Откуда он тут взялся, можно догадаться. Группа Ефремова привезла с собой в «Кальдеру» пару отключенных кибермодулей, намереваясь проверить, станут ли они здесь работать и если нет, сразу же отправить их наверх обратным рейсом. Платформа тогда вернулась пустой, а значит, вспомогательная техника была все-таки активирована. Но ее оператор находился в семерке выживших, и теперь управление его «Чибисом» осуществляет тот, у кого имеются при себе ключи и коды от пульта. Доступ к нему, в принципе, мог получить каждый из пропавших четырех участников экспедиции. Но раз они еще живы (или, как минимум, один из них), почему не выберутся из «Кальдеры» с дежурным рейсом платформы? Неужели Душа Антея взяла их в оборот и не отпускает наверх? Хотя, может статься, с «невозвращенцами» все в порядке и они нарочно оставили своего летуна возле подъемника, дабы он передал послание тому, кто прибудет по их следам.
Или не послание, а завещание – и такое не исключено.
Объективы кибермодуля нацелены на платформу, и я приветливо машу ему рукой, надеясь, что оператор меня видит. «Чибис» мог послужить посредником в нашем общении – стандартный голосовой коммуникатор у него имеется. Но вместо того, чтобы установить со мной контакт, модуль, не останавливаясь, расправляет посадочные фиксаторы и с ходу прицепляется ими к главному тросу подъемника. После чего выпускает из технического отсека манипулятор с лазерным резаком и, фигурально выражаясь, берется пилить сук, на котором сидит.
– Какого черта ты творишь, сукин сын?! – ору я. Как чуял, что странный «Чибис» отчебучит нечто подобное, но до последнего момента отказывался в это верить. Я был готов к враждебному приему, но не предполагал, что первый же встреченный мной противник окажется агрессивным кибермодулем.
– Кто-то хочет привлечь твое внимание, брат. Намекает, что нам здесь не место, – язвит Скептик, видимо, находя нашу ситуацию забавной.
– Ничего себе шуточки! – Я гляжу сначала вниз, потом – на режущего трос робота. До земли остается около полутора сотен метров – это примерно три минуты спуска, – а лазер «Чибиса» способен пережечь толстый стальной канат секунд за тридцать. Нам предстоит падать с большой высоты на железнодорожную насыпь. Но даже находись под нами река, вряд ли я сумел бы благополучно приводниться в полном боевом снаряжении без парашюта. А кибермодуль делает свою коварную работу, роняя на платформу капли расплавленного металла, будто слезы. Самые горючие слезы из тех, какими только умеют плакать машины.
Я мог бы расстрелять «Чибис» из автомата – обшивка на летающих инженерах легкая и выдерживает лишь касательные пулевые попадания. Но пока я продырявлю ее и разнесу кибермодулю внутренности, он ослабит трос настолько, что тот под весом платформы все равно лопнет раньше, чем она опустится на безопасную высоту. Приходится действовать по наитию: вешать автомат на шею, а затем подпрыгивать и крепко хвататься обеими руками за один из посадочных фиксаторов модуля.
Гибкое механическое щупальце с крепежным зажимом на конце опутывает трос подъемника крепко, как лиана, и потому не отцепляется под весом моего тела. «Чибис» тут же реагирует на мою выходку, пропустив через обшивку электрический разряд. Но в выданных мне наряду с прочей амуницией горнострелковых перчатках я могу без последствий хвататься хоть за два высоковольтных провода сразу, так что встряхнуть меня электротоком кибермодулю не удается. Впрочем, он владеет и другими приемами самообороны. Армейские образцы такой техники запрограммированы всячески защищать себя от вандалов.
Без лишней скромности замечу, что я тоже не зря ел все эти годы свой хлеб инженера и знаю уязвимые места своих подопечных. Не дожидаясь, пока «Чибис» полоснет по мне лазером, я подтягиваюсь и вцепляюсь одной рукой в манипулятор резака, будто змеелов, хватающий за шею гадюку, а потом резко заламываю коленчатый держатель назад. Это не требует от меня запредельных усилий. На оперирование резаком у кибермодуля уходит совсем мало энергии, поэтому и сервомоторы на манипуляторе стоят слабенькие.
Опасаясь поломки, робот незамедлительно отключает резак и, втянув его назад, в отсек, закрывает на нем диафрагменную заслонку. Однако той секунды, что я владею манипулятором, вполне хватает, чтобы лазер угодил в объективы, прошел через несколько линз и выжег кое-какую важную электронную начинку. Будь «Чибис» боевым модулем, у него взамен вышедшего из строя сенсорного блока мгновенно заработал бы резервный. Но у простых инженеров такой страховки нет. Ослепленному мной кибермодулю остается лишь задействовать аварийный автопилот, обязанный вернуть поврежденную технику на базу.
Фиксаторы «Чибиса» отцепляются от троса, когда надрезанные жилы начинают под весом платформы лопаться и расплетаться, словно быстро распускающееся колючее соцветие. Последний их пучок разрывается с хлестким металлическим щелчком, после чего тугая оборванная двухсотметровая «струна» стегает по склону подобно плети какого-нибудь мифического исполина. Не будь стена «Кальдеры» обращена в монолит, наверняка лопнувший трос породил бы обвал. А так он лишь чиркает по камням, высекает сноп искр и раскачивается туда-сюда гигантским разболтанным маятником. А платформа падает вниз, грохоча о склон, кувыркаясь и рассыпаясь прямо на лету.
Но мне уже не до нее. Я борюсь с «Чибисом», как пушкинский Руслан, вцепившийся в бороду несущего его по небу Черномора. Кибермодуль, в свою очередь, старается всячески избавиться от неожиданного балласта – восьмидесятикилограммового человека при полной солдатской выкладке. Грузоподъемность инженера значительно меньше, отчего его полет продолжается уже по нисходящей траектории. Посадочный фиксатор, за который я держусь, вырывается у меня из пальцев с яростью схваченного за жабры угря. Но благодаря опять же моим горнострелковым перчаткам я могу не только укротить строптивую конечность робота, но и при необходимости карабкаться даже по скользкой сосульке. Вшитые в перчатки и питающиеся теплом человеческого тела, «умные» нановолокна обеспечивают идеальное сцепление рук практически с любой поверхностью, мгновенно трансформируясь и подстраиваясь под ее структуру.
Пользуясь этим преимуществом, я берусь нарочно раскачиваться на фиксаторе, как мартышка на лиане. Разумеется, не от желания покуражиться – я и без того едва дышу сейчас от страха. Просто лишняя болтанка вынуждает «Чибис» тратить много энергии на удержание равновесия и снижает таким образом активность, с которой он сопротивляется. Помимо электричества следует опасаться других щупалец-фиксаторов, которыми робот размахивает, пытаясь нанести мне увечья. И, конечно, лазерного резака, коим он также может воспользоваться несмотря на то, что ослеплен.
Работающие на пределе минитурбины Тельмана несут кибермодуль по воздуху прямо на многоэтажки, и это мне здорово не нравится. Перегруженный «Чибис» перемахнет лишь через два или три здания, не больше. Их же на нашем пути выстроилось полдюжины, а между ними – узкие каньоны-дворы, засаженные березками и липами. Врезавшись в стену дома, кибермодуль сорвется в пике, а я шмякнусь на аллею, будто выбросившийся из окна «прыгун» – типичная жертва кризисного лихолетья. Выбор небогат: или соскакивать с моего конька-горбунка на ходу, при пролете над крышей здания, или тянуть до последнего в надежде на чудо, что у робота останется энергия на худо-бедно мягкую посадку.
Полагаться на второе все равно что, выйдя на боксерский поединок, ждать, когда твой противник споткнется и, стукнувшись головой о ринг, сам отправит себя в нокаут. Поэтому я решаю прибегнуть к рискованному десантированию, хотя опасаюсь, что умру от разрыва сердца сразу, как только отцеплюсь от кибермодуля. Но будь что будет, ибо хуже для меня не может быть один черт.
Над первой многоэтажкой мы проносимся на довольно приличной высоте. Я остерегаюсь прыгать сейчас, так как не уверен, что, во-первых, сумею вообще попасть на крышу, а во-вторых, что не разобьюсь, если даже повезет совершить точную посадку. Зато следующий шанс нельзя упускать ни под каким предлогом, ибо третьей попытки может и не представиться.
Заорав во всю глотку, как сброшенный в Рейхенбахский водопад профессор Мориарти, я, учитывая скорость «Чибиса», разжимаю пальцы на подлете к очередной многоэтажке – разумеется, не забыв про инерцию, которая неминуемо окажет мне медвежью услугу после приземления. Поэтому первые секунды моего падения выдаются воистину жуткими. Я с криком лечу над пропастью, гляжу, как приближается спасительный край крыши, и в панике думаю, что сгоряча ошибся в расчетах и не дотяну до цели каких-нибудь пару метров. Или, что еще обиднее, – сантиметров. И пусть с глазомером у меня всегда был полный порядок, кто знает, насколько притупились мои инстинкты после долгой больничной изоляции.
Если и притупились, то ненамного. Я касаюсь ботинками крыши сразу за парапетом и, памятуя все пережитые мной на футбольном поле падения, сразу кувыркаюсь через плечо. Это должно погасить инерцию, и непременно погасило бы, падай я немного помедленнее (хотя не факт, что тогда мне вообще удалось бы перемахнуть через парапет). Разгоряченный и перепуганный, я удачно подгадал момент для прыжка, но не учел скорость своего столкновения с кровлей. Амортизирующий перекат помогает не свернуть себе шею и только. А дальше все идет наперекосяк.
Я кувыркаюсь, но набранная мной скорость остается слишком большой, чтобы уверенно встать на ноги. Сделай я подряд еще парочку перекатов, и мой самый лихой трюк в жизни прошел бы без сучка без задоринки. К сожалению, мне банально не хватает сноровки. Я опаздываю сгруппироваться и вновь грохаюсь на крышу, а затем качусь по ней, едва успев прижать к груди автомат, дабы тот не потерялся.
Защищенная шлемом голова несколько раз трескается о кровлю так, словно я отбиваю макушкой целую серию пенальти, – крепко, болезненно, но терпимо. Легкий бронежилет, налокотники и наколенники также оберегают тело от сильных ушибов, хотя мягким тканям рук и ног приходится несладко. Я качусь по крыше словно сброшенный со склона горы и, стиснув зубы, молюсь, чтобы мир наконец обрел устойчивость и перестал мельтешить перед глазами грязно-серым калейдоскопом.
Находящийся в центре крыши стеклянный купол я заметил еще с воздуха. Моему приземлению этот «пузырь» не препятствовал. Его верхушка выступает над крышей не выше колена, а края покатые. Говоря языком геометрии, форма купола представляет собой не полусферу, а малый сегмент большого шара – нечто наподобие срезанного краешка яблока. Пробить крепчайшее кровельное стекло я могу лишь свалившись на него с кромки обрыва «Кальдеры». Поэтому переживать о крепости крыши не резон, а тем более крыши дома, построенного в нашем веке. Вот только не нужно забывать, что дом этот пережил недавно серьезный катаклизм и может развалиться в любую минуту.
Я налетаю на купол, будто шальная муха на лобовое стекло автомобиля. После чего выясняю, что лишь меня и недоставало «пузырю» до обрушения. Не успеваю я порадоваться, что мое падение завершено, как оно тут же возобновляется. Пусть не так стремительно, но это ничуть не умаляет его опасность.
Треск, звон, короткий полет, а затем очередное болезненное столкновение с чем-то упругим, но более мягким, нежели кровля… А потом – наконец-то вожделенный покой! Им хочется наслаждаться долго, радуясь каждому мгновению воцарившейся тишины. Разве что лежать на отбитой спине неудобно да саднит порезанная осколком стекла щека. Ну и для полного счастья хорошо бы еще созерцать при этом звездное небо, коим я так и не успел всласть налюбоваться по выходе из психушки… И, похоже, теперь долго не полюбуюсь. Потому что какой-то псих натравил на меня «Чибис» и отрезал кратчайший путь к отступлению. Благо, самого не успел прикончить. А ведь именно к этому неведомый враг и стремился! Надумай он просто уничтожить подъемник, обрезал бы трос в любое другое время – платформа дежурила на дне «Кальдеры» в режиме ожидания по двадцать часов в сутки.
С момента, как я пересек туманный рубеж и до окончания моего трюкачества, миновало не более пяти минут. Однако после каскада умопомрачительных приключений мне чудится, что они длились, как минимум, час. И когда я, кряхтя и бранясь, принимаю-таки сидячее положение, оставшийся за пределами «Кальдеры» мир видится мне далеким и недостижимым, как международная марсианская база «Миротворец-1». Все надежды на скорое возвращение растаяли как дым, а будущее не обещает ничего, кроме мрачной неопределенности. Отвратительный настрой перед опасной работой, ну да что ж поделать? Верниковский не гарантировал, что все пройдет как по маслу. Это я в преддверии обещанной реабилитации настроил себе радужных перспектив и теперь переживаю их вполне предсказуемый крах.
Здание, в которое меня занесла нелегкая, является многоквартирным жилым комплексом. На верхнем его этаже оборудован центр разнообразного досуга: диваны, кресла – обычные и с мультимедийными приставками для Интернет-развлечений, – телепанно, бар, виртуальный симулятор пинг-понга и мини-гольфа, непременный для таких уголков киберстюард… Повсюду – зеленые (ныне – засохшие) насаждения и прочие украшательства вроде фонтанчиков, аквариумов и скульптурок в духе кичливого межкризисного ренессанса. Под куполом, куда меня угораздило провалиться, располагается детский манеж. Поэтому, когда я очухиваюсь, первым делом замечаю вокруг себя улыбающиеся мягкие киберигрушки, которые будто насмехаются над моим глупым потрепанным видом. Мне следует поблагодарить того дизайнера, что устроил детскую площадку именно здесь, а не где-либо еще. Все могло завершиться куда трагичнее, грохнись я, к примеру, в мраморный фонтан или на одну из скульптур.
– Я горжусь тобой, брат, – подает голос Скептик, которому мои отбитые бока не причиняют совершенно никаких неудобств. – Ведь можешь соображать быстро и без подсказок, когда это нужно! Вот что значит моя школа!
– Что ты обо всем этом думаешь? – спрашиваю я, ощупывая порезанную щеку.
– Думаю, зря мы покинули нашу теплую уютную палату, – сетует братец. – Хотя какой смысл впадать в ностальгию, коли ты уже приперся сюда в поисках приключений на свою задницу!.. Кстати, ты обратил внимание, что на панели мануальных настроек кибермодуля не было операторской метки? Даже стандартной, которая выставляется автоматически, если вместо штатного оператора на его оборудовании работает кто-то другой.
– Вообще-то мне было некогда рассматривать панель «Чибиса», – отвечаю я, поднимаясь на ноги. От пережитого меня трясет, но заикой я вроде бы не стал. – Однако отсутствие метки – это что-то новенькое. А тебе случаем не померещилось?..
Я достаю из аптечки антисептическую салфетку и стираю со щеки кровь. После чего выдавливаю из тюбика на ходящую ходуном ладонь чуть-чуть хирургического клея и аккуратно замазываю порез. Кровотечение тут же прекращается, боль сменяется приятным ментоловым холодком.
– Из нас двоих лишь ты страдаешь галлюцинациями, – огрызается Скептик. – А я вижу и слышу только то, что происходит в действительности. И если говорю, что у «Чибиса» не было метки, значит…
– Ладно, верю: не было, – поспешно соглашаюсь я. – И что, по-твоему, это может означать?
– Будто сам не догадываешься! Да этот хренолет, по идее, вообще не должен был взлететь, а не то, чтобы при этом еще на людей кидаться!
– Неважно, – отмахиваюсь я, планируя поразмыслить над этой загадкой позже, когда нервы успокоятся. – Главное, «Чибис» от нас отвязался и теперь вряд ли вернется. Видел, как я ему сенсоры прижег? Повезет, если до базы дотянет… Что за дьявольщина?!
От неожиданности я пячусь и опять едва не грохаюсь на манеж под беззвучный смех киберигрушек. Да и как не испугаться, если упомянутый мной «хренолет» взял и вдруг нарисовался в проеме разбитого купола!
Да, это тот самый «Чибис»: вон, и краска обгорела там, где я чиркнул резаком по обшивке. Но разве возможно, чтобы кибермодуль с поврежденным сенсорным блоком не полетел на базу по сигналу радиомаяка, а продолжил выполнять боевую задачу? А ведь этот летун неспроста сунулся в проломленную мной дыру. Он все еще ищет меня, чтобы доделать свою незавершенную работу. Работу, которую таким «Чибисам» поручают крайне редко, поскольку для ее выполнения в войсках существуют специально запрограммированные кибернетические убийцы.
Впрочем, насчет сожженного сенсорного блока я могу заблуждаться. Не исключено, что тот все-таки уцелел. Иначе как еще кибермодуль вычислил бы мое местонахождение? Но прежде чем агрессивная машина устремляется ко мне, случается еще одно необъяснимое происшествие, которое повергает меня в замешательство.
Едва «Чибис» влетает в здание, как оно моментально преображается до неузнаваемости. Я бы даже сказал, оживает, поскольку до этого выглядело совершенно вымершим: тихим, темным и медленно разваливающимся. Однако не успевают мои глаза привыкнуть к полумраку, как его вмиг разгоняют вспыхнувшие ярким светом потолочные и настенные лампы. Причем загораются не только они, а также подсветка заросших плесенью аквариумов, индикаторы на мультимедийных приставках, голографические меню игровых симуляторов и экраны телепанно. Последние, естественно, ничего, кроме помех и шипения не демонстрируют, но и это уже является незаурядным происшествием.
Еще через мгновение эстафету подхватили кондиционеры и фонтанчики, правда, струйки из них били грязные и слабенькие. Из скрытых в стенах колонок полились тихая музыка и птичье щебетание. Киберигрушки в манеже дружно задвигались, заморгали, начали корчить забавные гримасы и наперебой залепетали что-то мурлыкающими голосами.