Оторвавшись от раздумий, Шура вдруг ощутил, что ему уютно сидеть за спиной Зага и не высовываться. Сильные порывы воздуха бросали в лицо пыль и сухую траву. Ветер постепенно усиливался и даже стал тормозить движение мотоцикла.
Заг что-то сказал, но сквозь свист ветра Шура ничего не услышал.
– Чего? - заорал он в ухо рулевому.
– Надо… вки… ве… чень… ный, - до Шуры долетали лишь обрывки слов.
Наконец рулевой свернул на обочину.
– Ветер очень сильный!
– Давай переждем!
Заг подогнал "Планету" к лесополосе. Вдвоем с Шурой они затолкали мотоцикл между деревьев.
Солнце еще сияло ярко, на небе не видно ни тучки, а ветер словно обезумел. Его будто укусил бешеный пес. Деревья стонали и гнулись под яростным натиском. Стволы акаций жалобно скрипели, на землю сыпались мелкие ветки и листья, их тут же подхватывал воздушный поток.
Деревья так угрожающе покачивались, что ни у найта, ни у рулевого не возникало мысли об отдыхе. А когда буквально рядом с коляской рухнул толстый ствол, обнажая вывороченные корни, Заг молча подхватил руль, Шура уперся в седло и они быстро вытолкали мотоцикл на открытое место. Подальше от опасных деревьев.
Им тут же пришлось крепко вцепиться в "Планету", ветер так и норовил пригнуть к земле, сбить с ног. Ревущий воздушный поток сбивал дыхание, обжигал лицо, кидаясь вырванной травой и сломанными ветками.
Шура и Заг прижались к мотоциклу, ожидая, когда закончится это безумие. "Планета" дергалась и все старалась двинуться с места, хоть мотор и был заглушен.
Что-то мелькнуло, на миг заслонив солнце. Шура повернул голову. Мимо, время от времени взмывая на высоту трех человек, пронеслась деревянная кровля крестьянского дома. А когда Шура поднял голову от седла, то глаза его расширились от жути.
– О, милостивое Солнце… О предки-байкеры… - прошептал он.
Прямо на них стремительно надвигался огромный великан. Похожий на жестяную воронку, с помощью которой Заг заливает бензин в бак, только в тысячи и тысячи раз больше. Колосс поднимался к самому небу, и это с ним несся этот ужасный ветер, обгоняя своего повелителя.
Под его поступью дрожала земля.
Шуре казалось, что великан движется прямо на них.
– Останови его коп, - шептал Заг.
Шура молился предкам-байкерам и благодатному Солнцу.
Великан не стал идти к мотоциклу. Видно, его не интересовала такая мелочь. Он свернул в сторону и промчался в нескольких километрах от Шуры, Зага и "Планеты".
И все же его могучее дыхание зацепило приникший мотоцикл с двумя судорожно вцепившимися в него людьми.
Двигатель никто не заводил, но безмолвная "Планета" тут же рванулась с места и помчалась в сторону от ревущего чудища.
Когда мотоцикл дернулся, Шура тщетно тормозил ногами, потом разжал руки. Его кубарем понесло по полю, и он не видел, как Заг пытается запрыгнуть в седло обезумевшего мотоцикла. "Планета" же совсем ошалела, перестала признавать своего повелителя. Машину перевернуло и она, делая огромные прыжки, унеслась прочь. Заг отпустил руль за секунду до этого…
Шура пришел в себя от въедливого звона. Так звучать могла лишь тишина. Он поднял голову, стряхивая с волос траву и ветки. Болели ребра, больное плечо вообще горело так, что казалось, поверни руку - и дым пойдет из него. Найт сел, отряхнулся. Тишина продолжала давить на уши, а тело, казалось, вот-вот лопнет.
От страха, что его разорвет на куски, Шура даже обхватил себя руками, не обращая внимания на горящее плечо. Потом он немного успокоился, вернее понял, почему так распирает тело. Воздушный поток больше не давил с такой неимоверной силой.
Вдалеке виднелась изуродованная посадка с редкими уцелевшими акациями. Где же Заг? А "Планета"? Нужно было подниматься.
Под курткой наверняка было множество синяков. Но переломов, похоже, нет. Лишь в тех местах, где разодрало кожу куртки и штанов, оголяя тело, там кровоточили царапины. И еще открылась рана на бедре, задетом во время схватки в тумане.
Рулевого Шура обнаружил на захламленном поле только тогда, когда Заг поднялся на корточки.
– Где "Планета"? - были первые слова рулевого.
– Ты цел?
– Цел.
– Не знаю я, куда наша старушка умчалась, - Шура помог Загу подняться.
