Расшифровав таким образом ее кличку, Ричард успокоился и стал ждать, когда дот откроет огонь на поражение. Эдна Хелли тем временем изучала его досье.
– Успехи ваши весьма похвальны, – наконец буркнула она. – Очень неплохо, очень… Вождение глайдеров и прочих транспортных средств – балл “а”… летали на “ведьмах”, “ифритах” и “бумерангах”… отлично летали… Теперь методы скрытного десантирования – парашют, реактивная капсула, дельтаплан, акваланг-балл “а”… стрельба, подрывное дело, взлом электронных средств защиты – балл “а”… та-ак… боевая подготовка… хм-м… ну, здесь выше всяких похвал… кости ломать вы умеете… А что у нас с теоретическими дисциплинами?… Хм-м… Политология… структура служб ООН… связь… межзвездная транспортировка… Неплохо, но не блестяще, агент-стажер! Особенно что касается последнего предмета! Или вам не известно, что Пандус – основа основ современной цивилизации?
– Известно, мэм, – откликнулся Ричард.
Упрек был, безусловно, справедливым. Если не считать снов, повторявшихся с путающей регулярностью, месяцы, проведенные в Учебном Центре, почти изгладили воспоминания о тайятских лесах. Саймон, однако, подметил, что практика для него целебней теории. Успокоение наступало быстрей, если он бегал, стрелял, сражался на боевом помосте, гнал в автомобиле или прыгал с реактивным ранцем в океан, дабы затем высадиться на берег, обманув команду захвата и хитроумного Дейва Уокера. Все эти дела, служившие испытанием ловкости и физической силы, напоминали о детских годах и о Наставнике Чочинге, тогда как любой теоретический курс большей частью погружал Ричарда в прострацию;
Правда, это не мешало ему сравнивать поучения Наставника с рекомендациями и советами преподавателей, но сравнение было не в пользу последних. Чочинга выражался куда яснее и называл все своими именами: смерть – смертью, а не ликвидацией, бегство – бегством, а не тактическим отступлением, муку – мукой, а не выжиманием информации путем болевого воздействия.
Голос Эдны Хелли вернул Ричарда к реальности.
– Вы будете заниматься всеми теоретическими дисциплинами, агент-стажер, пока не добьетесь оценки “а”. В первую очередь – межзвездной транспортировкой и Эпохой Исхода. Вы должны знать, какие проблемы стояли перед человечеством в ту эпоху, как они были разрешены и что мы имеем в результате. Кроме того, я полагаю, вам полезно заняться языками. Испанский, португальский и арабский не покажутся вам слишком большой нагрузкой?
– Нет, мэм, – пробормотал Ричард.
На испанском и португальском говорили в Южмерике и Латмерике, а также, само собой, в государствах, занимающих Иберийский континент Европы. Арабский считался основным языком всех стран Аллах Акбара, но был принят и в двух других Мусульманских Мирах, ибо на нем с правоверными говорил святой пророк. Так что Ричарду Саймону возразить было нечего.
– Разумеется, – сказала Леди Дот, – вам предстоит тяжко трудиться, пока вы не добьетесь впечатляющих успехов в этих языках. А потому – никаких увольнений и никаких девиц из Монреаля, равно как из Нью-Йорка, Лондона, Рима и иных населенных пунктов этой планеты. Вам ясно, агент-стажер?
Ричард с мрачным видом подтвердил, что ему все ясно, после чего был помилован и отпущен. Но не успел он переступить порог, как резкий голос Леди Дот заставил его обернуться.
– Русский – один из ваших родных языков?
– Так точно, – отрапортовал Ричард, томимый неясным, но тягостным предчувствием.
– Тогда вам будет нетрудно изучить украинский. Через полгода вы должны говорить на нем в совершенстве. Сама я, к сожалению, не сталкивалась с украинским, но, как утверждают эксперты, это изумительный язык. Звучный, напевный, богатый…
– Разрешите вопрос, мэм? – произнес Саймон, дождавшись паузы. Глава Учебного Центра одарила его подозрительным взглядом.
