– Как пчела в улье, – также тихо проронил Перший, и, подняв руку с облокотницы, огладил перстами лицо, на доли минут прикрывая от девушки пробежавший по нему трепет.
– Или муравей в муравейнике, – вторила Господу Есинька, осознавая, что невозможно проследить за движением жизни отдельно взятого насекомого в бесчисленных галереях его жилища.
Невозможно… Да и по большому счету не нужно, понеже сам муравей, пчела, человек должен той жизнью и управлять. Есислава чуть слышно вздохнула, и сызнова тронувшись с места, много ровнее вопросила:
– Зачем только я не поняла у гипоцентавров вместо хвоста змея?
– Символ, – ответил Перший и кожа лица его озарившись улыбкой засияла. – Символ, образ который обозначает нравственный облик их Творца. Абы единожды кинутым на гипоцентавров взглядом становилось понятным, кто является их Богом и, что они несут в себе великие знания Первоосновы и Мудрости коя заключена в живых существах, в частности в змее.
– Это все слишком сложно для человеческого восприятия, – усмехнувшись, отозвалась Есинька, оправляя широкую поневу сарафана на коей залегли мелкие складочки. – Посему люди и думают, что ты Темный Бог. У тебя Перший очень сложные творения, в них одновременно заключена красота и ужас, пугающий естество, мозг человека. Знаешь, что хотела еще у тебя спросить, – произнесла девушка, и Господь откликнулся легким покачиванием головы, – почему Китоврас император Галактики… Неужели весь Северный Венец находится под их управлением… Под управлением ваших созданий?
– Я уже сказывал тебе, моя дорогая, что у нас есть племена, весьма продвинутые в высоконравственном и техническом отношении, – молвил старший Димург, достаточно сухо… Наверняка он не хотел отвечать, но сейчас, когда девушка шла ему на уступки не желал данное состояние спугнуть. – Гипоцентавры это один из таких народов… И они управляют всей Галактикой, осуществляют за ней надзор, предупреждают о всех нестандартных ситуациях происходящих в Северном Венце. У гипоцентавров порядка десяти населенных их народом систем, подобных солнечной… Али совсем отличной по строению от нее. Правда, на обитаемых планетах они живут малыми поселениями, абы сохранить нетронутость тех миров. Приглядывают также за тем кто посещает Северный Венец, и как жизни иных народов влияют на системы, и Галактику обобщенно. В Северном Венце вообще проживает множество разнообразных созданий, таких как криксы-вараксы, бесицы-трясавицы, черти, демоны, нежить. Некоторое количество систем населено человечеством, впрочем, за ними также наблюдают или, как говорит Вежды, ведут жизнь гипоцентавры… Этот изумительный народ помогает нам не только в Северном Венце, он также не раз взращивал людей на планетах иных систем и Галактик. Обучая человечество врачеванию, как белоглазые альвы, и воинскому, ювелирному, строительному мастерству как гомозули и духи Расов… Словом это уникальный, удивительный народ, каковой развивается вместе со своей Галактикой и с нами Богами. – Перший резко смолк, так точно допрежь сказал, что-то лишнее. Блуждающая на его губах улыбка пропала окончательно, он взглянул на девушку достаточно властно и с той же мощью в голосе добавил, – но об этом всем ты можешь узнать сама у императора. Китоврас так сильно меня любит, он сочтет за счастье общение с тобой, ибо вельми переживает, что ты его сторонишься… Думая, что может каким образом тебя огорчил… А сейчас, – Димург резко перевел тему толкования, так как увидел, что остановившаяся Еси в шаге от него, широко раскрыла рот, намереваясь сызнова спросить, – тебя кое-кто хочет увидеть. Думаю та встреча будет вельми приятной.