Они медленно заковыляли в ту сторону, куда дыхание злобного великана унесло "Планету". Через пару сотен метров Шура нашел Большое Жало. Целое. Перевесив древко через левое, здоровое плечо, он двинулся дальше.
Уже начинало темнеть, когда раздался знакомый лай. Со стороны лесополосы, припадая на переднюю лапу, ковылял Рыжий.
– А ты где переждал эту напасть? - спросил Шура, обнимая пса и теребя жесткую шерсть на загривке.
На спине Рыжего алела большая царапина. Пес оживленно лаял и приглашал следовать за собой. Шура понимал своего приятеля с полугавка, потому они с Загом побрели за четвероногим товарищем в сторону лесополосы.
Если бы не Рыжий, они бы прошли мимо этого завала из стволов, веток и листьев. Лишь внимательно присмотревшись, под грудой древесного хлама можно было рассмотреть голубой цвет.
Благо, дров теперь было в избытке, потому в лесополосе развели огромный костер, чтобы разогнать сгущающиеся сумерки. Им еще повезло, что у рулевого в кармане куртке уцелели спички. При свете пламени Шура и Заг принялись освобождать "Планету" из древесного плена.
– Повезло нам, что занесло в лесополосу, - отодвигая в сторону колючий ствол, рассуждал Шура. - Если бы понесло полем, то хрен бы мы ее нашли. У тебя есть деньги на новый мотоцикл?
Заг не отвечал на шутки. Он хотел лишь поскорее добраться до своего сокровища, до драгоценной "Планеты". Рулевой пыхтел, поднимая стволы, царапал руки колючками и постоянно поминал копов. Шура заскочил прямо на завал и ногами расталкивал обломки стволов, пока не показалось колесо коляски.
Мотоцикл лежал на боку. Его поставили на колеса, и Заг с волнением принялся осматривать повреждения.
Ударами стволов сплющило бак, сорвало с него крышку, весь бензин вытек. Два колеса оказались пробитыми, об землю погнуло рычаг сцепления. Сломано крепление для копья. Седло потеряло козью шкуру и на его оголенной коже зияли неровные прорехи.
У Зага шлем оставался на голове, а вот Шура потерял свой испытанный синий "череп".
Каким-то чудом в этом светопреставлении уцелела фара.
К счастью, накануне Шура плотно запахнул и затянул ремнем полог коляски, будто чуял, что будет такая напасть. Содержимое коляски хоть и перемешалось, все ж осталось внутри. Шура бережно вытащил магнитофон, завернутый в шатер, в свете пламени внимательно осмотрел свое сокровище. С виду цел, слава предкам-байкерам. Он нажал кнопку и гнетущую тишину нарушили звуки песни.
– повторил он за древним певцом.
Заг не слушал, рулевой разговаривал с раненной "Планетой".
– Ну и силища с нами играла! Это ж надо так швырнуть нашу старушку. Мотоцикл летел, будто дракон. Слава предкам, мы целы остались. Ну и силища. Мне бы такую, - рассуждал Шура. - Тогда бы нам был до копов и песий сын Каннинг, и Красного Волка раздавили бы, словно букашку. Загги, а правда, что допинг дает человеку подобную силу?
Рулевой промычал что-то бессвязное, наверное означавшее, что его сейчас лучше не трогать.
Всю ночь Шура поддерживал большой костер, а Заг возился с пострадавшей "Планетой". Словно умелый лекарь над дорогим сердцу больным, рулевой колдовал над израненным мотоциклом. Аккуратно разглаживал и кусками каучука заклеивал пробитые скаты; осторожно, стараясь не сломать окончательно, выравнивал ручку сцепления; липкой лентой стягивал изодранную кожу седла.
Шура одной рукой бросал ветки в огонь, а другой мягко теребил загривок дремлющего Рыжего.
Глядя на верного пса, Шура вспомнил то время, когда изгоем бродил по дорогам, с потаенной злобой наблюдая за проносящимися мимо найтами. Беглый солдат, бывший разбойник, он не смел показаться вблизи больших городов, стараясь не попасться на глаза солдатам. Разбойничья гордость вначале не позволяла просить милостыню. Но, когда не было возможности получить еду с помощью меча, а живот прирастал к хребту, приходилось протягивать руку, сидя на обочине. И терпеливо ждать в надежде, что идущий на ярмарку крестьянин, ведущий караван купец или спешащий по своим делам ремесленник бросят жалкий медяк не менее жалкому бродяге, дабы дорога была удачной.
