— Джин. Его звали Джин. — Он подвинулся к ней, взял и сжал ее руку. — Я рад, что ты пришла. Ты… голову повредила, — вдруг заметил он.
— Да это ерунда. Просто стукнулась.
— Быть того не может, чтоб ты «просто стукнулась». Ты ж не какая-нибудь недотепа.
Надо говорить правду, напомнила себе Ева и рассказала ему правду.
— Ты же не думаешь, что кому-то просто приспичило убивать копов?
— Не похоже. Ни тот, ни другой инцидент не были случайными.
— Да, верно. — Моррис на мгновение прижал пальцы к глазам. — Ты права. Но ты пришла не за тем, чтобы мне об этом рассказать. Зачем ты пришла?
— ОЭС прочесал всю ее электронику. Там ничего нет, Моррис. Те дела, что она расследовала, просто не совмещаются с убийством. Нет ничего в ее файлах, в ее записях, в личных заметках. Ни единого намека, что у нее неприятности, что она чем-то встревожена, что ей угрожали. Единственная пометка насчет Рикера: в ежедневнике, запись о встрече с А.Р. Время и дату он подтверждает. За ней следили наши из отдела внутренних расследований, но в ее поведении нет ни малейших признаков… ни намека на то, что она об этом знала.
— А почему они ею заинтересовалось?
— Они получили анонимную наводку о ее романе с Рикером в Атланте. Цепляли на нее глаза и уши всякий раз, как представлялась такая возможность. Она ведь с Рикером, по сути, жила больше года.
Моррис смотрел на Еву, не мигая.
— Я знал, что у нее был с кем-то серьезный роман. Она меня никогда не обманывала на этот счет, не пыталась сделать вид, будто это была пустяковая интрижка, ничего серьезного.
— Ясно. Она иногда путешествовала с Рикером. Короткие поездки, каникулы, все в этом роде. Он покупал ей драгоценности. И это все, чем располагает отдел. Они не нашли никаких доказательств, что между ней и Рикером было нечто помимо романтических отношений.
— А ей они, конечно, ни разу не задали прямого вопроса.
— По моим сведениям — нет. Так говорит мой источник.
— А твой источник — это Уэбстер? Даллас, я же не дурак. А здесь? Здесь они за ней следили?
— Поначалу да. Роман с Рикером, по всей видимости, закончился за пару месяцев до того, как она запросила о переводе сюда. После разрыва контакты между ними были минимальны, а потом и вовсе прекратились. Но наш нью-йоркский отдел был уведомлен, они ее «изучили». Уэбстер сказал, они переместили ее в конец списка — у них просто ничего на нее не было. Они не следили за ней, когда Рикер ей позвонил по приезде в Нью-Йорк.
— Он твой первый подозреваемый?
— Он подозреваемый, — сдержанно откликнулась Ева. — «Первый» — слишком сильно сказано, у меня на него почти ничего нет. Я знаю, что он нечист. Она тоже должна была это знать. Уэбстер кое в чем покопается и сделает это по-тихому. Он будет осторожен с ней, Моррис.
— Но отдел внутренних расследований… Они же… — Моррис покачал головой.
— Мне очень жаль. Возможно, в Атланте она служила Рикеру источником информации. Моррис, ты же знаешь, я обязана об этом подумать. Если у них был роман, если она его любила, значит, могла ради него переступить черту. Раз уж я его подозреваю, значит, и эту версию должна проверить. И в любом случае я должна предположить: вдруг она кое-что поняла? Когда приехала сюда? Прошло время, она далеко от него, и у нее есть ты. Может, она начала прикидывать, сколько будет дважды два? Начала вспоминать, записывать, подумывать о том, что надо бы собрать вместе все детали да и заложить его.
И гнев, и усталость исчезли с лица Морриса при этих словах.
— Если это правда и он узнал…
— Пока все это одно большое «если». На ее компах ничего нет. Ничего. Она много времени проводила здесь, с тобой. Может, она бывала здесь в твое отсутствие?