Перший легохонько подался вперед, и, протянув руку, огладил щеку девушки проведя по коже подушечками перст сверху вниз, а посем обхватив ее плечо, бережно повернул, поставив диагонально своему трону. Легкой рябью миг погодя пошла зеркальная стена, смотрящая прямо на Есиславу, и из нее выступил Седми в ярко-красном до колен сакхи. Его короткие, пшеничные волосы не стянутые нынче ободом от движения в стене самую толику всколыхнулись, наполнившиеся мышастым светом глаза полюбовно воззрились на Еси. По коже девушки волной пробежали крупные мурашки, вышедшие вероятно с под обода восседающего на голове, они обдали особой теплотой и радостью всю ее плоть. Есислава с нежностью взглянула на худощавую, как и у Першего, фигуру Бога и широко улыбнувшись, пронзительно вскрикнула:
– Седми! – и Зиждителям единожды показалось, это вскрикнула не столько девочка, сколько Крушец, таким звоном отозвалось божественное имя в их естествах.
Глава тридцать пятая
Есислава выполнила просьбу Першего и уже на следующее утро, после посещения маковки, когда оба гипоцентавра прибыли в буравчике ко дворцу старшего жреца да спустившись по стеклянной лестнице, вступили в залу ожидания, вышла к ним.
– Император, – несмело начала молодая женщина и резко оборвала свою речь.
Волнение столь мощно ее окутало, что она порывисто качнулась взад… вперед. И тотчас к ней подскочили оба гипоцентавра и взволнованно придержали под руки.
– Госпожа, госпожа, успокойтесь, – очень мягко произнес Кентавр, утирая на лбу девушки выступившие капельки пота. – Вам нельзя так нервничать, сие опасно как для вас, так и для вашего малыша.
– Хотела просто сказать… Перший попросил меня, вас не сторониться и позволить себя осмотреть, – чуть слышно додышала она.
Ноне в зале ожидания никого кроме нее и гипоцентавров не было. Липоксай Ягы находился в капище, проводя обряд, да и последнее время дворец, как таковой, стал мало обитаем, посему можно было говорить все как есть.
– Значит, вы разрешите вас осмотреть… Вас и малыша? – обрадовано переспросил Кентавр.
Лекарь, конечно, ведал о давешнем посещении госпожой маковки и толковании ее с Господом Першим, потому нынче они и прибыли с императором в установленное время. Обаче, все поколь не верил в налаживании отношение с девушкой, ощущая и теперь уже зная, что услышанные ею именно его слова о жестокости людского племени, таким побытом, повлияли на возникшую в ней замкнутость.
– Да… только я боюсь, – почти выдавила из себя Есислава, впервые при гипоцентаврах озвучивая свое состояние.
– О, нет, госпожа, вам не надо бояться… Кентавр будет предельно тактичен не только в действиях, но теперь и в своих словах, – произнес успокаивающе Китоврас и достаточно строго зыркнул на лекаря.
Ибо вчера узнав из беседы с Першим о причине возникшей в девочке напряженности, вельми гневался на Кентавра, и не раз высказал ему о полной несостоятельности последнего, как лекаря, так и гипоцентавра.
Кентавр, впрочем, боясь, что Есислава может передумать, слегка склонив стан, подхватил ее на руки, и заботливо прижав к себе, нежно сказал:
– Я донесу вас дражайшая госпожа до буравчика, абы вы очень бледны… И обещаю, буду предельно аккуратен.
И лекарь не мешкая направил свою поступь к летающему устройству, легохонько так вращающему своим дном, похожим на многажды нанизанных объемных кругов, широких у самого его основания и степенно уменьшающихся по мере отдаления. Те круги, сопла, не только свершали коловращательное движение, но, и, выпуская из себя прозрачные пары дыма, медлительно опускались вниз, а минуту спустя также степенно подымаясь вверх, входили в основу дна. Вмале поднявшись по стеклянной с широкими ступенями лестнице, Кентавр внес девушку внутрь буравчика. Створка скрывающая дотоль вход в буравчик как мгновенно отворилась, так не менее скоро сомкнулась, стоило внутрь него вступить гипоцентаврам. И вошедшие оказались в небольшом квадратном помещении с высоким сводом. Серебристыми, залащенными были внутри буравчика стены, пол и потолок и гладь та смотрелась такой поразительно ровной, будто давеча обмытой водой или облизанной чьим мощным языком. По полотну потолка в двух направлениях по краю стыков стен струились ярко голубые огни. Они перемещались синхронно, наподобие мельчайшей капели водицы, каждую отдельную из которых можно было различить.
