К чести Санджая надо сказать, что колебался он лишь долю секунды. Он шагнул вперед. Казалось, богиня стала выше, когда Санджай задержался под простертой дланью. Как только Санджай протянул руку, распространился отвратительный запах, словно именно этой секунды дожидался повергнутый труп, чтобы исторгнуть газ разложения.
Санджай дотянулся, вытащил травинку и тут же зажал ее в ладонях. И лишь вернувшись в наш круг, он раскрыл сложенные чашечкой ладони и посмотрел на былинку. Она была чистой.
Следующим указали на тучного человека, стоявшего на противоположной стороне линии. У него заметно тряслись ноги, когда он подходил к богине. Он инстинктивно спрятал взятую им травинку точно так же, как и Санджай, точно так же, как делали все мы. Затем он поднял девственно чистую травинку. Облегчение читалось в каждой складке его жирного лица.
То же было и с третьим, который не смог подавить тихий судорожный вздох, когда заглянул в сложенные ладони и увидел там чистый стебель. И с четвертым, не удержавшимся от непроизвольного всхлипа, когда потянулся за четвертой травинкой. Глаза богини были обращены вниз. Красный язык, казалось, стал длиннее на несколько дюймов с того времени, как мы пришли сюда. Четвертая травинка оказалась чистой.
Меня выбрали пятым. Пока я подходил к богине, ощущение было таким, словно я смотрю на себя откуда-то издалека. Невозможно было не взглянуть ей в лицо, прежде чем потянуться вверх. Петля покачивалась. Пустые глазницы смотрели из хатванги. Стальное лезвие меча выглядело острым как бритва. Мне казалось, что внутри трупа раздается бульканье. Но скорее всего это была всего лишь вода, протекавшая прямо под нашими ногами.
Холодные каменные пальцы богини неохотно выпускали выбранную мной травинку. По-моему, ее хватка стала крепче, когда я потянул. Наконец былинка вышла, и я без раздумий захлопнул на ней ладони. При тусклом освещении я даже не разглядел ее поверхности. Помню охватившее меня веселое возбуждение, когда я вернулся в круг, и необъяснимое разочарование, когда поднял ладонь, повернул пальцами тонкую травинку и не обнаружил никаких меток. Откинув голову, я посмотрел прямо в глаза богине. Ее улыбка теперь казалась еще шире, а зубы еще белее.
Шестой был моложе меня, почти мальчик. Тем не менее он мужественно прошагал к жаграте и без тени сомнения выбрал свою травинку. Вернувшись в круг, он быстро поднял ее, и все мы сразу же увидели красные пятна. Последняя капля упала на темный пол.
Тогда мы затаили дыхание, ожидая… чего? Ничего не произошло. Священник подал знак, и седьмой из нас взял свою травинку-пустышку. Последний забрал последнюю травинку у богини. Мы молча стояли полукругом – как нам казалось, очень долго,– пытаясь представить, о чем думает юноша, и ожидая, что будет дальше. «Почему он не убегает?» – недоумевал я. Потом у меня возникла иная мысль. «Да, я уверен в том, что юноша каким-то образом отмечен Кали, но что, если он лишь тот, кто избавлен от некоего рока, а не избран для него?» «Многих призывают, но немногих избирают»,– сказал священник, и я принял его слова за нарочитую пародию на вызывающую скуку болтовню христианских миссионеров, бродивших по площадям возле Майдана А если это означает, что юноша стал единственным, к кому обращена улыбка жаграты, что именно его избрали для посвящения в капалики? В сумятице мыслей и догадок у меня в голове разочарование смешивалось с облегчением.
Священник вернулся на возвышение.
– Ваша первая обязанность исполнена,– сказал он негромко.– Вторая должна быть закончена к тому времени, когда вы завтра в полночь явитесь сюда. Ступайте и услышьте повеление Кали, невесты Шивы.
Вперед вышли люди в черном и жестом призвали нас следовать за ними к дальней стене храма, где виднелись небольшие ниши, завешенные черным. Капалики напоминали свадебных распорядителей, указывая одному из нас его кабинку, а затем проходя на несколько шагов вперед, чтобы указать место следующему. Санджай вошел в черную нишу, а я невольно задержался на секунду, после того как человек в черном махнул мне.
Кабинка была тесной и, насколько я мог определить в почти абсолютной темноте, не имела ни мебели, ни украшений на трех каменных стенах.
– На колени,– шепнул человек в черном и закрыл тяжелый занавес.
Стало совершенно темно. Я опустился на колени.
Наступила мертвая тишина. Даже шум воды не нарушал это раскаленное безмолвие. Решив извлечь пользу из биения собственного сердца, я начал отсчитывать удары и на двадцать седьмом услышал голос, нашептывавший мне прямо в ухо.
Это был женский голос. Или, скорее, нежный бесполый голос. Я вскочил и вытянул руки, но никого рядом не было.
– Ты принесешь мне жертву,– прошептал голос. Я снова опустился на колени, дрожа в ожидании иных звуков или чьих-либо прикосновений. Мгновение спустя штора отодвинулась. Я поднялся и вышел из ниши.
Когда мы снова встали полукругом перед статуей, я заметил, что нас уже семеро. «Хорошо,– подумал я,– он убежал». Но тут Санджай коснулся моей руки и кивком указал на богиню. Обнаженный труп, на котором она плясала, был моложе, свежее. И без головы.
Ее четвертая рука уже не пустовала. То, что она держала за волосы, слегка покачивалось. На юном лице застыло выражение легкого удивления. Падающие капли производили негромкий звук начинающегося дождя. Я не услышал ни единого вскрика.
– Кали, Кали, бало бхаи,– запели мы.– Кали баи аре гате наи.
Капалики вышли. Человек в черном проводил нас до двери, выводящей в темноту. В вестибюле мы надели сандалии. Покинув здание, мы с Санджаем по лабиринту переулков выбрались на Стренд-роуд, подозвали рикшу и вернулись в свое жилище. Было очень поздно.
– Что она имела в виду? – спросил я, когда оба фонаря были зажжены, а мы уже лежали под одеялами.– Какую жертву?
– Болван,– ответил Санджай. Его трясло не меньше, чем меня. Кровать его подрагивала.– Завтра в полночь мы должны принести ей тело. Человеческое тело. Мертвое тело».
7
Кришна замолчал. Рассказывая, он хрипел все сильнее, пока его квакающий голос не стал идеально сочетаться с лягушачьими глазами. Мне потребовалось усилие, чтобы отвести взгляд от Муктанандаджи. Оказывается, я настолько увлекся, что совершенно забыл о присутствии Кришны. Теперь он вызвал у меня такое же раздражение, какое может появиться из-за неисправного магнитофона или забарахлившего в самый неподходящий момент телевизора.
– В чем дело? – спросил я.
Кришна мотнул головой, и я оглянулся. К нам подходил хозяин с седой щетиной. Незаметно для меня огромное помещение невероятным образом опустело. На всех остальных столах были расставлены неуклюжие стулья. Вентиляторы остановили свое медленное вращение. Я посмотрел на часы. Было одиннадцать тридцать пять.
Владелец заведения – если это был он – что-то пробурчал Кришне и Муктанандаджи. Кришна устало махнул рукой, и старик повторил фразу уже громче, раздраженнее.
– В чем дело? – снова спросил я.
– Он должен закрывать,– проквакал Кришна.– Он платит за электричество.
Я посмотрел на несколько еще горящих тусклых лампочек и чуть не расхохотался.
– Мы можем закончить завтра,– сказал Кришна. Муктанандаджи, сняв очки, устало потирал глаза.
– К черту,– возразил я.
Я перебрал несколько индийских купюр, лежавших в моем кармане, и подал старику бумажку в двадцать рупий. Он остался стоять, бормоча что-то про себя. Я дал ему еще десять рупий. Он поскреб свою щетину и шаркающей походкой направился к стойке. Сумма, с которой я расстался, составляла меньше трех долларов.
– Продолжайте,– велел я.
«Санджай не сомневался, что до полуночи нам удастся найти два трупа. Ведь это в конце концов Калькутта.
Утром по пути в центр города мы спросили у перевозчиков мертвых животных, не приходилось ли им когда-нибудь перевозить в своих грузовичках тела людей. Нет, ответили они, для этого городская муниципальная корпорация нанимает других людей – бедняков, но людей из касты. Они выходят по утрам на улицы и подбирают тела, неизменно разбросанные по тротуарам. Но это делалось только в деловой и центральной частях города. В более отдаленных районах, в кварталах больших трущоб, тела оставляли семьям и псам.
– А куда свозят тела, собранные в центре? – спросил Санджай.
– В морг Сассун,– ответили ему.
В половине одиннадцатого утра, позавтракав лепешками на Майдане, мы с Санджаем пришли в морг Сассун.
Морг занимал первый и два подвальных этажа в одном из зданий в старом английском квартале города. Ступени у входа все еще охраняли каменные львы, но дверь была заперта и забита досками. Ею явно не пользовались уже много лет. Для всех надобностей служил черный ход, к которому то и дело подъезжали грузовики.
Помещение было переполнено. Закрытые простынями тела лежали на тележках в коридорах и даже перед служебными помещениями. Стоял очень сильный запах. Это меня удивило.
Человек в белой форменной одежде, с блокнотом в руках, вышел из комнаты, улыбнулся и спросил:
– Чем могу помочь?
Я не знал что ответить, но Санджай заговорил сразу же, причем довольно убедительно:
– Мы из Варанаси. Приехали в Калькутту, потому что двое наших родственников, к несчастью лишившихся земли в Западной Бенгалии, недавно перебрались в город, чтобы найти работу. Как ни печально, но, по всей видимости, они заболели и умерли на улице, так и не найдя приличной работы. Жена моего бедного двоюродного брата написала нам об этом, прежде чем сама вернулась к своей семье в Тамил-Наду. Эта шлюха даже не попыталась отыскать тело мужа. Теперь приехали мы, хоть это и дорого обошлось, чтобы отвезти их в Варанаси для достойного сожжения.
– А,– смотритель скривился.– У этих проклятых южанок нет ни малейшего представления о приличиях. Животные.
Я согласно кивнул. Все так просто!
– Мужчина или женщина? Старый, молодой или ребенок? – спросил служитель морга утомленным голосом.
– Извините?
– Другой родственник. Я догадываюсь, что уехавшая жена была замужем за мужчиной, но какого пола другой родственник? А каков возраст каждого из них? И еще: в какой день их могли подобрать? Прежде всего – какого пола?
– Мужчина,– ответил Санджай.
– Женщина,– в один голос с ним произнес я. Служитель остановился по дороге в другое помещение. Санджай окинул меня испепеляющим взглядом.
– Прошу прощения,– ровным тоном сказал Санджай.– Конечно же, Камила, несчастная двоюродная сестра Джайяпракеша, женщина. У меня в мыслях только мой собственный брат, Самар. Я и Джайяпракеш не кровные родственники.
– Ага,– произнес служитель, но прищурился, переводя взгляд с меня на Санджая.– А вы, случайно, не студенты университета?
– Нет,– улыбнулся Санджай.– Я работаю в ковровой лавке у отца в Варанаси. Джайяпракеш помогает своему дяде по крестьянской части. Я имею некоторое образование. Джайяпракеш нигде не учился. А почему вы спросили?
– Просто так, просто так,– сказал служитель.
Он посмотрел на меня, и я испугался, как бы он не услышал стук моего сердца.
– Иногда случается,– пояснил он,– что студенты-медики из нашего университета… м-м-м… теряют своих возлюбленных на улице. Сюда, пожалуйста.
Просторные и сырые подвальные помещения охлаждались кондиционерами. Вода струилась по стенам и полу. На каталках и столах лежали обнаженные трупы. В их размещении не было никакого порядка, за исключением грубого деления по возрасту и полу. Детское помещение, которое мы миновали, было переполнено.
Датой смерти наших родственников Санджай назвал день неделей раньше и добавил, что нашему брату Самару было, кажется, за сорок.
В первой комнате, в которую мы вошли, лежали примерно двадцать покойников. Все они находились на разных стадиях разложения. В комнате было не слишком прохладно. Вода капала прямо на трупы, безуспешно пытаясь охладить их. Мы с Санджаем закрыли носы и рты рубашками. Глаза у нас слезились.
– Черт бы побрал эти перебои с электричеством,– буркнул служитель.– За последние дни отключают по нескольку раз в день. Ну что?
Он прошел дальше, сдернул простыни с нескольких накрытых фигур и развел руки, словно предлагая купить вола.
– Нет,– произнес Санджай, угрюмо вглядываясь в лицо первого покойника, и подошел к другому.– Нет. Нет. Подождите… нет. Трудно сказать.
Санджай переходил от тележки к тележке, от стола к столу. Ужасные лица смотрели на него: подернутые пленкой глаза, отвисшие челюсти с вываливающимися распухшими языками. Несколько трупов непристойно ухмылялись, как бы поощряя наш выбор.
– Нет,– время от времени бормотал Санджай.– Нет.
– Здесь все, что поступили за последнюю неделю. Вы уверены, что не ошиблись с датой?
Служитель морга и не пытался скрыть скучающе-скептические нотки в своем голосе.
Санджай кивнул, и я попытался понять, какую игру он затеял. «Узнай кого-нибудь и дай нам уйти!» – мысленно уговаривал я приятеля.
– Подождите,– сказал он.– А вон тот, в углу?
Покойник одиноко лежал на стальном столе, будто его швырнули туда не глядя. Колени и предплечья у него были слегка приподняты, кулаки сжаты. Труп с почти лысым черепом был повернут лицом к мокрой стене, будто стыдился своей уродливой наготы.
– Слишком старый,– буркнул служитель. Однако мой друг сделал несколько быстрых шагов в угол. Он наклонился, чтобы заглянуть в лицо. Поднятый белый кулак трупа скользнул по задранной рубашке и голому животу Санджая.
– Брат Самар! – воскликнул Санджай, почти всхлипнув, и сжал застывшую руку.
– Нет-нет,– возразил служитель морга и высморкался в полу своей грязной куртки– Он поступил только вчера. Слишком свежий.
– Тем не менее это мой бедный брат Самар,– сдавленным голосом произнес Санджай. В его глазах я увидел неподдельные слезы.
Служитель пожал плечами и полистал блокнот. Ему пришлось просмотреть несколько бланков.
– Не опознан. Привезли во вторник утром Найден голым на Саддер-стрит… Сходится, а? Предполагаемая причина смерти – перелом шеи в результате падения или удушения. Вероятно, ограблен из-за одежды. Предполагаемый возраст – шестьдесят пять лет.
– Брату Самару было сорок девять лет,– сказал Санджай. Он вытер глаза и снова закрыл нос рубашкой.
Служитель опять пожал плечами.
– Джайяпракеш, почему ты не ищешь сестру Камилу? – обратился ко мне Санджай.– Я договорюсь насчет перевозки брата Самара.
– Нет-нет,– возразил служитель.
– Нет?! – удивленно воскликнули мы с Санджаем в один голос.
– Нет.– Человек, нахмурившись, заглянул в свой блокнот.– Вы не можете увозить тело, пока оно не будет опознано.
– Но я же только что его опознал. Это мой двоюродный брат Самар,– возразил Санджай, по-прежнему сжимая шишковатый кулак трупа.
– Нет-нет. Оно должно быть официально опознано. Это нужно сделать на почте.
– На почте? – переспросил я.
– Да-да. Там находится Бюро по розыску пропавших без вести и неопознанным телам городской администрации. Третий этаж. После того как будет подтверждено опознание, нужно заплатить в городскую казну двести рупий. То есть по двести рупий за каждого опознанного любимого человека.
– Ого! – воскликнул Санджай.– За что это двести рупий?
– За официальное опознание и его оформление, естественно. Затем вам надо сходить в управление муниципальной корпорации на Ватерлоо-стрит. Для посетителей они открыты только по субботам.
– Но это же целых три дня! – воскликнул я.
– А зачем нам туда идти? – поинтересовался Санджай.
– Чтобы заплатить сбор в пятьсот рупий, естественно. За их транспортные услуги.– Служитель вздохнул.– Итак, прежде чем выдать тело, я должен получить справку об опознании, квитанцию об уплате за опознание, квитанцию об уплате сбора и, естественно, копию вашей лицензии на перевозку усопших.
– А-а-а,– произнес Санджай. Он отпустил руку брата Самара.– А где мы возьмем такую лицензию?
– В Бюро лицензий при администрации штата неподалеку от Радж-Бхава.
– Естественно,– сказал Санджай.– И стоит это…
– Восемьсот рупий за каждого усопшего, которого вы желаете перевезти. Существует и ставка за групповую перевозку, если количество превышает пять единиц.
– И это все, что нам нужно? – спросил Санджай, и в его голосе я услышал нотку, знакомую мне по тем случаям, когда он бросался на стенку или лупил бирманских детишек, устраивавших беспорядок во дворе и на лестнице.
– Да-да,– подтвердил служитель.– Не считая свидетельства о смерти. Это я сам могу сделать.
– Ага,– выдохнул Санджай.– По какой цене?
– Всего лишь пятьдесят рупий,– улыбнулся служитель.– А потом еще плата за хранение.
– Хранение? – переспросил я сквозь рубашку.
– Да-да. У нас все переполнено, как видите. Плата составляет пятнадцать рупий за место в сутки.– Он заглянул в блокнот.– Хранение вашего брата Самара обойдется в сто пять рупий.
– Но ведь он пробыл здесь всего один день! – воскликнул я.
– Верно, верно. Но, боюсь, нам придется считать за всю неделю, поскольку для него использовалось специальное оборудование, так как он… м-м-м… находится уже не на первой стадии. А теперь поищем вашу кузину Камилу?
– Это же будет нам стоить почти две тысячи рупий! – взорвался Санджай.– За каждое тело!
– Да-да,– с улыбкой кивнул служитель.– Надеюсь, что торговля коврами в Варанаси в наше время дает неплохой доход?
– Пошли, Джайяпракеш.– Санджай повернулся к выходу.
– А как же сестра Камила? – воскликнул я.
– Пошли! – резко бросил Санджай и потащил меня из комнаты.
Возле морга стоял белый грузовик. Санджай подошел к водителю.
– Покойники,– спросил он.– Куда они идут?