Но ведь Сэнди умный парень! Он не оставит такого явного следа, тем более что его друг Алекс может случайно на этот след наткнуться и начнет задавать вопросы.
Где-то припрятан второй мобильник. А может, не спрятан, а уже выброшен? Уничтожен?
Ева проверила время. До прибытия Каллендар оставалось еще много часов. А уж когда она приступит к делу… результатов придется ждать еще дольше. Ева решила использовать это время с толком, еще раз проработать свою версию, проверить логику на изъяны и неверные повороты.
Она налила себе еще кофе и уже приступила к делу, когда в кабинет зашел Рорк.
— Ты дозвонился Алексу?
— Да, обо всем договорился, он ждет тебя завтра к девяти. Ева, Моррис у ворот. Я велел Соммерсету его пропустить.
— Моррис?
— Пришел пешком.
— О черт! — Ева оттолкнулась от стола, вскочила и бросилась в коридор, к лестнице. — В каком он состоянии? Он не…
— Я не спрашивал. Подумал, что лучше будет его принять. Соммерсет выслал карт[6] к воротам.
— Карт?
— Проснись, Ева, вспомни, сколько ты тут живешь? Один из электрокартов. Не пешком же Моррису топать!
— Откуда мне знать, что у нас есть электрокарты? Я что — когда-нибудь пользовалась электрокартом? Что вы скажете? — обратилась Ева к Соммерсету, спустившись с последнего пролета лестницы. — В каком он состоянии?
— Потерян. Не в том смысле, что не знает, где он. Трезв. Страдает.
Ева растрепала волосы, она была явно растеряна.
— Приготовьте что-нибудь, — сказала она Соммерсету. — Надо ему что-нибудь предложить. А может… Может, лучше, чтоб он напился? Я не знаю. Как нам быть? Я не знаю, что нам делать.
— Ну так сообразите, что вам делать. — Соммерсет двинулся к двери. У самой двери он остановился и повернулся к Еве. — Выпивка лишь затуманивает боль, да и то на время, а потом боль возвращается с новой силой. Лучше всего кофе, пока будете его слушать. Именно это ему и нужно. Чтобы кто-то, кому он дорог, выслушал его. — Он открыл дверь. — Ну давайте, давайте. Ему будет лучше, если вы его встретите.
— Нечего меня выталкивать, — прошипела Ева, но поспешила навстречу Моррису.
Карт двигался почти бесшумно. Моррис подплыл на нем к дому и, развернувшись, остановился у крыльца.
— Простите. — Моррис потер лицо руками, словно только что проснулся. — Простите, ради бога. Сам не знаю, зачем я пришел. Не надо было приходить. — Он ступил на землю и топтался на месте, пока Ева спускалась по ступенькам. — Ничего не соображаю. Прости.
Ева протянула ему руку:
— Зайди в дом, Ли.
Он вздрогнул и лишь покачал головой в ответ. Ева видела его потерянность, она знала, что такое боль, знала, каково это — преодолевать боль, поэтому она бросилась к нему и приняла на себя часть его горя, когда он обнял ее.
— Ну вот, — прошептал Соммерсет, — она сообразила, что надо делать.
Рорк положил руку на плечо Соммерсету.
— Думаю, кофе будет очень кстати. И что-нибудь поесть. Вряд ли он сегодня ел.
— Я об этом позабочусь.
— Идем в дом, — повторила Ева.
— Я не знал, куда пойти, что делать. Я не мог вернуться домой после… Ее забрал брат. Он уехал, я их проводил. Я смотрел… Ее загрузили в самолет. В гробу. Ее там нет, это не она. Кому знать, как не мне? Но я не мог этого вынести, я не смог полететь, не смог вернуться домой. Я даже не знаю, как я сюда попал.
— Это неважно. Идем. — Продолжая обнимать Морриса, Ева повела его к входу, где их ждал Рорк.
15
— Я вам помешал.
— Вовсе нет. — Ева отвела Морриса в гостиную. — Давай сядем, выпьем кофе.
Руки у Морриса были ледяные. И весь он словно стал каким-то хрупким. Жертв на самом деле всегда больше, чем убитых. Кому это знать, как не ей?
Ева подвела Морриса к креслу у камина, невольно отметив, что не придется просить Рорка разжечь огонь: он, как всегда, предугадал ее желание, огонь уже горел. Ева взяла второе кресло и развернула его так, чтобы сесть лицом к Моррису.
— Мне было легче, когда надо было что-то делать, когда мысли были заняты. Панихида… Я все подготовил, обо всем позаботился, я взял это на себя. Ее брат… я ему помогал. А кто же ему помог бы, если не я?! А сейчас все закончилось, ее больше нет. И мне больше нечего делать.
— Расскажи мне о ней. Какие-нибудь мелочи, детали. Что-нибудь.
— Она любила гулять по городу. Ей всегда лучше было пройтись, чем взять такси. Даже в самый холод.
— Она любила наблюдать, что творится кругом. Быть частью этой жизни, — подсказала Ева.
— Да. Она любила вечер, любила гулять по вечерам. Находить какое-нибудь новое местечко, где можно выпить или послушать музыку. Просила меня научить ее играть на саксофоне. У нее не было никаких способностей. Ни малейших. Боже! — По его телу прошла дрожь. — О боже!
— Но ты все-таки пытался ее научить?
— Она подходила к этому так серьезно, но эти звуки… ты никогда не назвала бы их музыкой. А она смеялась. Отдавала мне сакс и просила что-нибудь сыграть. Любила вытянуться на кушетке и просила меня сыграть.
— Можешь сейчас это вообразить?
— Да. Отблеск свечи на ее лице, эту ее полуулыбку. Она смотрела и слушала, как я играю.
— Раз ты ее видишь, значит, она не ушла.
Моррис потер глаза.
Ева в панике взглянула на Рорка. Он кивнул, давая понять, что она все делает правильно.
— Я никогда не теряла кого-то, кто был мне дорог, — сказала она Моррису, — вот как ты сейчас. Долгое время у меня вообще не было никого, кем я бы дорожила. Поэтому мне трудно судить. Не могу сказать, что я до конца понимаю. Но я чувствую. Просто не представляю, как люди с этим справляются, Моррис. Не знаю, как им удается ставить одну ногу перед другой, идти дальше — вперед. Думаю, им нужно за что-то держаться. Ты ее видишь и можешь держаться за это.
Моррис уронил руки и уставился на них, словно только теперь осознал, что никогда уже его руки не будут обнимать любимую женщину.
— Да, наверное, могу. Могу. Спасибо вам обоим. Я все цепляюсь за вас… Ввалился, испортил вам вечер.
— Прекрати. Смерть — мерзкая гадина, — сказала Ева. — И когда эта гадина приходит, человеку нужны близкие, нужна семья. Мы — семья.
Соммерсет вкатил в гостиную столик на колесиках, деловито и ловко поместил его между Моррисом и Евой.
— Доктор Моррис, вы съедите немного супа.
— Я…
— Вам это нужно. Необходимо.
— Соммерсет, подготовь гостевую комнату на третьем этаже, будь добр. — Рорк присел на подлокотник Евиного кресла. — Доктор Моррис сегодня переночует у нас.
Моррис хотел было отказаться, но потом лишь кивнул и коротко сказал:
— Спасибо.
— Я об этом позабочусь, — проговорил Соммерсет.
Ева поднялась с кресла и приблизилась к нему.
— А в супе нет какой-нибудь успокоительной дури? — спросила она тихо.
— Разумеется, нет, как вы могли подумать?!
— Ладно-ладно, — в намерения Евы не входило препираться с Соммерсетом. У нее были более важные дела.
— Лейтенант, — проговорил он, когда Ева уже хотела вернуться на место. — Вряд ли мне еще раз представится случай сказать вам нечто подобное, поэтому я скажу сейчас, в этот момент: я горжусь вами.
