Врач покрутил перед глазами листок.
— Ладно. Переведите Мерюза в палату номер четырнадцать. Это успокоит его на некоторое время… Скажите, что мы тщательно ознакомились с его «докладом» и, приняв его к сведению, решили дать делу ход. Запоминайте терминологию. Это очень важно. Несчастный всю оставшуюся жизнь будет стараться выиграть процесс, не важно какой. С ним нужно говорить на особом языке. Кстати, я пошлю ему письмо, так даже будет лучше… Спасибо.
Санитар закрыл за собой дверь, а врач заправил в пишущую машинку фирменный бланк: «ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ БОЛЬНИЦА ФУРВЬЕРА».
Ночь.
Зарешеченные лампы слабым светом освещают коридор второго этажа. Вдруг медленно, неслышно, приоткрывается дверь палаты № 14, и на пороге появляется Мерюз. Он одет в темный костюм, без галстука, а на ногах тапочки. Мерюз вслушивается в тишину… У него невероятно довольный вид. В правой руке он держит изогнутый металлический стержень, которым открыл замок. Он бесшумно крадется в конец коридора. В маленькой кабинке дремлет дежурный. Мерюз на четвереньках ползет вдоль стены.
Он спускается по лестнице и подходит к посту дежурного по первому этажу. Одетый в длинный белый халат, тот поглощен чтением раздела для любителей скачек и что-то задумчиво отмечает. На столе стоят два телефона. Застекленная дверь выходит в парк. У подъезда стоит длинная машина «Скорой помощи».
Мерюз мгновенно оценивает ситуацию. Настенные часы показывают половину одиннадцатого. Шаг. Еще один. Дежурный сидит к нему спиной. Мерюз сильнее сжимает в руке металлический стержень, послуживший ему отмычкой, не спеша, с необыкновенным хладнокровием преодолевает пространство, отделяющее его от дежурного, и наносит сокрушительный удар. Тот падает лицом на газету; Мерюз хватает его за плечи и осторожно укладывает на пол. Потом снимает с него галстук, ботинки и надевает их.
Мерюз снимает трубку, набирает номер, рот он прикрыл платком, чтобы изменить голос.
На другом конце парка консьерж в своей будке читает эротический журнал. Здесь тоже часы, два телефонных аппарата на столе. Через оконный проем видна лужайка, вдали — фасад дома с белой машиной у подъезда. Звонит телефон, консьерж машинально снимает трубку:
— Клиника. Да, слушаю… Говорите громче, очень плохо слышно… Алло… Записываю. — Он что-то на скорую руку пишет в блокнот. — 18-бис, улица Шам-де- Лорм в Вийербанне… Как фамилия врача, требующего поместить больного в клинику?
— Доктор Берони, — отвечает Мерюз. — Да… Случай, кажется, не особенно тяжелый, но доктор утверждает, что больного лучше немедленно изолировать… Я рассчитываю на вас. Жду. Спасибо.
Мерюз кладет трубку. У него торжествующий вид. Ой заправляет под воротник снятый с жертвы галстук, завязывает его.
Телефонный звонок. На этот раз Мерюз снимает трубку внутреннего телефона и снова прикладывает к губам платок.
— Алло… Да… Подождите, сейчас запишу.
— Алло… Ты меня слышишь?.. — кричит консьерж. — Я тебя очень плохо слышу… Мадам Ламбер… 18-бис, улица Шам-де-Лорм в Вийербанне… Нужно ехать немедленно… Это от Берони… Да… Он будет там конечно же… Ну, привет!
Консьерж вешает трубку внутреннего телефона и, не торопясь, идет открывать ворота.
…А там, вдали, кто-то выходит из подъезда и садится в машину «Скорой помощи». Включается мигалка на крыше отъезжающего автомобиля. И вот уже ворота позади.
В зеркале заднего вида Мерюз видит, как консьерж закрывает их, и прибавляет скорость. Он свободен…
Автомобиль движется по слабо освещенным улицам. Мерюз едет вдоль стены фабрики, замедляет ход, затем останавливается и звонит.