– Вопрос? Ну, спрашивайте, агент-стажер.
– Почему украинский, мэм? Почему не шведский, не суахили и не китайский?
– Потому, – она многозначительно свела брови, – что на украинском говорят на Земле. Возможно, говорят… Мы так предполагаем… – Рука Леди Дот шевельнулась, указывая Ричарду на дверь. – Идите, стажер, и не задавайте лишних вопросов. Есть русская пословица – о любопытном, коему прищемили нос. Она известна на Тайяхате?
– На Тайяхате советуют беречь уши, мэм, – ответил Саймон, покидая Кабинет.
Вышел он в коридор в полном обалдении. Конечно, навесили ему преизрядных трудов, лишив к тому же увольнений и женского общества, но эти несчастья Ричарда не волновали. Труд есть труд: выполнишь, что положено, искупишь проступок, заслужишь похвалу, а все, что узнаешь, останется с тобой. И языки, и хроника Исхода, и все остальное и прочее, что полагалось выучить на высший балл. Равным образом не печалился агент-стажер насчет девиц из Монреаля и других населенных пунктов. Алина была не первой и не последней его пассией, так как девушек и в Центре хватало. Взять хотя бы Долорес, бразильянку с Южмерики, смуглую и знойную, как летящий над пустыней самум… С такой красоткой португальский выучишь за неделю!
Но вот украинский…
С ним была связана некая тайна, Ричард принюхивался к ней словно гепард к следам клыкастых крыс. Закрытый Мир Земли и украинский язык? Какая между ними связь? На лекциях по медиевальной истории ничего такого не говорили… Вроде бы не говорили… Или он прослушал?
Помнилось ему, что в двадцать первом веке, в столетии Исхода, отношения меж Россией и Украиной были напряженными и спорили они о сотне различных вещей – о территориях и границах, о продвижении НАТО на Восток и о нефти, что текла на Запад, о кораблях и ядерном оружии, о старых долгах и новых субсидиях, что сочились скупым ручейком из Америки и Европы. Спорили с такой яростью, будто забыли о единых своих корнях и общих предках, о тяжком кровавом пути, пройденном вместе; спорили, не вспоминая о древнем своем достоинстве и о своих народах, но лишь прикрываясь их именами. Пандус разрешил эти споры и проблемы:
Украина вместе с Польшей, Чехией и Литвой отправилась на континент Славению, в мир Европы, а Россия разделила свою новую планету с кавказцами, прибалтами и азиатами. И воцарился мир! Нечего делить – не о чем спорить… Все Стабильные Миры исповедовали этот принцип. Старая история закончилась, новая началась с начала.
Так ли это, размышлял Ричард, спускаясь в лифте с административного этажа. Сейчас меж Россией и Украиной мир да покой, ибо пса и кошку разделяют три десятка светолет, но что таилось в самой истории их разделения? В том, что произошло столетия назад, в ту эпоху, когда Сергей Невлюдов еще не обнародовал своих открытий? Теперь Ричард был твердо уверен, что не читал и не слышал на лекциях о каком-нибудь историческом казусе, о событиях и фактах, разъяснивших бы загадочные речи Леди Дот. О Земле и других Закрытых Мирах говорили немногое, а писали и того меньше; никто не отрицал их существования, но истина была столь же недосягаемой, как и сами эти миры. Быть может, никаких истинных сведений вообще не было? Да и как их получишь, если блокирован Пандус?
Однако – Земля и украинский язык…
Ричард Саймон вышел из лифта на третьем подземном этаже, где находился спортивный комплекс, так и не разрешив этой загадки. Тайна по-прежнему волновала его, как и недавний разговор в высоком кабинете, и мышцы откликнулись привычной реакцией на эмоциональную нагрузку. Он ощутил их трепет, толчки крови в висках, готовность действовать, выплеснуть вовне нерастраченную мощь. Будто бы Дик Две Руки снова попал в тайятский лес и сейчас заскользит меж древесных стволов зыбкой тенью, помчится, разыскивая соперника, чтобы спеть ему песню голосом, ритуальными жестами и клинком… Такие приступы еще случались, но Саймон знал, как с ними совладать: секс, поединок или успокоительная медитация снимали стресс.
Рассмотрев все эти возможности и отвергнув первую и третью, Ричард твердыми шагами пересек облицованный мрамором вестибюль. По обе стороны от входа в тренировочный зал высились изваяния каких-то древних героев с огромными мускулами, тоже мраморные, трехметровой высоты, на кубических пьедесталах, украшенных бронзовыми табличками. Ему пришла в голову мысль, что он так и не удосужился узнать, кто же стоит здесь в почетном карауле, взирая на поколения юных бойцов. Ричард остановился, подошел к одной статуе, потом к другой, прочитал надписи на табличках: левый колосс изображал Милона Кротонского с быком на плечах, правый – Арнольда Шварценеггера в позе дискобола. Два с половиной тысячелетия разделяли их, но оба смотрели на Ричарда Саймона с одинаковым вызывающим выражением мраморных лиц, будто говоря: мы – были, ты – есть… Так покажи, каков ты!
Он шагнул в зал, к боевым помостам, на ходу расстегивая “молнии” комбинезона.
– Решил поразмяться, парень? После выволочки? Тяжелая ладонь опустилась на плечо Ричарда, и он резко обернулся. Перед ним стоял Дейв Уокер, собственный его наставник, дьявол и ангел-хранитель в одном лице. Лицо, как всегда, было бледным, веснушчатым, со свернутым носом, и рыжие лохмы обрамляли его словно огненные языки белую эмалированную кастрюльку. На губах инструктора блуждала кривая усмешка.
Он шагнул в зал, к боевым помостам, на ходу расстегивая “молнии” комбинезона.
– Решил поразмяться, парень? После выволочки? Тяжелая ладонь опустилась на плечо Ричарда, и он резко обернулся. Перед ним стоял Дейв Уокер, собственный его наставник, дьявол и ангел-хранитель в одном лице. Лицо, как всегда, было бледным, веснушчатым, со свернутым носом, и рыжие лохмы обрамляли его словно огненные языки белую эмалированную кастрюльку. На губах инструктора блуждала кривая усмешка.
– Поразмяться? Хорошая мысль, сэр, – пробормотал Ричард, стягивая комбинезон и осматривая помосты в поисках достойного соперника. На крайнем разминался Селим, тридцатилетний турок с Сельджукии, полевой агент, весивший ровно центнер, но быстрый, как атакующая рысь. К тому же он имел еще одно достоинство – перед схваткой старался выполнить весь традиционный Ритуал Оскорблений – разумеется, в своей турецкой манере. И сейчас, заметив Ричарда, Селим скорчил свирепую рожу, напряг мышцы на левой руке, а кистью правой потряс у чресел. Мол, иди сюда, сосунок, я тебе вдую!
Это мы поглядим, кто кому вдует, решил Ричард, повернулся к Уокеру и произнес:
– Я наказан, сэр. Никаких увольнений и никаких девочек; полгода зубрить четыре языка и запивать спиртным. Вместе с вами, шеф-инструктор, до полного посинения.
– Какие языки? – облизнувшись, деловито осведомился Уокер. Ричард доложил, и кривая ухмылка инструктора сделалась еще шире. – Испанский пойдет у нас под текилу, распорядился он, – португальский, разумеется, под ром, украинский – под горилку, а вот арабский… Дьявол, они же ничего не пьют!
– Как насчет шербета? – подсказал Ричард.
– Пополам с джином, – уточнил Уокер, хохотнув.
– Как прикажете, сэр. Согласно полученным распоряжениям, я должен пить все, кроме ослиной мочи.
– Что ж ты ослов обижаешь, парень? – Все еще усмехаясь, Уокер потер шрам на нижней губе. – Чем они хуже верблюдов или макак? Пить так пить!
– Насчет верблюдов и макак распоряжений не было, сэр. Но есть кое-что еще.
– Да?
– Вас тоже наказали. Вынесли взыскание.
Ухмылка Уокера завяла. Впрочем, он отличался немалой стойкостью ко всяким жизненным передрягам и потому лишь спросил:
– Какое взыскание, стажер? Устное или в персональный файл? Поставлено на вид или – упаси Аллах! – отмечено несоответствие?
– Не знаю, – Ричард пожал плечами. – Отчего бы вам не узнать самому? Прямо у нашей Леди? Его наставник недовольно скривил рот.
– Учишь тебя, учишь, а все – дикарь! Без толка и понятия! Ты пошевели мозгами, парень! Кто же спрашивает у начальства, какое взыскание наложили? Если найдется такой болван, то будет ему и в персональный файл, и несоответствие по всем статьям, и коленом под задницу – без льгот и пенсии!
Ричард с деланной наивностью округлил глаза.
– Правда, сэр? А я-то думал, что в нашей конторе не доживают до пенсии…
– Много думаешь, парень… много, но плохо, раз твой шеф получает взыскания, – буркнул Уокер. И добавил тайятское проклятие, коему научился у Ричарда:
– Чтоб ты лишился всех пальцев! Иди-ка к Селиму. Пусть оборвет тебе уши и выбьет дурь!
Минут через тридцать, когда Селим лежал бездыханный, а из Ричарда вышла вся дурь вместе с томившим его напряжением, он устроился на скамье у помоста, бок о бок со своим инструктором. Уокер вроде бы подобрел – наверное, прикинув, что науку о зеленом змие будет преподавать стажеру за казенный счет, с совместной проработкой всех учебных пособий.
– Сэр…
Уокер кивнул, разрешая говорить.
– Один вопрос, сэр… Где я могу найти материалы о Земле?
– Загляни в свой учебный компьютер. Свяжись с архивом ЦРУ. Ты что, разучился жать на клавиши?
– Жму, но ничего полезного не выжать. История, история и опять история с географией… А что сейчас? Хмыкнув, Уокер искоса взглянул на него.
– Земля – Закрытый Мир. Информация о Закрытых Мирах засекречена. Ее архив не выдаст.
– Засекречена? От кого? От меня? От вас? От Леди Дот? Мы же сотрудники ЦРУ!
– Я – сотрудник ЦРУ, а ты – леденец на палочке, – уточнил Уокер. – Ты стажер и будешь стажером еще лет пять, пока не дадут тебе статус полевого агента. А до тех пор ты…
– … сопляк и полное дерьмо, – закончил Ричард. Это была одна из игр, которую он вел с Дейвом Уокером, следуя пути Смятого Листа: представиться дурачком и выудить что-нибудь интересное. Но Уокер был хитер, точно змей Каа, и редко попадался на крючок. Впрочем, отчего ж не попытаться? И Ричард, скосив глаза в сторону, задумчиво протянул:
– Говорят, что кое-кто побывал на Земле. Даже отчет составил. На украинском… На том самом, который я буду изучать под горилку.
Шрам на губе шеф-инструктора дрогнул, краешек рта пополз вниз, и Ричард Саймон узрел знакомую кривую усмешку.
– Скажи-ка, парень, слышал ли ты о парагвайской корриде? Нет? Только об испанской да мексиканской? Ну, должен заметить, что Парагвай – это тебе не Мексика и не Иберия. Народец там, видишь ли, не просто горяч, а бешеного темперамента, работы на дух не выносит, а любит совмещать приятное с еще более приятным. Ты послушай, что они придумали, эти паразиты…
Уокер откинулся назад, прикрыл глаза, и Ричард понял, что сейчас услышит очередную техасскую побасенку. Неважно, пойдет ли речь о Парагвае, о Египте или о городе Ташкент на планете Уль-Ислам, – басня все равно останется техасской, и будет в ней мораль, иногда ясная, а временами – скрытая… Ричард любил слушать эти истории, напоминавшие ему поучения Чочинги.
