Две подряд неудачи не остановили Якушева. Свой взор он обратил на бывшего премьер-министра Коковцева. Обедая с ним в ресторане, он произносил зажигательные речи о восстановлении монархии, коронации великого князя Николая Николаевича, о грядущем возмездии большевистским лидерам. И разумеется, о деньгах для нужд «Треста». Но и Коковцев ничем не мог. В довершение всего не состоялась и встреча с генералом Кутепо-вым, ради которой, собственно, Якушев и отправлялся в Париж.
Тщательно проанализировав итоги поездки, Артузов нашел единственное возможное в данной ситуации решение всех проблем: начать влиять на Кутепова посредством Захарченко-Шульц. Прежде всего — в финансовых вопросах. Для этого при каждом удобном случае ей напоминали, что деньги на восстановление монархии добываются с огромным трудом. Спасибо Стауницу, который завлекал в финансовые махинации нэпманов. А если бы его не было?
Однако Артузов просчитался. Мария Владиславовна, чтобы о ней потом не рассказывали в русском зарубежье, никогда политиком не была. И функционером тоже. Она, как и помощник Савинкова Павловский, была реальным человеком дела. То есть устроить террористический акт ей было легче, ближе и понятнее, нежели задумываться об источниках финансирования антибольшевистского движения или решениях стратегических вопросов. Она жаждала борьбы. А вместо этого была вынуждена докладывать Кутепову не о взорванных мостах или убитых комиссарах, а о взаимоотношениях монархической организации Центральной России с эмиграцией: «Сегодня шифровал (Радкевич. — K.Y.) им письмо на имя великого князя Николая Николаевича. Кроме фраз общего характера, ничего нет. По-видимому, нечто вроде выражения верноподданнических чувств, но форма слишком свободная и нам непривычная. Создается впечатление, что с великим князем связь есть. Содержание вкратце — выражение радости по поводу согласия великого князя возглавить освободительное движение; признание, что только его имя может объединить всех русских людей; предостережение от преждевременного выступления под давлением «легкомысленных, действующих из личной выгоды людей». Они выражают надежду от себя и от десятков тысяч людей, вверивших им свою судьбу что в нужный момент великий князь вынет свой меч и поведет их в последний и решительный бой».
В такой ситуации Артузов решил играть ва-банк: поручил Якушеву предложить Захарченко съездить с ним в Париж на переговоры с Кутеповым. Таким образом, генерал сможет узнать всю информацию о «Тресте» от своего доверенного лица, и это поможет дальнейшему сотрудничеству.
Якушева долго готовили к встрече с легендарным генералом. Артузов лично подробно инструктировал секретного агента иностранного отдела ГПУ об обстановке в Русском общевоинском союзе и о различных течениях в эмиграции. Больше всего Лубянку беспокоила Боевая организация Кутепова. Было крайне сложно бороться с группами из трех офицеров-террористов, которые шли в СССР с великолепно подделанными документами.
В начале июля 1925 года Якушев и Захарченко прибыли в Париж. После недолгих переговоров Кутепов еще больше укрепился в доверии к монархической организации Центральной России. Он даже рассказал Якушеву о возможности получения крупного займа в США, ведь надежды на Торгово-промышленный союз напрасны. Больших денег у них не было. А без средств никакая борьба невозможна. На тот момент времени Кутепов располагал лишь очень незначительными средствами, большая часть из которых была пожертвованиями и без того нищих русских эмигрантов.
Главным же итогом встречи стало согласие генерала стать представителем монархической организации Центральной России в Париже. Должность эта была больше номинальная, ведь Кутепов продолжал руководить своей Боевой организацией. Для него террор был самым действенным способом борьбы с большевиками. Якушев сделал попытку отговорить генерала и преуспел. Он отказался от запланированных убийств Дзержинского, Менжинского и Артузова.
Потом в эмиграции много спорили: как мог убежденный монархист Кутепов не раскусить лжемонархиста Якушева. А почему, собственно, лже? Александр Александрович был самым что ни на есть идейным сторонником монархии. О его убеждениях прекрасно знали на Лубянке и именно поэтому и сделали главным действующим лицом «Треста». Участник тех событий Сергей Войцеховский позднее напишет в своих воспоминаниях: «Кутепов был человеком смелым и неосторожным. Но его доверие к « Тресту» не было безграничным. Он отклонил приглашение МОЦР съездить в Россию и «проверял» связанных с «Трестом» людей, но делал это — как мне пришлось убедиться — неумело и психологически неудачно». Но это уже была хорошая мина при плохой игре...