С одной стороны помещение по коло огибал высокий стеклянный помост, на котором располагалось подробное объемно-пространственное изображение местности, где нынче жили и строили гипоцентавры, только выполненное в уменьшенном масштабе. Посередь той миниатюрной модели края явственно живописалась пролегающая широкая река, махунечкими шапочками просматривались зеленые дали леса окружающие ее, бурые впадины каменоломен лежащих внизу по течению, селения къметинцев, крошечные хижины черных людей, и огромное пятно освобожденного от деревьев пятачка, где с одного бока поместился миниатюрный сфероид. Все было не просто подробно и обстоятельно сделано, но и выглядело достаточно живым, так что не только колыхали кронами древа в лесу, но и иноредь пускал дым миниатюрный сфероид. Сама модель местности была также насыщенна мельчайшими красными огоньками струящимися повдоль всех нанесенных на нем сооружений, и с тем придающих особую лучистость изображенному рельефу.
Кентавр отнес и посадил девушку на стул, опирающийся на одну ножку, довольно-таки высокую в сравнении с полом, поместившийся супротив стеклянного поста. На стуле мягком, обитом белым бархатом не менее могутным был ослон, одначе, отсутствовали облокотницы. Заботливо поправив под головой спинку стула так, чтобы молодая женщина могла на нее опереться, лекарь обхватил перстами запястье руки и вслушался в ритм ее жизни. А тем временем Китоврас подойдя к помосту, возложил левую руку на миниатюрный сфероид. Таким образом, абы запястье, каковое плотно обхватывал широкий платиновый браслет, слегка заходящий угловатыми краями на средину тыльной стороны пясти и по коло окружающий до первой фаланги большой палец, соприкоснулся с серебристой его поверхностью. Незамедлительно огоньки на макете сменили цвет с красного на голубой, расположенный в центре браслета боляхный жук, с широкоовальным телом, резко дернул ножками усыпанными темными волосками, и, оторвав их от полотна на который дотоль опирался, выкинув в стороны, враз дотянулся до плавной грани сфероида, вроде войдя в ту гладь.
– А… фр… аад… джугад… сат… фр, – произнес на своем протяжном языке Китоврас.
И мгновение спустя буравчик чуть слышно зажужжав, самую малость вздрогнул. Жук в браслете императора рывком дернул вспять свои ножки и они, втянувшись в его брюшко, вновь очутились на платиновой поверхности.
– Все хорошо, госпожа? – вопросил Кентавр, пристраивая досель удерживаемую им руку обок другой, и с заботой воззрился в лицо Еси.
– Куда мы летим? На сфероид? – вопросом на вопрос откликнулась она, с интересом оглядывая и само помещение, с приглушенным светом внутри и модель местности на помосте.
Китоврас медленно развернулся в сторону девушки, но поколь так и не отходя от помоста, вкрадчиво ответил:
– Да, госпожа, на сфероид. Только там вас можно осмотреть. Вас и вашего малыша, – он на немного прервался, по его красивому лицу легкой зябью просквозило волнение, оное отозвалось не только в черных, пухлых губах, но и шелохнулось в длинных, темных с проседью волосах. – Господа ради, дражайшая наша госпожа, простите меня и мой народ, коли мы вас огорчили своей предвзятостью к людскому племени.