Ева застыла с открытым ртом. Она широко открытыми глазами проводила несгибаемо прямую спину Соммерсета, пока он медленно и с достоинством пересекал гостиную.
— Это, это… — пробормотала Ева. — Просто черт знает что!
Она села в свое кресло. Она увидела, что Моррис немного поел, что его голос в разговоре с Рорком стал тверже.
— Должно быть, я все-таки еще что-то соображал, если пришел сюда, — говорил Моррис.
— Поговоришь с Мирой, когда надумаешь? — спросил Рорк.
Моррис ответил не сразу.
— Да, наверно. Я знаю, что она предложит. Я знаю, что это правильно. Мы имеем дело со смертью каждый день. Как ты сказала, Даллас, мы чувствуем.
— Не знаю, что ты думаешь насчет таких вещей, — начала Ева, — но я знаю одного священника.
Легкая улыбка тронула губы Морриса.
— Священника?
— Да, такого католического парня. Я с ним работала по одному делу.
— А, да, отца Лопеса из испанского Гарлема. Я с ним говорил как-то раз, пока дело было еще открыто.
— Да, верно, ты его знаешь. Ну, в общем… Что-то в нем такое есть… я бы сказала, основательное. Может, если бы ты поговорил с кем-то вне нашего круга, с кем-то не связанным с нашей работой… может, тебе стало бы легче. Хочешь поговорить с ним?
— Вообще-то меня воспитывали буддистом.
— Да? Ну что ж…
Улыбка не ушла с лица Морриса.
— А потом, пока рос, я экспериментировал с самыми разными религиями. Интересовался и тем, и этим. И понял, что традиционные конфессии с установившимися обрядами мне не подходят. Но поговорить с этим священником… Это может помочь. Думаешь, после смерти что-то есть?
— Думаю, да, — не колеблясь, ответила Ева. — Пройти через все это, только чтоб узнать, что — все, это конец? Не может быть. Если это и есть конец, я здорово разозлюсь.
— Вот именно. Я чувствую всех их, погибших и ушедших, и, я уверен, ты тоже чувствуешь. Иногда, когда они поступают ко мне, это конец. Их уже нет, все, что передо мной, это лишь пустая оболочка. Но бывает и по-другому. Что-то от них остается, задерживается на какое-то время. Ты меня понимаешь?
— Да. — Еве нелегко было объяснить это свое понимание и уж тем более поделиться им с другими. Но она знала, о чем говорит Моррис. — Когда что-то остается, от этого становится еще тяжелее.
— А мне это дает надежду. Ее уже не было, когда я ее увидел. Мне хотелось ее почувствовать. Из эгоизма, для себя. Но она ушла. Мне кажется, кто-то должен был напомнить мне об этом. О том, что она ушла не от меня, потому что я ее вижу. Она где-то там, где ей нужно быть. Да, отец Лопес может мне помочь с этим примириться. Но и ты можешь.
— И что я могу сделать?
— Введи меня в курс. Скажи мне, что ты знаешь. Расскажи все. Все, что тебе известно. Не только то, что мне нужно знать по твоему мнению, а все. И дай мне поработать. Я тоже хочу участвовать в расследовании. Пусть это будет любая мелочь. Проверка фактов, вторичная проверка… да я готов бегать за пончиками для бригады, если это поможет! Но я должен в этом участвовать. Я должен знать, кто это сделал.
Ева внимательно заглянула ему в лицо. Да, ему нужно быть на месте, принимать участие. В глазах Морриса она читала отчаяние, прожигавшее дыру в ее сердце.
— Ты должен быть честен со мной. Говори прямо. Ты должен уважать меня, уважать ее и сказать мне правду.
— Я скажу.
— Чего ты хочешь, когда мы его найдем? Чего ты ждешь? Что с ним сделать?
— Ты спрашиваешь, хочу ли я его убить? Жизнь отнять?
— Именно об этом я и спрашиваю.
— Я об этом думал, даже воображал. Есть столько способов! А уж в моем положении… столько возможностей! Да, я об этом думал. Но это было бы для меня, а не для нее. Это было бы не то, чего она бы хотела. Я бы ее… разочаровал. Но разве я мог бы так ее подвести? Я хочу только того, чего она бы хотела.
— А чего бы она хотела, как ты думаешь?
— Справедливости. Знаю, это понятие сложное. — Моррис перевел взгляд на Рорка. — Все мы это знаем. Я хочу, чтобы он мучился и чтобы его мучение было долгим. Смерть кладет конец… По крайней мере земной части нашей жизни. Я не хочу его смерти, и я клянусь тебе ее смертью, я не стану отнимать у него жизнь. Нет, я хочу, чтобы он попал за решетку и провел много-много лет в каменном мешке. А уж оттуда пусть отправляется в ад, уготованный таким, как он, за пределами земной жизни. Я сделаю все, чтобы это случилось. — Моррис протянул руку над столом и взял Еву за руку. — Ева, я не предам ни ее, ни тебя. Клянусь.
— Ладно, ты в игре. — Ева взяла свою кружку кофе. — Начну с того, что скажу тебе: она чиста. Нет никаких доказательств, что она брала взятки или была кем-то куплена. Все доказательства свидетельствуют об обратном. Она разорвала свои отношения с Алексом Рикером в Атланте. Их связывала только дружба.
— Это он ее убил?
— Вряд ли. Но можно сказать, что ее убили из-за него. Она убита не им, он об убийстве ничего не знал. Не отдавал приказа и не хотел ее смерти. Я думаю, Макс Рикер отдал приказ об убийстве, чтобы наказать сына, сделать ему гадость.
— Он убил ее, чтобы… Да, я это вижу. — Рука Морриса не дрожала, когда он взял чашку кофе. — Да, теперь я очень хорошо это понимаю.
— Но для этого ему нужен был кто-то близкий к Алексу и кто-то близкий к Кол… к Амми, — поправилась Ева. — Я послала двух детективов-электронщиков на Омегу. Думаю, у старшего Рикера там кто-то есть. Кто-то прикрывает визиты к нему и его переписку, подделывает журналы регистрации. Я думаю, он действовал через своих связных. Он все это спланировал и организовал, а может, и не только это. Завтра утром я встречаюсь с Алексом, но, главное, мне хочется прощупать его личного помощника. Вот этого парня я подозреваю. У Алекса нет никого ближе этого Рода Сэнди. А с другой стороны, я проверяю копов из ее участка.
— Копов из ее участка? — Моррис поставил чашку. — Думаешь, это был кто-то из них? Вот черт!
— Это был кто-то из своих — для нее и для Алекса Рикера. За это я ручаюсь.
Моррис долго молчал, глядя на огонь.
— Я не думал, что ты подобралась так близко. Не верил, что ты доберешься. Мне следовало знать. Что я могу сделать?
— Можешь потратить сколько-то времени сегодня вечером на воспоминания. Постарайся вспомнить, что она тебе говорила о людях, с которыми работала. Любые мелочи: замечания, наблюдения, жалобы, шутки… Все, что вспомнишь. Все, что ты сам видел, когда заезжал за ней на работу, когда приходилось выпивать или ужинать вместе с кем-то из ее коллег. Все, что вспомнишь, запиши.
— Сделаю. Это я могу.
— И постарайся поспать. Ты мне ничем не поможешь, если твои мозги не будут работать. Вспомни, запиши и ложись спать. Завтра утром я буду разговаривать с Алексом и его помощником. Все, что вспомнишь, пошли на мой домашний компьютер, я просмотрю. Мы еще об этом поговорим, когда я вернусь.
Их глаза встретились. Его взгляд вновь стал цепким и внимательным, он держал и не отпускал глаза Евы, растерянность исчезла, вытесненная решимостью.
— Хорошо. Я прямо сейчас и начну.
Рорк встал.
— Давай я провожу тебя наверх.
— Я провожу. Я как раз за этим и вернулся, — сказал вошедший Соммерсет. — Позвольте, я покажу вам вашу комнату, доктор Моррис, а вы мне скажете, что вам еще может понадобиться.
— Спасибо. — Моррис оглянулся на Еву. — Все, что нужно, у меня уже есть.
Когда Моррис ушел вслед за Соммерсетом, Рорк погладил Еву по волосам.
— «Ты мне ничем не поможешь, если твои мозги не будут работать». Не знаю, как тебе удалось выдавить из себя эти слова, как они тебе язык не спалили. Но вышло отлично. Теперь он заставит себя заснуть.
— Так и было задумано. Мне надо закончить и спрятать доску. Не хочу, чтоб он забрел ко мне в кабинет и все это увидел. — Ева поднялась и улыбнулась Рорку. — Ты очень мило поступил — предложил ему у нас переночевать.
Рорк взял ее за руку.
— Мы же семья.
Где-то уже глубокой ночью Ева почувствовала, что ее поднимают на воздух. Она сумела сосредоточиться в тот момент, когда Рорк внес ее в лифт.
— Черт, я отрубилась. Который час?
— Около двух, соня.
— Прости. Прости.
— Так получилось, что я сам увлекся и не заметил, как заснул. Работа заняла больше времени, чем я думал.
— А-а, — зевая, протянула Ева, — может, мне надо было взять тебя на ручки и отнести в кроватку?
— Легко говорить, когда я уже втащил тебя в спальню. — Рорк пересек спальню и бесцеремонно сгрузил Еву на кровать. — И вряд ли хоть у одного из нас сейчас есть силы на сексуальную ночнушку.
Ева сумела стащить и отбросить в сторону один ботинок.
— Ну, не знаю. Я могла бы возбудиться, если ты ее наденешь.
— Остроумие из тебя так и прет, когда ты спишь на ходу.
Ева швырнула второй ботинок.
— Я не на ходу. — Она стащила рубашку, выбралась из брюк. А потом заползла в постель. — К черту ночнушки, — пробормотала она и свернулась поудобнее под одеялом.
Когда Рорк скользнул в постель рядом с ней, Ева уже крепко спала.
Во сне Колтрейн обошла кругом Евину доску с фотографиями. На ней был бледно-голубой свитер и ладные брючки, а на бедре — кобура.
— Я пару раз работала над делами об убийстве, — проговорила она. — Не ведущим следователем, но в команде. Вторжение со взломом, ограбление с отягчающими. На меня это всегда тоску нагоняло. И никогда мне в голову не приходило, что кто-то будет расследовать мое убийство.
— А кому вообще приходило?
Колтрейн улыбнулась Еве.
— Верно подмечено. Ты теперь знаешь обо мне больше, чем когда все это началось.
— Так обычно и бывает.
— И кое-что ты видишь глазами Ли. Ты не можешь ему доверять на все сто процентов, он — лицо заинтересованное.
— Верно. Но лгать он не станет никогда.
— Нет, не станет. — Колтрейн двинулась к Еве сидевшей за своим письменным столом, и присела на краешек. — Мне раньше казалось, что надо быть холодной стервой, чтобы работать в убойном отделе. Что только очень холодный человек может каждый день иметь дело с убийством. Или почти каждый день. Копаться в чужих жизнях, вызнавать секреты, которые люди уже не могут прятать, потому что их убили. Но я ошиблась. Нужно сердце, нужны чувства… Их надо держать под контролем, но без них тоже нельзя. Не будь у тебя сердца, тебе было бы просто наплевать. Ты не смогла бы заниматься своей работой, если бы не принимала ее близко к сердцу.
— Иногда приходится быть холодной стервой.
— Может быть. Теперь и я знаю о тебе больше, чем раньше. Я же у тебя из головы не вылезаю. Тебе приходится бороться с законом, ты ведь его так уважаешь! У тебя оно прямо в костях сидит — это уважение. Эта вера. Но жертва заставляет тебя действовать, жертва иногда вынуждает тебя испытывать на прочность границы закона. Для тебя это важнее правосудия, а ведь правосудие — это твоя вера.