— Знаю…
Вдруг в его взгляде, обращенном к кому-то за моим плечом, появилось напряжение. Губы сжались.
— Нима Войнич? — прозвучал хриплый голос, и у меня на затылке зашевелились волосы.
Я оглянулась. В нескольких шагах от нас стояли незнакомцы в черных одеждах, и в первый момент на меня напало оцепенение. Но на Яна было и вовсе больно смотреть. Высокий и плечистый, он вдруг трусливо съежился, крепко обнял сумку с гравиратом и даже придвинулся в мою сторону.
Невольно я сделала шаг, пытаясь загородить трусишку от головорезов.
— Вы мне?
Мне бы стоило поскорее сочинять план побега, но, как назло, воображение рисовало исключительно яркие картины того, как нас с Яном вынесут вперед ногами из переулка.
— Вы что-то хотели? — уточнила я, надеясь, что голос звучит нагло, а не испуганно.
— Где она?
— Кто? — вмиг понимая, что здоровяки ищут сбежавшую актерку.
— Где Анна?
Возникла долгая пауза.
— Послушай, Ян, — пробормотала я помощнику. — Я их сейчас отвлеку, а ты беги, зови стражей.
— А как же… — слабенько воспротивился он.
— Ты сам говорил, что тут восемь стражьих пределов, беги в ближайший, — едва разжимая губы, велела я и громко спросила у главаря шайки: — Я не расслышала. Как вы сказали? Анна? Но я не знаю никакой Анны…
— Вот ведь, — фыркнул бандит со шрамом, тянувшимся от виска до уголка губы, отчего рот выглядел искривленным, как у злого арлекина.
Незаметно я толкнула Яна, намекая ему, что пора уже делать ноги, но тот стоял фонарным столбом, словно врос в брусчатку.
— Может, если вы назовете фамилию?
— Может, это тебе память освежит? — рыкнул головорез со шрамом. Через секунду, как пушинка, я отлетела к стене и не расшибла лоб только благодаря Яну, стремительно схватившему меня за плечи.
— Послушайте! Вы! Я позову стражу! — для чего-то предупредил он, вместо того чтобы на полных парусах нестись в предел.
Не успел он толком пригрозить, как согнулся пополам от удара в живот. Сумка выпала из рук, звякнул гравират, зазвенели расколотые слюдяные пластины с неизвестной утопленницей, выданной за Жулиту. От очередной оплеухи Ян свернулся бубликом на земле и жалобно застонал. Сверху на беднягу посыпался град пинков.
— Не смейте его бить! — завопила я.
Не успела броситься в гущу драки, как меня схватили за шкирку.
— Сейчас ты покажешь нам, где прячется Анна Кобыльская, — процедил главарь банды, заставляя меня резко развернуться.
— Она здесь, рядом! В меблированных комнатах! — выкрикнула я в лицо злодея. — Я провожу, только больше не бейте моего помощника! Он ничего не знает!
Последний удар отправил несчастного Яна в мусорный сток.
— Веди. — Меня подтолкнули в спину, заставив по инерции сделать четыре торопливых шага, чтобы не упасть рядом с бессознательным помощником.
Бросив жалостливый взгляд на скрюченного сослуживца, я поплелась вперед, лишь бы отвести головорезов подальше от парня, которому просто не повезло в неудачное время оказаться рядом со мной. Я шла на ватных ногах, с трудом удерживая равновесие, а главарь шайки подталкивал меня в спину:
— Шевелись, кляча!
— Мне кажется, что мы ходим кругами… — пробормотал кто-то из преступников.
Секундой погодя меня снова швырнули к стене, и от столкновения с каменной кладкой я сползла на ледяную брусчатку. Грудь начинало сдавливать горячим кольцом, а дыхание останавливаться.
Злодей склонился надо мной, рванул за шиворот. Его смуглая физиономия с кривым сломанным носом и шрамом расплывалась перед глазами.
— Ты решила с нами пошутить, нима? — прошипел он мне в лицо. — Еще не поняла, идиотка, с кем связалась?
Он размахнулся для хлесткой оплеухи, наверняка бы выбившей из меня дух, но неожиданно сам отлетел в сторону, сбитый с ног мощным ударом.
Все, что случилось дальше, словно подернулось туманной дымкой и казалось совершенно нереальным. Высокий мужчина в маске раскидывал моих обидчиков, точно оловянных солдатиков. Он ловко уходил от ударов, предугадывая каждый следующий шаг противников. На него пытались набрасываться кучей, но он бесшумной тенью ускользал от нападения.
Вокруг раздавались крики, звуки борьбы и болезненные стоны избитых разбойников, а я пыталась дышать. Хватала ртом воздух, но обжигающее кольцо, охватившее грудь, сжималось все сильнее, и мне не удавалось сделать ни одного, даже крошечного, глотка воздуха. Трясущимися руками я открыла сумку и принялась искать заветный флакон с успокоительным снадобьем.