В те невеселые времена Шура и повстречал Рыжего…
…Узкую дорожку, пролегающую среди кустов терна по краю оврага, преградил большой черный пес. Какую-то секунду он смотрел на оборванного человека, потом верхняя губа поползла вверх, обнажая клыки, и по рычащей команде на пришельца со всех сторон набросились собаки. Большие и маленькие, рыжие, серые и черные, они появились со всех сторон. Псы остервенело пытались ухватить Шуру зубами и повалить на землю.
Желали они полакомиться человечьим мясом или просто хотели наказать чужака, забредшего в их владения? В любом случае добыча оказалась не про них. И девять подрагивающих тел остались лежать у оврага. А Шура, воткнув окровавленный клинок в землю, перевязывал кусками лохмотьев правое бедро и предплечье левой руки.
При этом он не слишком беспокоился по поводу самих ран. Они были не такими уж страшными, как опасность заразиться болезнью, от которой на губах выступает пена. От нее человек превращается в безумного зверя. А денег на лекаря у него нет. Вернее, у него денег нет вообще…
Он уже встал и собрался идти дальше, когда услышал в кустах жалобное поскуливание. Царапая руки, он раздвинул колючие ветви.
В сумраке тернового куста он разглядел около норы лопоухий рыжий комочек. Рука тут же потянулась к рукояти на колене. А щенок подошел и доверчиво уселся у Шуриных ног, смешная мордочка задралась вверх, глаза-бусинки уставились на человека. И наполовину вытащенный меч остался в ножнах. На Шуру вдруг накатило давно позабытое чувство сострадания. "Ведь этот рыжик теперь как я. Сирота. Пропадет ведь".
А еще Шура ощутил свое одиночество. Ни дома, ни родных, ни друзей.
Родители щенка предпочитали опасную, но свободную жизнь. Они не желали трудиться на хозяина, не ждали, пока их запрягут, не мирились с цепью за миску верной каши или обглоданную кость. Они предпочитали надеяться на удачу на охоте, нежели работать на людей. А что теперь оставалось этому неуклюжему малышу?
Он забрал рыжего с собой. Сначала носил в драной котомке или на руках, делился с малышом скудной пищей. С каждым днем все чаще ставил щенка на землю и тот изо всех сил ковылял следом.
Несмотря на убогую поживу, через десять месяцев Рыжий вымахал в большого пса и уже сам мог о себе позаботиться. Но продолжал топтать дорожную пыль вместе с Шурой.
А тот воровал, грабил, просил милостыню. Он уже настолько втянулся в такую жизнь, что добыча пропитания стала для него главным в жизни. А Цель стала отступать, теряясь в лабиринте пыльных дорог.
Иногда Красный Волк появлялся перед его газами и манил, звал за собой. Но Шура не мог разглядеть пути, даже глядя на бронзовое солнце, которое всегда носил с собой. Как ему разыскать и сразить убийцу матери, если он - жалкий бродяга, а враг - могучий найт? И он бесцельно бродил по землям Плойны, сопровождаемый верным товарищем. Два бродячих пса - один в рыжей шкуре и с острыми клыками, второй - в драных лохмотьях, под которыми прятался острый клинок…
6
Утром измятый бак поглотил последнюю канистру бензина. Крышка стала жертвой урагана, потому Загу пришлось заткнуть горловину круглым куском дерева, кой-как прикрепив его липкой лентой.
Еще пришлось прочистить и прокалить на огне засоренную свечу, чтобы "Планета" завелась.
– Сцепление плохо работает, - сказал Заг.
– А еще крыла нет, рукоять газа держится на честном слове. Наша старушка напоминает бродячего калеку. Я так понимаю, предстоит хорошо потратиться в Храме. Денег надо раздобыть.
– Надо, - буркнул Заг. - Ты у нас найт. Думай.
– Денег-то еще осталось немного. А вот позавтракать нечем. Ехать сможем?
– Сможем.
– А биться?
– Лучше бы сначала побывать в Храме.
– Ясно. Время рассудит, хуже не будет. - Для Шуры строчка из песни стала жизненным правилом. - Погнали.
7
Пока его собратья мирно щипали траву, сторожевой время от времени привставал на задних лапах и разводил ушами. Его задача - первым увидеть врага и предупредить остальных.
А врагов много. В безоблачной синеве может бесшумно скользнуть зловещая тень, камнем упадет ястреб, вонзая острые когти в твою мягкую шкуру. Из-за кустов рыжей молнией может метнуться лиса, унося в страшных зубах безвольное тельце собрата. Или стая собак набежит. Эти хуже всего, даже в норе силятся достать.
В этот раз враг появился необычный.
Сигнальный топот задних лап сторожевого потонул во внезапно раздавшемся реве, что донесся от деревьев лесополосы. Оттуда вырвалось громадное одноглазое чудище, приближающееся очень быстро. Все бросились врассыпную, стараясь как можно скорее достичь спасительной дыры в земле. Но страшное чудище двигалось уж слишком стремительно. Вот оно уже настигло замешкавшихся собратьев, выбросило длинный коготь. Мгновенье - и серое тельце затрепетало в воздухе, насаженное на жало.
Охота на кроликов была для Шуры и развлечением, и тренировкой. К тому же тушеное мясо серых зверьков служило хорошим подспорьем к скудному рациону последних дней. Деньги на харчи не тратили, ведь скоро они доберутся до Храма, а там небогатый запас золотых эджей и серебряных бримонов полностью пойдет на ремонт мотоцикла.
Так что кроличий луг вовремя подвернулся на пути. Шура с Загом тихонько подкатили заглушенный мотоцикл к самому краю лесополосы, чтобы не насторожить чутких зверьков. Потом заняли места в седле - и заведенная "Планета" резко вырвалась на кроличью лужайку. Серые шкурки тут же засуетились и со всех лап бросились бежать к норам. Но Заг умеет с места развивать большую скорость. А копье в руках Шуры становится быстрым и ловким. И когда мотоцикл догоняет бегущих зверьков, закаленное острие Большого Жала без особого труда настигает их бока и спины. Тут главное ударить не сильно, иначе наконечник буквально разрывает тушку, и она становится малопригодной к употреблению в пищу.
За один заезд, пока кролики не попрячутся под землю, можно добыть несколько тушек. В этот раз охота оказалась удачной, три тельца остались на поверхности, так и не успев спрятаться под спасительную землю.
Теперь не придется спать голодными. Большое Жало хорошо потрудилось, да и Шура подразмялся. Подбирая кроличьи тушки, он вспомнил Учителя и свои первые тренировки с долгомерным копьем.
Тогда он должен был по нескольку часов кряду держать в руке длинную палку, на конец которой Вайс подвешивал камень. Сначала небольшой камешек, с каждым днем груз все увеличивался. Рука немела и дрожала, пот заливал перекошенное лицо солеными ручьями. Нужно было тренировать руки…
Вайс…Последние недели Шура бродил неподалеку от Великой Пустоши. Питался вялой репой и сырой сморщенной кукурузой, которые воровал на скудных огородах у тех, кто рискнул поселиться так близко к Соленой Пустыне.
Последний нормальный ужин у него был три дня назад. Тогда молодой, игривый, но тощий спутник Шуры решил, что жизнь впроголодь не есть хорошо. Его не было целый день, а под вечер он догнал волочившегося по дороге Шуру. Рыжий припадал на заднюю лапу, а в его пасти болталась курица.
И вот наспех обжаренная на костре и разделенная пополам небольшая тушка была единственным воспоминанием о пище за последние три дня. Не считая терпких ягод терна, которые, казалось, лишь добавляют аппетита. Рыжий благоразумно отказывался от такой еды, а Шура набирал полные ладони синих ягодок, жуя на ходу. Изо рта капала слюна, как и у Рыжего. Время от времени Шура брал пса на руки и нес его, чтобы тот не нагружал ушибленную хозяином курицы лапу.
Сейчас они брели по засоленной почве. Шура надеялся срезать дорогу и выйти к началу малого тракта на Маджинленд. А потом держать путь к Большой реке. Там и живности у крестьян побольше, и огороды побогаче.
А здесь редкие кустики жухлой травы неуверенно пробивались из рыхлой почвы солончака. Местами поблескивали лужи. У Шуры пальцы вырывались на свободу из ветхих стоптанных ботинок, отчего в трещинки на грубой коже въедалась жгучая соль.
Уже вечерело, когда вдали замаячила одинокая хибара. Подходя к жилищу, Шура и Рыжий миновали загон, в котором топтался десяток тощих овец. Неподалеку на привязи торчали две козы.
– Зайдем, попросим воды. И поесть. Если не дадут - сами возьмем, - сказал Шура своему спутнику.
Пес ничего не ответил, но было ясно, что он не возражает.
На пороге возле распахнутой двери хижины сухонький старичок строгал дощечку. Он был так увлечен своим занятием, что даже не поднял головы при виде пришельца с вымахавшим щенком.
– Дед, принеси мне воды.
Шуре показалось, что он прошептал эти слова себе под нос, поскольку старик даже не шелохнулся и увлеченно продолжал водить ножом по дереву.
– Воды принеси!!!
"Шк-шк-шик! Шк-шк-шик!", - нагло ответил ему нож. А старик провел по дощечке ладонью, пробуя, насколько гладко он обстругал ее край.