— Да, когда у нас смены не совпадали. Или когда кого-то из нас срочно вызывали на работу. Думаешь, она могла использовать мои компы? Что-то спрятать, потому что здесь надежнее?
— Я бы хотела, чтобы мой гражданский эксперт на них взглянул. И еще: я знаю, это звучит дико, но если бы я могла тут осмотреться… Вдруг она спрятала у тебя диски или еще какие-то записи…
— Да. Пожалуйста. — Моррис поднялся на ноги. — Я сварю кофе.
Моррис помог с поисками, и Еве показалось, что он приходит в себя. Он выглядел как обычный, хорошо знакомый ей Моррис: сосредоточенный, точный в движениях. Она взяла на себя кухню и гостиную, оставив ему спальню, пока Рорк трудился в кабинете.
Ева рылась в банках — стеклянных и жестяных, в ящиках и за их задними стенками, заглядывала под столы, проверяла за картинами, перебрала всю обширную коллекцию музыкальных дисков, собранную Моррисом, она проверила каждую ступеньку лестницы.
В спальне Моррис стоял перед открытым шкафом, держа в руках невесомый белый пеньюар.
— Пахнет ею, — прошептал он. — Пахнет ею. — Он повесил пеньюар обратно в шкаф. — Я ничего не нашел.
— Может, Рорку больше повезет. Ты можешь назвать какое-нибудь необычное место? Куда она могла что-то положить? Что-то спрятать?
— Ничего в голову не приходит. С соседями она была приветлива, но держалась на расстоянии. Знаешь, как это бывает. Ближе всего ей были копы с ее участка. Но если она кому-то из них что-то передала, они уже давно пришли бы к тебе или — уж наверняка! — к своему лейтенанту.
— Верно. — Ева вздохнула. — Возможно, тут ничего нет, потому что нигде нет.
— Может быть. Но я чувствую себя так, будто впервые сделал что-то стоящее, чтобы ей помочь. Даже если мы ничего не нашли. Ты считаешь, что она нарушила правила?
— Это не удалось доказать.
— Не прячься за отговорками. Ты так думаешь.
— Сказать тебе правду, Моррис? Я не знаю, действительно, не знаю, что и думать.
— Что она сделала с его подарками? Он же дарил ей драгоценности.
— Она все ему вернула, когда они расстались.
Моррис улыбнулся. Улыбнулся искренне впервые с тех пор, как Ева пришла к нему за день до этого с известием об убийстве Колтрейн.
— Вот такая она была, Даллас.
Ева обдумывала услышанное и увиденное по дороге домой.
— Даром потратили три часа. Ничего там нет. Ничего. Если мы с тобой на пару ничего не смогли найти, значит, там ничего нет. Даром потратили время.
— Нет, недаром. Совсем недаром. Он как будто воскрес к тому времени, как мы уходили. Он был печален, ему было больно, но он был жив. — Рорк накрыл ладонью ее руку. — Мы не потратили время зря.
11
Вернувшись в свой домашний кабинет, Ева просмотрела диски с камер наблюдения. Она увидела, как Род Сэнди выходит из лифта, держа в руке портфель, и пересекает вестибюль в одиннадцать двадцать шесть утра на следующий день после убийства Колтрейн.
Вид у него был мрачный.
— Можешь сделать мне одолжение? — повернулась Ева к Рорку. — Проверь, в котором часу появились первые сообщения в новостях по убийству Колтрейн.
Пока Рорк выполнял поручение, она продолжила просмотр дисков. Люди входили и выходили. Если верить этим дискам, никто не поднимался в пентхаус, пока Сэнди не вернулся в двенадцать ноль восемь.
— Первый бюллетень появился на экранах в десять пятьдесят три. Первой сообщила компания «Все новости», — уточнил Рорк. — К одиннадцати новость уже облетела все основные каналы.