У дверей появляется ночной сторож. На поясе у него табельный пистолет в кобуре. Он смотрит в глазок, видит «скорую», санитара. Опасаться нечего. Он открывает дверь. Но все-таки вахтер удивлен. У них все здоровы… Это же фабрика… Должно быть, какая-то ошибка… или глупая шутка…
Однако сказать он ничего не успевает: Мерюз ударяет его в висок отмычкой, которая теперь служит ему кастетом. Сторож падает на Мерюза, тот забирает револьвер и, удостоверившись, что он заряжен, прячет его в карман.
Мерюз пересекает Сону, выезжает на улицу Константины. Видимо, он что-то ищет… и находит магазин, торгующий игрушками. В витрине выставлены маски, огромное количество масок всех форм, размеров и цветов. Мерюз останавливается, выходит, подходит ближе. Звук разбиваемого стекла разрывает ночную тишину.
— Он все рассчитал, — оправдывается на следующее утро директор клиники перед старшим инспектором Легреном. — Конечно, мне следовало бы догадаться, когда он попросил перевести его в палату номер четырнадцать, то есть на второй этаж. На третьем расположение палат совсем другое, весь коридор просматривается дежурным.
Инспектор нахмурил лоб.
— И вы не имеете никакого представления о его намерениях?.. Ведь он вооружен, этого нельзя забывать.
Директор клиники озабоченно качает головой.
— Если быть до конца откровенным, я боюсь. Очень боюсь. Боюсь, как бы со дня на день он не совершил насилия. В любой форме!
— Что вы имеете в виду?
— Я хочу сказать, что он все обернет в свою пользу. Для начала обвинит свои жертвы во всех смертных грехах, понимаете?.. И будет считать, что имеет право вмешиваться, наказывать… Для себя Мерюз всегда найдет оправдание, в аргументах у него нет недостатка. Он воображает себя слугой закона, его орудием… Он, в своем роде, очень сильная личность.
— Кто он по профессии?
— Работал в фирме по продаже недвижимости коммивояжером. Его уволили. До этого работал в страховой компании, а еще раньше у нотариуса… Если хотите, я дам вам полный список тех мест, где он работал.
— Думаю, это нам не поможет.
— Согласен с вами. Что же вы намерены предпринять?
Инспектор устало пожал плечами.
— Обычная рутина… Конечно же мы быстро найдем «скорую помощь». Судя по тому, что вы мне рассказали, Мерюз слишком умен, чтобы сохранить столь компрометирующее средство передвижения.
— Место, где вы найдете «скорую», может навести вас на след.
Легрен качает головой:
— Нет. Мерюз может бросить машину, отойти подальше и там взять другую.
— Значит, вы не знаете, где искать, не так ли?
— Совершенно верно.
Мерюз быстро идет по улице. Справа остается длинная ограда частного владения, местами заросшая густым плющом; слева — лесистый склон, с него открывается вид на окрестности. Он подходит к воротам, останавливается. Обычаи этого дома ему известны. Не колеблясь, он толкает калитку и идет по аллее, обсаженной кустарником.
Подойдя к дому, Мерюз осторожно, стараясь ступать только по траве, обходит его и бесшумно влезает в распахнутое окно.
Это — рабочий кабинет. Обстановка роскошная, но в комнате царит беспорядок. На кресло брошен комбинезон архитектора, повсюду макеты сооружений, фотографии зданий, особняков. Шарль Югенэн, хозяин дома, разговаривает в холле с маленьким растерянным человечком довольно комичного вида. Сам Югенэн — крупный, полнокровный, громогласный — как итальянский тенор, с плавными движениями и хитрым прищуром глаз. Но сейчас он и не пытается быть приятным, он хочет разделаться с упрямым клиентом. Югенэн размахивает контрактом и вопит:
— Вы читали это, мсье Пейроль! И подписали! Вы были согласны. Контракт есть контракт, черт возьми! Если послезавтра я не получу чек, то подам на вас в суд.
— Прошу вас… — лепечет собеседник.
— Я бы уже давно разорился, — продолжает Югенэн, — если бы руководствовался эмоциями. Или вы платите… или возвращаете землю, теряя задаток.
— Вы меня губите!
— Я только защищаюсь. Ведь у меня, мсье Пейроль, тоже есть жена и дети.
Клиент идет к двери. Югенэн говорит, провожая его:
— Кстати, в будущем обращайтесь в мой офис в Лионе… Я купил этот загородный дом, чтобы никто меня не беспокоил. Хорошо, хорошо… Не извиняйтесь.
Его посетитель медленно идет вдоль лужайки, направляясь к аллее.
— Мария! — зовет Югенэн горничную.
Он притворяется взбешенным, потому что обожает браниться.
— Мария! Что я вам говорил?.. Я не желаю видеть здесь посетителей. Ни под каким предлогом… Вам ясно?.. Еще я говорил, что буду завтракать в полдень… Так что пошевеливайся, черт возьми, пошевеливайся… И, пока я один, чтобы никакой курятины, ясно?.. Никакой курятины до возвращения мадам… Вот она где у меня, ваша курятина!
Мария убегает и вскоре уезжает на мопеде; громко трещит мотор.
Удовлетворенный Югенэн закуривает сигарету, оглядывает кабинет.
Прикрыв дверь, он вдруг обнаруживает, что у окна сидит человек с пистолетом в руке, лицо спрятано под улыбающейся картонной маской с красным носом и огромными ушами. Югенэн в ужасе. К такому трудно быть готовым. У него перехватило дыхание, он без сил падает в кресло.
Наклонившись к нему, Мерюз говорит:
— Возьмите себя в руки… Уверяю, вам нечего опасаться.
— Сколько? — выдавливает из себя Югенэн.
— Что… сколько?
— В доме почти нет денег, — бормочет Югенэн.
— Но, мсье, я не вор. Я пришел не грабить. За кого вы меня принимаете? Я пришел предложить сделку.
— С пистолетом?
— Именно… с пистолетом… Вы же понимаете, что я успел бы убить вас, когда вы входили в кабинет.
— Послушайте, — лепечет Югенэн, — у меня дети…
— Оставьте, — перебивает раздраженный Мерюз. — Прошу вас ответить: было у меня время убить вас?
— Да… Думаю, что да…
— Дело не в том, что вы думаете, а в признании факта.
— Да.
— И я ничем не рисковал?
— Ничем.
— Так. Тогда мы договоримся. Предположим, что я вас убил, отнял у вас жизнь и теперь она принадлежит мне…
— Но позвольте…
Мерюз поднимает пистолет и строго говорит:
— Не позволю. Вы только что признали факт. Признали сами, добровольно. И я настаиваю: добровольно. Не так ли?
— Да.
— Стало быть, ваша жизнь теперь принадлежит мне. Ведь так?
— Да.
— Вы согласны?
— Да.
— Прекрасно. Я намерен продать ее вам.
— Простите?
— Я продам вам вашу жизнь. Это абсолютно законная сделка. Вы торгуете недвижимостью. А случилось так, что ваша жизнь попала ко мне в руки… И я вам ее продаю. Что может быть проще?
Югенэн в замешательстве трет рукой глаза, щеки… Он начинает понимать, что сейчас для него лучше вступить в игру.
— И сколько вы за нее просите?
Мерюз расслабился. Он удовлетворен оборотом, который приняла беседа.
— Вы согласитесь со мной, что сейчас человеческая жизнь очень подскочила в цене. Посмотрите, сколько приходится платить страховым компаниям. Малейшая болячка, перелом руки или ноги — это стоит теперь миллионы…
— Да, но… убийство — это же пожизненное заключение. А может быть, даже и…
— Правильно. Разделим проблему на две части… Скажем, сто тысяч франков… многовато, конечно… Вы мне выпишете два чека… по пятьдесят тысяч в каждый из ваших банков, чтобы не было задержки с выдачей денег… Как видите, я неплохо осведомлен…
Мерюз наклоняется вперед, легонько постукивает пальцами по столу.
— Это выгодная сделка. Я продаю вам жизнь с большим будущим, у вас блестящие перспективы. Я при этом даже проигрываю.
— А уж я-то как!
— То есть?
— О Господи! Я-то ведь не могу торговаться.
— Но простите… Торгуйтесь, мой дорогой, торгуйтесь… Никто не заставляет вас покупать… Если вы откажетесь, я возьму вашу жизнь себе, только и всего.
Югенэн колеблется. Вот если бы увидеть лицо, скрывающееся под этой маской.
— Хорошо, — говорит он наконец. — Я подпишу два чека.
— Не сейчас, — говорит Мерюз. — Сначала составим договор.
— Какой договор?
— Как какой? Договор о продаже. Не мне вас учить.
Ошеломленный Югенэн подходит к пишущей машинке и заправляет в нее лист бумаги.
— Нет, — говорит Мерюз. — Гербовую, пожалуйста. Таково правило. Я-то знаю, какое большое значение вы придаете контрактам.
Югенэн нехотя покоряется:
— Как вы собираетесь все это изложить? Боже, до чего все это нелепо!
— Вовсе нет. Обычный текст: «Я, нижеподписавшийся, Шарль Югенэн, проживающий по адресу… и прочее… настоящим подтверждаю, что купил…»
— Нет, — говорит Югенэн, — выкупил…
— Нет уж, простите! Мне вы ничего не продавали.
— Но вы-то у меня кое-что забрали…
— Вовсе нет! Если бы я забрал вашу жизнь, вы были бы уже мертвы. Не надо путать. Ваша жизнь — моя собственность. Это совершенно меняет дело.
Югенэну нечего возразить против железной логики собеседника, и он продолжает печатать: «…купил свою жизнь за сумму в сто тысяч франков, выплачиваемую двумя чеками по пятьдесят тысяч каждый…»
Мерюз перегнулся через его плечо.
— Исправьте, — говорит он. — Не «свою» жизнь. Если бы она была вашей, незачем было бы ее покупать. Поставьте просто «жизнь». В случае судебного разбирательства не будет никакой двусмысленности. Даже нет, не так. Вместо «жизнь» поставьте «одну жизнь». Понимаете, это одна жизнь среди множества других, не хуже и не лучше. Я продаю вам несортовой материал. И — подумайте! — за какие-то сто тысяч франков… Так, число… Подпись… Спасибо… Ну, а теперь — чеки… на предъявителя, естественно.
Югенэн вынимает из ящика чековые книжки, заполняет, передает Мерюзу. Тот быстро проверяет.
— Поскольку я не могу пешком возвращаться в Лион, то позволю себе одолжить у вас машину; вы найдете ее потом на площади Терро.
Мерюз делает два шага к двери, оборачивается.
— Да, последнее. Вы должны дать мне слово, слово честного человека, что не станете разглашать нашу сделку, ну, скажем, до полудня.
Югенэн слишком поспешно отвечает:
— Даю вам слово.
— Не торопитесь, — заявляет Мерюз. — Мне не нужны сиюминутные обещания. Вы действительно обещаете?..
— Я обещаю вам, — твердо говорит Югенэн.
— Я верю… Хочу верить, что, если вдруг вам придет в голову мысль предать меня, вас остановит то обстоятельство, что я мог застрелить вас, получив свои чеки. Ибо, согласитесь, сейчас меня уже ничто не сдерживает… Хотя нет, кое-что держит. Эта гербовая бумага, которую вы подписали. Эта бумага священная!.. Я даже не буду вас связывать… К чему эти грубые методы?.. Я дал слово и сдержал его… Вы дали слово… Честность в делах — вот мой девиз. Всего хорошего, мсье.
Мерюз выходит. Наблюдая через окно, Югенэн видит, как он входит в гараж и через мгновение уезжает на «DS».
…И только тогда Югенэн приходит в себя. Он бросается к записной книжке, лихорадочно листает ее.
— Так, Лионский депозитный банк… Вот!
Он быстро набирает номер.
— Алло, мадемуазель, соедините меня с номером 37–33–56 в Лионе, мой номер 94 в Сен-Фортунате… Это очень важно… Да, спасибо.
Он что-то бормочет в ожидании связи, его переполняет злоба.
— Алло… Ах, занято?! Черт!.. Мадемуазель, тогда соедините меня с… — он листает свою книжку, — номером 24-31-89 в Лионе… Да… Алло… Алло… «Сосьете женераль»? Говорит Шарль Югенэн, счет № 12 304… Сейчас к вам обратится один человек… с чеком на предъявителя на пять миллионов… ну, пятьдесят тысяч, если вам так больше нравится… Не оплачивайте!.. Это — мошенник… Сейчас нет времени объяснять… Мне еще нужно позвонить в полицию…
Он вешает трубку и снова набирает номер.
— Мадемуазель! Попробуйте еще раз номер 37-33-56 в Лионе для 94-го в Сен-Фортунате… Да… Алло… Ах, все еще занято… Нет-нет, не разъединяйте, только не разъединяйте… Дайте мне другой номер. — Он снова листает книжку. — Вот. Соедините меня с…
— Так-так! — раздается знакомый голос.
Югенэн, вздрогнув, поворачивается. Трубка безвольно падает из его руки на кипу бумаг. На пороге, по- прежнему в маске, стоит Мерюз. Пистолет его направлен на Югенэна.
— Вот оно, слово честного человека! — восклицает он. — А я-то еще колебался — возвращаться или нет… И все повторял себе: «Невозможно, чтобы мсье Югенэн так поступил, ведь он не похож на неблагодарное чудовище. Сейчас он наверняка думает, что я мог его убить, получив чеки. Он, очевидно, думает, что я мог потребовать больше… Ну, и потом, он ведь подписал…
Подписал!» Я провел опыт, — продолжает Мерюз. — И обошелся он мне в один чек, то есть в пятьдесят тысяч франков. Недорого. Подобные опыты для меня бесценны… Зато теперь я знаю. Уверен, что господин Шарль Югенэн не выполняет принятых на себя обязательств, и прихожу к выводу, что свое состояние он сколотил, обманывая других людей…
Мерюз вплотную придвинулся к столу.
— Господин Югенэн, вы, наверное, помните, что недавно говорили своему клиенту? «Вы читали. Подписали. Были согласны. Контракт есть контракт». Это ваши собственные слова. Еще вы добавили: «Или вы заплатите, или вернете участок, потеряв залог». Я ничего не перепутал?
— Это были пустые угрозы. Вы же понимаете, что…
— Нет, мсье. Я вас знаю. И сейчас применю к вам ваш же прием. Вы мне все возместите. Иначе говоря, господин Югенэн, я заберу у вас ту жизнь, которую продал вам. Я вас убью.
Мерюз снимает ставшую ненужной маску.
— Мерюз! — восклицает Югенэн.
— Да, Мерюз. Тот самый малыш Мерюз. Олух, как вы называли меня за глаза. Помните, у меня не было никаких способностей к работе продавца, я не умел спорить, убеждать клиента…
Мерюз возбужденно ходит по комнате, переставляя предметы. Он замечает телефонную трубку на кипе бумаг и аккуратно кладет ее на место.
— Я был не прав, указывая на недостатки и вместе с тем отмечая достоинства одной из сделок. В общем, я был слишком скрупулезен… Вы часто твердили мне: «Жизнь вас научит!» И вот результат. Она меня не научила. Я все так же наивен. Для меня подпись — это подпись… Сделка — это сделка.