Днесь в голосе, движениях императора было столько скорби, неприкрытой печали, что Есинька легонько вздохнула, сопереживаючи ему. Не менее огорченным выглядел и стоящий подле нее Кентавр, склонивший низко голову. Девушка протянула руку и нежно огладила его короткие, черные, жесткие волосы, да также ласково прошлась перстами по щеке. Лекарь торопливо подхватил руку госпожи, и, приникнув к тыльной стороне пясти зримо сотрясся.
– Нет, не столько огорчили… сколько ошарашили.., – негромко протянула Есислава, теперь явственно идущая на контакт с этим племенем. – Просто я была не готова к тому, что услышала. И мне всегда казалось люди много лучше… И достойны хорошего отношения от Богов.
– О, госпожа, конечно достойны, – поддерживающе молвил Кентавр, и, подняв голову, воззрился с нескрываемым обожанием на молодую женщину, поколь не выпуская ее руку из своих. – Я просто погорячился, высказываясь на ладье… Не думал, что мои слова произведут такое действие на вас. Простите Господа ради меня.
– Но потом… после, – с мягкостью глядя на лекаря продолжила говорить Есинька. – Я много думала и поняла. Наверно, правы вы, ибо знания ваши много обширнее моих, как и опыт жизни, наблюдения. И мне стало страшно, что люди имеющие столь много общего со мной могут совершать такие казни, подвергать своих собратьев пыткам и получать от этого если не радость, то удовольствие. Я вспомнила, что встречалась с такими людьми. От одного из них пострадала сама, а от другого лучица.
Девушка смолкла и перевела взор на Китовраса, словно проверяя, ведает ли тот о чем она толкует. И так как император рывком склонил голову, поняла, что тот не просто знает о Крушеце, но и ведает о тех событиях из-за каковых она оказалась у Родителя.
– К несчастью госпожа людское племя очень жестокое, – негромко пояснил Китоврас, и ухмыльнулся, вроде не в силах сдержать выливающуюся из него правдивость. – И мне не раз случалось с этим встречаться, особенно по младости лет, когда я воспитывал отпрысков Господа Першего в Галактике Весея, созданной Родителем в честь рождения Господа Мора. Иногды та жестокость потрясла мою суть… Посему спустя время я сменил обязанности наставника воинского искусства при взращиваемом человечестве, на градостроителя… А чин императора получил много позже из рук рожденного Господа Стыня. В печище Димургов Господом Першим установлена такая традиция, что рожденный Господь назначает нового императора Северного Венца… И мне посчастливилось построить пирамидальные храмовые комплексы не только Господу Стыню, будучи в чине логофета, но и Зиждителю Дажбе и Богу Кручу, уже держа на своих плечах императорские полномочия. А обязанности наставника я оставил, потому что не сумел совладать с собственными чувствами, принять, как есть саму сущность людского племени… Сущность основой которого, увы! являются в большей степени отрицательные качества. Оные, право молвить, исправить одним воспитанием невозможно, для того, чтобы дурное в человечестве не развивалось необходимо создать особые законы и условия жизни. И, увы! постоянно все это контролировать… – Китоврас горестно вздохнул, и, вздев вверх левую руку, огладил перстами поверхность лба, тем напомнив Еси Першего. – Много позже, когда я уже стал императором, – продолжил толкование погодя Китоврас. – Я попробовал в определенных системах нашей Галактики внедрить данный контроль и четко сформулированные постулаты, законы жизни в людском обществе, одним из основных условием которого являлся примитивный образ существования. И мы добились определенных в том успехов. Нельзя, вероятно, сказать, что люди на тех планетах счастливы, обаче, что довольны собственной жизнью однозначно. И жизнь их наполненная трудом, общением с себе подобными и близостью к природе сравнительно ровная, без потрясений.
