они находились – это было лишь делом времени.