— Быстрая работа, — пробормотала Ева себе под нос. — Очень быстрая работа, если Сэнди уже к половине двенадцатого вынес диски и все вообще компрометирующие материалы, — а он именно так и сделал! — в какое-то другое место.
— Он не мог вынести незарегистрированное оборудование через общедоступный вестибюль.
— Нет, не мог. — Ева переключилась на диски из лифта. Опять она увидела, как Сэнди входит, спускается, выходит. Потом другие люди поднимались в лифте на другие этажи, спускались с других этажей. Потом экран вдруг стал черным. — Какого черта… Это диск барахлит или мой комп?
— Ни то, ни другое. Камера наблюдения отключилась. Была отключена, — уточнил Рорк. — Нет ни мигания, ни статики, изображение не прыгало, как бывает при сбое в работе. В доме есть подвальный этаж, подсобные помещения, служебный подъезд.
— Служебный вход на соседней улице. — Ева перешла к соответствующему диску. — Сукин сын, он все отключил! Ловко! Даже если я откопаю очевидца из этого здания или из дома напротив и он засвидетельствует, что там что-то грузили или, наоборот, выгружали, все равно это ничего не доказывает. И все же…
— Ему нужен транспорт — грузовик или фургон, — чтобы перевезти оборудование.
— И привезти новую мебель. Он не стал бы использовать краденый фургон, — ответила Ева на невысказанный вопрос Рорка. — Может, грузовик по доставке мебели. Он — владелец антикварного магазина на Мэдисон и еще одного в центре города. Может, я найду кого-то, кто подтвердит: «Да, я видел этих парней, они вытаскивали коробки и втаскивали шкаф». Но это ничего не доказывает, хотя… мне это говорит о том, что он обо всем позаботился на следующее утро после убийства Колтрейн. Прикрыл свою задницу.
— Прости, дорогая, я побуду адвокатом дьявола, но при аналогичных обстоятельствах я прикрыл бы свою задницу гораздо раньше, если бы совершил убийство. К моменту обнаружения тела в моем доме уже не осталось бы ни следа того, что я не хотел бы показать копам.
— Он не так хорош, как ты. Я это уже говорила.
— Никогда не устаю это слышать.
— В вечер ее смерти он есть у нас на камере. Выходит и входит в то самое время, что он сам нам указал. Во всяком случае, так близко к указанному времени, что с этим не поспоришь. Но он отключает камеры, чтобы вывезти незарегистрированное оборудование и ввезти мебель. Нет, он не так хорош, как ты. — Ева бросила пристальный взгляд на Рорка. — Ты вырубил бы камеры наблюдения, если бы считал, что тебе это зачем-то нужно. Но, скорее всего, ты позволил бы все записать. Какого хрена тебе волноваться, что копы увидят, как из твоего дома вывозят какие-то коробки? Как привозят новую мебель? Это же не преступление! Копы и пикнуть бы не успели. Ты бы им сказал: «А вы докажите». Подразумевая «мать вашу так, так и так».
— Как приятно и утешительно знать, что тебя так хорошо понимают. Он же дал тебе именно то, что ты хотела знать, верно? Не больше и не меньше. Он, как ты говоришь, нечист, ему есть, что скрывать.
— Это еще не делает его убийцей, — признала Ева. — Но если его сомнительные операции включают покупку копов, какой смысл ему останавливаться на одном? Придется мне еще раз проверить ее бригаду, а это значит, что, скорее всего, придется опять прибегнуть к помощи отдела расследований. Черт!
— Опять. Да, я так и понял из твоего разговора с Моррисом.
Ева вскинула взгляд на Рорка. Она до сих пор так и не решилась рассказать ему о своей встрече с Уэбстером.
— Раз есть подозрение, что убитая могла быть грязным копом, приходится припадать к этому источнику.
— Определи, что это за источник.
Ева чуть не заерзала, хотя прекрасно понимала, что именно этого он и добивается.
