Костя многозначительно посмотрел на сержанта:
– Манекен – к Михалычу, а задержанную – в камеру.
Подчиненный кивнул и обратился к женщине:
– Пойдемте со мной.
Как только они ушли, в кабинете на время воцарилась тишина. Павел улыбнулся Кате, сидевшей в углу:
– Что ты об этом думаешь?
– Наверное, то же, что и вы, – отозвалась Зорина. – Возникает больше вопросов, чем ответов. Вопрос первый: почему Захарова решила расправиться именно с Бучумовым? Ее объяснение довольно неубедительно. Я, например, сомневаюсь, что она ходила в театр и видела его в спектакле. Анна Григорьевна – психически ненормальный человек, и высидеть постановку ей было бы очень сложно. Но допустим, она все же купила билет по чьему-то совету и посетила спектакль. Почему именно Бучумов? Откуда она узнала о его сложных отношениях с женщинами? Вопрос второй – почему жертвой номер два оказался Найденов?
– Если, как ты говорила раньше, Захарова вжилась в образ Скобиной, она прикончила первых попавшихся красавчиков, – заметил Павел.
– Вот я и сомневаюсь, что первых попавшихся, – вздохнула журналистка. – Оба не подходят под это определение.
– Она ненормальная, – вмешался Петя.
– Однако ты сам сказал: ее лечащий врач утверждал, что она никого не могла бы убить, – возразила Катя.
Прохоров сжал кулаки:
– Верно. Ладно, дождемся вердикта нашего Михалыча.
Судмедэксперт не замедлил явиться, словно услышал слова старшего лейтенанта.
– Где задержанная? – поинтересовался он, вваливаясь в кабинет.
– Уже увели в камеру, – сказал Киселев.
Заболотный сел на стул и развел руками:
– Опростоволосились вы, мои дорогие. Нашу задержанную надо выпускать. Она не имеет к убийству Найденова никакого отношения. На ее одежде, в которой, по ее словам, она ходила в театр убивать работника сцены, не найдено ни капли крови, а кровь при таком ударе должна была запачкать рукава, тем более они у ее пальто достаточно длинные. Но и это не все. Убийца наносил удар снизу вверх, а наша дамочка – наоборот.
– Может, не помнит? – процедил Костя. – Она же утверждает, что у нее бывают провалы в памяти.
– Странные провалы, – нахмурился Заболотный. – Помнит, как пришла в театр, как оказалась возле сцены, кто был возле столика с реквизитом, а вот как била Найденова – нет. Да и с Бучумовым такая же петрушка получается. Там помню, тут не помню. У нас так преступники говорят, когда хотят уйти от наказания. А эта на себя берет чужую вину.
– Что ты по этому поводу думаешь? – поинтересовался Киселев.
Заболотный вскинул брови.
– На ум приходит только одно. Если наша задержанная – внушаемая, а это можно выяснить у лечащего врача, то осмелюсь утверждать почти со стопроцентной уверенностью, что ее кто-то хорошо подготовил. Кстати, вы собираете информацию об этой Захаровой? Откуда она могла узнать о Скобиной?
– Леня сейчас как раз этим занимается, – откликнулся Скворцов.
– Вот и прекрасно, – улыбнулся эксперт. – Кроме того, нужно спросить у ее врача, не интересовался ли ею кто-нибудь в последнее время. Возможно, убийце нужно было кого-нибудь подставить, и, на свое счастье, он отыскал Захарову. Когда ее выпустили из психбольницы, он стал следить за ней, вошел в контакт и внушил таким образом, что именно наша Анна Григорьевна повинна в смерти двоих человек, потому что подражает Скобиной. Захарова поверила даже в то, что когда-то двое ее мужей издевались над ней. Нет, выпускайте несчастную женщину. Я уверен: после всех потрясений она опять попадет в психушку. Дайте ей глотнуть воздуха на воле.
– Да, в принципе ее по-любому пришлось бы отпускать, – вставил Киселев. – Даже если бы Анна Григорьевна оказалась убийцей, ее бы перевели в тюремную больницу. А мы сейчас ждем кузнеца, у которого преступница заказывала кинжалы. Я тебе доверяю, дорогой, но, как говорится, доверяй, но проверяй.
