У меня мелькнула мысль, что действовать так нежно и умело может только профессиональный казанова. Это не нервные, истеричные движения искреннего любовника. Он слишком уверен и по-звериному точен в своих любовных стратегиях.
Я оттолкнула его и села на песке. Он не снял свои шорты, видимо, опасаясь появления комитета по защите кубинской революции, и, оттянув резинку, выпустил на свободу то, чем можно было гордиться.
– Нет! – пискнула я.
Он на мгновение остановился, взглянул мне в глаза и принял решение за меня.Самый первый мой любовный опыт был крайне неудачным: я тупо испугалась и не дала чемпиону района по боксу в среднем весе среди подростков.
Свидание проходило на крыше лифта. Это делалось так. Начинающий боксер нажимал на кнопку, отправляя лифт этажом ниже. Далее отжимал двери, залезал на крышу кабины и протягивал мне руку. Важно было успеть, пока лифт не уедет.
Вскарабкавшись на крышу, мы оказывались в недосягаемости, это было наше тайное место.
Чувство опасности обостряло ощущения. Например, когда лифт вызывали на самый верхний этаж, потолок шахты стремительно ехал на нас, приходилось сильно пригибаться или даже ложиться на крышу близко друг к другу.
Однажды юный чемпион прижался ближе, чем обычно, и начал меня тискать. У меня не было никакого опыта в таких делах, я не знала, как себя вести. В щель кабины я увидела, что в лифт заходят какие-то люди, поэтому молча, чтобы нас не услышали, отпихивала жадные руки боксера.
В лифте смеялись. Я узнала голос мамы моей подруги, она смешно коверкала английские слова и хихикала. Она была красивая женщина, работала официанткой в гостинице «Украина». Про нее говорили, что она водит к себе иностранцев.
В это время спортсмен начал стягивать с меня школьную юбку. Я, испугавшись, что он порвет ее, стала сопротивляться сильнее. Но он все же стащил с меня юбку и все остальное.
Я испытала острую боль и стала кричать. Лифт стремительно понесся вниз. Когда он остановился, я стала отжимать дверцы, но у меня не получалось.
Нас застукала консьержка и начала орать, что вызовет милицию.
Боксер сказал: «Пойдем в подвал!» Я отбивалась: «Отпусти, мне больно!» «Ты еще не знаешь, что такое боль! Сейчас узнаешь!» – зарычал он и в припадке возбуждения ударил меня в челюсть.
Я почувствовала, как губа мгновенно становится огромной.
Так закончилась моя первая любовь.
С тех пор я была осторожна и выбирала худеньких ботаников.
«Я – женщина, которая может дать мужчине катарсис в постели», – думала я о себе до этой ночи.
После двух часов попыток дать катарсис я почувствовала себя дилетантом, который вышел на поле поиграть с профессионалом. То, что я приняла за игру, было для него всего лишь разминкой. На третий час он покрылся маленькими капельками пота, а потом перешел к основной программе. Как настоящему профессионалу, ему был нипочем даже начавший накрапывать дождик.
Время от времени он бегал в бар и приносил ром со льдом, который мы пили большими жадными глотками, разгрызая льдинки.
Его большие губы целовали мой рот, из которого сам собой вырывался шепот:
– Я хочу тебя снова и снова.
И он в точности исполнял мое желание. Он доводил меня до экстаза.
Темные струи воды хлестали нас по щекам, но было жарко, хотелось пить дождь. Молнии и зарницы рассекали полнеба, и он продолжал, под грохот грома и прибоя, не обращая внимания на трудные погодные условия, забивать бесконечные голы во все мои ворота.
И голос комментатора в моей голове сказал: «Да, это вам не разминка на зеленом солнечном корте в белых носочках и новеньких кроссовочках… Это настоящая игра!»В эту ночь на белом песке и пляжном полотенце, которое оказалось лучше любых простыней и матрасов, умер мой страх перед сильными мужчинами. Умерло и любимое фиолетовое платье.
На следующее утро я подошла к зеркалу и вскрикнула. На меня смотрела героиня латинского телесериала, карибская богиня с огромными влажными чувственными глазами, припухшими алыми губами и пышными кудрями, которые сами собой закрутились спиралями и сцепились кольцами в высокую прическу.
Я себя не узнала. Ни одной морщинки.
«Вероятно, я в каком-то измененном состоянии сознания, – подумала я. – Я не могу выглядеть так хорошо. Пойду намажусь кремом, чтобы войти в норму».Все мое тело было в синяках от его поцелуев.
– Ми рейна! Ты что, заболела? – испугался Алехандро, показывая на синяки.
– Это ты меня спрашиваешь?
– У тебя кожа посинела! Прости меня! Пожалуйста, побей! Покусай меня!
Я впилась в него губами и укусила со всей мочи, чтобы ему жизнь медом не казалась.
– Давай кусай меня! Кусай меня! – орал он.
– Отстань! – Я заперлась в ванной. Все тело болело, словно меня разобрали на части, протерли ромом и на пьяную голову собрали заново.
– Мы, латинские люди, хотим много-много секса. Ты привыкнешь ко мне. Адаптируешься.
– С тобой скорее умрешь, чем адаптируешься.
– Говорю тебе, ты приспособишься ко мне, – говорил он через дверь.
– Никто еще не адаптировался!
– Если тебе надо много секса – скажи. Если тебе надо мало секса – скажи: ок, Алехандро, мне не надо сейчас. Никаких проблем.
– Тогда оставь меня в покое. Мне не надо сейчас, – сказала я через дверь.
Он стоял, прислонившись к двери, так что она скрипела и прогибалась под тяжестью его тела.
– Обещай мне, что ты только для меня и я только для тебя, и я сдержу слово. Когда ты уедешь в Россию, у меня не будет здесь женщин. Я могу год и шесть месяцев жить без секса.
– Откуда такая точность?
– С тех пор как я встретил тебя на Малеконе, у меня не было женщин. О! Почему ты заперлась?
– Я устала!
– Все думают, я принимаю пастрис для секса, но я натуральный. Я никогда не принимаю ничего. У меня и так всегда стоит. Если я приму пастрис, я буду любить тебя три дня подряд.
– Мне этого не требуется.
– Теперь отдыхай! – крикнул он мне через дверь. – Иди в комнату, можешь писать дневник или спать! Тебе нужен отдых! Релакс нау!
И он куда-то ушел. Какой прекрасный человек: лучше меня знает, что мне делать.Он обожает наряжать меня, словно я кукла. Изучил весь мой гардероб, вплоть до нижнего белья, и развесил наряды в шкафу, чтобы было удобнее выбирать подходящую одежду и одевать меня, как камердинер. Небрежность во внешнем виде для него недопустима. Когда я завалилась спать, не сняв косметику, а утром, едва продрав глаза, поплелась пить кофе, мне была прочитана целая лекция: «Надо, надо умываться по утрам и вечерам!», после чего он собственноручно попытался выковырять из уголков моих глаз комочки вчерашней туши.
Днем мне предоставляется относительная свобода, но к вечерней одежде особые требования.
– Мне не нравятся твои шорты, сними их. Давай надень свое синее платье и жемчужное ожерелье. Мы поедем танцевать румбу. – Он не терпит возражений.
Теперь я начинаю понимать, что творится в голове у мужчин, поскольку Педро говорит то, о чем принято молчать. Причем озвучивает мысль именно в том виде, в каком она зарождается у него в голове, не добавляя никакой смягчающей интонационной окраски.
Поэтому, увидев горничную, сразу жестко отчитал ее за то, что телевизор не работает.
Она начала разбираться с пультом, оказалось, что Педро сам, нажимая на все подряд кнопки, вошел в меню настроек и что-то там переключил.
Это его нисколько не обескуражило. Он даже не извинился перед горничной. Пришлось мне за него извиняться.
А он попросил у меня бритву, побрился, умудрившись использовать все запасные лезвия. Подушился моими духами, врубил клипы на полную громкость и пригласил меня на медляк.
Картина такая: я в вечернем макияже, в платье и босоножках на каблуках. Он голый. По телеку надрывается Иглесиас. Мы медленно и торжественно кружимся по комнате, будто на балу у президента.
– Ми рейна, все ок?
– Да, да. – Я отвернулась от его губищ, которые норовят размазать мою помаду.
Меня бесит надрывный Иглесиас, бесят жаркие объятия Алехандро, бесит то, что он душится моими духами, в то время как я подарила ему мужскую туалетную воду. Почему бы не пользоваться ей?
– Ми рейна! Ми рейна! Ван мумент, плиз, все ок?
– Да! Все ок!!!
– Что случилось, почему ты кричишь?
Он начал меня трясти, старательно размазывая губами помаду вокруг моего рта.
– Потому что я ненавижу! Ненавижу! Ненавижу телевидение! – Слова вылетали из моего рта, и я не контролировала их.
– Почему ненавидишь?
– Просто ненавижу! Ненавижу!
– Но почему, ми рейна?
– Потому что я на нем работала! Потому что оно выебало мою душу!
– Кто выебал? Ми рейна! Кто? Скажи мне?
Он тряс меня так, что я уже ничего не могла сказать, только:
– Те-ле-ви-де-ние.
– Ок. – Он перестал меня трясти, выключил телевизор и сел на кровать, обхватив голову руками. Задумался. – Я не буду смотреть, раз тебе не нравится. Я никогда не включу телевизор, поверь мне!
– Не надо мне твоих жертв! Включай, только тихо!
– Не надо мне твоих жертв! Включай, только тихо!
– Я никогда не включу!
– Ну, вот и отлично!
– У нас на Кубе нет такого телевидения. У нас не показывают клипы, только пропаганду. Это есть только в отелях для туристов. Поэтому я решил посмотреть. Прости меня. Я никогда больше не включу.
– О, господи! Да смотри ты этот долбаный телевизор, если хочешь!
– Не буду. – Он подумал еще немного и добавил: – И никогда не буду покупать телевизор, если ты его не любишь.
– Прекрасно!
Он опять надолго задумался и спросил после пуазы:
– Можно я только ди-ви-ди куплю, фильмы смотреть?Он долго вертелся перед зеркалом в своем пиджаке. Я, поддавшись его настроению, нацепила все свои бирюльки, после чего мы торжественно вышли из отеля.
Перед тем как сесть в подъехавший кадиллак, Алехандро остановился поболтать с бомжем, сидевшим на лестнице у входа. Протянул ему свой стакан бесплатного рома и заговорил с ним так, словно знал его всю жизнь.
Я с удивлением разглядывала кадиллак «Эльдорадо». Где Педро удалось раздобыть такое авто? Здесь, на Кубе, американские ретротачки встречаются достаточно часто, как в Москве «мерседесы», но такую я видела впервые. Красно-белые крылья кадиллака напоминали хвост огромной рыбины, а пасть радиатора сверкала никелированными клыками.
Бомж, оказывается, знал несколько фраз на русском. Как бы реагируя на мою привычку не замечать оборванцев, он, изящно вставляя в свою речь русские выражения, заявил, что мы очень красивая пара и нам надо обязательно завести много детишек.
Чтобы на моем лице не отражалась вся гамма переживаний, связанная с этой темой, и чтобы не дай бог не увидеть призрак Ванечки, я выработала технологию сохранения спокойствия. В моменты, когда речь заходит о детях, я вызываю в памяти картину: половодье, деревья стоят в воде, я плыву на лодке между ними, и течение такое тихое, спокойное…
Это очень помогает. Я пробовала представлять себе и другие вещи, но стопроцентно работают только деревья в воде.
Где я, горожанка, видела половодье? Не знаю. Видимо, в кино. И моя память крепко зафиксировала эти полезные, релаксирующие кадры. Хвала оператору, который их снял. Они помогли мне расслабиться в самые трудные минуты, спасли от мучительных бессонниц.
Сработало и на этот раз.
Алехандро щедро вознаградил бомжа за хорошую идею из нашего бюджета, выделенного на этот вечер. Стать и сумма бюджета были озвучены следующим образом:
– Ми рейна! Мы поедем в место, где будет много моих коллег. Я хочу, чтобы твои деньги лежали в моем кармане. Я буду платить за все. Надо двадцать куков.
С этими деньгами в кармане он чувствовал себя как небожитель: щедро раздавал чаевые таксистам, официантам и прочему обслуживающему персоналу. Теперь уже не Алехандро, а водитель открывал мне дверцу кадиллака, склоняясь в подобострастном поклоне, швейцар распахивал перед нами двери клуба и провожал на лучшие места. Он посылал мохито за соседний столик вновь приобретенным друзьям и даже умудрился преподнести мне алую розу, эффектно вытащив ее из-за пазухи, словно из сердца.
Для повара он чересчур галантен и слишком точно угадывает дамские желания – тревожно подумалось мне. Как удалось Алехандро так толково распорядиться двадцатью баксами?На сцене происходит шоу. Сексапильные темнокожие красотки и красавцы вышагивают в лучах софитов, соблазнительно двигая бедрами и бросая на зрителей невинно-порочные взгляды, которые так удаются профессиональным моделям.
– Как ты думаешь, они геи? – спрашиваю, показывая на парочку неотразимых плечистых животных.
– Камон! Почему ты думаешь, что они геи?! – возмутился он.
– Потому что они выглядят, как дорогие геи-проститутки.
Он засмеялся:
– О’кей. Я их знаю. Один гей, другой нет.
– Ты их знаешь?
– Да, это мои коллеги.
– Тоже повара?
Молчание.
– А ты бы неплохо смотрелся на этой сцене.
– Я не проститутос.
– Но ты постоянно заводишь разговоры с дамочками в отеле.
– Ми рейна, у меня много женщин фор фоки-фоки. Но ты у меня одна.
– Что это значит: много женщин для фоки-фоки?
– Если женщина хочет фоки-фоки, я даю ей это и забываю.
– Ах, вот как!
– Это фоки-фоки, это не секс.
– Не вижу разницы между сексом и фоки-фоки.
– Ты, правда, не видишь разницы?! Фоки-фоки это три, четыре часа, за деньги и финито. А вот с тобой у нас секс, это серьезно, мы проникаем друг в друга.
– Ты делаешь фоки-фоки за деньги?!
– Ми рейна! При чем тут деньги! Это не важно для меня. Если тури дают мне деньги фор фак, это ок! Потому что это надо им, а не мне. Они хотят получить фак и уйти навсегда. Очень много вумен тури хотят мой большой пен. И только ты захотела общаться со мной. Ты написала мне э-мейл. – Мой черный Казанова улыбнулся своей людоедской улыбкой.
– У меня нет слов! – Я сделала глоток и поперхнулась.
– Они не такие, как ты. Ты изменила меня. Ты открыла мое сердце.
– Ты всем так говоришь? Да?
– Я с женщинами особо не разговаривал, до тебя. Раз, два, три и финито.
– Да ладно! У тебя, небось, джентельменский наборчик фраз, которые ты говоришь туристкам…
– Ты не туристка. Ты – ми рейна!
Подошли какие-то темнокожие с сигарами:
– Привет, Ромео!
Они хлопали его по плечу и покатывались со смеху.
Алехандро захохотал еще громче их, но, увидев, что мне не смешно, быстро посерьезнел и с важностью представил меня:
– Это моя королева!
Мужчины пожали мне руку, увели Алехандро к стойке, а я осталась сидеть за столиком, поглядывая на сцену, где под восторженные аплодисменты белокожих туристов, красовались чувственные парни и девушки во все более откровенных нарядах.
Темнокожие мужчины и Алехандро, налив по стакану, о чем-то толковали, а я задумчиво катала во рту лед из коктеля.
– Откуда тебя здесь все знают? – спросила я, когда Алехандро вернулся за столик. – У тебя на каждом шагу друзья.
– Друзья? Да нет, не друзья они мне. Так, знакомые. Друзья – это не те, кто говорит: «А, Педро! Привет!» Друзья – это не те, кого знаешь один день. Настоящим друзьям не важно, есть у тебя деньги в кармане или нет. Настоящие друзья интересуются не твоими деньгами, а твоей персоной.
– Ну да, это понятно. Но откуда тебя все знают?
– Я здесь работал раньше в отеле «Атлантико». Разносил напитки на пляже. «Эй, два пива!» – «Пожалуйста, два пива!». «Эй, мохито!» – «Пожалуйста, мохито!». «Эй, Куба либре!»…
– Понятно, понятно…
Но Алехандро уже не мог остановиться:
– «Эй, еще два пива!»…
– Я поняла! Послушай, тебе, наверное, женщины и тогда секс предлагали? Ты был пляжным жиголо, да?
– Ми рейна, я тебя умоляю! Я тебе говорил: фоки-фоки это не настоящий секс. Три-четыре часа, и финито!
– Ну да, понятно…
– Тури любят фоки-фоки. Мужчины интересовались девочками, женщины парнями, всем нужны были касы, я все это устраивал. Это был очень хороший бизнес. Тури вумен – все путаны, они не хотят отношений, они не хотят общения, они хотят только каждый вечер с новым мужчиной, с двумя, с тремя…
– Да ты что? Я одного не могу выдержать, куда с тремя?
– Ты не путана, у тебя есть мозги и сердце. А у вумен тури только пуси. Тури берет гида и начинает с ним спать, потом гид передает ее другому гиду, и она с ним тоже начинает спать, потом с третим. Так гиды меняются женщинами тури, пускают их по кругу.
– Все! Стоп! Я не хочу об этом знать!
Мы помолчали.
Алехандро заказал нам «Куба либре».
– Ты сказал, что это был выгодный бизнес? А почему ты им больше не занимаешься?
– Я подрался с полицией и попал в тюрьму. Не я драку первый начал. Полицейские завидовали нам. Они начали задираться. Я не реагировал. Они оскорбили моего друга Фабио. Он итальянец. Он не сдержался. Полицейских было трое. А Фабио – мой очень хороший друг. Мне пришлось вступиться.
– А где теперь этот Фабио?
– Уехал в Италию вместе с женой. У него жена – кубинка.
– Его не посадили?
– Он иностранец. Его лишили права работать в отелях. А я попал на плантации сахарного тростника. Год и десять месяцев с шести утра до ночи резал мачете тростник на жаре. Еды совсем не давали. Я сам был худой, как мачете. Мне сестра еду приносила раз в неделю. В тюрьме много хороших людей сидит. Разные есть, но много хороших. Кому-то же надо тростник собирать. И бананы. Ха-ха! Вот и сажают всех подряд. Куба имеет два лица, одно для туристов, а другое для своих граждан.
– Да ладно, не грузись!
– Моя мама мне говорит: Алехандро, хватит трахать вумен тури! Когда у тебя появится женщина? А я ей сказал сегодня по телефону: у меня есть ми рейна! Она из России. Она не проститутос и не женщина фор фак. Мне важно, чтобы моя семья меня уважала. Моя семья никогда не будет уважать женщину фор фак или проститутку.
– И что твоя мама сказала, когда узнала, что я из России?
– О, она очень испугалась за меня! Когда я сказал ей, что люблю белую женщину, она закричала: «Ох, белую! Будь осторожен!» Я сказал ей: «Она красивая, волосы белые, тело красивое». Мама кричала мне в трубку: «Тело красивое?! Алехандро, будь осторожен с ней! Будь осторожен, Алехандро!»