Он со смехом выплеснул остатки вина в раковину, потом отобрал у нас с Мин бокалы и отправил их туда же. После чего скрылся за дверью и вернулся через минуту с бутылкой красного вина в руках. Вино оказалось великолепным, хоть и было чуть холодновато. Все еще посмеиваясь, Роберт принялся раскладывать вилки и ложки на столе, где уже лежали салфетки из разноцветной соломки, между которыми красовались две красные свечи, воткнутые в бутылки, и баночки с горчицей и кетчупом.
— По-моему, все готово. — Мин выключила огонь. — А где дети? Ах да, вот и они… Вильям, иди познакомься с Дианой.
Чего в моей жизни явно недоставало, так это общения с детьми. Собственно говоря, я не имела с ними дела с тех самых пор, как сама закончила школу. Те из моих приятелей, кто успел уже обзавестись детьми, оставляли их на нянек или гувернанток, так что никакого опыта у меня не было. И теперь я заметно нервничала. Вильям оказался долговязым, светловолосым мальчиком, казавшимся старше своих двенадцати лет. Уже сейчас он был очень красив, унаследовав тонкие черты от обоих родителей. Глядя на него, я живо представляла себе, каким был Роберт в молодости. Нисколько не смущаясь, Вильям с вежливой улыбкой пожал мою руку.
Во внешности девятилетней Элинор не было абсолютно никакой привлекательности. Какого цвета ее глаза, было невозможно разобрать, поскольку они прятались за толстыми линзами очков, дужки которых, неприятно розового цвета, вероятно, должны бы казаться как можно более незаметными, но вместо этого, напротив, с какой-то наглой назойливостью лезли вам в глаза. И вдобавок она была жирной. Другого слова и не подберешь — не пухленькой, ни пышечкой, ни даже толстой… даже не крепко сбитой — напротив, тело ее казалось рыхлым, к тому же подпирали его такие же толстые, похожие на трамбовки, ноги, а талии не было вообще.
— Руки мыли? — поинтересовалась Мин, расставляя на столе тарелки.
Дети, сделав вид, что не слышали, уселись за стол и принялись переругиваться, споря, кому первому достанется кувшин с водой.
Дверь скрипнула, и на кухню, стуча когтями, вошла самая большая собака из всех, каких я когда-либо видела. Хотя я никогда не была жестока с животными, но мало что знала о собаках да и не особенно их любила. У этой вдобавок были челюсти, при виде которых любой тигр просто посинел бы от зависти, а косматая шерсть вставала дыбом при каждом вздохе. Она была совершенно черной, как ньюфаундленд. Увидев меня, она замерла на месте как вкопанная и издала хриплое, клокочущее рычание.
— Это Хэм, — успокоила меня Мин. — Не валяй дурака, Хэм, иди сюда. Сидеть! И прекрати немедленно рычать на Дэйзи! Смотри, будешь так вести себя, не понравишься ей!
— Не совсем обычное имя для собаки [8], — со смехом заметила я, желая развеселить детей. — Похоже, ваш песик без ума от ветчины?
Вильям покровительственно засмеялся:
— Хэм — это сокращенно от Хэмлет (Гамлет). И к тому же это девочка.
— Ее уже назвали так, а уже потом она попала к нам, — объяснила Мин. — Возможно, потому, что она черная. Наверняка не знали, что она сука. А мы решили, что если начнем звать ее по-другому, то бедняжка окончательно запутается. Новые хозяева, новое имя. Она просто лапочка.
Мы с Хэмлет разглядывали друг друга. Выдавив из себя самую довольную улыбку, на какую только оказались способны мои дрожащие губы, я погладила Хэм по огромной кудлатой голове. Вместо ответа она шумно плюхнулась на пол возле меня.
Я попыталась было незаметно отпихнуть проклятую псину, но Хэм, вместо того чтобы уйти, устроилась поудобнее и с обожанием уставилась на меня. Вилка Роберта, звякнув, упала на пол. Он нагнулся, чтобы поднять ее.
— Господи, какая вонь. Опять эта собака! Интересно, какой дрянью ты ее кормишь, что от нее так несет?
— Понимаешь, дорогой, я забыла купить ей мясо, — принялась оправдываться Мин. — Поэтому пришлось отдать ей вчерашний картофель. Перемешала его с остатками капусты. По-моему, ей понравилось.
Дети, как по команде, истерически захихикали. Лицо Роберта потемнело. Вильяму было приказано отвести собаку в кладовую и запереть там, а Элинор — немедленно перестать хихикать.
Мы с Мин методично жевали. Увы, мясо оказалось таким жилистым, что я была вынуждена пару раз имитировать приступ кашля, чтобы, прикрыв рот рукой, незаметно выплюнуть жесткий как подошва кусок говядины на пол.
— Возьму-ка я лучше сыру, пожалуй, — вдруг заявил Роберт.
— А сыру нет, дорогой, — смущенно пробормотала Мин. — Прости, хотела купить, но потом совсем вылетело из головы. Зато есть персики.
По лицам остальных было заметно, что персики никого особенно не прельщают.
— Держу пари, про кофе ты тоже забыла, — с оттенком горечи в голосе вздохнул Роберт.
— Представь себе, не забыла, — с мягкой насмешкой в голосе ответила Мин. — Вон там, на шкафу, новая коробка.
Роберт приготовил кофе (быстрорастворимый, само собой), а потом убрал со стола, составив тарелки в раковину. Я вызвалась помыть посуду, но Мин отказалась, сказав, что это может подождать до утра.
— У тебя есть приходящая прислуга? — поинтересовалась я, помешивая ложкой сахар в чашке. — У вас, похоже, такой огромный дом…
— До прошлого года была. Жуткая женщина. Курила мои сигареты, а перерыв на кофе устраивала, едва переступив порог. А болтала столько, что мне было бы легче сделать все самой, чем слушать ее бесконечные разглагольствования. Когда она приходила, я удирала к себе и пыталась писать. Но она являлась туда, стояла в дверях и говорила, говорила…
— Отправлюсь-ка я, пожалуй, в постель. У меня сегодня был чертовски тяжелый день, — вмешался Роберт.
— Бедненький Роберт. Наверняка он расстроился из-за Джеральда, ведь он, как-никак, его лучший друг. Ладно, не обращай внимания, не стоит портить себе настроение. Жаль, что все это случилось именно сейчас, когда ты приехала. Да еще, как на грех, Вивьен — это мать Роберта — сообщила, что завтра явится к чаю. А я-то рассчитывала, что мы с тобой вдосталь наговоримся. Интересно, как она тебе понравится. Ну, а теперь давай выкладывай, как ты жила все эти годы. Только поподробнее! И начинай с того самого утра, когда мы поругались. Ты ведь еще не забыла те танцульки у Софи Джонсон? — захохотала Мин. — Прости, Дэйзи. Ничего не могу с собой поделать — просто не верится, какой же дурой я тогда была! Ну, давай, я слушаю.
И я принялась рассказывать, стараясь ничего не упустить, как я жила с тех пор, как наши дороги разошлись. Когда я выдохлась, Мин с легкой завистью покачала головой.
— О господи! — мечтательно вздохнула она. — Подумать только — Кембридж, Париж, Лондон! И все эти мужчины у твоих ног! Нет, я вовсе не хочу сказать, что мой брак с Робертом оказался несчастливым, но, если честно, не отказалась бы попробовать, каково это — заниматься любовью с кем-то еще. О да! — добавила она, заметив на моем лице удивление. — Думаешь, я забыла, сколько чепухи наговорила тебе еще в те времена? Все это было враньем от начала и до конца. Если хочешь знать, я была девственницей. Я ни с кем не спала до Роберта, даже с Хью. Не знаю, почему — наверное, просто боялась забеременеть. А тебе было плевать. Если бы ты знала, как я восхищалась твоей бесшабашностью, Дэйзи!
— Между прочим, если уж начистоту, так я тоже врала — еще почище тебя! Хью был у меня первым. И… — Я замялась… — …к тому же, если помнишь, я тогда наглоталась таблеток. Так что будь я проклята, если вообще помню, как все было. Можно сказать, меня вообще при этом не было. С таким же успехом можно было спать мертвым сном.
— Ох, Дэйзи! Это очень печально. Подумать только — первая ночь с мужчиной! — Какое-то время Мин молчала, словно решаясь на что-то. — А после этого… ты с ним спала?
— Если честно, то после этой поездки я ни разу больше его не видела.
— Господи, помилуй! А я-то изводила себя ревностью! Помнишь то письмо, которое тебе написала моя мать? Я читала его, и твой ответ тоже. Страшно вспомнить, какое чудовищное, невыразимое удовольствие я тогда получила. Когда-то ведь мне казалось даже, что она любит тебя больше, чем меня. Сколько лет подряд я мучилась завистью, все время слушая, какая ты умная, способная, упорная, как хорошо ты умеешь одеваться, какая ты аккуратная и так далее до бесконечности. Бедная мама, мне до сих пор ее недостает.
— Да, я тоже скучаю по ней, — призналась я. — Ты же помнишь, как я была привязана к ней. Иной раз мне казалось, что я люблю ее куда сильнее, чем свою собственную мать. А она… она не мучилась перед смертью?
— Слава Богу, нет. У нее всегда было слабое сердце. Доктор говорил, что это из-за ангины, которую она перенесла еще в детстве. Одно время поговаривали даже об операции. Но потом… Короче, она умерла во сне, после того как провела вечер с друзьями. Не думаю, что мама успела что-нибудь почувствовать… скорее всего, она даже не поняла, что умирает. Да и потом, мне кажется, мама не боялась смерти. И все равно… мне так жаль. Она ведь так любила жизнь… и потом, она была еще совсем молодой. После похорон Роберт отвез меня в Италию… мы познакомились незадолго до этого и почти сразу же влюбились друг в друга… Знаешь, Роберт в то время стал для меня настоящим подарком судьбы… лучшим лекарством, которое она могла мне послать. Выйдя замуж за Роберта, я почти совсем оправилась. Стала чувствовать себя уверенней, что ли. Мы с ним очень счастливы, — продолжала Мин.
— Когда появился на свет Вильям, тебя я хотела увидеть раньше, чем кого бы то ни было, даже раньше, чем Роберта или самых близких моих друзей. Ты была так мне нужна, что я рыдала, заливаясь слезами. Все считали, что я плачу от счастья, но я ревела потому, что поняла — я потеряла тебя навсегда.
У меня защипало глаза.
— Давай выпьем за лектора, который подхватил грипп. Если бы не это, мы бы, возможно, так и не встретились бы, — пробормотала я, наполнив наши бокалы остатками вина из бутылки.
— Угу… и еще за то, что я опять перепутала расписание и благодаря этому лишних два часа проторчала в Бодлианской библиотеке.
— И за наше будущее.
— И за наше будущее. — Пока мы пили, часы на стене пробили половину двенадцатого. — Ну, думаю, пора в постель. Роберту завтра предстоит принимать экзамены, стало быть, уехать из дома он должен никак не позже половины восьмого.
— Вот твоя комната. — Мин распахнула дверь. — Мне кажется, она тебе понравится, поскольку она в старой части дома, а я помню, как ты с ума сходила по всякой старине. Ванная через две двери, дальше по коридору. Бутылку с горячей водой я положила к тебе в постель как раз перед твоим приездом. Посмотри, может, еще что-то нужно?
Мин озабоченно оглядела комнату.
— Все чудесно. Спасибо.
Мы расцеловались, она двинулась дальше по коридору, а я закрыла дверь. Мои вещи стояли возле кровати, у которой был немного потерянный и какой-то неправдоподобно чистенький и привлекательный вид, словно у школьника на первом утреннике.
Поскольку в комнате было уже довольно холодно, разделась я в мгновение ока. Выпутавшись из брюк, я рысцой помчалась по коридору в ванную. Надо честно сказать, она не обманула моих ожиданий — выложенные плиткой стены цветом напоминали прихваченную морозом капусту, а сама ванна, с кусками отбитой эмали, привела меня в содрогание. Рядом красовался унитаз, от которого исходило зловоние, а между ними на веревочке висел рулон туалетной бумаги, жесткой и скользкой, словно стекло. Мне пришлось довольно долго крутить проржавевшие ручки, чтобы пустить воду. Я уже было отчаялась, как вдруг сильная струя желтовато-бурой воды совершенно неожиданно для меня вырвалась из крана и ударила в ванну, окатив меня с головы до ног. Кое-как умывшись, я вдруг обнаружила, что в ванной нет полотенца. Насколько я могла судить, в моей спальне тоже не было ни одного, а мне, естественно, и в голову не пришло привезти с собой хоть одно. Пришлось оторвать кусок туалетной бумаги и промокнуть лицо им. Потом я почистила зубы, успокаивая себя тем, что ржавая вода — это не смертельно.
Короче говоря, я была несказанно рада снова оказаться в своей спальне. Сбросив халатик, я юркнула под одеяло, больно стукнувшись костяшкой пальца о бутылку с водой. Естественно, к этому времени вода уже была ледяной, так что я выставила ее наружу и храбро сунула ноги под одеяло.
Уже засыпая, я вдруг услышала настойчивый стук. Сев в постели, я протерла глаза и прислушалась. Стучали явно не в дверь. В конце концов пришлось зажечь свет. Толстая, серая от паутины труба тянулась вдоль стены до самого пола прямо рядом с моей кроватью и исчезала в полу в том месте, где часть паркета была грубо вырезана в форме кружка. Пока я разглядывала трубу, гадая, что бы это могло значить, стук повторился. С каждой минутой все усиливаясь, он поднялся до оглушительного крещендо, и я с трепетом в сердце заметила, как труба яростно содрогается. Сообразив наконец, в чем дело, я потушила свет. Во всех старых домах проблемы с канализацией и водопроводом. Попробуйте интереса ради заночевать в особняке эпохи короля Иакова! Готова поспорить на что угодно, что мало вам не покажется. Стук между тем прекратился. Наконец я немного согрелась. Веки мои отяжелели, и я снова начала засыпать. Не тут-то было! Стук возобновился. «Интересно, может, молоток лежит тут не просто так, а в качестве своеобразного снотворного для гостей?» — злобно подумала я, ворочаясь с боку на бок. Похоже, отключиться в этом доме можно, только стукнув себя по голове! И тут в дверь принялись царапаться. Под неумолчный стук я сползла с постели и распахнула дверь. На пороге сидела Хэм.
— О господи, вот еще наказание на мою голову! — тоскливо вздохнула я. — Ладно уж, пошли.
Я снова укуталась в одеяло и простыни, за эти несколько минут остывшие так, словно их держали в холодильнике. Хэм обрушилась на пол у моей кровати и удовлетворенно вздохнула. Какое-то время она лежала спокойно, потом принялась томительно долго вылизывать себя, что-то искать в густой шерсти, после чего, судя по лязганью челюстей, решила сделать себе педикюр. Но наконец сон сморил нас обеих. Комнату наполнило сонное причмокивание и бормотание, перемежаемое вздохами и повизгиванием, и так продолжалось до самого утра.
Глава 8
Я проснулась вся в поту. Мне снился страшный сон — меня вываляли в липкой смоле, для того чтобы использовать в качестве «живого» факела. Открыв глаза, как от толчка, я почувствовала, что мне невыносимо жарко. Возле меня на постели вытянулась Хэм, дыша мне в лицо запахом тухлой капусты.
Я храбро влезла в ванну, дно которой походило на колотый сахар, решив смыть с себя дорожную грязь, но вместо этого покрылась желтоватым налетом ржавчины, что не сделало меня чище. Предусмотрительно порывшись в ящиках комода, я отыскала маленькое полотенце. Вытершись им, вернее размазав по себе грязь, я облачилась в твидовый костюм, который очень любила, с белой водолазкой из кашемирового джерси и спустилась на кухню. Мин была там — сражалась с плитой, на которой отчаянно дымила и плевалась маслом сковородка.
— Хорошо спала? — спросила Мин. — Забыла тебя предупредить, что, если батарея не даст тебе спать, нужно только посильнее стукнуть по ней молотком, и она перестанет рычать. Туда иной раз попадает пузырек воздуха, и кажется, что кто-то стучит в дверь.
— А я-то гадала, для чего там эта штука. Молоток, я имею в виду. Не переживай, к шуму я привыкла. Если честно, меня куда больше раздражает необходимость делить постель с Хэм.
Мин рассмеялась. Потом, выудив со сковородки то, что некогда было яйцом, с торжественным видом положила его на мою тарелку.
— Прости, мне очень жаль, что так получилось. Но если я запру ее на кухне, она примется жевать ножки стульев, потом царапать когтями дверь и истошно выть. Обычно Хэм пытается забраться в постель к нам с Робертом, но муж просто звереет всякий раз, когда видит ее в спальне. Тогда он стал оставлять ей косточку в той комнате, куда поместили тебя, вот она и привыкла к этому. Держу пари, что коврик, на котором она обычно спит, весь пропах ее шерстью.
Все сразу стало ясно. С внутренним содроганием я съела свой кусок яичницы с тостом, запив его горьковатым на вкус растворимым кофе, на поверхности которого что-то плавало. Более мерзкого на вкус завтрака я не помню.
— Надо пойти купить торт к чаю, — объявила Мин. — Конечно, следовало сделать это вчера, но я забыла. А поскольку Вивьен вечно твердит, что, дескать, сидит на диете, то, бывая в гостях, она, естественно, лопает в три горла. Да и дети будут рады, они обожают сладкое. Ах да, еще нужны овощи — на завтра у меня запланирована говядина, так что приготовлю их на гарнир. Пойдешь со мной?
Я сказала, что с радостью, и отправилась в кладовку за своим пальто, которое незаметно повесила там вчера вечером. Еще тогда я страшно удивилась, обнаружив там невероятное количество стенных шкафов для верхней одежды, причем все они были пусты. Мне показалось это очень странным, учитывая, как там было тепло и сухо, — скорее всего, кладовка примыкала к бойлерной. Поскольку Мин, готовя завтрак на кухне, не позаботилась включить обогреватель, я посидела в кладовке несколько минут, пока мои замерзшие руки и нос не приняли нормальный вид.
— Пошли, — скомандовала Мин, когда я вернулась. — Куда ты пропала? Я уже голову сломала — решила, что ты заблудилась.
На ней была огромная куртка защитного цвета, что было весьма разумно с ее стороны, учитывая погоду, и ярко-красная шерстяная шапочка с помпоном. Наверное, брови мои непроизвольно поползли вверх, когда я увидела ее в этаком наряде, потому что Мин вдруг заухмылялась, лихим движением надвинула шапочку низко на уши, и вид у нее стал совсем дурацкий.
— Все в порядке, Дэйзи, крошка моя. Не надо так удивляться. Кстати, тебе придется подтолкнуть «лендровер», чтобы я смогла завестись. Не пугайся — там небольшая горка, и толкать придется вниз, так что твоему элегантному виду ничто не угрожает.
Мин забралась в кабину, а я принялась толкать машину сзади. Через пару минут таких упражнений я уже пыхтела как паровоз, а руки мои немилосердно ныли. Вдруг «лендровер» неожиданно легко скользнул вперед.
И вот я медленно бреду вниз вдоль широкой колеи, оставленной колесами «лендровера», молча восхищаясь первозданной красотой окрестных мест. Холмы и леса, почти занесенные выпавшим за ночь снегом, сверкали в лучах солнца. Мне удалось догнать Мин только уже за загоном для скота. «Лендровер», рыча и отфыркиваясь, словно исполинский бык, которого только что вывели из стойла, выглядел устрашающе. Водила Мин точно так же, как и жила, — не обращая ни малейшего внимания на правила, к которым сама я относилась весьма уважительно, хоть и не считала это таким уж достоинством.