– Не возражаю, – эксперт заерзал на стуле. – Чайком угостишь?
– А этого добра у нас всегда хватает, – легким движением майор включил электрический чайник. – Варенье и печенье с подоконника сам возьми. И сахарок, если хочешь.
– Все хочу, жажда замучила, – Станислав Михайлович достал блюдца со сладостями. – Люблю к вам ходить, господа. В других отделах такого гостеприимства нет. И притом у вас часто гостят прекрасные дамы, – он подмигнул Кате.
Та расплылась в улыбке:
– Ну вы и скажете…
– Как есть, так и говорю, – подтвердил Заболотный. – Ты у нас красавица и умница, это всем известно.
На столе у Павла зазвонил телефон. Он поднял трубку и буркнул:
– Уже пришел? Приглашай его ко мне, – и, обратившись к присутствующим, пояснил: – Кузнец явился. Петя, принимай. Ты его знаешь.
– Что-то мне не хочется присутствовать ни при каких процедурах, – признался Михалыч. – Можно я заберу с собой сладости и кружечку такого ароматного чайку? Обещаю с возвратом.
– Ловлю на слове, – улыбнулся Киселев.
– Тогда до встречи, – подмигнул ему эксперт и ретировался.
Прохоров вышел за дверь и через две минуты явился с мускулистым плотным мужчиной средних лет. Мужчина нервно хрустел пальцами.
– Вот уж не думал, что этот заказ меня в могилу сведет, – признался он, поздоровавшись. – Будет мне, дураку, наука. Ведь с самого начала дамочка показалась странной. Это ее черное одеяние, вуаль… И нежелание говорить. Нет, ни на что не посмотрел. Заплатила, сколько попросил, – и вперед с песней. Вот теперь буду по полициям бегать.
– Возможно, эта дамочка сидит сейчас у нас, – успокоил его Павел. – Тогда бегать больше никуда не придется, – он выглянул за дверь и позвал сержанта. – Коля, приведи задержанную.
Подчиненный кивнул и побежал исполнять приказ. Вскоре Захарова снова входила в кабинет. На желтом морщинистом лице не было ни тени беспокойства.
– Кажется, я что-то забыла сделать, – начала она и взглянула на кузнеца. – Как много у вас народа. И зачем вы привели еще одного мужчину?
– Вы узнаете этого человека? – поинтересовался Костя, указывая на мастера.
Она заморгала:
– А должна? Если должна, вы так и скажите. Вы же знаете, у меня…
– Провалы в памяти, – закончил за нее Скворцов. – Значит, не помните?
– Нет, – призналась старушка и занервничала. – Но мне нужно отдохнуть, и я вспомню еще что-нибудь.
– Спасибо, – ответил ей Костя и повернулся к кузнецу. – А вам знакома эта женщина?
Тот уверенно покачал головой:
– Нет.
– Это не она заказывала у вас кинжалы?
– Нет, – повторил мужчина не менее убедительно.
– Даже если нарядить ее в черное?
– Даже если нарядить ее в черное, – повторил свидетель. – Эта среднего роста и щуплая. Та была повыше и поплотней. Нет, однозначно не она.
– Большое вам спасибо, – поблагодарил Скворцов. – Вы свободны. Но, уж извините, если понадобитесь…
Она опешила:
– То есть как свободна? Разве сейчас не арестовывают убийц?
Катя подошла к Захаровой и обняла ее за плечи:
– Вы никого не убивали. Кто-то внушил вам, что это сделали вы. Вспомните, пожалуйста, с какой из женщин вы общались в последнее время чаще всего? Она и заронила в вашу голову такие мысли.
Анна Григорьевна наморщила лоб.
– Кажется, я действительно с кем-то общалась. Однако я ничего не помню… Я уже говорила вам…
– Вашу знакомую нам просто необходимо найти, – продолжала Зорина. – Где вы обычно гуляете? Или ваши друзья приходят к вам домой?
