Основные участники схватки обнаружили, что втянулись в битву за выживание – или, как уверяют некоторые джихадисты, в конфликт, предвещающий апокалипсис. Когда Соединенные Штаты отказались от военной операции, сирийцы решили, что либо Америка умело скрывает собственные планы – например, сделку с Ираном, – либо попросту не заинтересована в поддержании баланса сил на Ближнем Востоке. В довершение всего, в 2013 году Саудовская Аравия отказалась от переходящего места в Совете Безопасности ООН – объяснение гласило, что, поскольку традиционные арбитры порядка не желают вмешиваться, саудовцы будут преследовать собственные цели.
Америка призывала мир уважать стремление сирийского народа к демократии и соблюдать международные запреты на применение химического оружия, а другие великие державы (Россия и Китай) настаивали на необходимости следовать вестфальскому принципу невмешательства. Восстания в Тунисе, Египте, Ливии, Мали, Бахрейне и Сирии они рассматривали главным образом через призму региональной стабильности и учитывали настроения в своих беспокойных мусульманских областях. Сознавая, что наиболее опытные и «упертые» суннитские боевики являются ревностными джихадистами и состоят в союзе с «Аль-Каидой» (или, как в случае ИГИЛ, прибегают к тактике, которую даже «Аль-Каида» считает экстремистской), эти страны опасались безоговорочной победы противников Асада. Китай заявил, что не поддерживает ни одну из противоборствующих сторон, однако «судьбу Сирии должен решать сирийский народ», а не иностранные армии. Россия, формальный союзник Сирии, заинтересована в сохранении власти Асада и, в меньшей степени, в выживании Сирии как единого государства. При отсутствии международного согласия и расколе среди сирийской оппозиции, восстание во имя демократических ценностей переродилось в одну из главных гуманитарных катастроф начала двадцать первого века, сопровождаемую крушением регионального порядка.
Эффективная региональная или международная система безопасности смогла бы предотвратить катастрофу или, по крайней мере, сократить ее масштабы. Но национальные интересы оказались слишком разными, а расходы на стабилизацию – слишком крупными. Решительное вмешательство извне на ранней стадии конфликта, возможно, утихомирило бы противников, но потребовало бы долгосрочного и значительного военного присутствия. С учетом ситуации в Ираке и Афганистане Соединенные Штаты не отважились на подобный шаг в одиночку. Политический консенсус в Ираке мог бы остановить войну на сирийской границе, но «сектантские» действия Багдада и региональных администраций этому воспрепятствовали. Кроме того, международное сообщество могло бы наложить эмбарго на поставки оружия правительству Сирии и ополченцам-джихадистам. Увы, здесь столкнулись несовместимые цели постоянных членов Совета Безопасности ООН. Если же порядок не удается обеспечить согласием или навязать силой, он будет выкован катастрофой, хаосом – и ценой бесчисленных жертв.
Палестинский вопрос и международный порядок
На фоне всех перечисленных потрясений на Ближнем Востоке продолжается мирный процесс – уже много лет, иногда спонтанно, иногда интенсивно, – призванный завершить арабо-израильский конфликт, который десятилетиями балансировал на грани взрыва. Четыре войны, многочисленные локальные стычки, постоянное стремление любого радикального исламиста и джихадиста взяться за оружие… Само существование Израиля и его военная доблесть воспринимаются многими арабами как вызов. Для некоторых, однако, приверженность доктрине абсолютного и «безотзывного» владения исламскими территориями обернулась осознанием необходимости сосуществовать с Израилем; кто-то видит в этом суровую реальность, а кто-то по-прежнему – отрицание веры.
Немногие темы мировой политики привлекают больше внимания, чем постоянное стремление Израиля обезопасить себя, неуемное желание палестинцев создать собственное государство и попытки соседних арабских стран выработать политику, в которой будут сочетаться исторические и религиозные императивы. Участники процесса проделали долгий и мучительный путь – от неприятия и войны до вынужденного сосуществования, в основном на основе перемирий; а что будет дальше, никто не знает. И мало какие международные проблемы вызывают столь сильную озабоченность Соединенных Штатов или удостаиваются такого внимания американских президентов.
Напряжение нарастало сразу по нескольким линиям, и каждая из них подробно освещена в специальной литературе. Стороны конфликта оттачивали свои аргументы на протяжении десятилетий судорожных переговоров. В этой книге речь идет всего об одной линии напряженности – о конфликтующих концепциях мира и порядка.
Два поколения арабов выросли в убеждении, что Государство Израиль является незаконным узурпатором мусульманского наследия. В 1947 году арабские страны отвергли план ООН по разделению британского мандата Палестина на арабское и еврейское государства; они полагали, что в состоянии «взять свое» военной силой и претендовали на всю территорию мандата. Неудачная попытка уничтожить новообразованное Государство Израиль не привела к политическому урегулированию и к установлению межгосударственных отношений, как это произошло, например, в ходе большинства других постколониальных конфликтов в Азии и Африке. Вместо этого начался длительный период политического соперничества и краткосрочных перемирий, прерываемых терактами радикальных групп, которые мечтают «поставить Израиль на колени».
Политики стремились погасить пламя конфликта переговорами в интересах мира на основе вестфальских принципов, то есть заключить мир между народами, представляющими суверенные государства, каждое из которых трезво и здраво оценивает собственные национальные интересы и возможности, а не подчиняется слепо религиозным императивам. Анвар Садат осмелился выйти за рамки этого противостояния и заключить мир с Израилем на основе национальных интересов Египта в 1979 году; за это соглашение он заплатил жизнью, погиб два года спустя в результате заговора радикально настроенных исламистов из числа египетских офицеров. Та же участь постигла Ицхака Рабина, первого премьер-министра Израиля, подписавшего соглашение с Организацией освобождения Палестины: он был убит израильским студентом-экстремистом через четырнадцать лет после гибели Садата.
В Ливане, Сирии и на палестинских территориях, особенно в секторе Газа, военная и политическая власть в настоящее время в значительной степени принадлежит радикальным исламистам – группировки «Хезболла» и ХАМАС проповедуют джихад как священный долг мусульман, призывая покончить, как они выражаются, с «сионистской оккупацией». Правящий режим аятолл в Иране регулярно оспаривает сам факт существования Израиля; бывший президент Ирана Махмуд Ахмадинежад открыто говорил, что евреев следует истребить.
Можно выявить по меньшей мере три точки зрения в отношении арабов к Израилю. Малая, крепкая, но не слишком заметная группа принимает сосуществование с Израилем как данность и готова сотрудничать. Другая, куда более многочисленная группа, – стремится уничтожить Израиль через постоянную конфронтацию. Третья группа готова вести переговоры с Израилем, но оправдывает свою готовность – во всяком случае, для внутреннего рынка – планом поэтапного «вытеснения» еврейского государства.
Израиль, страна с небольшим населением (по сравнению с соседями) и территорией шириной всего 9,3 мили в самом узком месте и около 60 миль в самом широком, неохотно делится землями, особенно в районах, прилегающих к крупным населенным пунктам, поскольку справедливо опасается ненужных прецедентов. Поэтому на переговорах он упирает на юридическое обоснование безопасности и политические гарантии, которые сочетают теоретический размах (и скрупулезны до мелочей) и тенденцию укреплять те самые угрозы мирному процессу, каковые вроде бы нужно преодолеть.
В арабском мире решение палестинской проблемы уже не видится неотложным делом – хотя, конечно, остроты она ничуть не утратила. Ключевые участники мирного процесса отвлекаются на переговоры по ядерной программе Ирана и о влиянии последнего на ситуацию в регионе в целом. Это сказывается на мирном процессе двояко: возрастает дипломатическая роль таких стран, как Египет и Саудовская Аравия; что еще более важно, эти страны изъявляют готовность выступать гарантами соблюдения условий мирного договора. Палестинские лидеры сами по себе с подобной задачей не справятся, им требуются одобрение и активная поддержка региональных правительств. На момент написания этих строк ключевые арабские государства либо увязли в гражданских войнах, либо погрязли в противостоянии суннитов и шиитов – либо все больше опасаются Ирана. Тем не менее палестинский вопрос придется решать рано или поздно, поскольку он является важнейшим элементом регионального и, в конечном счете, мирового порядка.
Некоторые арабские лидеры предлагают заключить такой мир с Израилем, который позволит учесть безопасность Израиля и примирит арабов с фактом существования еврейского государства, но лишит его легитимности «пребывания» на исламском Ближнем Востоке. Основное же требование Израиля сводится именно к гарантиям того, что соглашение о мире подразумевает моральное и правовое признание арабами еврейского государства. Таким образом, Израиль, выходя за пределы вестфальских принципов, настаивает на полном признании – а это нелегко для большинства мусульман, поскольку идет вразрез с религиозными императивами (и вытекающими из них территориальными «амбициями»).
Несколько арабских государств заявили о своей готовности установить дипломатические отношения с Израилем, если он вернется в границы 1967 года – на линию прекращении огня в войне, которая закончилась полвека назад. Но реальная проблема в том, что скрывается за термином «дипломатические отношения» в плане конкретных действий. Положит ли дипломатическое признание Израиля конец пропагандистской кампании в арабских СМИ и арабских школах, где убеждают, что Израиль – олицетворение «коварного империализма», главный злодей региона? Какое правительство, напуганное «арабской весной», окажется в состоянии публично одобрить и реально гарантировать мир, который будет соответствовать требованиям Израиля? Именно это, а не «ярлык» на Государстве Израиль определяет перспективы мира.
Конфликт двух концепций мироустройства находит отражение в палестинском вопросе. Израиль является по определению вестфальским государством, основанным как таковое в 1947 году; Соединенные Штаты Америки, его главный союзник, выступают гарантом и основным защитником вестфальского международного порядка. Но ключевые страны и группировки Ближнего Востока воспринимают международный порядок в большей или меньшей степени с точки зрения ислама. Вражда Израиля с соседями уходит корнями в географию и историю: доступ к воде и ресурсам, конкретные договоренности, проблема беженцев… В других регионах сопоставимые конфликты обычно решаются дипломатическим путем. В этом смысле вопрос сводится к возможности сосуществования двух концепций мироустройства, двух государств – Израиля и Палестины – на относительно узком пространстве между рекой Иордан и Средиземным морем. Так как каждая квадратная миля имеет для обеих сторон огромное значение, возможно, понадобятся некие «промежуточные» соглашения – для того чтобы, как минимум, реализовать на практике принцип сосуществования, когда часть Западного берега получит «подвешенный» суверенитет в ожидании финального договора.
По мере продолжения переговоров политическая и философская эволюция Ближнего Востока спровоцировала противоречия в западном мире. Соединенные Штаты тесно сотрудничают со всеми ключевыми членами ближневосточного порядка: Израиль – союзник, Саудовская Аравия – партнер, Египет – под покровительством США. Региональный порядок развивается, когда ключевые игроки принимают равнозначные меры в ситуациях, их затрагивающих. Увы, эта «когерентность» пока так и не реализована на Ближнем Востоке. Ключевые игроки демонстрируют различные подходы к трем основным вопросам: внутреннее развитие; политическое будущее палестинцев; будущее иранской ядерной программы. Некоторые, соглашаясь с конечными целями, не в состоянии их объединить. К примеру, Израиль и Саудовская Аравия имеют общую цель – предотвратить дальнейшее развитие иранской ядерной программы и не допустить появления у Ирана ядерного оружия, причем любыми способами. Однако разная трактовка легитимности и саудовское желание добиться общего согласия арабов мешают публично признать наличие общей цели или хотя бы намеками ее обозначить. Вот почему обширные территории региона до сих пор разрываются между страхом перед джихадом и боязнью столкнуться с некоторыми из его причин.
Последствия религиозного и политического конфликта, описанного в этом очерке, видятся никак на первый взгляд не связанными между собой. Но на самом деле они отражают непрестанные поиски нового определения политической и международной легитимности.
Саудовская Аравия
Есть некоторая доля исторической иронии в том, что среди наиболее важных союзников западных демократий на протяжении всех этих ближневосточных катаклизмов была страна, чьи внутренние практики почти полностью расходятся с западными, – Королевство Саудовская Аравия. Эта монархия выступала партнером Запада, порою, так сказать, закулисным – и всегда надежным, – в большинстве крупных проектов региональной безопасности после Второй мировой войны, когда она примкнула к союзникам. Именно особый характер вестфальской государственной системы позволил обеспечить сотрудничество столь непохожих друг на друга обществ, во имя общих целей и с использованием формальных механизмов, к значительной взаимной выгоде. И наоборот, возникающее время от времени напряжение в отношениях связано с формированием нового, современного миропорядка.
Королевство Саудовская Аравия представляет собой традиционную арабо-исламскую структуру – племенную монархию и исламскую теократию. Две основные династии, действующие совместно с восемнадцатого века, образуют ядро управления. Политическую иерархию возглавляет монарх из семьи Аль-Сауд, который повелевает многоуровневой сетью племенных отношений, основанных на древних узах лояльности и взаимных обязательств, и контролирует внутреннюю и внешнюю политику королевства. Религиозную иерархию возглавляют великий муфтий и совет старейшин, главным образом из семьи Аль аш-Шейх. Король принимает на себя функции покровителя религии, именуется поэтому «Хранителем двух священных мечетей» (в Мекке и Медине) – и невольно заставляет вспомнить императоров Священной Римской империи, носивших титул «Защитник веры».
Религиозный пыл и чистота веры характерны для всего исторического опыта Саудовской Аравии. Трижды на протяжении трех веков (в 1740-х годах, в 1820-х и в начале ХХ века) саудовское государство создавалось или объединялось названными выше семьями и в каждом случае подтверждало свою готовность оберегать прародину ислама и мусульманские святыни, причем соблюдая максимально строгие интерпретации принципов этой религии. Саудовские войска волнами накатывали на пустыни и горы Аравийского полуострова, и эти волны были поразительно схожи с первой волной «священной войны», которая способствовала возникновению исламской государственности как таковой на той же самой территории. Религиозный абсолютизм, воинская доблесть и разумный, современный подход к государственному управлению породили это королевство в «сердце» мусульманского мира и сделали его принципиально значимым для судьбы этого мира.
Нынешняя Саудовская Аравия возникла из турецкой провинции после Первой мировой войны, когда Ибн Сауд объединил разрозненные феодальные принципаты, разбросанные по Аравийскому полуострову, и удержал их вместе клятвами патриархальной верности и религиозными обетами. С тех пор королевская семья добилась многого. Она управляет племенами, ведущими традиционный кочевой образ жизни и лояльными короне, а также городским населением (стоит отметить, что в некоторых случаях численность этого населения превосходит численность населения западных мегаполисов, пусть местные города и встают, как миражи, посреди бесплодного плато). Нарождающийся средний класс формируется в условиях многовековой полуфеодальной традиции личных обязательств. В рамках чрезвычайно консервативной политической культуры правящие принцы сумели сочетать монархию с «системой консенсуса», когда все многочисленные члены королевской семьи имеют право голоса в принятии решений, да и рядовым гражданам со временем предоставили возможность участия в общественной жизни.
Миллионы иностранных рабочих – палестинцев, сирийцев, ливанцев, египтян, пакистанцев и йеменцев – составляют трудовую «мозаику» королевства, скрепленную узами ислама и уважения к традиционной власти. Каждый год несколько миллионов мусульман со всего мира прибывают в Саудовскую Аравию, совершая хадж – паломничество в Мекку для исполнения обрядов, некогда установленных самим Пророком. Это «подтверждение» веры, обязательное для дееспособных правоверных (такой мусульманин должен совершить хадж хотя бы раз в жизни), придает Саудовской Аравии уникальное религиозное значение – равно как и ставит перед серьезнейшим ежегодным логистическим вызовом, с подобным которому не сталкивается никакое другое государство. Открытие огромных запасов нефти на территории страны сделало Саудовскую Аравию очевидным «магнатом» региона – и в некоторой степени представляет угрозу безопасности страны, учитывая малую плотность населения, отсутствие естественных сухопутных границ и сам факт существования суннитского государства с шиитским меньшинством в ключевом нефтедобывающем регионе.