— А что, их было много?
— Человек пять или шесть. Из твоего была Рут, это помню точно. А остальных…
— Спасибо, я посмотрю, если дадите допуск! Разрешите идти, майор?
Новые сведения прибавили мне бодрости. Что ж, пять-шесть — это не триста семнадцать сотрудников всего нью-йоркского СО. Впрочем, почему же именно спецотдела? Шпионом мог быть и «контра», уж эти обожают совать свои носы в дела чужих ведомств. Тем более на тот момент делами тут заправляли Стефания Каприччо и Заносси Такака. И если при всей своей стервозности Стеф была теперь, после прецедента с Аланом Палладасом, вне всяких подозрений, то сказать того же о Такака я не мог…
О'кей, не будем опережать события, все по порядку. Как запутались, так и распутаемся.
Дождавшись, когда Пит, Исабель и Фрэнки отчалят на ланч, я забрался в архив. Да, память не подвела миссис Сендз: из моих в тот вечер оставалась Рут Грего. Из Стоквелловских — Джек Ри и Луиза Версаль. Из ребят Арманы — Ольга Ванкур. И Юджин Савойски — из отдела Фридриха. Пять подозреваемых в «копилку», где уже томился мой приятель Питер Маркус. До чего же отвратительное чувство рождается, когда подозреваешь давнишнего друга! Да и думать о том, что «крысой» может оказаться Рут или Джек, которых я также знал не один год и испытывал к ним только симпатию, было не более приятно.
Джоконда ждала меня в кафе за углом. Конечно же, я не стал назначать ей встречу в «WOW!», где сейчас обедали мои подчиненные!
— Джо, мне необходимо задержать и допросить Аврору Вайтфилд и увидеть Зила Элинора.
Бароччи кивнула.
— Ты не спрашиваешь, зачем мне арест Авроры?
— Если ты говоришь «мне необходимо», то я не допускаю сомнений, — невозмутимо ответила она.
— Хм… Да! Насчет Элинора. Ты как-то говорила, что желала бы поприсутствовать в «зеркальном ящике» во время его допроса.
— Хочешь сыграть в четыре руки? — улыбнулась «эльфийка». — Что ж, сыграем. Но я уже видела арестованного. Позавчера вечером.
— До его исчезновения? И что ты можешь сказать?
— Ничего особенного.
— Джо, такой вопрос. Что-нибудь известно о том, куда увезли священника Агриппу?
— Он возвращается на Фауст.
— Как?! После всего, что произошло?
— Он гражданин Фауста. Руководство «наверху» сочло, что на родной планете он будет в большей безопасности. И что негоже фаустянину болтаться по Земле и вынюхивать что не положено.
— Но он хотел встретиться с Элинором!
Джоконда усмехнулась и покрутила застежку на манжете:
— Ты всерьез думаешь, что ему позволили бы это сделать?!
— Нет, но узнать — кто, почему…
— «Кто, почему» — что? С ним побеседовали. Он заявил, что вопрос с Зилом рассматривался в частном порядке. Зил был передан в услужение Максимилиану Антаресу четыре года назад. Фауст имел на это право: во-первых, разговор шел не о Земле, а об Эсефе; во-вторых, Элинор — «синт», и его продажа не противоречит ни единой статье Конвенции…
Значит, Зил все-таки полуробот… Странно, что он сам не сказал мне об этом сразу.
— Он все-таки открылся тебе? Все-таки проговорился, что является «синтетикой»?
Джоконда согласно опустила глаза:
— Скорее, не стал отпираться.
Ну да, попробуй-ка чего-нибудь скрыть от профессионального пси-агента…
— Нет, ты ошибаешься, Дик, — угадав ход моих мыслей, возразила «эльфийка». — Я не подвергала его никаким воздействиям. Скажу даже больше: он имеет мощную защиту от каких бы то ни было воздействий и сам при желании повлияет на кого хочешь.
— Ты о чем?
— Зил — эмпат. Очень сильный.
Я смотрел на нее некоторое время. Фантастическое явление! Полуробот — эмпат! Эх, где тут мое кресло-медиум, диван-парапсихолог и коврик-телекинетик?!
— Мы ведь с тобой не будем говорить об этом приверженцам спиритологии, дарлинг? — наклоняясь к Джоконде через столик, я слегка погонял маленькой ложечкой кубики льда в чашке с зеленым чаем.
— О, да! — засмеялась моя собеседница. — Это была бы истерика в мире оккультистов: «Синт», имеющий душу!» Мадонна Мия, только этого не хватало для внесения еще большей сумятицы в наш дурацкий мир…
— Если вспомнить самолет и «scutum», от которого по сей день частенько трещит моя голова, то этот «синт» имеет если не душу, то энергополе. Биологического, естественного происхождения энергополе, черт бы меня подрал. А этот аргумент, согласись, ничем не легковесней того, который всплыл бы, научись мы доказывать бытность Души…
— В чем ты подозреваешь твою бывшую подругу?
Я поморщился. Но, как говорили в древности, «написанное пером не вырубишь топором» или «из песни слова не выкинешь». Похоже, моя неосмотрительная связь с «космопыткой» Вайтфилд еще долго будет аукаться мне при каждом удобном случае.
Рассказав обо всех догадках Фаины, я заметил в глазах Джо согласие. Чтобы женщина да не поняла женщину! Тут мне отчего-то вспомнилось «пророчество» моей жены, и я попытался представить себя хотя бы на минуту супругом Джоконды. Нет, это невозможно! Причем не только осуществить, но и представить. Мы слишком разные. Дружба — да. А вот любовь — ни в коем случае!
В глазницах зудело. Я жутко не выспался. Но надо собраться: впереди — целый день, и сделать нужно много.
Не прощаясь (нам еще предстояло сегодня встретиться, и, возможно, не раз), Бароччи выскользнула из кафе. Я допил свой чай и, потирая набрякшие веки, вернулся на рабочее место. Хорошо Фанни, она сейчас спит, наверное…
8. Трансдематериализатор
Нью-Йорк, изолятор КРО, 7 августа 1001 года.
— Зил Элинор! Встать!
С этими словами в изолятор вошли охранники из Военного Отдела.
Арестованный одним стремительным движением поднялся с пластикового пола. Молча протянул руки, молча пронаблюдал, как защелкиваются браслеты наручников, оглянулся на скомканную и затолкнутую под подушку черную рясу, молча последовал за одним из конвоиров, сопровождаемый двоими за спиной.
Меры предосторожности были предприняты ими не зря. Элинор числился в списке заключенных как «особо опасный», а в случае агрессивных действий с его стороны охране было предписано стрелять на поражение.
Однако парень вел себя исключительно смирно, и если бы не его вчерашнее внезапное исчезновение, окончившееся столь же загадочным возвращением в камеру, то о нем вспомнили бы еще не скоро.
Зил уверенно ступил на платформу уже привычного лифта, поднимавшего преступников в камеру для дознаний — в «зеркальный ящик». Едва заметным движением головы отбросил свисающие на лицо волосы. Без интереса уставился на «Видеоайз» под потолком цилиндрической полупрозрачной кабины. А лифт тем временем доставил и его, и конвоиров на нужный этаж, прямо в допросную.
Военный тщательно пристегнул арестанта наручником к столу и даже повторно проверил надежность крепления. Так, будто Элинору предстояло не сидеть, всего лишь отвечая на вопросы следователя, а как минимум быть первым в связке альпинистов.
Зеркало треснуло и разошлось. В темном проеме возникли силуэты женщины и мужчины. Увидев мужчину, арестант слегка улыбнулся. Это была улыбка облегчения.
— Здравствуй, Дик! — первым сказал он и, тут же смутившись, отвел глаза от женщины в черном костюме. — Здравствуйте, госпожа Бароччи.
— Здравствуй-здравствуй…
В отличие от элегантной и строгой Джоконды капитан Калиостро был одет в свободном стиле. Темно-серая футболка и джинсы цвета индиго меняли его облик до неузнаваемости. В управленческой форме тогда, три с лишним месяца назад, он выглядел другим человеком. Да и глаза Дика сейчас казались более усталыми, чем во время прошлой встречи с Элинором.
Джо на приветствие ответила почти незаметным холодным кивком, обошла стол и села по другую сторону от Калиостро. Зил почувствовал, как она медленно «стирает» свое присутствие. С детским любопытством юноша изучал приемы, используемые красавицей-«эльфийкой». Премудрости, коим в Управлении учат не один год, выглядели для Элинора не более чем подробно расписанной схемой. Все или почти все он видел сейчас, как на ладони: зачем один поступил так, для чего другой сделал эдак. Фаустянин ждал допроса и перед его началом нарочно вошел в состояние, когда все скрытые взаимосвязи этого мира вдруг становятся идеально понятными и четкими.
— Ты не знал или не счел нужным сообщить мне тогда о том, что ты «синт», Зил? — без обиняков заговорил Калиостро, пристально глядя своими зеленовато-синими глазами в лицо арестанта.
— А это имеет значение? Разве это как-то повлияло на качество предоставленной мною информации, Дик… капитан?
Невозмутимый с виду конвоир-вэошник за спиной Элинора внутренне передернулся, услышав дерзкие слова юнца.
Невозмутимый с виду конвоир-вэошник за спиной Элинора внутренне передернулся, услышав дерзкие слова юнца.
— На качество информации это не повлияло, — сдержанно произнес спецотделовец. — А на расследование в целом — возможно.
— Госпожа Бароччи знала, кто я.
— Да, но и она узнала об этом только позавчера.
Джоконда слегка покачала головой. Бровь Дика поползла вверх, но уточнять он не стал.
Элинор стал смотреть в зеркало, на галереи отражений их четверых — «эльфийки», капитана, охранника и его самого. Казалось, «зеркальный ящик» набит людьми-близнецами до отказа. Это угнетало…
…Позавчера вечером Джоконда действительно явилась на допрос. Это был первый ее визит к бывшему послушнику. Первый визит лицом к лицу.
— Здравствуйте, — тихо сказала она. — Камеры отключены, и мы с вами можем говорить спокойно.
— Я знаю.
Элинор прислушивался к ее странной речи. Она говорила с приятным акцентом и слегка картавила:
— Капитан Калиостро провел операцию успешно. Скоро он будет в Нью-Йорке. Синьор Элинор, когда вы узнали, что являетесь не совсем человеком? Еще у себя, на Фаусте, или уже у Максимилиана Антареса?
Зил помолчал, вспоминая события четырехлетней давности. Тогда седых прядей в волосах молодого монаха еще не было, как не было и мыслей о том, какого же рода работу ему придется выполнять для продажного дипломата. Он был счастлив просто от того, что попал в мир, полный теплого солнца и многоцветья природных красок. Фауст привлек бы своей суровостью мрачного художника-графика, в то время как Эсеф — живописца-эксцентрика. Вспомнить хотя бы те же цветы, пэсарты, от вида которых Элинор первое время столбенел, а от запаха — испытывал тошноту.
— О том, что я полуробот, мне сказала… мне сказали в поместье Антареса. Так и узнал, госпожа… госпожа…
— Бароччи, — подсказала Джоконда и с обманчивой ласковостью улыбнулась Зилу.
Фаустянин ощутил, как что-то невидимое, легкое и еле осязаемое скользнуло ветерком от нее к нему. Изумленный, ничего не предпринимая, Элинор сидел и следил за упорными попытками госпожи Бароччи взглянуть на мир его глазами и пристроиться к ходу его мыслей. Он был настолько удивлен ее действиями, что в один затруднительный момент просто взял и помог ей проникнуть сквозь «заслон». Так в недоумении подвигается разбуженный человек и видит, что к нему под бок, толкаясь, залазит малолетний шалун. Залазит, чтобы в следующую минуту, нечаянно истыкав соседа острыми локотками и устроившись поудобнее, потребовать «засыпательную сказку».
Джоконда замерла. Она тоже поняла все.
— Так вы…
Они сверлили друг друга глазами. Наконец скулы бывшего послушника слегка порозовели, и он смущенно потупился.
— Вы эмпат… — прошептала девушка. — Я подозревала пси-способности, но эмпатию… У нас ведь даже среди ведущих врачей всего восемнадцать эмпатов на все Содружество… Но… «синт»… Это какая-то ошибка… нелепица…
Пожалуй, Риккардо Калиостро немало отдал бы за то, чтобы увидеть начальницу «Черных эльфов» в такой растерянности. Потому что было это явлением столь же редким, как пролетающая через Солнечную систему комета Галлея.
Для самой Джоконды все обстояло куда хуже, чем можно себе представить. С трудом протискиваясь в его сознание, она слишком уж раскрыла свое. И Элинор наверняка узнал ее самую сокровенную тайну. В его пасмурно-серых глазах девушка тут же нашла подтверждение своим страхам. Теперь он, презренный «синт», арестант, преступник, которого ждет либо камера в Карцере, либо уничтожение (как вышедшего из строя полуробота), знает о том, что Джоконда Бароччи, пси-агент и лидер группы «Черных эльфов», лучшая, любимейшая ученица Фредерика Лоутона-Калиостро, что она…
— Извините… — «эльфийка» вскочила и покинула изолятор.
Элинор запустил пятерню в растрепанные волосы, спутывая их еще сильнее, а потом скорчился на стуле.
В этот момент он и почувствовал нависшую над Диком опасность. Это было еще хуже, чем во время эпизода перестрелки на катере. Пока перевоплощенный в Фаину Калиостро и Полина Буш-Яновская отбивались от террористов посреди Моря Ожидания на Колумбе, запертый в изоляторе фаустянин метался и умолял охрану принести ему вещи. Те вещи, которые у него отняли при аресте.
Наконец, не выдержав, юноша упал на колени, а затем и вовсе потерял сознание. Когда его увидел конвой, не слишком, впрочем, утруждавший себя наблюдением за арестантом, рубашка Элинора на боку пропиталась кровью — в точности как в первый день задержания. Врач, вызванный из Лаборатории, снова обнаружил у него на ребрах глубокую рану, будто нанесенную каким-то очень острым оружием. Рана выглядела в точности такой же, какой была три месяца назад. Будто разошлась на месте шрама…
Все это случилось за три недели до визита синьорины Бароччи в изолятор ВПРУ.
Чуть позже Джоконда поймет, что этих двух людей, Дика и Зила, как ни парадоксально, объединила «харизма», посланная капитаном и отраженная бывшим послушником. Отныне Калиостро — через боль, через мучения — иногда мог присоединяться к сознанию Элинора. А Элинор, в свою очередь — к сознанию Калиостро.
Когда девушка вернулась в камеру, Зил уже собрался и выглядел спокойным.
— Мне нужно кое-что из моих вещей, госпожа Бароччи, — он осторожно взял кисть «эльфийки» в одну руку и накрыл ее ладонью другой.
Джоконда не пыталась вырваться и даже не возмутилась некорректным действиям арестанта. Она знала, что шантажировать ее этот человек не будет. Ни грубо, ни завуалированно, по принципу «ты — мне, я — тебе». Да и в его безобидности она была уверена. Дело тут в другом: девушка поняла, чего именно он добивается.
— Расскажите мне, — попросила Бароччи.
И Элинор рассказал.
В тот же вечер по распоряжению майора КРО фаустянину были выданы изъятые у него при аресте личные вещи…
…Зил вынырнул из омута отражений и воспоминаний в день сегодняшний. Капитан Калиостро, кажется, о чем-то спрашивал его. Юноша вопросительно посмотрел на него, на Джоконду и снова на него, словно ожидая подсказки.
— Ты слышал, о чем я спросил тебя? — после долгой паузы осведомился Дик и коснулся пальцами дребезжащего виска. — Нет, ты меня не слышал…
В его тоне сквозило раздражение: капитан чувствовал себя все хуже.
— Каким образом… Ты слушаешь?.. Каким образом ты смог позавчера ночью покинуть запертый, охраняемый надежной системой и дежурными ВО, изолятор? И не только покинуть, но и беспрепятственно вернуться! А также что ты делал в это время на другом полушарии Земли и ты ли это был? Отвечай сразу!
Джоконда внимательно посмотрела на Зила.
Вместо ответа Элинор стал расстегивать браслет наручных часов, которые в числе прочих вещей ему выдали позавчера после ухода Бароччи. Вэошник настороженно дернулся к нему, но «эльфийка» сделала знак не приближаться, и конвоир с видом оскорбленного в лучших чувствах пса замер на месте.
— В том городе… на другом полушарии… был я, — юноша наконец-то освободил запястье от часов. — А выйти из камеры и вернуться обратно я смог вот так…
Слегка подкинув часы в ладони, Элинор протянул их Дику.
КОЛЛАПС (2 часть)
1. Рапорт Деггенштайна
Эсеф, город Орвилл, резиденция посла Антареса, август 1001 года.
Над Орвиллом, столицей единственного государства на единственном материке, вот-вот разразится гроза — явление на солнечном Эсефе довольно редкое.
В одной из комнат большого дома дипломата Максимилиана Антареса сейчас было немногим спокойнее: тревога тяжелым прессом давила на троих собравшихся в кабинете посла.
Писательница Сэндэл Мерле подтачивала пилочкой свои безупречные ногти, слегка при этом гримасничая и сама того не замечая. На ее коленях возилась крошечная обезьянка. Шевеля тяжелыми надбровьями и помаргивая, примат суетливо запихивал что-то в свою пасть, быстро пережевывал и с человеческой неуютной внимательностью рассматривал то Эмму, то Максимилиана.
За окном утробно заворчало. Первый раскат далекого грома…
Порыв ветра взлохматил густые кроны парковых деревьев.
Высокая, дородная Эмма Даун-Лаунгвальд прохаживалась из стороны в сторону. Не обращая внимания на пустой участок голограммы, готовой для приема информации, глава «Подсолнуха» ныряла сквозь бесплотное изображение и выныривала вновь. Лишь время от времени она бросала сердитые взгляды в сторону Сэндэл, увлеченной своим маникюром. Но спросить Антареса, для чего он позволил находиться здесь своей жене-тупице, Эмма посчитала ниже своего достоинства.
Сам посол также не являлся сейчас образцом безмятежности. Хоть Антарес и восседал за своим внушительным столом, размеры которого только подчеркивали тщедушность фигуры хозяина, нога его слегка подрагивала, будто кончик хвоста у раздраженной кошки.