Следя за молчунами, я поначалу не обращаю внимания, что и сам Бивень за минувшие полчаса тоже претерпел кое-какие метаморфозы. С учетом опасений Ефремова – довольно пугающие. По всей высоте конуса возникли ряды опоясывающих его глубоких круглых отверстий диаметром с автомобильное колесо. Из-за них колонна походит уже не на клык, а на усеянное присосками осьминожье щупальце. Скептик быстренько прикидывает, что на теле базальтового исполина открылось, по меньшей мере, около трех сотен язв. Очевидно, их образование и сопровождалось тем грохотом, который я ошибочно принял за звуки разваливающейся гостиницы. Если приглядеться, можно обнаружить и вывалившиеся из Бивня куски. Длинные базальтовые цилиндры валяются на пути молчунов, путаясь у них под ногами наряду с остальным окружающим колонну хламом.
– Ну, конечно! – говорит Лев Карлович, взирая вместе с нами на разразившуюся вдали суматоху. – Я подозревал, что вращающаяся колонна – полая! И что концентрация в ней Души Антея просто немыслимая. А эти дыры! Вы хоть подозреваете, что это за дыры?
– Излучатели? – предполагаю я, вспомнив наш недавний разговор с Кленовской. – Отверстия, из которых направленные потоки колеблющихся наночастиц ударят в стену «Кальдеры» и заставят мир содрогнуться, после чего наступит глобальное окаменение?
– Весьма польщен. Вас определенно знакомили с моими теориями, Тихон, – кивает Ефремов.
– Да, обогатился ими по самое не хочу, – не отрицаю я. – Но по мне было бы лучше остаться в полном неведении и загорать сейчас где-нибудь на Багамах. А Конец Света встретить пьяным вдрызг, с фейерверком и в обнимку с пышногрудой мулаткой. Верно подмечено: многие знания – многие печали…
Излюбленный остановочный павильончик академика, где он обычно располагался во время своих исследований, разнесен неистовствующей толпой до основания. Поэтому Льву Карловичу следует сказать нам спасибо за то, что мы успели вытащить его с привокзальной площади. Однако сейчас ему вовсе не до благодарностей, поскольку у Бивня вновь начинают твориться странные вещи. Любопытные и в то же время крайне отвратительные.
Натиск наседающих на дырчатую колонну молчунов не ослабевает. С каждой минутой толпа становится все кучнее и кучнее, отчего живое кольцо вокруг Бивня постепенно сужается. Я не придаю этому значения до тех пор, пока вдруг не замечаю, что многотысячная армия сплотилась настолько, что это уже противоречит всем разумным нормам. Грязные тела в изорванной одежде постепенно сливаются в однородную массу, в которой становится все сложнее выделять конкретных индивидуумов. Даже с краю, где, казалось бы, толкотня не столь убийственна, как непосредственно у колонны. Что же творится с молчунами в центре этого хаоса? Мы видим лишь торчащие оттуда головы и руки. Первые не выглядят поникшими, а вторые довольно энергично двигаются. Причем их дерганье вовсе не походит на предсмертную агонию. И на земле не остается трупов, хотя при такой свирепой давке без них никак не обошлось бы.
А затем копошащийся у подножия Бивня живой винегрет накрывает облако белого тумана. Подобно густой летучей пене, он вытекает из нижнего ряда опоясывающих колонну отверстий и вмиг окутывает молчунов и всю площадь вплоть до вокзала. Высмотреть, что творится под завесой, невозможно. Но мы продолжаем оставаться на месте, намереваясь доглядеть разыгранное шоу до конца. Как из научного интереса, так и по причине банального любопытства. Даже если вспугнувшие нас марафонцы прекратят столпотворение и ринутся обратно, мы успеем схорониться от них под руинами, которые они наверняка обегут стороной.
Туман исчезает через четверть часа, втянувшись обратно в отверстия, которые мы с Ефремовым единогласно считаем излучателями. Что косвенно и подтверждается, ведь белая пелена является ничем иным, как концентрированным скоплением тех самых частиц, способных в любой момент упорядочиться в импульсный луч. Теоретически намного более разрушительный, нежели тот, что взбудоражил пятнадцать лет назад буровиков Кольской Сверхглубокой скважины.
То, что открывается нашему взору под сдернутой, будто покрывало фокусника, туманной завесой, и близко не походит на прежнюю толчею. Напротив, теперь у подножия Бивня, без преувеличения, царят полнейшее спокойствие и порядок. Никакой давки. Бывшие ее участники выстроились на площади во внушительное прямоугольное каре и замерли без движения, подобно хорошо вышколенным солдатам. Просто любо-дорого посмотреть. Однако отнюдь не все в этом образцово-показательном строю радует глаз армейского офицера, сиречь меня.