– Значит, так, – начал Уокер, поглаживая шрам на подбородке. – Представь большую площадку вроде футбольного поля; с одной стороны – загоны для быков, а с другого края, метрах эдак в ста пятидесяти – помост со ступеньками. На помосте сидит красотка, и одежды на ней, сам понимаешь, почти никакой; сидит она, значит, и сверкает голыми ляжками. А от загонов бегут к ней по очереди мужики, и все как один – в красном. Ну, а вдогонку за парнями пускают быков…
Фору дают, но небольшую, а бычки там резвые и свирепые, и рога у них, что вилы: хорошо, коль под задницу подцепит, а если под ребра? Словом, бегут мужики, и кто добежит до той голой телки и заберется на помост, тот и выиграл. Ну, а кто не добежит… – Уокер с печальной миной склонил голову, будто прислушиваясь к мелодии похоронного оркестра.
– А что делает добежавший? – с интересом спросил Ричард. – Прыгает на девушку?
– Это уж как она позволит, – откликнулся шеф-инструктор. – Но не было случая, чтоб красотка отказала герою… С другой стороны, и героев не больно много… Я же сказал – бычки в Парагвае резвые. И вот на одной из таких коррид уложили они ровно дюжину парней, а тринадцатым вызвался бежать техасец из Браунвуда… Уж не знаю, как и зачем он туда попал – то ли фальшивые доллары приволок, то ли еще какую контрабанду… В общем, бежать-то он решился, но сказал, что вначале желает поглазеть на своего быка – чтобы, значит, переброситься с ним парой слов. И в самом деле, подошел он к загородке и прошептал что-то быку на ухо, а потом припустил в поле – в красном плаще и красной шапке, но даже не сняв сапог со шпорами. И что ты думаешь?… – Уокер сделал многозначительную паузу. – Добежал-таки, стервец! Собственно, дошел не торопясь и присосался к красотке, а бык ковылял за ним в двадцати шагах, развесив губы и вытянув хвост. Представляешь?
– Еще как! – откликнулся Ричард.
– Ну, потом начали у техасца выпытывать, что ж он такое шепнул быку.
Техасец секрет выдавать не хотел, но когда подступили к нему с дубинками и ножами, – а народец в Парагвае, как было сказано, горячий! – пришлось ему объясниться. Я, говорит, бычку нашептал: “Не торопись, парень! Будет мне телка, будет и тебе!”
Фыркнув, Ричард покосился на помост. Турок Селим уже оклемался и теперь сидел, привалившись спиной к канатам, и мрачно подсчитывал синяки. Сейчас он был похож на участника парагвайской корриды – из тех несчастливцев, коим так и не удалось добежать до телки.
Уокер пригладил рыжую шевелюру. – Вот и ты, стажер, не торопись. Не торопись! Бега твои будут еще долгими, и ты не спеши меня догонять… Меня и всех остальных, кто знает больше, а может, меньше. Все мы участвуем в забеге, и гонятся за нами всякие беды, болезни и раны, и коль не догонят они нас, так попадем мы в объятия красотки на помосте. А у нее уж и ящик сколочен, и крышка сдвинута, и черные бантики висят по краям… Так что не торопись!
Ричард кивнул, подумав, что для его шеф-инструктора жизнь была парагвайской корридой, но в сущности все это мало чем отличается от тайятских лесов. Какая разница, где и с кем вступить в состязание – здесь, на боевом помосте, в лесу четырехруких воинов или в поле, где мчатся резвые бычки с остроконечными рогами… Оружие разное и разный противник, но суть одна: победа или поражение. Так что слова Уокералишь подтверждали сказанное Чочингой: у всякого племени есть свой лес и место для битв. У вас, двуруких, тоже. Ищи и найдешь! Кажется, он нашел.