– Здравствуйте, – произнес он приятнейшим голосом. – Очень рад…
– Я тоже, – сердито пробормотала промокшая до нитки Маргарита. – Я хочу картину продать… старинную… Вот, – полезла она в карман за мобильником и показала антиквару фото. – Вот эту…
Взяв из рук Маргариты мобильник, мужчина впился глазами в экран.
– Так это же «Неизвестная» Крамского! – со священным ужасом воскликнул он.
– Она дорого стоит? – деловито поинтересовалась Маргарита, выхватив у него свой телефон.
– Безумно дорого, но картина находится в музее, по всей видимости, у вас копия, вероятно, очень неплохая.
Презрительно скривив губы, Маргарита высокомерно сказала:
– Не знаю, что там у вас висит в музее, но моя картина настоящая, это я точно знаю…
Изменившись в лице, антиквар прошептал:
– Если картина настоящая, значит, в музее ее подменили, а это уголовное дело, с вами, милая девушка, никто связываться не будет, потому что картину конфискуют и срок впаяют…
– И что мне делать? – растерялась Маргарита.
Антиквар посмотрел на нее, нехорошо улыбнулся и вкрадчиво произнес:
– Интересно было бы взглянуть на эту картину, неужели у вас подлинник? Могу к вам подъехать, а потом решим. Если вы говорите правду, у меня найдутся очень богатые любители живописи, особенно ценители Крамского…
– Вы хотите сказать, что можете помочь мне продать картину? – закусила губу Маргарита. Она смутно чувствовала какой-то подвох и даже опасность, но не понимала, чего стоит бояться.
– Об этом и речь, – словно сытый кот, сладко промурлыкал антиквар. – Я могу прямо сейчас отправиться с вами…
Почему-то от такого сладостного голоса у Маргариты по спине побежали мурашки.
– Спасибо, но сейчас это невозможно, бегу на работу, я к вам завтра зайду часов в двенадцать…
– Только вы мне вначале позвоните. Давайте, я ваш номер наберу, чтобы мой номер у вас остался, и вы завтра по нему мне звякнете…
Теперь Маргарита по-настоящему испугалась. Она попятилась назад и пробормотала:
– Извините, но я уже опаздываю, до завтра… – и бросилась к двери.
Выбежав на улицу, заскочила в автобус и, проехав две остановки, вышла.
И только когда добравшись до дома, она скинула мокрую одежду и забралась под горячий душ, только тогда у нее перестали стучать от озноба зубы. Маргарита вышла из ванной и, накинув халатик, включила чайник. Налив чай, она задумалась.
«Какой отвратительный тип этот антиквар, прилип как банный лист, за эту картину он бы убить меня мог, телефон мой хотел узнать…» Только сейчас до девушки дошло, что продавать антикварные картины настолько опасно. Может быть, тот, кто знал, что картина у нее, и убил Ингу вместо Маргариты, может быть, этот кто-то хотел завладеть картиной?
Чай остыл, Маргарита вновь включила чайник.
Ее вдруг потянуло позвонить Башлыкову, разозлить его, наговорить кучу гадостей, может, тогда его прорвет, и он проговорится, скажет ей правду. Но погода была такой отвратительной, что она тут же передумала, из дома выходить не хотелось, а звонить отсюда, зная коварный характер любовника, она не решилась.
К вечеру дождь закончился, тучи рассеялись и даже выглянуло солнышко. Радостная Маргарита оделась, проехала несколько станций метро, поднялась наверх и, остановившись в укромном уголке, где не было народу, позвонила Башлыкову.
– Привет, голубь, – развязно пропела она. – Надеюсь, твоей новой зазнобы рядом нет…
– Нет никакой зазнобы, – угрюмо буркнул он. – Ты в курсе, что тебя ищет полиция? И ищет активно, а ты, голубка, сперла у меня дорогую картину… Не хочешь ее вернуть?
– Самую дорогую? – издевательски засмеялась Маргарита. – Да твоя картина – копия и ничего не стоит…
– Можно подумать, ты разбираешься в живописи, – зло буркнул Башлыков.
– Я, может, и не разбираюсь, а вот антиквары разбираются, – победоносно заявила она.
– Ты что, картину антикварам показывала?! – взъярился он.
– Показывала, – ядовито хохотнула девушка.
– Дура! – захлебнулся он от ненависти. – Не смей к картине притрагиваться, никому не показывай!.. Чем быстрее ты ее мне вернешь, тем целее будешь…
– Да пошел ты! – воскликнула Маргарита. – Ты мне что обещал? И квартиру, и машину, где они? Попользовался и бросил…
– Кажется, это ты от меня ушла, – напомнил Башлыков.
– Потому и ушла, что ты жлоб…
– Да ты как сыр в масле каталась, я все для тебя делал, я тебя почти любил… Да что там…
– Это уже не смешно, – завелась Маргарита. – Ты в последнее время в Англию стал ездить без меня, может, скажешь с кем? Это твоя новая девица? Чем она лучше меня? Не отдам я тебе картину, даже и не думай! Тем более что она не настоящая, а копия…
– Ты с ума сошла, – прошипел он. – Не отдашь картину по-хорошему, я тебя под землей найду, от меня не спрячешься…
Маргарита не стала его слушать и быстро дала отбой.
Глава 13 Крутой поворот в судьбе Крамского
Деньги, что Иван Крамской успел накопить за время путешествий по городам с фотографом Данилевским, заканчивались, и пора было думать о заработке. Природная застенчивость мешала художнику. Его пугали жители Петербурга, как он выражался, «величественной сухостью своей…», и он все медлил и медлил. Но пришел момент, когда Иван полностью оказался на мели и тогда пошел устраиваться на работу к одному из лучших городских фотографов.
Фотограф Иван Федорович Александровский был поистине личностью уникальной. Это был всесторонне одаренный человек, изобретатель, создавший не только стереографический аппарат, но и первую отечественную подводную лодку с механическим приводом, торпеду, водолазное снаряжение и много других важных вещей. Все свое немалое состояние он потратил на изобретения во благо России. К концу жизни Александровский разорился, тяжело заболел и находился в крайне бедственном положении, он обратился к властям за помощью, но его просьба осталась без ответа. Тяжело больного изобретателя поместили в больницу для бедных, всеми забытый и покинутый, в возрасте 77 лет в 1894 году он скончался. А за семь лет до его смерти умер Иван Николаевич Крамской и не узнал, какая судьба постигла его благодетеля.
Но не будем забегать вперед. Иван Федорович с радостью принял на работу молодого художника Ивана Крамского и был им очень доволен.
Иван Федорович Александровский всегда добивался блестящих успехов во всем, чем бы ни занимался, и на поприще фотографа он стал одним из самых известных, лучших фотографов своего времени. Его пригласили ко двору, и он стал одним из первых в России придворным фотографом. Он делает портреты царя, его семьи и приближенных.
Работы в «разделывании» хватало, и Крамской трудился с утра до вечера, доводя фотографии до совершенства.
Иван часто вспоминал, как по винтовой каменной лестнице, темной и грязной, каждый день поднимался в низкую со сводами антресоль, служившую шинельной. В тесноте сбрасывал пальто и в разношерстной толпе молодых художников проталкивался в рисовальный класс, где нумерованных мест не хватало, и ученики сидели на поленьях у самого пьедестала натурщика. За недостатком средств натурщиком в основном служил местный сторож или его приятель.
Во всех коридорах дуло со двора, веяло вонью и грязью, но счастливый Иван, не сводя внимательных глаз с модели, писал. А в свободное время пропадал в Эрмитаже, замирая, часами стоял перед полотнами великих художников, изучал каждый мазок, каждую черточку…
Академия поражала своей разнородностью, и кого там только не было: и представители с юга, в бараньих шапках, и певучие хохлы, и щегольски одетые богатые юноши, и бледные меланхолики в нищенских отрепьях. Посредине залы слышались литературные споры, студенческая речь лилась свободно и жарко. По углам с виноватым видом теснились новички-провинциалы. Несмотря на толчею, постоянный гвалт и нестерпимый, острый запах миазмов, Крамской был несказанно счастлив в академии. Он за час до открытия одним из первых занимал очередь в рисовальный класс и с поленьями в руках терпеливо ждал в очереди, когда запустят на занятия.
В пять часов дверь отворялась, и толпа с шумным грохотом врывалась в зал, неслась через все препятствия, минуя скамьи амфитеатра, вниз, к круглому пьедесталу, где художники закрепляли за собой места поленьями. Усевшись на такой жесткой и неудобной «мебели», дожидались натурщика и писали, писали до умопомрачения.
Но все это было уже позади, Крамской со своими товарищами был выдворен из академии. И все-таки они победили, благодаря их бунту в академии в виде опыта учредили отдел жанристов и позволили писать в мастерских сцены из народного быта. Правда, вскоре жанристов закрыли, но ряд картин на собственные темы все же увидели свет. И на академических выставках эти картины вызвали у русской публики радость и восторг! Это было свежо, ново, живо, забавно. Такие картины, как «Сватовство чиновника к дочери портного» Петрова, «Пьяный отец семейства» Корзухина, «Привал арестантов» Якоби, «Кредиторы описывают имущество вдовы» Журавлева, «Чаепитие в трактире» Попова и другие, произвели фурор.
Однако успех русской школы был далеко не полным. Поклонники отечественной живописи были публикой малоавторитетной, небогатой и не могли поддержать родное искусство материально. Люди же богатые, меценаты со вкусом, воспитанные на итальянском искусстве, авторитетные ценители изящного с негодованием отворачивались от непривычных для них картин и, конечно, возмущались подобным творчеством, яростно ругая его.
Нищим, бесправным художникам приходилось за бесценок отдавать свои труды, то чтобы погасить долг за жилье, то вместо платы за одежду, обувь, а бывало, и просто за еду.
Казалось, что русское искусство должно было зачахнуть на корню, но появились богатые русские люди, которые протянули руку помощи творцам. Меценаты. Это были Солдатенков и Третьяков. Особенно Павел Михайлович Третьяков, который один на своих плечах вынес вопрос существования русской национальной школы живописи. Этим он совершил великий, колоссальный подвиг для своего Отечества! И художники могли рассчитывать не только лишь на академию.
Искусству необходимы время и средства, а главное – любовь к себе, тогда художник терпит всевозможные лишения и может совершать чудеса. Но постепенно силы ослабевают, истощаются ресурсы, а мастер начинает работать по заказам за деньги. Но есть иные люди, люди с крепким характером, во время исполнения заказов они непрестанно самосовершенствуются и не изменяют своему истинному призванию. Таким был Иван Николаевич Крамской.
Он интенсивно работал с утра до ночи. Писал портреты с фотографий, давал уроки в рисовальной школе и царским детям, ретушировал большие фотографические портреты, а в свободное время придумывал эскизы будущих картин и много читал.
Живым, деятельным характером, общительностью и энергией Крамской зажигал своих товарищей, оказавшихся в трудной ситуации, вселял в них веру. Поселившись в жалких конурках, художники собирались у Крамского и сообща обдумывали свою дальнейшую судьбу. Так им пришла в голову идея, с разрешения правительства, создать артель художников, вроде художественной фирмы, принимающей заказы от населения, фирмы с вывеской и со своим уставом.
Получив разрешение, они сняли большую квартиру на Васильевском острове и стали жить все вместе. Большой светлый зал, удобные кабинеты у каждого, свое хозяйство, которое вела жена Крамского, вселили в них уверенность. Появились заказы, понемножку укреплялось материальное положение.
Но не успели они как следует встать на ноги, как чахоткой заболел художник Песков. Доктор посоветовал отправить его в Крым. Товарищи собрали нужную сумму и отправили больного на юг. А чтобы Песков не испытывал там нужды, устроили художественную лотерею. Каждый артельщик написал что-то свое, и пятнадцать чудесных работ были куплены по лотерейным билетам знакомыми и гостями, это принесло в общую казну триста рублей. Деньги были посланы Пескову, но, к сожалению, он, несмотря на лечение, умер.
Завистливые коллеги из Академии художеств злословили и подкалывали членов артели.
– Чего вам не хватало? Сейчас бы за казенный счет совершенствовались в Италии… Это вас хитрый Крамской взбаламутил. Большая золотая медаль-то одна была, вот он и замутил, чтобы она никому не досталась, потому что ему бы ее точно не дали… Шустов или Песков бы ее получил…
Конечно, Крамского это задевало, но он вида не подавал, был весел, приветлив и деятелен. Невозмутимо попыхивая сигареткой, работал без устали.
С самого начала художники выбрали Ивана Крамского старшиной артели, и он вел все дела. Артель процветала, заказы сыпались как из рога изобилия. Крамской управлял аккуратно и честно. Заказы исполнялись настолько добросовестно, что образа и портреты занимали самое почетное место на академических выставках. И надо сказать, это была заслуга Крамского, так как он за всем следил и оказывал громадное влияние на артельщиков своим личным примером. На любой заказ он смотрел как на свое личное произведение и целиком отдавался ему.
Тем не менее, усердно работая над заказами, Крамской не забывал давать уроки ученикам, не отказывал им в советах, перечитывал все журналы и газеты, не пропускал мимо себя ни одного выдающегося факта общественной жизни. Он очень переживал, что родное искусство так слабо развивается. Крамской видел, как много молодых даровитых талантов гибнет, мучится, страдает, и искал новые пути для подъема русской живописи. Так у него возникла идея создать клуб художников.
Клуб, в его понимании, должен был взять на свое попечение русскую художественную жизнь и избавить ее от рутины, устарелых традиций, помочь в развитии самобытности.
Глава 14 Тучи сгущаются над Маргаритой
После звонка бывшей любовницы Башлыков пришел в ярость. Как он мог так промахнуться! Мало того что картину украла, так она еще и издевается. Эта дура собирается за копейки продать подлинник «Неизвестной». Тогда все его планы накроются медным тазом. А покупатель в Англии уже ждет картину. Такие бабки на кону стоят.
Сидеть и ждать у моря погоды было не в характере Башлыкова. Он, выставив за дверь случайную знакомую фотомодельку, немедленно пригласил начальника охраны Геннадия Жаркова и дал ему задание срочно разыскать Маргариту.
У Жаркова были мощные, крепкие плечи и квадратный подбородок и при этом простодушная физиономия. Широко раскрытые глаза, казалось, смотрели на мир совершенно наивным взглядом. Но недаром говорят, что самые большие прохиндеи имеют вид простодушный, а иногда даже и придурковатый. Вот и Гена Жарков невольно обманывал людей своим простецким видом, а на самом деле под его личиной скрывался хитрый, беспощадный и коварный человек. Он целиком и полностью был предан Ивану Башлыкову, которого знал с детства. Башлыков подобрал юного Гену фактически с обочины, вытащил из неприятной истории и взял к себе на работу. Платил благодетель щедро, и Жарков землю носом рыл, чтобы угодить.
– Я засеку местонахождение Маргариты по ее звонкам, – заверил он хозяина. – Не переживайте, я найду ее…
И действительно, он довольно быстро пробил сим-карту, установил, откуда девушка могла звонить, и обозначил радиус поиска. Жарков раздал помощникам разные фотографии Маргариты, в том числе и последнее фото в белом парике и велел прочесать все антикварные магазины города.
В одном магазинчике антиквар довольно долго разглядывал фотографии и остановил свой взор на фото Маргариты в белом парике. Лишь после того как человек Жаркова, крепкий, стриженый здоровяк Мишаня, аккуратно подсунул ему тысячную купюру, он, почесав затылок, выдал.
– Очень похожая девица ко мне приходила… Хотела продать картину Крамского, утверждала, что у нее подлинник… Но я-то знаю, что эта картина находится в музее…
– Тебя как зовут? – ухмыльнулся здоровяк.
– Арнольд Чижиков, – почему-то вздохнул и поправил очки худощавый, бледный, с жиденькой бородкой антиквар.
– Давай с тобой визитками обменяемся, – осклабился здоровяк, протягивая ему карточку. – Как эта девица у тебя появится, соглашайся на ее любое предложение и тут же сообщи мне… Девка эта позарез нужна, разузнай, где она живет, или встречу ей назначь, ты человек сообразительный, придумаешь, я тебе за это хорошо заплачу…
– Хорошо, – тряхнул бороденкой Арнольд. – А что, действительно у девицы подлинник «Неизвестной»?..
– Этого я тебе, мой друг, не скажу, не знаю, – ухмыльнулся здоровяк. – И тебе не советую интересоваться… Меньше знаешь – лучше спишь…
После ухода парня антиквар Арнольд задумался. Чем ему все это может грозить? Темная история… Ему и самому та девица не понравилась. То, что она несла, не может быть правдой, неужели в музее висит копия, а у нее находится подлинник?! Невероятно!.. «Хотя в наше время может быть все что угодно», – уныло то ли вздохнул, то ли всхлипнул он.
Мишаня тем временем по мобильнику сообщал шефу радостную новость. Шеф, в свою очередь, тут же обо всем доложил хозяину.
Башлыков обрадовался.
– Молодцы! Вы эту дрянь сразу ко мне тащите, как схватите… Ишь, что удумала – меня кинуть! Это еще никому не удавалось…
– Не переживайте, шеф, мы ее отловим…
– А если она не придет к антиквару? – засомневался Башлыков.
– Все равно выследим, – заверил Жарков. – От нас еще никто не уходил…
– Как вы ее выследите, город огромный?
– Я уверен, Маргарита напрягаться не стала, отправилась в ближайший от нее антикварный магазин, определим радиус, там и будем искать…
– Ну-ну, – нервно усмехнулся Башлыков. – Желаю удачи…
Арнольд Чижиков тоже не стал терять времени и прозондировал почву у своих знакомых антикваров по поводу картины Крамского.
– Значит, ничего не слышали об этом? – уныло повторил он, беседуя с пятым по счету коллегой.
– А откуда такая информация? – поинтересовался тот.
– Да тут одна сумасшедшая заходила, – и Чижиков рассказал о визите Маргариты.