Где-то вдалеке прозвучал пронзительный сигнал стражьего свистка. Шайка дунула из переулка. Бутылочка, найденная в сумке среди завалов ненужных мелочей, выпала из дрожащих пальцев и покатилась по дороге.
Я слепла от нехватки воздуха, из последних сил ощупывала камни, пытаясь найти лекарство. Вдруг кто-то мягко вложил флакон мне в ледяную влажную ладонь. Я подняла голову. Рядом на корточках сидел мужчина в черной маске, скрывавшей лицо… ночной посыльный, защитивший меня от убийц.
Он внимательно следил, как без особого успеха я пыталась вытащить пробку из узкого горлышка, потом мягко произнес приглушенным маской голосом:
— Давай помогу.
Флакон оказался открытым. Я опрокинула в себя остатки снадобья, и оно прокатилось по сжатому горлу горячим комом. От слабости меня качнуло вперед, и лоб уткнулся в крепкое мужское плечо. Кажется, в первый миг мой защитник опешил от неожиданной близости и замер, вдруг напрягшись всем телом.
— Подожди секунду, — пробормотала я умоляюще.
И он дождался, когда ко мне вернется умение дышать, осторожно сжал мои плечи руками в кожаных перчатках и отстранился.
К тому времени как подбежали стражи, ночной посыльный исчез.
— Нима, с вами все в порядке? — потребовали от меня ответа постовые.
— Да, но мой помощник Ян… — Я подняла голову, пытаясь сфокусироваться на двоящихся фигурах блюстителей закона. — Он сильно пострадал, и ему нужна помощь.
Голова кружилась, как проклятая, и земля уходила из-под ног, точно палуба попавшего в шторм корабля. Спотыкаясь и держась за стены, я привела постовых к месту, где преступники избивали Яна. В голове представлялось, что вся дорога залита кровью несчастного парня, но чистая брусчатка влажно поблескивала в тусклом свете фонаря.
Видимо, смелости моему новоявленному помощнику хватило только на то, чтобы вызвать мне в помощь постовых и сбежать.
Домой я вернулась затемно в закрытой стражьей карете с решетками на окнах и одной жесткой лавкой. Когда экипаж остановился перед открытыми воротами в аптекарский дворик, то служитель порядка открыл дверь, запертую снаружи на щеколду, и галантно подал мне руку, помогая спуститься с подножки, точно я ехала в наемном экипаже.
— Спасибо, — вымученно улыбнулась я.
— Точно не хочешь написать жалобу, нима?
При воспоминании о кислом лице дознавателя в приемной меня передернуло.
— Нет.
Было поздно. Крапал дождь, казавшийся влажной пылью в потоках фонарного света. Аптекарская лавка уже закрывалась, и на окнах первого этажа висели белые ладные ставенки.
Тут входная дверь распахнулась, огласив тихий двор приветственным треньканьем колокольчика, и под козырьком появился отцовский подручный, дядюшка Кри. Он хотел перевернуть деревянную табличку на слово «Закрыто», но, увидев тюремную карету у ворот, замер с открытым ртом. Дядюшка семь лет просидел в застенке за торговлю галлюциногенными грибами и к стражам относился с большим подозрением. Судя по вытянутой физиономии, он собирался поднять крик.
— Нет-нет! — Я замахала руками. — Дядюшка, не зови отца…
— Бо! — завопил бывший арестант дурным голосом, и даже любезный страж рядом со мной вздрогнул от неожиданности. — Катаринку опять на тюремной каталке привезли!
Отец появился немедленно, заполнил своей пузатой фигурой дверной проем и сложил руки на груди. От неизбежности объяснений я тяжело вздохнула и поклонилась служителям порядка, уже забравшимся на облучок.
— До свиданья, сунимы.
— Будь осторожнее, нима, — проворчал один и дернул поводья, заставляя понурых лошадок тронуться с места.
Я поплелась к дому.
— Ты экономишь на наемном экипаже или опять напали? — полюбопытствовал отец, пропуская меня в лавку.
— Напали.
В аптекарском зале пахло перечной мятой, и в моей голове знакомый аромат стойко ассоциировался с безопасностью родного дома.
— Говорил я тебе, что газетчиков всегда бьют, — в спину мне проворчал дядюшка Кри, в детстве учивший меня взламывать замки и разбавлять солодовый виски водой. — Надо было головой думать, прежде чем печати на ладонь шлепать.
Невольно я глянула на герб картели газетчиков, похожий на татуировку с расплывшимися контурами. После того как меня со скандалом выставили из Института благородных девиц, я три раза сдавала экзамен, чтобы стать газетчицей, и, когда получила заветную печать, напилась от счастья дешевого эля. Жаль, что тогда мне не пришло в голову сходить к гадалке, чтобы узнать, как сложится служба. Глядишь, посоветовали бы поступить на работу гувернанткой, и неизвестная девушка, выловленная сегодня из Вислы, осталась бы живой.