Есислава никак не отозвалась на молвь императора, потому как задумалась. А задумавшись, осознала, что на самом деле Китоврас любит людей, стараясь им помочь, создавая стабильный, спокойный уровень жизни. Верно, ощущая, что та самая человеческая ущербность нарочно прописана в их генах. И вместе с тем осознанием, как-то волной пришла теплота к Китоврасу, и, в общем ко всем гипоцентаврам, каковые старались, хоть малой крохе человечества создать ровную без потрясений, войн, голода, болезней жизнь. Потому, когда император оповестил о прибытии и Кентавр вновь поднял ее на руки, не только обняла лекаря за шею, но, и, прижав к его груди голову замерла. Тем движением, теплотой растапливая самой же созданную отрешенность.
Как такового осмотра, к которому девушка привыкла от знахарей и кудесников, не было. Китоврас проводил Кентавра с Есиславой на сфероид, и, доведя до лекарской половины оставил, пообещав вернуться после осмотра. Лекарь внес девушку в овальной формы комнату, с низким сводом, оный, кажется, задевал головой. Густое белое сияние наполняло не только само помещение, но и стены, потолок, пол так, что Еси почудилось, обок них курится легкий пар, создавая общее дымчатое пространство. Лекарь уложил девушку на ровную белую, плоскую кушетку. Одна из сторон которой упиралась в неширокую, подпирающую свод трубу, гладь которой была расчерчена желтыми искорками на равные промежутки.
С тем же трепетом, что Кентавр нес, он заботливо поправил ее руки, одернул книзу синий подол сарафана, огладил волосы, а после снял с одного из ряда трубы плоские искорки-ноготки и прилепил их к вискам девушки. Те круглые ноготки, как оказалось, связывались с самим рядом искорок на трубе тончайшими, багряными волоконцами.
– Сейчас вы поспите, дражайшая госпожа, – ласково произнес Кентавр и широко улыбнувшись, явил ровные, белые ряды зубов, где в верхних резцах блеснули два крупных синих сапфира, вставленных в саму их гладь. – Совсем немного и вмале пробудитесь, только не волнуйтесь. И еще раз прошу вас простить меня за огорчение… Господа ради…
Эти слова до девушки едва доплыли, ибо она внезапно почувствовала такую слабость, что тягостно сомкнула веки, пред тем приметив, как в помещение, чрез на миг разошедшуюся створку, вступили еще два гипоцентавра. Оба гнедой масти и обряженные в отличие от Кентавра не в зеленую, а в белые безрукавки.
Глава тридцать шестая
День спустя, и это всего-навсе по земным меркам, на маковке в залу вошли Китоврас и Кентавр, да не мешкая остановились подле впустившей их в помещение стены. А все потому как в зале Господь Перший, вызвавший их на доклад, был не один. Помимо сидящего на троне старшего Димурга в зале находился поместившийся слева от него в объемном кресле Зиждитель Седми. Сын старшего Раса, как ведал Китоврас, был особо любим его Господом и обобщенно всей печищей Димургов. Воспитанник Кали-Даруги он почасту бывал в Северном Венце, и дацан Седми также не редко бороздил эту удивительную Галактику. Ибо частые его ссоры с Небо приводили Бога искать умиротворение туда, где по собственным замыслам он должен был расти. Китоврас, конечно, был много моложе Седми, но ведал от тех кто жил до него, что этот Бог по младости лет много раз пытался уйти из печищи Расов, и всяк раз возвращался туда под настойчивыми просьбами Дивного и Небо да уговорами Першего. Он возвращался, но только потому как очень любил Першего, расстроить, опечалить которого не мог, абы так был от него зависим. Метание Седми прекратилось сразу, как только в их печище появился Воитель, ответственность пред младшим наложила на поведение Бога обязанности, и он остепенился… Однако, не прекратил спорить с Небо, бывать в Северном Венце, словно ища там потерянное. Не однократно в своей жизни Китоврас становился свидетелем, когда к дацану Седми, прицепившемуся обок какой планеты, в их Галактике, пребывала пагода Першего или чанди Вежды. Зиждители которые могли всегда снять с Раса волнение, успокоить его разгоряченные метания, убедить или вспять охладить.