Она испуганно дернулась:
– Я никогда никого не привожу домой.
– Тогда вы где-то общаетесь с ними. Где?
Захарова немного подумала.
– Иногда я выхожу гулять в парк возле дома. Но… – она беспомощно развела руками.
Павел поднял трубку.
– Отвезите задержанную домой, – распорядился он.
Когда Анну Григорьевну увели, майор обернулся к друзьям:
– Петя, позвони ее лечащему врачу и поговори с ним. Возможно, придется просить его, чтобы побеседовал с ней с применением своих методов. Опиши ее состояние и поинтересуйся, есть ли вероятность заставить Захарову вспомнить, кто внушил ей мысль об убийстве.
Прохоров наклонил голову.
– Сейчас все сделаю, – он достал мобильный и набрал номер Половцева.
Артем Михайлович сразу отозвался:
– Я вас слушаю.
– Это Прохоров, – сказал Петя. – Я был у вас недавно.
– Можете не представляться, я помню, – ответил врач. – Даже помню, о чем мы говорили. Вы интересовались Захаровой.
– Дело в том, – старший лейтенант немного помедлил, – что нам пришлось арестовать ее по подозрению в двух убийствах.
Доктор чуть не задохнулся от негодования:
– Вы просто сошли с ума.
– Не волнуйтесь, мы уже отпустили ее, – успокоил его Петя. – И в связи с этим мне нужно у вас проконсультироваться. Дело в том, что мы ее арестовали не просто так. Она призналась во всех убийствах и только благодаря нашему эксперту, доказавшему обратное, вышла на свободу. Причем Анна Григорьевна настаивала на своей виновности.
Доктор чуть не задохнулся от негодования:
– Вы просто сошли с ума.
– Не волнуйтесь, мы уже отпустили ее, – успокоил его Петя. – И в связи с этим мне нужно у вас проконсультироваться. Дело в том, что мы ее арестовали не просто так. Она призналась во всех убийствах и только благодаря нашему эксперту, доказавшему обратное, вышла на свободу. Причем Анна Григорьевна настаивала на своей виновности.
– Чертовщина какая-то, – процедил Половцев.
– И тем не менее это так, – бросил Петя. – Поэтому я и хочу побеседовать с вами. Как вы думаете, почему она это сделала?
– То есть взяла на себя чужую вину? – уточнил Артем Михайлович. – Да я понятия не имею, зачем это ей нужно.
– Мог ли кто-нибудь внушить ей подобную мысль? – спросил старший лейтенант.
Доктор подумал:
– Вообще-то мог бы. Сейчас Захарова большую часть времени проводит в своем мире, однако она не опасна, просто кажется странной. Дети следят за ее состоянием, и когда их мать переходит допустимые границы и воображает себя то птицей, то белкой, то рыбой или упорно настаивает на убийствах мужей, они срочно звонят мне, и мы ее забираем. Разумеется, мы лечим ее и гипнозом, и он плодотворно влияет на пациентку. Она довольно внушаема. Думаю, ваша мысль имеет право на существование.
– Она утверждает, что многого не помнит, – вставил Петя.
– Правильно, – согласился врач.
– А нам как раз нужно, чтобы она кое-что вспомнила, – сказал Прохоров. – Как вы поняли, мы считаем: ей кто-то внушил эту мысль. Нам очень важно знать, кто. Разве не странно, что Анна Григорьевна совершенно не помнит, с кем общается?
Артем Михайлович вздохнул:
– Это говорит о том, что ее скоро придется забирать к нам. Видите ли, из-за болезни она часто слышит голоса, много голосов, причем, естественно, не видит никаких лиц. Поэтому образ человека не воспринимается ею в целом, только голос. Правда, могу вас обрадовать. Во время ремиссии, пусть даже кратковременной, ее память начинает нормально работать. Возможно, вам повезет, но придется подождать. А я со своей стороны обещаю вам, что наведаюсь к Захаровой самое позднее послезавтра, если ее дети не позвонят раньше.
– Большое спасибо, – поблагодарил его Петя.
– Это вам спасибо, – усмехнулся врач.
Закончив разговор, старший лейтенант повернулся к коллегам:
– Вы все слышали? Я поставил на громкую связь.
– Паршиво, – отозвался Скворцов. – Ждать ее ремиссии у нас нет времени. В любую минуту может появиться новый труп.
– Если уже не появился, – вставила Зорина.
Все повернулись к ней:
– Что ты сказала?
– Я сказала: если уже не появился, – повторила журналистка. – Неужели вы еще не поняли, зачем преступница подсунула нам несчастную Захарову? Разве она не знала, что мы в конце концов отпустим ее? Нет, ей было важно выиграть время. И я не удивлюсь, если вскоре нам сообщат о новом трупе.
Павел махнул рукой:
– Замолчи, Катерина. Мы еще не разобрались с этими двумя. Зачем нам третий?
– Если бы нас об этом спрашивали, – вздохнула Зорина.
– А что вы думаете по поводу Захаровой? – поинтересовался Прохоров.
– Да что тут думать, все и так ясно, – процедил Киселев. – Наша дамочка гуляла в парке, к ней подсела преступница и начала внушать мысли о черной вдове и убийствах.
– Чтобы подсесть к женщине и начать ей внушать какие-либо мысли, нужно знать, кому и что говорить, – вставила журналистка. – Ребята, настоящая черная вдова прекрасно знала, к кому подсаживается. Нам необходимо выяснить, где она могла получить информацию о Захаровой. Разумеется, это возможно только в психиатрической больнице. Петя, как ни крути, а одним разговором с главврачом ты не отделаешься. Придется туда ехать и беседовать с персоналом. Кто-то снабдил нашу преступницу подробными сведениями об Анне Григорьевне.
– А если она сама когда-то слышала о Скобиной и теперь скопировала ее? – спросил Петя.
Зорина покачала головой:
– Но Скобина не одевалась в черное. Поэтому для того, чтобы ей просто подражать, достаточно было парочки убийств. Нет, наша преступница создала этот образ и, как кукловод, дергала за ниточки Захарову.
– Но Захарова ненормальная, – возразил Костя. – В ее больной голове мог сложиться подобный образ.
– Значит, Пете придется узнавать, когда Анна Григорьевна начала одеваться в черное, – кивнула журналистка. – У меня вырисовывается такая картина. Убийца задумывает свое преступление и начинает подбирать жертв, причем не только для убийства. Каким-то образом он узнает, что в психиатрической больнице лечится подходящая для его замысла женщина. Он начинает собирать о ней информацию, следить и готовить для своего дьявольского спектакля. На его счастье, больную иногда выпускают. На его счастье, Захарова, как и все люди, одержимые этой болезнью, сторонится общества и гуляет в одиночестве. Видимо, наша настоящая черная вдова – женщина неглупая, потому что она наверняка изучила специальную литературу и поняла: Анна Григорьевна слышит голоса. Вот она и становится одним из голосов Захаровой, внушавшим ей нужные мысли.
Петя присвистнул:
– Все равно какая-то чертовщица. Ну скажите на милость, зачем нужен весь цирк с черной вдовой?
– Если это маньяк женского рода, то тоже ненормальный человек, – пояснила журналистка. – Маньяки любят разные переодевания и дорожат атрибутикой. Пять кинжалов как раз в их стиле. А если кто-то косит под маньяка, то, признаюсь, идея оригинальная. Вероятно, вариант просто пырнуть ножом из-за угла или отравить, что более характерно для женщин, нашу преступницу не устраивает. Ей нужны эффекты.
– Думаешь, это Николаева? – поинтересовался Костя.
– Возможно, – пожала плечами женщина.
– Из ваших разговоров я вынес только одно, – встрял Павел. – Нам предстоит много работы. Откуда наша преступница знает о Скобиной? Это дело большой давности. Такое владение информацией говорит о возможном знакомстве ее с подсудимой или о родственных связях, – он посмотрел на часы. – Что-то наш Леонид запаздывает. Он должен был, как птица в клюве, принести нам вести.
– А вот и я, – в двери показалась белобрысая голова Сомова. – Слышу, что уже заждались меня, и, представьте себе, рад этому. Наконец отдел соскучился и по бедному лейтенанту.
– Ладно, не прибедняйся, – осадил его Костя. – Выкладывай, что принес.
– А как насчет напоить-накормить? – обиделся Леонид. – Полдня на ногах. Машину-то мне не даете.
– В твоем возрасте мы сами пешком ходили, – бросил ему Павел. – А чаю нам не жалко. Сам наливай.
Сомов не заставил себя ждать.
– Как наша задержанная? – поинтересовался он, наливая кипяток.
– Она уже не задержанная, – усмехнулся Киселев. – Мы отпустили ее за недостатком улик.
– Уверены на все сто? – спросил Леня.
– На двести, – процедил Киселев. – Ты давай ешь и пей, но о деле не забывай. Итак, что нарыл? Где был?
– Лучше спросите, где не был, – парировал Сомов. – Чтобы собрать нужную информацию, разыскал даже деток этой нашей Захаровой. Подумал: если от нее будет мало толку, может, пригодятся и они.
– И пригодились? – подался вперед Скворцов.
– А это уж вам судить, вы с ней беседовали, – улыбнулся Леонид. – В общем, картина вырисовывается такая. Как сказал ее сын, очень уважаемый человек, декан факультета одного из вузов, мать давно казалась ему странной. Ее странность усилилась, когда она похоронила второго мужа. Причем сын подчеркнул мне: и его отец, и отчим очень любили мать и заботились о ней. Так что ни о каких издевательствах над бедняжкой не было и речи.
– А в чем заключались ее странности? – поинтересовался Костя.
– Во многом. Захарова жаловалась то на неуправляемый поток мыслей, то на их закупорку. Ей стало трудно постичь смысл прочитанного текста, а ведь она была умной и образованной женщиной. В ее высказываниях происходило как бы соскальзывание с одной темы на другую без видимой логической связи. В общем, он ничего не понимал из разговора с родной матерью. Кроме того, у Анны Григорьевны пропал интерес к любимому делу, она стала неряшливой, что раньше за ней не наблюдалось, и стремилась к уединению. Декан позвонил своей сестре, и та повезла мать в клинику. Их приняла усталая докторша, которая равнодушно выслушала больную и ее дочь и прописала какие-то лекарства, а Захарова нуждалась в госпитализации. Ну, вы же сами знаете, какие у нас врачи. Правильный диагноз редко кто поставит сразу. Врач решила: это невроз, а на шизофрению не проверила. Разумеется, лекарства не помогли. Захарова стала заговариваться, ей мерещились какие-то люди, которых на самом деле не было, потом она стала перевоплощаться в животных, и дети вызвали «Скорую». Только в психдиспансере ей поставили правильный диагноз. Кстати, изначально она не одевалась в черное. Ее подлечили и отправили домой, не видя угрозы для окружающих. Сын говорил: жить с ней было просто невозможно, а они люди работающие, кстати, еще и для того, чтобы иметь деньги на ее лечение. Вот они и решили разменять ее квартиру и поселить мать в однокомнатной. Я, конечно, спросил, как они могли бросить одну больную женщину, на что мужчина возразил: ее никто не бросал, можно спросить у соседки, которой они приплачивали для того, чтобы та наблюдала за матерью и каждый день ее навещала. Я отправился к этой соседке. Женщина изменилась в лице, когда услышала, что я из полиции и что приехал по поводу Захаровой, но сразу призналась: дескать, да, господин Захаров попросил за деньги присмотреть за матерью, однако у нее самой двое внуков, дочь растит их одна и часто обращается к ней за помощью, а Анна Григорьевна казалась ей нормальной, ну, с небольшими странностями, посторонних в квартиру не пускала, поэтому она и следила за ней через пень-колоду, однако деньги брала. Иногда соседка собирала ее для гуляния в парке, но, естественно, за ней не приглядывала. Когда я поинтересовался, почему вдруг Захарова стала одеваться в черное, да еще такое старомодное, соседка пожала плечами: