— Друзья мои! У нас снова есть редактор!
— Опя-ать? — тихо простонала одна из двух девиц.
— Со святыми упокой, — прошептала вторая барышня, посмотрев на меня с жалостью.
Я подавила закономерное желание спросить, какая судьба постигла предыдущего редактора или редакторов, и приветливо улыбнулась.
— Ваше рабочее место там, — показала начальница, демократично представившаяся мне как «просто Мария». — Прошу! Мы вам очень рады и создадим вам самые благоприятные условия.
Часа через полтора я поняла, что мне создали самые благоприятные условия для потери аппетита, хорошего настроения и вообще рассудка. Самым первым и весьма ответственным заданием, порученным мне как редактору, было сочинение оригинальных поздравлений десяти именинникам и юбилярам. Каждое поздравление должно было быть особенным, при этом требовалось соблюсти общий стиль.
Проанализировав три дюжины образчиков, выданных мне предусмотрительной Марией, я обнаружила, что поздравления пишутся по общей схеме. Во-первых, следовало назвать именинника (юбиляра) уважаемым и по имени-отчеству, а затем убедительно просить его принять искренние (теплые, сердечные) поздравления с днем рождения (юбилеем) от всего коллектива «ТелекомКома». Потом нужно было отметить большой вклад именинника (юбиляра) в дело, которому он служит, — не имея ни малейшего представления о том, что это за дело такое! После этого полагалось высоко оценить человеческие качества героя торжества и переходить непосредственно к пожеланиям. Тут приветствовался витиеватый стиль и выражения типа: «ощущение абсолютного здоровья», «победоносное движение в будущее» и «неиссякаемый творческий потенциал».
Мой собственный творческий потенциал иссяк минут через сорок. Где-то на пятой или шестой «поздравлялке» я обнаружила, что в пожеланиях пошла по второму кругу. Кроме того, меня посетило близкое к сумасшествию ощущение, будто я разговариваю с манекенами в витрине магазина: все именинники, без различия возраста и пола, сделались в моем воображении однояйцевыми близнецами, в равной степени наделенными однообразными достоинствами. В комплект обязательных добродетелей входили высокий профессионализм, фантастическое трудолюбие, а также сила воли и упорство в достижении цели, парадоксально сочетающиеся с редкой добротой, поразительной чуткостью и чувством юмора, причем последнее непременно было искрометным — хоть спички зажигай!
Застопорившись на сочинении шестой «поздравлялки», я жалобно попросила у коллег гуманитарной помощи в виде чашечки кофе, получила ее и выхлебала горячий напиток в два приема, однако это нисколько не стимулировало мою умственную деятельность. Не дала освежающего эффекта и холодная пепси, налитая мне сердобольной девушкой Катей, занятой на конвейерно-поточной сборке полуфабрикатных флажков с фирменной символикой.
Оглядевшись по сторонам — не смотрит ли кто на меня? — я отодвинула в сторону компьютерную клавиатуру и несколько раз аккуратно стукнулась головой о столешницу. Камера видеонаблюдения над входной дверью с готовностью развернулась в мою сторону. Я придурковато подмигнула заинтересованно поблескивающему объективу и сказала:
— Эврика!
— С «Эврикой» мы уже не работаем, — не прекращая производство флажков, откликнулась замордованная тупой работой Катя. — Они запороли нам печать последнего буклета.
Я внимательно посмотрела на девушку, но не стала объяснять, что мое восклицание не имеет никакого отношения к одноименной типографии. «Эврика!» я вскричала потому, что придумала, как внести в свою работу по сочинению поздравлений свежую струю. Очень просто: буду пытаться представить себе человека, к которому обращаюсь!
Ну, кто у меня на очереди? Я посмотрела в бумажку со списком именинников. Шестым номером шел некий Кузьма Абрамович Чернорученко, и небанальное сочетание имени, отчества и фамилии на некоторое время выбило меня из колеи. Неведомый Кузьма Абрамович, банкир полных пятидесяти лет, виделся мне маленьким лысым живчиком с большим семитским носом, сливовыми глазами и лихим казачьим чубом, завитым спиралью на манер пейса. Облаченный в рязанскую вышитую косоворотку, Кузьма Абрамович наяривал на гармонике «Хава нагила» и подрагивающим в такт музыке подбородком указывал на шляпу с логотипом своего банка, призывая меня сделать денежный вклад в этот головной убор.
Я преодолела порыв достать кошелек и потрясла головой, выбрасывая из нее зримый образ гибридного славяно-еврейского банкира. Пропущу-ка я, пожалуй, господина Чернорученко. Кто там следующий?
Седьмым в списке числился Федор Федорович Быков, директор оптовой продовольственной базы. Я почесала в затылке. У меня лично был только один знакомый Федя — хулиганистый одноклассник, жизненный путь которого я наблюдала пунктирно: «волчий билет» в восьмом классе — ПТУ — армия — вещевой рынок — зона — снова рынок — снова зона и потом как-то вдруг — частная сеть дорогих магазинов. Один Федя закономерно проассоциировался с другим, и директор базы Быков представился мне здоровенным мордоворотом с забритой под машинку низколобой головой и толстой красной шеей, зажатой тугим воротником белой сорочки. Господи, да какое поздравление можно написать такому типу? «Федя, кореш, чисто с юбилеем тебя, в натуре!»
Идея с олицетворением адресатов позорно провалилась. Что бы еще придумать? Я порылась в сумке, нашла завалявшийся в складках огрызок маленькой шоколадки и слопала его вместе с неопределенного происхождения крошками и обрывком станиоля. Мозги, получившие допинг, заработали — неохотно, как проржавевший механизм, и с жутким скрежетом.
— У вас телефончик звонит, — видя, что я игнорирую раздражающий звук, подсказала мне Катя.
Оказывается, скрежет издавали не шестеренки в моей черепной коробке, а мобильник, в режиме вибрации гигантским тараканом сноровисто ползущий по ламинированной столешнице. Я перехватила жужжащее «насекомое» на пути в корзину для бумаг и поднесла к уху.
— Кыся, привет! — весело закричал мой муж. — Как ты там?
— Нормально, — буркнула я.
Катя посмотрела на меня с откровенным сомнением.
— Чего звонишь? — недружелюбно спросила я супруга, отрывающего меня от значительной и важной работы по восстановлению нормальных параметров творческого потенциала.
— Кыся, я тут подсчитал на досуге и обнаружил, что моя последняя статья в «Мире компьютеров» — уже двадцатая! Это же юбилей получается! Поздравь меня!
Я тихо зарычала. Коллеги отклеили заинтересованные взгляды от мониторов и прилепили их ко мне.
— Ну, что ты молчишь? — теребил меня Колян.
— Уважаемый муж! Примите искренние поздравления с Вашим юбилеем от всего коллектива нашей семьи! — провозгласила я, сбиваясь на угрожающее рычание. — Вы вносите значительный вклад в важное и нужное дело ознакомления компьютерных пользователей с новинками открытого программного обеспечения! Двадцатая статья — это рубеж, когда отшлифованные за годы активной работы навыки специалиста умножаются на присущие Вам прекрасные человеческие качества — природную доброту, отзывчивость, сердечность! От всей души желаем Вам ни в коем случае не подводить итогов, сохранять бодрость, оптимизм, хороший аппетит и крепкий сон! Ура!!!
— Сдохнуть можно! — восхищенно прошептала Катя.
— Аминь! — донесся из угла ехидный голос дизайнера Коки, которого я еще не успела толком разглядеть, так как его закрывал огромный монитор.
— Кыся, ты не заболела? — после паузы встревоженно спросил Колян.
— Я абсолютно здорова! — рявкнула я.
Выключила трубку и обвела тяжелым взглядом коллег, которые тактично удержались от того, чтобы озвучить свои соображения и комментарии.
— Возьми, это тебе! — Катя потянулась через проход, разделяющий наши столы, и поставила передо мной маленький телефончик из мягкой резины.
— Катюша, — сказала я сначала тихо, а потом все повышая голос. — Я понимаю, что должна казаться совершенной идиоткой, причем буйно помешанной, но неужели я буду выглядеть более нормально, если начну вести разговоры по игрушечному телефону?!
— А прикольно будет! — оживился Кока, высовываясь из-за своего монитора.
— Не дождетесь, — твердо сказала я.
— Не надо по нему звонить, это не телефон, а стресс-бол: такая штука для снятия нервного напряжения, — мягко пояснила Катя. — Его можно тискать в руке или швырять об пол.
— Помогает?
— Мне — нет! — сообщил Кока. — Я бы предпочел стресс-бол в человеческом облике, такую большую резиновую куклу с набором масок по числу сотрудников компании!
— Две с лишним тысячи оригинальных масок? Полноцветных, на картоне, с вырезкой? — профессионально заинтересовалась Катя. — Если печатать в типографии, это будет стоить жутких денег!
И милая девушка с готовностью потянулась за калькулятором.
Дизайнер Кока демонически захохотал и рухнул на клавиатуру. Я подняла правую руку с указательным перстом, приготовленным для вращения у виска, но в последний момент проявила деликатность и просто поправила завиток волос над ухом.
— Лично я обычно втыкаю в эту штуку кнопки и булавки, — хищно улыбнувшись, сообщила мне незаметно подошедшая Мария.
— Помогает? — повторила я.
— С каждым днем все меньше, но я уже приготовила отличное бритвенное лезвие! — Мария мечтательно прищурилась, очевидно, воображая, как она будет пластать острым лезвием несчастный телефончик, превращая его в нарезку-ассорти.
Сказать, что к концу первого своего рабочего дня в «ТелекомКоме» я одурела — значило ничего не сказать. У меня жутко болела голова, а перед глазами, стоило только их закрыть, заплясали маленькие изумрудные человечки — все, как один, в конусообразных картонных шапочках, с пищалками, хлопушками и кусками жирного именинного пирога, которыми зеленые поганцы норовили запустить прямо в меня. Задремав в маршрутке по пути домой, я нервно вздрагивала.
Окончательно одурев, я перепутала маршрутки: села в машину, следующую в сторону моего собственного дома, а вовсе не в Пионерский, как я планировала ранее. Очнулась, когда поворачивать было уже поздно, и решила сначала немного отдохнуть в родных пенатах, а уже потом — вечерком, когда спадет жара, — потихоньку двигаться в Пионерский. На тот случай, если там объявился кто-нибудь из хозяев — Моржик или Ирка, — я из квартиры позвонила приятелям на домашний телефон. Никто мне не ответил. Я с сочувствием подумала о Томке, вероятно, страдающем от голода и жажды, повесила трубку, и тут телефон ожил по собственной инициативе.
Звонил Пискля, которому хотелось знать, увенчались ли успехом мои поиски неведомого «добра». Я злобно гаркнула: «Нет», и мерзавчик противным голосом посоветовал мне наведаться к почтовому ящику.
Бросив трубку на обувницу, я сгоняла на первый этаж, сквозь небольшую толпу каких-то граждан и гражданок протолкалась к ящику и вынула из него вторую пшеничную косу с плодово-ягодной заколкой. Банда Писклявого полностью обкорнала Ирку!
— Убью скотину! — в бессильной ярости вскричала я, представив себе подружку с кошмарной стрижкой выздоравливающего тифозника. И гневно топнула ногой, наступив на щегольской дырчатый штиблет какого-то дядьки. Мужик ни единым словом не выразил своего неудовольствия, но посмотрел на меня так пристально, словно хотел запомнить в лицо.
Не обратив на это внимания, я взбежала по лестнице, хлопнула дверью и закричала в трубку:
— Послушай, ты! Прекрати играть в шарады! Хоть объясни по-человечески, что именно я должна найти!
— Ценность, — как-то неуверенно ответил Пискля. — Чужую, не принадлежащую твоей подруге.
— Какую ценность? Хоть размеры назови! Что мне искать, жемчужные зерна россыпью или слиток серебра размером с холодильник?
— Какой холодильник? — опешил Пискля.
— Двухкамерный «Самсунг»? — предположила я, машинально покосившись в сторону кухни.
— Ты что, нашла ничейный холодильник? — после паузы спросил Пискля.
Мне показалось, что на заднем плане в этот момент слышны были еще какие-то голоса, но заговоривший Пискля их заглушил.
— А что, скажешь, холодильник — это не ценность? — завелась я. — Хороший холодильник — он дорогого стоит! Впрочем, я не находила никаких бесхозных холодильников, — тут я снова покосилась на собственный морозильный агрегат, который вполне можно было назвать бесхозным, так как о его наполнении в отсутствие Колянов я совершенно не заботилась.
Пискля невнятно кашлянул.
— Минуточку! — сообразила вдруг я. — Ты что же, и сам не знаешь, чего хочешь? Не имеешь никакого представления о том, что я должна искать, точно? Я угадала?
В трубке опять послышалось приглушенное многоголосие.
— Ладно, будем откровенны: вы правы, мы не знаем, какую именно ценность прячет от нас ваша подруга, — Пискля вдруг перешел на «вы» и заговорил мужественным басом. — Однако это не меняет положения вещей: наш… гм… человек передал нам некое добро, которое ваша подруга бессовестно присвоила. Мы не знаем, что это такое, но очень хотим это получить. А ваша подруга отказывается с нами разговаривать…
— Не хочет говорить по-хорошему — заговорит по-плохому! — бас снова сорвался в писк.
Я догадалась, что у телефона собралась вся шайка и аппарат передают из рук в руки.
— Нет-нет, не надо по-плохому, — нарочито спокойно попросила я. — Я постараюсь найти это ваше добро, чем бы это ни было. А вы обещайте не причинять вреда Ирке.
— Я подумаю, — важно пообещал Пискля.
Тон нашей беседы, поначалу весьма агрессивный, как-то незаметно изменился и стал почти приятельским. Мы даже едва не пустились в обсуждение тарифов на мобильную связь! Как я поняла, эта тема Писклю живо интересовала. Во всяком случае, он озабоченно спросил, плачу ли я за входящие звонки или же это делают мои собеседники. Тема дороговизны сотовой связи возникла в связи с моей настоятельной просьбой впредь звонить мне не домой, а на мобилку. Выраженное нежелание Пискли нести материальные расходы меня неприятно удивило. Что это за банда такая жалкая мне досталась? Киднепинг они осуществляют с помощью общественного транспорта, на сотовую связь денег жалеют, а главаря, вообще, похоже, в пятом классе средней школы себе подобрали. Правильно, детки сейчас как раз на каникулах, какого-нибудь хулиганистого пацана вполне можно нанять в бандиты — за мороженое и билет в кино!
Впрочем, Ирку банда Писклявого все-таки похитила, так что недооценивать эту криминальную компанию не стоило.
Тут мне вдруг пришло в голову, что у меня нет никаких доказательств того, что Пискля и его команда действительно похитили Ирку. А не мешало бы чем-нибудь подтвердить честное бандитское слово! В следующий раз, когда мой писклявый приятель позвонит, потребую дать трубку Ирке.
А пока не поленюсь, перерою подружкин дом от подвала до крыши. Буду искать что-то такое, что обладает большой ценностью и, о чем я знаю, не принадлежит Ирке. Вообще говоря, под это определение прекрасно подходит Томка! Не собака, а чистое золото, причем не Иркино золото, а мое собственное! У Максимовых Том только квартирует, правда, так долго, что уже прижился, и искренне считает Ирку и ее мужа такими же законными хозяевами, как меня. А неплохо было бы всучить писклявому паршивцу в качестве выкупа за Ирку здоровенную зубастую овчарку!
Представив, как бандюги, алчно блестя глазами и потирая ладони в предвкушении наживы, развязывают бантик на горловине большого холщового мешка и из подарочной упаковки на оперативный простор вырывается мое полнозубое четвероногое, я мстительно хохотнула.
Желание полежать-отдохнуть у меня как-то само собой прошло, так что я была уже вполне готова стартовать в направлении Пионерского. Правда, желание чего-нибудь перекусить не только не прошло, но даже усилилось, но тут я мало чем могла себе помочь: в холодильнике было почти так же пусто, как у меня в желудке. Нет, в желудке был хотя бы желудочный сок!
Впрочем, морозильный агрегат тоже оказался не вполне безнадежен: в ячейке на дверце нашлась бутылочка с кетчупом. Считать острый томатный соус самодостаточным блюдом, конечно, нельзя, но если полить им какое-нибудь хлебобулочное изделие…
Я вовремя вспомнила про булочку, которую купила еще по дороге в «ТелекомКом», но забыла съесть, потому что сочинение «поздравлялок» надолго отбило у меня аппетит.
Теперь булка сгодилась. Щедро полив ее кетчупом, я вышла из квартиры, чтобы мчать в Пионерский.
Однако мчать с места в карьер не получилось, потому что одновременно со мной на лестничную площадку важно выступила несносная Марина Куропаткина. Одета она была очень оригинально, но разностильно: в короткое шелковое кимоно, оставляющее открытыми костлявые коленки, и резиновые калоши на босу ногу. Я остановилась, чтобы уступить дорогу противной бабе, а заодно рассмотреть ее получше.
Пользуясь терминологией наших видеомонтажеров, наружность Марины являла собой качественный «микс» праздничного и повседневного варианта. Жуткие калоши в пятнах нитрофоса свидетельствовали о принадлежности Марины к племени тружеников полей и огородов, кокетливая шелковая разлетайка поверх проглядывающих из-под нее застиранных трикотажных панталон говорила о желании принарядиться, на лице белела косметическая маска из каолина, а волосистая часть головы уже пребывала в торжественном убранстве. Судя по всему, мадам Куропаткина находилась на промежуточной стадии превращения из чудовища в красавицу. Интересно, для кого это Марина преображается? Явно не для тех, с кем общается постоянно, иначе бы не вышла из квартиры в таком полуфабрикатном состоянии.