Нет, сам строй никаких нареканий не вызывает. Прежде всего нервирует то, что подобные маневры могут служить прелюдией к боевым действиям либо иной военной операции. Впрочем, об этом следовало догадаться еще час назад, иначе зачем Душа Антея стянула бы с окраин столько своих носителей? Во-вторых, их количество после недавней толкотни и окуривания туманом значительно сократилось. От прежних нескольких тысяч ныне осталось, спасибо Скептику за оперативный подсчет, ровно четыреста бойцов.
Куда же испарились остальные, спросите вы? Неужто их поглотил Бивень?
И вот тут нужно упомянуть третий – и, пожалуй, главный, – настороживший меня фактор. Уменьшившаяся численность вражьего войска отнюдь не придает мне оптимизма. Потому что оставшиеся молчуны уже не походят на прежних себя. Да, они продолжают казаться издалека людьми, вот только что это за люди, в двух словах не опишешь.
Очевидно, мне тогда не почудилось: толпа у Бивня и впрямь смешалась в некую строительную биомассу, из которой потом и были вылеплены эти четыреста немыслимых уродов. Если подвести их отталкивающую внешность под единый знаменатель, то представьте, что сначала вы сфотографировали десять совершенно не похожих человек, затем наложили их изображения друг на друга, придали полученному портретному месиву более или менее человекообразный облик с помощью графического редактора и лишили его половых признаков. После чего перенесли этот файл в «3-D»-моделлер и создали на его основе синтетическую фигуру в масштабе один к одному. Если вам нечем заняться на досуге, попробуйте слепить по моему рецепту подобного монстра, и вы поймете, во что превратились наши молчуны после надругательства – иного слова не подобрать – над ними Души Антея.
Ах да, чуть не забыл: и еще вооружите получившуюся в ходе вышеописанных опытов страхолюдину двухметровым багром. Потому что именно таким оружием оснастила Mantus sapiens бойцов своей новой армии. А из чего она сотворила их арсенал, выясняется, когда мы обращаем внимание, что все вырезанные из Бивня базальтовые пробки бесследно исчезли. Ну хоть в чем-то мы с разумной мантией схожи! Оказывается, ей, как и человеку, не чужда практичность. Действительно, не пропадать же зазря такому количеству высокопрочного добра, в то время как носители-люди до сих пор воюют голыми руками. На сотворение из подручных средств более совершенного оружия у Души Антея, вероятно, не хватило знаний. Но выточить из закаленного ею базальта четыреста примитивных багров она сумела за считаные минуты.
Впрочем, примитивность их столь же двояка, как и простота автоматного ствола. Что он есть сам по себе? Стальная трубка и только. Но в комплекте с прочими оружейными деталями ствол превращается в грозного убийцу, способного в умелых руках сеять смерть на большом расстоянии. То же и с баграми наших новых – а вернее, переродившихся старых, – врагов. Их бесхитростное с виду оружие нельзя рассматривать отдельно от бойца и наоборот. Каждый из неомолчунов утратил последние остатки человечности и является отныне лишь частью усовершенствованного Душой Антея карательного механизма. Его неотъемлемым двигательным узлом, без которого тот попросту не может функционировать.
– Что происходит, Лев Карлыч? – интересуется Миша, видимо, уверенный в том, что наш спец по аномальным явлениям способен объяснить смысл происходящего.
– Понятия не имею, – признается Ефремов. – Но могу предположить, что Mantus sapiens решила перейти от защиты внешних рубежей «Кальдеры» к изничтожению внутренних врагов. Что вполне разумно в преддверии запуска излучателя. Работа любого высокоточного оборудования должна проходить в максимально стерильных условиях. Поэтому Душа Антея оставила захваченную ею технику стеречь границы, а своим биологическим носителям поручила зачистку территории. Для чего и перекроила их специально под новые нужды. Да вы только взгляните, что стало с этими людьми! Мне чудится или у некоторых из них действительно по нескольку пар глаз?
– Вам не чудится, – подтверждаю я, глядя в бинокль, самый мощный из всех имеющихся в нашей группе. – И не только глаз, но и ушей. Дабы нас отлично видеть и слышать. А еще у новых молчунов довольно странное анатомическое строение тела. Невероятно выпуклые суставы и непривычный рисунок мускулатуры. Такое ощущение, что каждая из мышц этих созданий продублирована, причем неоднократно.
– Вам не чудится, – подтверждаю я, глядя в бинокль, самый мощный из всех имеющихся в нашей группе. – И не только глаз, но и ушей. Дабы нас отлично видеть и слышать. А еще у новых молчунов довольно странное анатомическое строение тела. Невероятно выпуклые суставы и непривычный рисунок мускулатуры. Такое ощущение, что каждая из мышц этих созданий продублирована, причем неоднократно.
– Зачем это? – не понимает Туков.
– А затем, чтобы, порвав, например, бицепс, ты не утратил контроль над рукой, потому что у тебя на ней еще три запасных сгибателя осталось, – популярно растолковывает мое наблюдение Кондрат.
– Вот почему у этих здоровяков суставы гипертрофированы, – добавляет академик. – Ведь к каждому из них приращено по нескольку лишних сухожилий. Да и кости, наверное, тоже какие-нибудь особенные, типа армированных или многослойных.
– И мозги! – с ехидцей поддакивает боксер. – Маленькие, но тоже на арматуру насаженные. Уверен, схему разделки наших с вами шкур эти твари вызубрили наизусть.
– Это что ж выходит, зараза, – восклицает Миша, – Душа Антея перехитрила самого Господа Бога?
– Если только она сама не является Господом Богом, – хмыкает Кондрат. – Бог, которому надоели старые игрушки, и он решил от них избавиться. Но не просто так, а сначала поизгалявшись над ними всласть. Сам-то в детстве тоже небось любил всякое ненужное барахло курочить, прежде чем в утиль его отправить?
– Очень маловероятно, что сейчас мы имеем дело с божественным промыслом, – мотает головой Лев Карлович. – Если я правильно истолковал полученные мной у Бивня данные, Творец здесь совершенно ни при чем. По крайней мере, тот Творец, которого имеет в виду Миша. Фактически мы сами истребляем себя, поскольку не умеем жить по законам Вселенной и потому обречены на вымирание. Вот наш единственный и, увы, неискупимый грех.
– Во как! Ну ты, Карлыч, и размахнулся! – бурно реагирует боксер на столь претенциозное заявление. – Неужто и впрямь поверил в то, что тебе Бивень напел?
– Поверил, – признается академик. – Душа Антея не умеет врать. Это мы в ходе нашей извечной борьбы за существование хорошо обучились искусству пускать друг другу пыль в глаза. А разумной мантии оно ни к чему. Она – всего лишь одна из защитных оболочек планеты, наподобие атмосферы или земной коры. Нечто вроде иммунной системы, призванной бороться с разного рода инфекциями.
– Так, по-твоему, человечество для Земли – это болезнь? – Кондрату очередная научная теория Ефремова приходится явно не по нраву.
– В своем нынешнем состоянии – да, – безапелляционно заявляет академик. – В противном случае Mantus sapiens не пробудилась бы и не поднялась на поверхность, чтобы избавить планету от скверны.
– А раньше, значит, человечество скверной не считалось? – интересуется рядовой Туков.
– Века три-четыре тому назад – еще нет, – отвечает Лев Карлович. – И даже в прошлом столетии Земля нас еще носила. Но когда мы перешли на водородное топливо, это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Души Антея. В ее летоисчислении, которое мне удалось сопоставить с нашим, этот период земной истории считается критическим.
– Вот те раз! – несказанно удивляется Кондрат. – Мы прекратили отравлять воздух сгоревшими нефтепродуктами, прекратили проливать в океаны нефть, выправили в кои-то веки экологию, а Земля-матушка на нас за это еще и в обиде осталась! Что-то я, Карлыч, не врубаюсь, где тут логика.
– Логика здесь, мой друг, очень проста, – замечает тот. – Надо только понять, что существуют две разные экологии: одна наша, а другая – нашей хозяйки-планеты. И то, что идет на пользу нам, не обязательно будет полезно ей. Мы можем сколько угодно кричать, что, перейдя на водородное топливо, оказали Земле огромную услугу, радоваться здоровому воздуху, чистой воде и при этом даже не подозревать, что на самом деле вовсе не спасли планету, а, наоборот, причинили ей чудовищные страдания. Отравленная атмосфера и загрязненная почва убивали нас, а не ее. Нас и наш хрупкий человеческий мирок, который сформировался на поверхности Земли. И когда мы вымерли бы, она по нам точно не стала бы тосковать. Невелика потеря! А отравленная природа за пару столетий очистится и воспрянет вновь. Этот мир совершенен и без человека. Чтобы убедиться в этом, просто отправьтесь подальше за город, например в тайгу, и посмотрите, как самодостаточна в ней жизнь без нашего активного вмешательства. Но нет, мы оказались на редкость живучими! Мы израсходовали все нефтяные, газовые и угольные запасы и взялись за воду. И совершили во второй половине прошлого века такой стремительный экономический и промышленный прорыв, какой нам доселе не снился. Вы говорите, экологические проблемы остались в прошлом? Для нас – да. Но не для планеты. Для нее они с той поры лишь усугубились. И знаете, почему?
Ответить академику никто не успевает.
– Эй, смотрите! – вдруг подскакивает Миша и указывает на площадь Гарина-Михайловского. – Молчуны расходятся!
Мы дружно припадаем к окулярам биноклей. Действительно, выстроенное у подножия Бивня каре распалось, а вооруженные баграми монстры разбредаются во все стороны, словно получив от командующего приказ «разойдись!». Около сотни врагов движется в нашем направлении, постепенно растягиваясь в цепь. Те, что уходят на север, юг и запад, также не сбиваются в группы, а переформировываются на ходу в строй для прочесывания местности. А может, для какой-нибудь иной цели. Но едва я вижу, как вражеское войско образует новый порядок, как мне на ум приходит именно эта догадка.
И не мне одному. Завидев направляющиеся сюда силы противника, спорщики вмиг прикусывают языки. После чего Кондрат подает знак к отступлению, и мы, пригнувшись, ретируемся к театру. Нам неведомо, собираются молчуны прочесать все шестьсот с лишним квадратных километров «Кальдеры» или только прилегающие к Бивню территории. Но одно известно точно: мимо площади Ленина рота багорщиков не пройдет. И появятся они у стен Сибирского Колизея самое позднее уже к полудню.
Сто вооруженных человекообразных чудовищ! И еще три сотни их собратьев, готовых примчаться им на подмогу по первому зову! Не самые благоприятные условия для реабилитации выпущенного из клиники психа. Однако, как брюзжит Скептик, то ли еще будет. А если не будет, то не факт, что завтра для нас все-таки настанет. А если настанет, можно ли считать это везением?..
Сплошные вопросы. И никаких ответов. Вполне нормальная, в общем-то, для кануна Апокалипсиса ситуация…
Глава 13
Первое, что я хочу сделать по возвращении в театр, это отыскать Эдика и взглянуть на его новые рисунки. Но в клане уже объявлена тревога, и мальчик вместе с тяжелобольными тахисклеротиками, присматривающей за ними докторшей Ядвигой, поваром Элеонорой и Яшкой отправлены в бездонные театральные подвалы. Там у «фантомов» как раз для таких случаев заблаговременно оборудовано убежище. Кунжутов и остальные, которые также следили все утро в бинокли за привокзальной площадью, остаются наверху, наблюдают за подступами к театру и совещаются. Мы возвращаемся в самый разгар планерки и сразу подключаемся к ней. Поставленный на повестку дня вопрос не имеет однозначного ответа. И потому, пока позволяет время, Папаша Аркадий собирается выслушать мнение каждого, ибо затрудняется принять решение в одиночку. Решение, которому предстоит стать воистину судьбоносным…
Стараниями педантичного полковника Сибирский Колизей превращен в неплохую цитадель, оборонять которую силами одиннадцати человек, включая способного держать оружие Ефремова, хоть и сложно, но можно. Собственно говоря, защищать в случае нападения нам предстоит лишь фойе и большой зал. Остальная часть театра отрезана от них многотонным пожарным занавесом и намертво заблокированными коридорами. Эту стратегически неважную половину здания Кунжутову не жаль потерять. Даже если враг взберется на крышу малого зала и надумает вторгнуться в цитадель поверху, через купол, это будет для него крайне затруднительно из-за неприступного корпуса сценической коробки, возвышающегося в центре театрального комплекса. В общем, четко спланированная оборона и изобилие собранного «фантомами» оружия доселе придавали им жизненно необходимый боевой дух. А также уверенность, что неорганизованные молчуны и кибермодули никогда не подберутся к их базе под шквальным огнем.
Однако этим утром происходит то, чего Папаша Аркадий давно опасается: Душа Антея берется насаждать среди своих разбредшихся по городу носителей дисциплину и порядок. А где порядок, говорит полковник, там уже не банда, а армия, воевать с которой будет многократно сложнее. Оказывается, я, Миша, Кондрат и Лев Карлович еще не в курсе, что взбудоражены уже не только молчуны, но и «бешеное железо». Кунжутов не поленился взобраться на крышу, чтобы лично засвидетельствовать, как вслед за молчунами на улицы города выезжает всяческая колесная техника. В том числе и на улицы Центрального района, куда прежде ее заносило крайне редко. Непохоже, что она стягивается к Бивню, поскольку ничего, кроме гигантского затора у вокзала, это не спровоцировало бы. Но само по себе активизирование «железа» вызывает опасения не меньше, чем недавнее перерождение молчунов.