После переговоров с Кутеповым должна была состояться встреча с великим князем. Она прошла, и ее результаты весьма порадовали Лубянку. Артузов несколько раз с удовольствием перечитывал отчет Якушева: «В Сантен-Сервон прибыли с Кутеповым в десятом часу утра. Встретил нас барон Сталь фон Голь-стейн и проводил прямо в гостиную. Николай Николаевич пополнел и опять смотрит бодрячком. Вспоминал наши прошлогодние беседы и тут же сообщил:
— Доверяю только Александру Павловичу. Он — и никто другой/
Я рассказал о Маркове, о его плане уступки Бессарабии румынам и заявил, что мы на это идти не можем. Встречено с полным одобрением.
Доложил, чего достиг «Трест»: о затруднениях, мол, в связи с увольнением из-за военной реформы некоторых бывших офицеров мы потеряли связь со многими воинскими частями. Заговорили о Туркестане, о басмачестве:мол, «свет с Востока». Ответил: «Боюсь сепаратизма». Он убежден в своей популярности на Востоке: «Ну, магометане мне поверят». Рассказал о предстоящем приезде представителя американских деловых кругов и переговорах с ним о займе.
Показал ему новый червонец и предложил сыграть на понижении курса советских денег.
— А сколько надо для этого ?
— Миллион золотом.
Промолчал. Разговор о положении в России. Говорю:
— Нарастает недовольство. Народ стосковался по самодержавной власти.
— Как мыслится переворот ?
— Объявляется военная диктатура. Но не скоро. Позовем ваше высочество от нашего имени, от имени монархической организации Центральной России.
Он задыхается от волнения:
— А как же народ ?
— А народ не спросим. Ни Земского собора, ни Учредительного собрания. Позовем мы. Мы и есть народ.
Радостный хохот. Заходит разговор о декларации, которую «Верховный» опубликовал в американской печати. Критикую: неосторожно обещана амнистия всем служившим у большевиков, необдуманное решение земельного вопроса. «Верховный» вертится, гримасничает, признает, что допустил неосторожность, не согласовав с «Трестом»: поступил так, чтобы парализовать выступление Кирилла Владимировича.
О поляках: он должен сделать вид, что не знает о нашем договоре с поляками.
О евреях: «народный гнев», то есть погромы, организует Марков. Затем последует высочайшее повеление о прекращении насилий.
Беседа прервана для завтрака. Появилась супруга Николая Николаевича — Стана, Анастасия. Очень бодрая, южный тип лица, глаза — маслины, в волосах — седина. Чмокнула меня в лысину:
— Вы не знаете, как вы мне дороги. Я постоянно волнуюсь за вас.
После завтрака прощаемся. Отбываем с Кутеповым в Париж».
Позволю себе не согласиться с этим документом. Александр Павлович Кутепов не мог радостно хохотать при словах, что сотни невиновных людей станут жертвами погромов. Хорошо знавший Кутепова генерал Петр Рысс вспоминал впоследствии: «С некоторыми общественными деятелями-евреями Александр Павлович виделся, и те, которые с ним беседовали, после первой же встречи поддавались обаянию той правдивости и честности, что были в Кутепове основой его природы. Помню, он хотел, чтобы познакомил его с одним видным евреем.
— Александр Павлович, евреи, вас не знающие, убеждены, что вы не только антисемит, но могли бы устроить и погром.
Он сидел подавленный. Потом улыбнулся.
— Да, конечно, в целях политической борьбы можно Бог знает что выдумать о противнике. Что вам сказать ? Когда мы покидали Ростов и начались попытки устроить погром, я приказал повесить зачинщиков. Вот и все, собственно.
В тех местах, где я стоял со своими частями, погромов не было. На то у меня две причины: армия или население, которые начинают громить евреев, перестают быть армией и мирным населением. А государство не может жить без элементарной дисциплины. И я расстреляю всякого, кто вздумал бы учинить еврейский или другой какой погром. Второе: евреи — такие же граждане России, как и другие. У них иная вера, какое мне до того дело ?»
В тех местах, где я стоял со своими частями, погромов не было. На то у меня две причины: армия или население, которые начинают громить евреев, перестают быть армией и мирным населением. А государство не может жить без элементарной дисциплины. И я расстреляю всякого, кто вздумал бы учинить еврейский или другой какой погром. Второе: евреи — такие же граждане России, как и другие. У них иная вера, какое мне до того дело ?»
Ладно, скажут мне, это свидетельство подчиненного Александра Павловича. Разумеется, он стремился показать Кутепова в самом выгодном свете. А вот как быть с таким свидетельством, принадлежащим одному из видных деятелей еврейского движения Г. Слиозбергу: «В его представлении, мне казалось, все элементы этого населения в совокупности представляли русский народ, который исстари умел совмещать и индивидуальности национальные с общим российским гражданским состоянием, творимым общей любовью к России как таковой, и преданностью идее вели-кодержавия России и создавшейся при нем русской культуре, не уничтожавшей и не стремившейся уничтожить отдельные национальные культуры в их проявлениях, не противоречащих общерусской культуре.
По моему убеждению, А.П. Кутепов оценивал ту роль, которую евреи могут играть в обновленной России и в строительстве ее экономической жизни. Само собой разумеется, что в представлении Кутепова не могло быть места идее мести, идее насилий, идее еврейских погромов и т.п. печальных проявлений народной тьмы, сгущенной вследствие губительного, высасывающего дух большевицкого режима.
Легко понять то горестное чувство, которое охватило меня и моих единоверцев-единомышленников при известии о несчастье, постигшем Кутепова, память о котором лично я буду всегда сохранять».
Склонен думать, что Якушев вписал этот пассаж, хорошо зная отношение к евреям среди лидеров большевиков. Прежде всего у Ленина. Умышленно не разбираю сейчас родословную вождя, которая отношения к теме книги не имеет. (Интересующимся советую исследование Акима Арутюнова «Ленин без ретуши». Там все подробно изложено.) Но несколько штрихов для правильного понимания слов Якушева набросать необходимо.
Ленин евреев высоко ценил и любил. Доказательства любой желающий найдет в достатке в полном собрании сочинений вождя. А вот о других народах России отзывался, мягко говоря, не совсем красиво. Вот лишь два коротких отрывка из писем Бер-зину и Горькому: «Русским дуракам раздайте работу: посылать сюда вырезки, а не случайные номера, как делали это идиоты до сих пор» и «Русский умник всегда еврей или человек с примесью еврейской крови». Все остальные именовались еще грубее: подонки женевского болота, мерзавцы, свиньи, тупицы, проститутки, грязные натуришки и мещанские сволочи, паскуды, тупоу-мы, презренные дурачки... Отдельно не повезло чехам и немцам, которых Ленин объединил в «глупый народ». Не случайно Бердяев назвал его «почти гением грубости».
Из песни слов не выкинешь. Это было. Именно чтобы оправдать привязанности Ленина, и был запущен в оборот устойчивый миф о поголовном антисемитизме белых, которые, дай им волю, всех перевешают и перестреляют. Ревнители этой чепухи умудрились записать в каратели даже генерала Штейфона, о котором речь еще пойдет в этой книге. В целом же участие евреев в Белом движении я достаточно подробно разбирал в своей книге «ОГПУ против РОВС». Повторяться не буду.
Глава 7. Гибель шпиона века
Возможно, он действительно был самым выдающимся агентом британской разведки. Прекрасно образованный, в совершенстве владевший семью языками. Любитель сколь ярких, столь и опасных операций. Непримиримый враг большевизма, участник многочисленных заговоров Сидней Джордж Рейли.
Зимой 1918 года, когда Добровольческая армия генерала Корнилова отправлялась в свой легендарный Ледяной поход, он прибыл в Мурманск. С паспортом на имя негоцианта восточных стран месье Массино пробрался в Москву. Получил советские документы. И тут же принял активное участие в восстании левых эсеров. Правда, к убийству Мирбаха никакого отношения не имел. В тот момент он готовил убийство Ленина. Но заговор был раскрыт Ч К.
В конце ноября он проходил обвиняемым по знаменитому делуЛоккарта, начальника британской миссии в Москве, который руководил заговором против большевиков. Самого Рейли в суде не было. Он до этого сбежал в Англию. Интересно, что почти в один день с ним предпочел покинугь Москву и Савинков. Они, кстати, были уже знакомы. Но близкими друзьями станут позднее, в 1922 году. Тогда они будут готовить покушение на наркома иностранных дел Чичерина, которого спасла от смерти только задержка советской делегации на приеме в Берлине. Естественно, что Рейли крайне интересовал чекистов. Они прекрасно понимали: сам он от борьбы с Советами не отступится.
В январе 1925 года иностранный отдел ГПУ поставил перед Якушевым задачу: завлечь Рейли на территорию СССР. Было понятно, что откликнуться легендарный шпион сможет только на приглашение хорошо известных ему людей. Таковые в распоряжение Москвы были. Лучше Захарченко-Шульц с этой миссии никто бы не справился. Якушев ненавязчиво посоветовал ей попытаться привлечь к работе «Треста» Рейли, чей опыт мог быть очень полезен. Конечно, Захарченко с радостью согласилась.
Вскоре он получил письмо от резидента британской разведки в прибалтийских странах Бойса, в котором ему сообщалось о деятельности в Москве тайной антибольшевистской организации, которая очень интересует Лондон и Париж. И было бы неплохо, если бы Рейли взялся за это дело. Он с готовностью взялся за дело, ответив на письмо кратко: «За себя скажу следующее: это дело для меня есть самое важное дело в жизни: я готов служить ему всем, нем только могу».
Границу было решено переходить в Финляндии. Обеспечивали безопасность операции Захарченко и Якушев. Но поездку в красную Москву должна была предварять встреча с генералом Кутеповым. Он приехал в Финляндию заранее, чтобы сначала узнать все новости по «Тресту» от Захарченко и обговорить линию поведения с Рейли. Однако тот не приехал. Ограничился телеграммой: «Сожалею о задержке. Задержан окончательным завершением моих дел. Уверенно считаю, что буду готов к отъезду 15 августа. Выехать ли мне в Париж или непосредственно в Гельсингфорс ? Можете ли вы устроить собрание в конце месяца ?» Ку-тепов принял решение перенести встречу в Париж.
Переговоры с Рейли состоялись и не принесли ощутимых результатов. Он не очень-то верил в возможности эмиграции. Но решил сам встретиться с представителя «Треста» и определить, на что они способны.
24 сентября Якушев перешел советско-финскую границу. На следующий день он уже приглашал Рейли лично съездить в Москву и убедиться в могуществе монархической организации Центральной России. Но тот был опытным разведчиком и хорошо понимал: соглашаться сразу на все условия в игре, где ставка — твоя собственная жизнь, — недопустимо. Поэтому он сообщил Якушеву, что пока принять его любезное приглашение не может, но через два-три месяца будет готов вернуться к рассмотрению этого вопроса.
Якушева такой вариант категорически не устраивал. На Лубянке ждали Рейли. Поэтому он тут же предложил план, отвергнуть который разведчик не мог. Иначе его обвинили бы в трусости: в субботу утром быть в Ленинграде, провести там день, вечером выехать в Москву. Пробыть там весь день, вечером вернуться в Ленинград и в понедельник уже быть снова в Финляндии. За эти два дня пройдут многочисленные переговоры с лидерами заговорщиков, Рейли получит всю необходимую ему информацию. Гарантируется полная безопасность. В тот же вечер он написал письмо жене: «Яуезжаю сегодня вечером и возвращусь во вторник. Никакого риска. Если случайно буду арестован в России, это будет не более как по незначительному обвинению. Мои новые друзья настолько могущественны, что добьются моего освобождения».
***До границы Рейли провожал Радкевич. Помогал переходить сотрудник ИНО ГПУ Тойво Вяхя, больше известный как Иван Петров. С документами на имя Штейнберга английский разведчик отправился в Ленинград в компании Якушева. В дороге рассказывал о Савинкове, которого он считал блестящим конспиратором. Сгубило же его то, убеждал Рейли, что он всегда плохо разбирался в людях и так и не нажил себе достойных помощников.
В колыбели революции все было готово к встрече дорогого гостя. Он провел переговоры с евразийцев Мукаловым и членом монархической организации Центральной России Старовым. Оба, разумеется, сотрудники ГПУ. Обсуждали грядущий переворот. Остались очень довольны друг другом.
Вечером в международном вагоне Якушев и Рейли отправились в Москву на заседание политсовета «Треста», в котором принимал участие и генерал Потапов. Гость сразу приступил к делу: предложил заговорщикам проникнуть в Коминтерн и добыть сведения о его деятельности. За это западные разведки хорошо заплатят. Да «Трест» может и сам прилично заработать, если начнет экспроприировать не деньги в сберегательных банках, а музейные ценности. Он даже указал в отдельной записке, что именно нужно брать: