Нянюшка отправилась к палатке и заглянула в котел. Что-то то и дело всплывало со дна, а потом снова исчезало в глубине. Большей частью варево было бурым. На поверхности образовывались пузыри, росли и липко лопались с характерным «блоп». В этом котле могло твориться что угодно. Вполне может быть, в данный момент там зарождалась жизнь.
Один раз нянюшка Ягг пробовала все. А кое-что она могла попробовать и несколько тысяч раз.
Нянюшка сняла с крючка черпак, взяла миску и налила бурого варева.
Мгновением позже она откинула занавешивающий вход кусок полотна и заглянула в темное чрево палатки.
В полутьме нечетко различалась некая фигура, сидящая со скрещенными ногами и курящая трубку.
– Ничего, если я зайду? – спросила нянюшка.
Фигура кивнула.
Нянюшка вошла и тоже присела. Выждав из приличия несколько секунд, она тоже вытащила трубку.
– Видать, вы с тетушкой Прияткой большие приятельницы?
– Она меня знает.
– А-а.
Снаружи послышалось звяканье черпака, которым очередной покупатель наливал себе варево.
Из трубки нянюшки Ягг кольцами поднимался сизый дым.
– По-моему, – наконец промолвила она, – очень немногие уходят не заплатив.
– Да.
Последовала очередная пауза.
– Небось, – продолжила нянюшка, – кое-кто даже золотом платит, драгоценными камнями, пахучими благовониями и всяким таким?
– Нет.
– Удивительно.
Нянюшка Ягг еще немного помолчала, слушая отдаленные звуки рыночной суеты и собираясь с силами.
– И как это называется?
– Гумбо.
– Вкусно.
– Знаю.
– Видно, тот, кто умеет так готовить, умеет и еще много чего… – Нянюшка Ягг сосредоточилась. – А, госпожа… Гоголь?
Она выжидающе замолкла.
– Почти что так, госпожа Ягг.
Обе женщины смотрели на призрачные силуэты друг друга как заговорщики, которые, обменявшись паролем и отзывом, ждут, что будет дальше.
– Там, откуда я родом, это называется ведьмовством, – негромко произнесла нянюшка.
– А там, откуда родом я, мы называем это вуду, – сказала госпожа Гоголь.
Изборожденный морщинами лоб нянюшки сморщился еще больше.
– Это что-то вроде возни с разными там куклами, мертвецами и прочим?
– Ровно в той же степени, в какой ведьмовство – это беготня голышом и втыкание булавок в людей, – спокойно парировала госпожа Гоголь.
– А, – отозвалась нянюшка. – Я поняла, что ты хочешь сказать.
Она неловко заерзала. В глубине души нянюшка была женщиной честной.
– Хотя… если признаться честно… – добавила она, – но только иногда… ну, может, булавочку-другую…
Госпожа Гоголь сурово кивнула.
– Ладно. Иногда… зомби-другого, – ответила она.
– Но только когда иного выбора нет.
– Разумеется. Когда не остается выбора.
– Когда… ну, знаешь… когда люди должного уважения не выказывают и все такое…
– Когда нужно дом покрасить.
Нянюшка широко, во все зубы, улыбнулась. Госпожа Гоголь тоже улыбнулась, по зубам превзойдя ее штук на тридцать.
– Мое полное имя Гита Ягг. Но обычно меня кличут нянюшкой.
– А меня полностью зовут Эрзули Гоголь, – откликнулась госпожа Гоголь. – Но обычно меня кличут госпожой Гоголь.
– Как я понимаю, – продолжила нянюшка, – здесь заграница, так что, может, здесь совсем иная магия. Да оно и неудивительно. Деревья здесь другие, люди другие, напитки другие, с бананами, – так что и магия здесь должна быть другой. Вот я и подумала… Гита, девочка моя, учиться никогда не поздно. Да, так и подумала.
– Само собой.
– Что-то с этим городом не так. Как только попали сюда, я враз почувствовала.
Госпожа Гоголь кивнула.
Некоторое время стояла тишина, прерываемая лишь попыхиванием трубок.
Потом снаружи что-то звякнуло, последовала задумчивая пауза, после чего чей-то голос вдруг произнес:
– Гита Ягг! Я знаю, что ты внутри.
Силуэт госпожи Гоголь вытащил трубку изо рта.
– Хорошо, – сказала она. – У нее отличный вкус.
Занавес у входа приоткрылся.
– Привет, Эсме! – поздоровалась нянюшка Ягг.
– Благословенна будь… эта палатка, – промолвила матушка Ветровоск, вглядываясь в полутьму.
– Это вот госпожа Гоголь, – представила нянюшка. – Она вроде колдуньи вуду. Это в здешних краях так ведьм называют.
– В здешних краях и другие ведьмы имеются, – ответила матушка.
– Ты произвела большое впечатление на госпожу Гоголь, найдя меня здесь, – похвасталась нянюшка.
– А чего тут такого? – фыркнула матушка. – Когда я заметила, что у входа Грибо умывается, остальное – одна сплошная дедукция.
Согласно мысленному образу, составленному нянюшкой в полутьме палатки, госпожа Гоголь была стара. И чего уж она совсем не ожидала увидеть, когда колдунья вуду вышла на солнечный свет, так этого того, что собеседница ее окажется весьма симпатичной женщиной средних лет и ростом выше матушки. В ушах госпожи Гоголь покачивались массивные золотые серьги, а одета она была в белую блузку и длинную красную юбку с оборками. Нянюшка сразу почувствовала неодобрительное отношение матушки Ветровоск. Видимо, то, что говорили про женщин в красных юбках, было еще хуже, чем то, что говорили про женщин в красных сапогах, что бы там про них ни говорили.
Госпожа Гоголь остановилась и подняла руку. Послышалось хлопанье крыльев.
Грибо, подобострастно тершийся о ногу нянюшки, поднял голову и зашипел. На плечо госпожи Гоголь слетел самый большой и самый черный из всех когда-либо виденных нянюшкой петухов. Он повернул голову и смерил нянюшку самым разумным из всех когда-либо виденных ею птичьих взглядов.
– Вот это да, – потрясенно промолвила нянюшка. – Отродясь не видывала таких здоровенных петухов, а уж я их на своем веку перевидала – ого-го!
Госпожа Гоголь неодобрительно приподняла бровь.
– Да откуда у нее воспитанию-то взяться? – заметила матушка.
– Вы меня не дослушали. Просто я сызмальства жила неподалеку от птицефермы, – ответила нянюшка.
– Это Легба, темный и опасный дух, – сообщила госпожа Гоголь. Она наклонилась поближе и уголком рта продолжила: – Между нами, он просто большой черный петух. Но вы же понимаете…
– От рекламы никогда вреда не бывало, – согласилась нянюшка. – А это Грибо. И если между нами, он сущий демон, исчадие ада.
– Ну разумеется, он же кот, – великодушно заметила госпожа Гоголь. – Чего еще ожидать от кота?
«Дарагой Джейсон и все остальные. Ну разве ни удивитильна што случаицца кагда совсем ни ажидаеш, например мы пазнакомились с гаспожой Гоголь каторая днем работает поварихой а на самом деле она калдунья вуду, так што ни верьте што там гаворят нащет чорной магии итэдэ, все это Придрасудки, она савсем вроди нас толька чутачку другая. Хатя про зомби все правда, но это не то што вы думаите…»
Странный город эта Орлея, решила нянюшка. Стоит миновать центральные улицы, пройти по переулочку, нырнуть в маленькую калитку – и оказываешься среди деревьев, с которых свисают длинные пряди мха и что-то вроде клочьев шерсти, а земля начинает колыхаться под ногами и превращается в болото. По обе стороны тропинки темнели пруды, в которых тут и там среди лилий виднелись какие-то живые бревна.
– Ну и здоровенные же тритоны, – изумилась она.
– Это аллигаторы.
– Да неужто? Небось и вкусные же?!
– Да.
Дом госпожи Гоголь, казалось, был сложен из обычного топляка, выуженного из реки, крыша его была крыта мхом, и стоял он над самым болотом на четырех крепких сваях. Отсюда до центра города было рукой подать. Нянюшка явственно слышала уличный шум и цокот копыт, но хибарка посреди болота была будто окутана тишиной.
– А люди тебя здесь не беспокоят? – спросила нянюшка.
– Те, кого я не хочу видеть, нет.
Заросли лилий колыхнулись. По поверхности ближайшего пруда стала разбегаться V-образная зыбь.
– Уверенность в себе, – одобрительно заметила матушка. – Это всегда очень важно.
Нянюшка уставилась на рептилию оценивающим взглядом. Та попыталась выдержать его, но вскоре у нее заслезились глаза, и она отказалась от своего намерения.
– По-моему, парочка этаких красавчиков мне и дома бы не помешала, – задумчиво произнесла нянюшка Ягг, когда ее противник по гляделкам поспешно скользнул прочь. – Наш Джейсон запросто выроет такой же пруд. А что они жрут?
– Все, что захотят.
– Я знаю один анекдот про аллигаторов, – заявила матушка тоном человека, собирающегося поведать великую и неоспоримую истину.
– Да что ты?! – воскликнула нянюшка Ягг. – Отродясь не слыхивала от тебя ни единого анекдота!
– Если я не рассказываю их, это еще не означает, что я их не знаю, – надменно сообщила матушка. – Там один парень…
– Какой парень? – спросила нянюшка.
– Один парень зашел в трактир. Да. Это был трактир. И увидел объявление. А в объявлении том написано: «Любые бутерброды на любой вкус». Тогда он и говорит: «Сделайте мне аллигаторский бутерброд – да побыстрей!»
– Да что ты?! – воскликнула нянюшка Ягг. – Отродясь не слыхивала от тебя ни единого анекдота!
– Если я не рассказываю их, это еще не означает, что я их не знаю, – надменно сообщила матушка. – Там один парень…
– Какой парень? – спросила нянюшка.
– Один парень зашел в трактир. Да. Это был трактир. И увидел объявление. А в объявлении том написано: «Любые бутерброды на любой вкус». Тогда он и говорит: «Сделайте мне аллигаторский бутерброд – да побыстрей!»
Воцарилась пауза.
Некоторое время остальные две ведьмы непонимающе таращились на матушку.
Наконец нянюшка Ягг повернулась к госпоже Гоголь.
– Так значит… ты, получается, одна здесь живешь? – жизнерадостно спросила она. – И кругом ни единой живой души?
– В каком-то смысле, – ответила госпожа Гоголь.
– Понимаете, соль в том, что аллигаторский – это… – громко начала матушка, но осеклась. Дверь хижины отворилась.
Кухня оказалась большой[22]. Некогда в ней было занято не меньше дюжины поваров одновременно. Теперь же она больше смахивала на пещеру, дальние уголки которой скрывались в тенях, а висящие на стенах сковороды потускнели от пыли. Большие столы были отодвинуты к одной стене, и на них едва ли не до самого потолка громоздились горы посуды. Плиты, на вид достаточно большие, чтобы жарить коров целиком и обслуживать целую армию, стояли не растопленными.
Посреди этого серого запустения у очага на небольшом ярком коврике кто-то установил маленький столик. На столике в банке из-под варенья стояли цветы. Букет был составлен очень просто: кто-то вырвал пучок цветов и воткнул их в банку. В целом же все это производило эффект небольшого островка яркости посреди океана мрачности.
Элла нервно переложила с места на место несколько каких-то мелочей, потом повернулась и взглянула на Маграт с обезоруживающе застенчивой улыбкой.
– Какая же я все-таки глупая. Впрочем, тебе, наверное, не впервой бывать на таких кухнях, – сказала она.
– А-а, да. Да. О да. Я много кухонь посетила, – ответила Маграт.
– Просто дело в том… я думала, что ты будешь немножко… старше. Ты была на моем крещении, да?
– Э-э… Что? – переспросила Маграт. – Видишь ли, я…
– Хотя ты ведь можешь выглядеть как тебе вздумается, – пришла ей на помощь Элла.
– Что? А, да. Гм.
Элла, казалось, была слегка озадачена – видимо, пыталась понять, почему Маграт, если она может выглядеть так, как ей заблагорассудится, вдруг захотелось выглядеть как Маграт.
– Ну, – наконец промолвила девушка. – И что мы будем делать?
– Ты что-то говорила насчет чая, – ответила Маграт, стараясь выиграть время.
– Ах да, конечно…
Элла повернулась к очагу, где над тем, что матушка Ветровоск обычно называла огоньком оптимиста[23], висел закопченный чайник.
– А как тебя зовут? – спросила она через плечо.
– Маграт, – ответила Маграт, присаживаясь.
– Какое… милое имя, – вежливо отозвалась Элла. – Ну а как зовут меня, ты наверняка и сама знаешь. Представляешь, я столько времени провела за готовкой у этого проклятого очага, что теперь тетушка Приятка зовет меня Золушкой. Глупо, правда?
«Золушка… – подумала Маграт. – Я умудрилась стать феей-крестной у девчонки с таким дурацким прозвищем…»
– Она могла бы выдумать что-нибудь получше, – согласилась Маграт.
– У меня просто духу не хватает попросить ее не называть меня так, ведь тетушка считает, что это очень забавное имя, – призналась девушка. – А по-моему, так это совершенно дурацкое прозвище.
– Ну что ты! – воскликнула Маграт. – Да, кстати, а кто такая эта тетушка Приятка?
– Дворцовая повариха. Когда они куда-нибудь уходят, она навещает меня и старается утешить…
Элла развернулась, держа наперевес почерневший чайник.
– Я не пойду на этот бал! – вдруг огрызнулась она. – И ни за что на свете не выйду замуж за этого принца! И все тут!
Слова падали тяжело, словно чугунные болванки.
– Конечно! Конечно! – пробормотала Маграт, ошеломленная той силой, с какой были произнесены эти слова.
– Он… какой-то скользкий весь. И от него у меня мурашки по коже, – мрачно сказала Золушка. – Говорят, у него странные глаза. И весь город знает, чем он занимается по ночам!
«Как всегда, – подумала Маграт. – Знают все, кроме меня. Вот мне никогда ничего такого не рассказывают».
Но вслух она произнесла:
– Что ж, думаю, это будет совсем нетрудно устроить. То есть я хочу сказать, что обычно проблема состоит в том, как бы выйти замуж за принца.
– Со мной все наоборот, – покачала головой Золушка. – Все уже готово. И моя другая крестная говорит, что я непременно должна стать его женой. Такова моя судьба, говорит она.
– Другая крестная? – удивилась Маграт.
– У каждого человека должно быть две крестные, – пояснила Элла. – Хорошая и плохая. Впрочем, ты сама ведь все знаешь. А ты какая из них?
Мысли Маграт лихорадочно заметались.
– О, я хорошая… – наконец выдавила она. – Определенно хорошая.
– Забавно, – нахмурилась Элла. – То же самое утверждает и та, другая.
Матушка Ветровоск сидела в своей особой позе – со сдвинутыми коленями и прижатыми к бокам локтями, позволяющей ей в наименьшей степени контактировать с окружающим миром.
– Вкуснее ничего не едала, – сообщила нянюшка Ягг, до блеска подчищая тарелку чем-то очень похожим на хлеб. Во всяком случае, матушка искренне надеялась, что это было хлебом. – Эсме, ты непременно должна попробовать хоть капельку.
– Положить еще, госпожа Ягг? – спросила госпожа Гоголь.
– Если не трудно, госпожа Гоголь. – Нянюшка ткнула матушку Ветровоск локтем в бок. – И в самом деле пальчики оближешь, Эсме. Точь-в-точь как жаркое.
Госпожа Гоголь склонила голову набок и взглянула на матушку.
– Думаю, госпожа Ветровоск отказывается вовсе не из-за пищи, – промолвила она. – Скорее, ей не нравится обслуживание.
По лицу нянюшки Ягг пробежала тень. Чья-то серая рука забрала ее тарелку.
Матушка Ветровоск негромко кашлянула.
– Вообще-то, я ничего не имею против мертвецов, – сказала она. – Многие из моих ближайших друзей уже умерли. Просто это вроде бы как-то неправильно, чтобы мертвецы расхаживали как ни в чем не бывало.
Нянюшка Ягг покосилась на фигуру, накладывающую в ее тарелку уже третью порцию загадочного варева.
– А что ты на это скажешь, господин Зомби?
– Такова жизнь, госпожа Ягг, – откликнулся зомби.
– Вот! Видишь, Эсме? Он не против. Уж наверняка здесь ему куда лучше, чем целыми днями лежать запертым в тесном гробу.
Матушка тоже поглядела на зомби. Он был – или, если быть совсем точным, раньше был – высоким симпатичным человеком. Строго говоря, он и сейчас был таким же, правда создавалось впечатление, будто он только что прошел через комнату, сплошь затянутую паутиной.
– А как тебя зовут, мертвец? – спросила она.
– Я зовусь Субботой.
– Что-то похожее я уже слыхала… – задумчиво протянула нянюшка Ягг. – У тебя братьев случаем нет? Которых бы называли по остальным дням недели?
– Вроде нет, госпожа Ягг. Один я такой.
Матушка Ветровоск пристально посмотрела ему в глаза. Они были куда более разумными, чем глаза подавляющего большинства людей, которых принято называть живыми.
Она смутно представляла, что каким-то образом можно превратить мертвеца в зомби, хотя этой областью ведьмовства ей никогда не хотелось овладевать. И тем не менее для подобного превращения требовалось нечто большее, чем внутренности каких-нибудь странных рыб и таинственных корешков: покойник должен хотеть вернуться в мир живых. Должен обладать какой-то невероятно сильной мечтой, желанием или целью, которые позволили бы ему преодолеть власть самой могилы….
Глаза Субботы горели.
Наконец она пришла к некоему решению. И протянула руку.
– Очень приятно познакомиться, господин Суббота, – кивнула она. – И я с удовольствием попробую это замечательное блюдо.
– Оно называется гумбо, – подсказала нянюшка. – И в него кладут дамские пальчики.
– Я отлично знаю, что дамские пальчики – это сорт помидоров, так что спасибо тебе большое за подсказку, – парировала матушка. – Не настолько уж я темная.
– Ладно, ладно, только попроси, чтобы тебе положили побольше змеиных голов, – ухмыльнулась нянюшка Ягг. – Это самое вкусное.
– Змеиная голова? Вот о таком не слышала. А это что за овощ?
– Знаешь, ты, наверное, просто ешь, и все, – вздохнула нянюшка.
Они сидели на скособоченной деревянной верандочке, выходящей на болото, что простиралось позади хижины госпожи Гоголь. С ветвей окружающих деревьев свисали длинные бороды мха. В зеленых зарослях жужжали какие-то невидимые насекомые, а по воде мягко расходились в стороны клинообразные волны.