— Встретилась с Уэбстером. Пригласила его в «Даун энд Дэрти». Кстати, Крэк передает привет. Мы оба пока решили это не регистрировать.
— Любопытный выбор места.
— Я считаю клуб своей площадкой — из-за Крэка. Мы с Уэбстером обмениваемся данными.
Рорк шутливо похлопал пальцем по ее подбородку.
— Ну разве тебе не повезло, что я не ревнив?
Ева ответила ему каменным взглядом.
— Конечно, мне повезло.
Рорк засмеялся, а Ева покачала головой. Она подошла к доске и еще раз изучила фотографии.
— Убийца здесь. Или тот, кто убил, или тот, кто привел убийцу в действие. Все остальное не имеет смысла. Но что она сделала? Что она такое сделала, что знала, кому угрожала? За что ее убили?
Ева решила вернуться к работе с утра, хорошенько выспавшись. Выспаться не удалось.
Во сне она сидела на прозекторском столе в морге. Напротив нее на таком же столе сидела Колтрейн. Они смотрели друг на друга, а в ледяном воздухе разливалась скорбная песнь саксофона.
— Немного же ты мне рассказываешь, — заметила Ева.
— А может, ты просто не слушаешь?
— Это бред, детектив.
— Ты даже мысленно не можешь назвать меня Амми или хотя бы Амариллис. Тебе трудно представить меня просто женщиной.
— Ты не просто женщина.
— Это все из-за жетона. — Колтрейн показала Еве свой жетон, повернула его в руке, изучая, словно видела в первый раз. — Мне нравилось его носить. Но он не был мне нужен. Не так, как тебе. Кое для кого работа — это всего лишь работа. Ты знаешь, что я — как раз такая. Да, это тебе известно. Вот ты и решила, что это дает тебе право думать, будто я способна использовать жетон для личной выгоды.
— А ты использовала?
Свободной рукой Колтрейн откинула назад свои роскошные волосы.
— А разве мы все не используем служебное положение в личных целях? Разве ты так не поступаешь? Я не имею в виду презренный металл. Ты извлекаешь личную выгоду каждый день, потому что ты главная, ты всеми командуешь, ты ведешь следствие. От тебя жизни зависят. И при этом ты гонишь, гонишь, гонишь от себя воспоминания о том, чем ты была, ради того, чем стала сейчас.
— Речь не обо мне.
— Именно о тебе. Всегда и только о тебе. Жертва, убийца, следователь. Триада. Они всегда взаимосвязаны. От одного к другому, от другого к третьему. Каждый приносит что-то свое. В этой игре без любого из них не обойтись. — Колтрейн вздохнула с легкой досадой. — Но я не ожидала, что придется умереть на работе, и, скажу тебе честно, меня это жутко бесит. А ты этого ждешь.
— Я жду, что меня убьют?
— Ну, ты же сидишь на столе в морге, разве нет? Так же, как и я. Впрочем, «ждать» — это не то слово. Ты… готова. — Колтрейн кивнула, радуясь, что нашла верное слово. — Да, так гораздо лучше. Ты готова умереть ради этого жетона. А я не была готова. Я была готова делать свою работу, пока не наступила бы пора оставить ее и выйти замуж, завести детей. Ты до сих пор удивляешься, как тебе удается быть копом и женой. Ты не можешь понять, как это можно — иметь семью, детей… Ты и думать об этом не хочешь.
— Дети жуть нагоняют. Непонятные и…
— Ты сама была ребенком, когда он тебя мучил. Когда он тебя избивал, терроризировал, насиловал. Ты не сможешь родить ребенка, пока не поймешь до конца, не примешь, не простишь того ребенка, которым сама была.
— Тебя убили, и ты думаешь, что это дает тебе право промывать мозги?
— Это ваше подсознание, лейтенант. А я-то что, я просто одна из ваших мертвых. — Колтрейн бросила взгляд на стену с бесчисленными стальными ящиками. — Одна из многих. Вы с Моррисом… Просто удивительно, как вы с Моррисом чувствуете себя здесь как дома. А тебе никогда не приходило в голову об этом подумать?
Даже во сне Ева почувствовала, как краска бросилась ей в лицо.
— Черт, это уж точно не мое подсознание.
— Но уж и не мое. — Колтрейн со смехом мотнула головой, отбрасывая назад волосы. — Любить человека без секса, даже без сексуального влечения… Это нечто особенное. Я рада, что теперь у него есть ты, что у него есть это с тобой. У нас с ним все было по-другому. Сексуальное влечение? — Она щелкнула пальцами. — Вот с такой скоростью. Но это было только начало. У нас было нечто большее. Он был особенный, единственный. Даже если бы я осталась жива, думаю, он был бы у меня единственным, с кем мне хотелось бы быть, в кого верить, от кого детей рожать.
— А как насчет Алекса Рикера? Сексуальное влечение?
— Еще как! Но ты же знаешь, как это бывает. Кому ж знать, если не тебе, какой магнетизм излучает такой мужчина, как Рорк.
— Алекс не такой, как Рорк.
— Не такая уж между ними большая разница. — Колтрейн с улыбкой показала на Еву. — Тебя это смущает. Мы с тобой тоже вовсе не такие уж разные. Обе влюбились, обе этого хотели. Но мы поступили по-разному. Вот ты могла бы уйти от него, если бы он не отказался от теневого бизнеса?
— Не знаю. Не уверена. Но я точно знаю одно: если бы он предложил мне быть с ним, жить с ним и отворачиваться, когда он нарушает закон, он не был бы Рорком. Тем Рорком, который предложил мне быть с ним, и я с ним осталась.
Теперь Колтрейн погрозила ей пальцем:
— Но он же нарушает закон.
— Это трудно объяснить. Даже я сама не понимаю. Он не нарушает закон ради собственной выгоды. Больше не нарушает. А когда нарушает, то лишь ради высшей цели. Потому что верит в правду, в справедливость. Бывает, мы с ним по-разному понимаем правду и справедливость, но, главное, он верит. Рикер не бросил теневой бизнес ради тебя. Я догадалась об этом.
— Эти мужчины… У обоих были жестокие отцы, а их матери умерли, матерей они оба не знали. На них это сильно повлияло. И разве не это — хотя бы отчасти? — делает их такими привлекательными для нас? Они оба — опасные и неотразимые. Они хотят нас и хотят делать нам подарки.
— Ну, подарки меня не волнуют. А вот тебе они были дороги. Иначе ты не вернула бы их назад. Ха. Это твое подсознание. Считай, мы квиты. Ты их вернула, потому что для тебя они были важны. Именно поэтому ты не могла оставить их у себя. А если б оставила, разрыв не был бы полным. Ты же носила кольцо — подарок родителей! Напоминание о том, кто ты и откуда родом. Из крепкой состоятельной семьи.
— Это ты верно подметила.
— Может, ты смотрела сквозь пальцы, пока была с ним. Может, даже говорила ему то, что не следовало, потому что жетон — это всего лишь работа, не главное в твоей жизни. Но ты не брала взяток. Это не то, что ты от него хотела, и не то, что ты ему давала. Будь это иначе, ты и жетон бы вернула. Ты могла врать себе, когда была с ним, что это твое личное дело, и никого не касается, чем ты занимаешься в свое свободное время, с кем встречаешься, кого любишь.
Улыбка Колтрейн стала теплее и шире.
— Ну и кто у нас промыватель мозгов?
Не отвечая на вопрос, Ева продолжила:
— Но даже если работа — дело вторичное, она все равно становится помехой в личной жизни. Она стала помехой, а он не собирался меняться. Ты не могла любить его по-прежнему, когда он перестал тебя понимать и не захотел пойти тебе навстречу. Поэтому ты вернула ему подарки и ушла от него. Но ты оставила у себя жетон.