При воспоминании о безжизненной руке с богатым браслетом из изумрудов, нелепо болтавшимся на синеватом запястье, снова жалобно сжался желудок, и я почувствовала себя по-настоящему больной. К горлу подступила желчь, от лица отхлынули краски, и отец с дядюшкой Кри перепугались.
— Поднимайся скорее наверх.
На втором этаже в гостиной весело горел камин. На очаге пыхтела кастрюля, и запах поленьев смешивался с ароматом жаркого. Не успела я плюхнуться на диван, как на лестнице раздались тяжелые шаги отца. Он принес закупоренную бутыль с дорогущим бальзамом, который, по его убеждению, помогал излечению ран.
— Я не пострадала, — уверила я, не желая пить ядреное снадобье. — Меня только напугали. Сильно побили моего помощника Яна.
— Тебе дали помощника? — Не обращая внимания на протест, родитель достал крошечные стаканчики из маримского[8] хрусталя и звучно вытащил из бутыли пробку. Иногда меня раздражала его привычка в любой непонятной ситуации потчевать себя и окружающих пьянящими снадобьями, отзывавшимися не столько оздоровлением, сколько страшной головной болью.
— Знаешь, Ян хоть и высокий, — я подняла руку, стараясь продемонстрировать рост парня, — но ужасно беспомощный. Совершенно не может постоять за себя. Его колотили, а он даже ни разу не ответил, так и дал себя избить, а потом умудрился вызвать постовых.
— А кто тебе помог? — вдруг спросил отец. Видимо, заметил нестыковки в моей интерпретации случившегося.
— Стражи, — соврала я, не желая рассказывать о спасшем меня от разбойников ночном посыльном, и быстро перевела тему: — На нас напали не грабители, те люди искали Анну…
На некоторое время в кухне повисла оглушительная тишина. Было слышно, как внизу дядюшка Кри подметал пол и двигал стулья, чтобы добраться до дальних уголков торговой залы.
— Я уеду отсюда сегодня ночью, — вдруг раздался ровный, лишенный эмоций голос актерки, и мы с отцом оглянулись. Она стояла посреди гостиной и теребила складки на сером скучном платье, сохранившемся в моем гардеробе со времен учебы в Институте благородных девиц. — Я не могу подвергать вас опасности! — с убежденностью заявила она. — Эти люди уже убили одного человека. Если они узнают, что я прячусь здесь…
Она уже слышала о трупе девушки, выловленном в Висле, что не удивляло. Скандальные сплетни разносились по городу, как простуда, а потому обязательно залетали в аптекарскую лавку, где продавались средства от любых хворей.
— Куда вы сейчас уедете? — задал справедливый вопрос отец. — Вам есть где спрятаться?
Анна сжала кулаки и решительно заявила:
— Не пропаду.
— Давайте сначала найдем вам убежище, — предложил папа, видимо, отчаянно пытаясь придумать толковый план, как всем нам выбраться из рисковой ситуации с минимальными потерями. — Раз эти люди напали на Катарину рядом с конторой, то они пока не знают, где она живет. Они за тобой следили по дороге в лавку?
— Я не заметила слежки…
Вдруг снизу истошно заорал дядюшка:
— К нам кто-то пришел!
Анна побледнела как полотно. Она не догадывалась, что прозвище Кри бывший зэк получил от слова «крикун». Просидев несколько лет в застенке, он стал тугим на одно ухо, а потому орал одинаково страшным голосом и из-за прихода почтальона, и из-за нечаянного пожара в чулане с сушеными травами.
— Спрячьтесь в спальне, — посоветовал отец испуганной ниме.
Та бросилась в комнату, а мы буквально скатились на первый этаж. Каково было мое удивление, когда на пороге обнаружился живой и невредимый Ян, мявшийся под мрачным взглядом низкорослого, коренастого Кри с метелкой в руках.
— С тобой все в порядке! — радостно воскликнула я и, подскочив к стыдливо топтавшемуся помощнику, крепко обхватила его руками. — Куда ты делся из переулка?
— Я? — Он смущенно отодвинулся и пробормотал, несуразно указав пальцем себе за плечо: — Я… как бы… Ты знаешь, здесь так странно пахнет.
— Ты пришел в аптекарский двор, — многозначительно буркнул отец.
— Ты молодец, что вызвал постовых! — объявила я. — Они меня спасли!
Я хлопнула его по плечу и развернулась к отцу. Вместе с Кри они разглядывали моего помощника со столь скептическим видом, что становилось без слов ясно — симпатичный парень пришелся им не по вкусу.
— Папа, познакомься, это Ян!
— Здрасьте, — пробормотал тот, отвесив старшим уважительный поклон.
— Ты же говорила, что его сильно избили, — фыркнул родитель.
Гладкое лицо помощника с идеально ровной кожей действительно было чистым, без фингалов или кровоподтеков, хотя мне прекрасно помнилось, как один из нападавших отбросил бедолагу мощным ударом в челюсть.
— Ну, меня побили, — пробормотал Ян в свое оправдание и показал пальцем сначала на один бок, потом на другой: — Вот сюда ударили… и сюда.
Костяшки его руки оказались разбиты. Внимательный взгляд отца остановился на ранках с припекшейся корочкой.
— Живо на второй этаж, — велел он. — Ката тебе обработает руку.
Ян с изумлением глянул на разбитые костяшки, как будто прежде не замечал ранения, и уточнил, словно не верил собственным ушам:
— Обработать это?
— Могу еще ребра помазать снадобьем от синяков, — охотно предложила я, но заметила, как все трое мужчин заметно напряглись. — Да бросьте, он же снимет рубашку, а не штаны…
— Я его натру бодягой, — буркнул отец и, решительно переваливаясь в разношенных домашних туфлях, направился к лестнице на второй этаж. Смерив гостя выразительным взглядом, дядюшка Кри принялся снова мести пол, нарочито стараясь мазнуть метелкой по сапогам позднего гостя.
— П-п-послушайте, — воспротивился Ян, старательно отодвигаясь от хулиганского нападения настырной метлы. — Я сам… сам могу обтереться… подтереться… В смысле, натереться…
— Пойдем! — хлопнув приятеля по плечу, сверкнула я самой доброжелательной улыбкой, на какую оказалась способна. — У моего отца волшебные руки.
— Т-только очень большие… — пробормотал он.
Казалось, Ян искренне жалел, что без предупреждения заявился в дом не слишком гостеприимного травника.
Пока отец накрывал к ужину, я обрабатывала разбитую руку Яна. Заживляющая мазь сильно щипала, но парень даже не поморщился, словно умел не замечать боли. Он с опаской рассматривал более чем скромную обстановку гостиной, задержал взгляд на цветной гравюре, сделанной в день моего выпуска из лицея. Семейная атмосфера нашего жилища явно приводила его в растерянность.
— Вы еще не закончили? — из кухни прикрикнул отец с нарочитым недовольством, и Ян попытался убрать обработанную руку. Видимо, мой родитель вызывал в робком парне волну ужаса.
— Почти, — отозвалась я, сжимая его запястье, чтобы не думал дергаться, принялась за перевязку и пробормотала: — Не бойся. Он добрейшей души человек.
— Здравствуйте, — раздался красивый голос актерки, выбравшейся из комнаты. Ян скользнул безразличным взглядом по высокой стройной фигуре в мешковатом платье, и мне пришла в голову забавная мысль, что на стенную ткань он смотрел с большим интересом, чем на известную театральную нимфу.
— Здравствуйте. — Он приподнялся с дивана и склонил голову, изображая вежливый поклон. — Вы сестра Катарины?
У Жулиты сделалось странное лицо, а я с трудом проглотила издевательский смешок. Видимо, в жизни актерки впервые попадался симпатичный мужчина, не догадывавшийся, что она является восходящей театральной звездой. Впрочем, я тоже впервые встречала парня, не узнавшего признанную красавицу города, чьи портреты частенько мелькали на вывесках и плакатах известных торговых домов Гнездича.
— Анна, садитесь за стол, — позвал отец, прерывая возникшую конфузную паузу.
— Так она правда жива? — пробормотал Ян едва слышно.
— Ты ее все-таки узнал?
— Нет. Я ее впервые вижу, — признался помощник.
— Поздравляю. — Я ободряюще похлопала недотепу по плечу и поднялась. — Позову дядюшку.
— Тебе, парень, особое приглашение надо? — услышала я недовольный голос отца, зазывавшего Яна к семейной трапезе. Подозреваю, что после подобного приглашения к столу у скромного гостя на неделю пропадет аппетит.
— Я? — действительно испугался тот.
— Хочешь умереть с голоду, пока мы ужинаем? — ругнулся родитель.
Кри уже и след простыл. Наверняка он слинял в питейную на пересечении Кривого переулка и центрального проспекта, пронзающего город от края до края. Мысленно я поблагодарила всех Святых Угодников, что дядюшка предпочел провести вечер с приятелями, ведь присутствие бывшего арестанта сделало бы неловкость, царившую за кухонным столом, совершенно невыносимой.
— Сколько тебе лет? — принялся допрашивать папаня Яна, словно тот пришел на смотрины к будущему тестю. Удивительно, но они оба будто забыли, что отец мучил моего сослуживца, а не кавалера, потому как тот мгновенно раскололся: