Ее зубы словно клещи обхватили его ключицу, и она резко потянула его на себя.
И в тот же миг расцепила руки, усилив нажим тяжестью собственного тела.
Раздался звук, который издает отламываемый от дерева сук, после чего мужчина рухнул на пол, отчаянно вопя и цепляясь бледными, покрывшимися обильно вытекающей кровью руками за переломленные половинки кости, словно желая соединить их воедино.
Вторая Похищенная подняла взгляд и увидела стоявших рядом с ней Землеедку и Кролика. Все остальные были заняты женщиной.
Все, за исключением Первого Похищенного, который как раз поворачивал за угол комнаты, направляясь в сторону лестницы. Сжимая в одной руке топор, а в другой молоток-гвоздодер, он шел за ребенком.
Землеедка и Кролик в молчаливом ожидании смотрели на нее, причем последний радостно щерился.
Вторая Похищенная услышала, как завопила жена того мужчины.
– Мой, – сказала она и склонилась над его телом.
* * *Лежа на полу, Дэвид увидел над собой ее как бы перевернутую фигуру; потом увидел Эми, свою жену, свою спутницу, плоть которой он знал настолько хорошо, что по праву считал ее почти своей собственнойплотью (хотя его настоящая, собственная плоть в данный момент вопила от дикой боли, горела и лихорадочно вздрагивала от каждого нового удара сердца, и ему приходилось стараться изо всех сил, чтобы только не лишиться сознания и наконец вырваться из всего этого кошмара); ту самую Эми, которую трое грязных, одетых в какие-то лохмотья мальчишек и косматая девчонка в странной, потрескавшейся, бледно-желтой (но это же невозможно!) коже волочили сейчас на кухню. Эми, которая вопила и сражалась, покуда какая-то женщина (их мать? член семьи? О нет!),шла следом за ними, указывая концом охотничьего ножа в сторону кухонной мойки. И дети покорно волочили Эми туда, куда она им указывала.
Он видел все это и в данный миг мысленно пытался прорваться в сознание Эми, добраться до него, чтобы передать ей частицу своей собственной силы и надежды, хотя и у него самого их почти не осталось – все было выпито, иссушено этой ошеломляющей болью. И все же он хотел каким-то образом дотянуться до нее, защитить, вооружить мощью своей неизбывной, бездонной любви. Он мысленно протягивал к ней свои руки, но ее там уже не было; теперь она пребывала в полном одиночестве, отсеченная от него некоей ужасной, черной стеной страха.
И за какое-то мгновение до того, как взор Дэвида ослепила яркая вспышка новой боли, он испытал жуткое одиночество, подобного которому еще никогда не знал на протяжении всей своей жизни.
* * *Эми словно оказалась внутри компьютера, и перед ее глазами проносилась дикая пляска кошмарных образов. Она была внутри этого самого мгновения и одновременно каким-то образом позади него, как если бы видела расколотый экран монитора, лихорадочно скользя взглядом между старым и новым текстами.
При этом все, что бы она ни видела, являлось порождением жуткого безумия.
Вот девушка тянется к Дэвиду, словно желает обнять его; вот в ее взоре появляется что-то новое, очень хитрое, и вот в комнате уже
появляются новые люди. Она видит, как они входят в дверь, видит этих детей, эту женщину в клетчатой рубахе, мужчину с топором в руке, детей с ножами, тесаками и молотками, а у одной, самой маленькой девочки, в руке было зажато и вовсе нечто, похожее на садовый совок. И вот —
все они набросились, насели на нее; два мальчика-близнеца уцепились за ее правую руку, еще один мальчик и девочка – за левую, я теперь волочат ее к кухонной мойке. И какие же сильные они оказались; она изо всех сил сопротивлялась им, однако они продолжали тянуть ее туда, к раковине, удаляя от Дэвида, который лежал, обливаясь кровью, на ковре рядом со своим письменным столом,
а та самая девушка кусала его, вырывая из его тела куски плоти, – Эми видела и слышала, как она переломила его ключицу и та, окровавленная, прорвав кожу, выступила наружу.
Они уволакивали ее от Дэвида, делали все, чтобы он не смог больше видеть ее. Значит, и ей не суждено больше увидеть все то, что они вытворяют с ним. А кроме того —
Мелисса! Где Мелисса? Где Клэр, Люк и Мелисса... и тот мужчина с топором?!
Женщина была покрыта шрамами, страшными шрамами, и к тому же казалась гораздо выше любой другой женщины, которых Эми когда-либо доводилось встречать. Она оказалась первым существом женского пола, которое
надвигалось на нее с ножом в руке, тогда как сама Эми чувствовала, как ей в спину уперся острый край кухонной раковины. Одежда ее была распахнута, и она стояла перед ними, полностью обнаженная, если не считать тонких полосок лифчика и трусиков. Затем в руке женщины появились ремни, кожаные ремни, и она с угрюмым, почти торжественным выражением лица принялась обматывать ими запястья Эми, крепко обвязывать, так, что они глубоко, болезненно впивались ей в кожу. Потом дети отпустили ее, тогда как женщина резко развернула пленницу, отчего край мойки врезался ей уже в живот, и принялась привязывать концы ремней – сначала правый, потом левый – к выступавшим над раковиной кранам с горячей и холодной водой.
Дети же тем временем резко отдернули ноги Эми назад, так что край мойки впился в нее уже где-то под грудями, в результате чего все ее тело теперь опиралось лишь на упирающиеся в край мойки ребра и привязанные к кранам руки. Нот же пола не касались – дети раздвинули их и привязали к ножкам стоявшего позади нее кухонного стола.
Сама же она кричала, вопила, извивалась, дергала ремни и неожиданно почувствовала, как ей в рот засовывают кляп, поверх которого наматывают широкую изоляционную ленту, накрепко стянувшую губы – после этого Эми окончательно лишилась возможности кричать и могла лишь едва дышать.
Затем она неожиданно услышала доносящиеся откуда-то сверху гулкие звуки ударов и, сразу поняв, куда именно удалился тот мужчина с топором, заплакала. Мелисса. Ее младенец. Клэр. Ее подруга Клэр —
вот она обнимает ее, Эми, рыдающую по Дэнни, ее первому настоящему возлюбленному, и обе они сидят в их студенческом общежитии; обнимает мягко, но в то же время крепко, тогда как сама она заливается слезами и чувствует, что сердце ее вот-вот разорвется...
И Дэвид. О Бог мой, Дэвид.
Не плачь, —мысленно сказала она себе. – Ведь так ты просто задохнешься. Умрешь.
Она по-прежнему различала его болезненные стоны, потом услышала донесшийся сверху очередной глухой удар и звук падения чего-то тяжелого.
На девочке была какая-то странная кожа, она заметила это уже некоторое время назад, но
лишь сейчас поняла, какая именно это была кожа. Чья.
Человеческая.
Увидела желтые, потрескавшиеся груди с чуть более темными сосками. Девочка же тем временем улыбнулась ей своими грязными желтыми зубами и поставила в раковину ее новую алюминиевую кастрюлю, которую Эми купила специально для варки омаров. Поставила, а потом еще и подровняла.
Чтобы та оказалась как раз под ее горлом.
* * *Даже накрепко заперев за собой дверь, Клэр прекрасно понимала, что долго эта преграда не простоит. До нее доносились вопли Дэвида, повторяемые Эми слова «нет, нет», а потом и ее рыдания.
Мелисса плакала.
И тем самым указывала им путь прямо к комнате, в которой все они находились.
Люк, с лица которого сошли все краски, стоял в полной неподвижности и молча смотрел на мать. Видимо, вчитывался в ее страх. Что происходит? Что нам делать?
–Подержи Мелиссу, – сказала Клэр и передала младенца ему на руки. Ребенок на какое-то мгновение затих, но затем заплакал снова.
Она старалась заставить себя не обращать внимания на доносившиеся снизу крики.
Старалась не слышать Эми, не думать о ней.
Затем подошла к окну, распахнула его и глянула вниз. Прямо под ними располагался штабель строевого леса фута три в высоту и четыре в ширину. От кромки окна верхние бревна отделяло как минимум десять футов. А то и все двенадцать.
Никакой иной мысли, кроме как о том, чтобы попытаться бежать, ей в голову так и не пришло.
– Мама...
Она поднесла палец к губам.
И прислушалась. На лестнице кто-то стоял. Определенно стоял – выжидая.
– Люк, – прошептала Клэр. – Те люди, что пробрались в дом – они хотят погубить нас и Мелиссу тоже. Нам надо выбраться через это окно. И где-нибудь спрятаться.
Глянув на окно, мальчик вдруг заплакал, хотя и пытался что было сил сдерживать подступавшие к горлу рыдания. Пожалуй, именно его плач оставался сейчас единственно реальным из всего того, что существовало в окружавшем их мире.
– Мама, я...
– Я знаю, что тебе страшно. И ничего постыдного в этом нет. Но нам нельзя падать духом, а кроме того не забывай, что я помогу тебе. Не волнуйся. Положи Мелиссу на кровать и забирайся вот сюда.
Она снова услышала звук шагов, который доносился с верхней части лестницы.
Теперь его источник находился к ним гораздо ближе, чем раньше.
Люк сделал именно так, как ему было сказано. Он так аккуратно уложил ребенка, что Клэр вдруг почувствовала приступ острой, почти болезненной любви к сыну.
– Так, а теперь садись на подоконник, свесь ноги вниз и держи меня за руки.
По щекам мальчика ручьями текли слезы, однако он полностью доверял матери, выполнил все ее указания, после чего она обхватила его запястья и, перегнувшись через край подоконника стала медленно опускать его вниз.
– Мам!.. – В голосе мальчика отчетливо зазвучала паника.
Со стороны холла снова послышались шаги.
– Я буду держать тебя до тех пор, пока ты полностью не свесишься вниз, ты меня понял? А потом отпущу. Но ты не бойся, тут невысоко – у тебя под ногами большая груда досок, так что в крайнем случае ты упадешь прямо на нее. Все получится как надо. Когда будешь лететь, не забудь немного согнуть ноги в коленях, понял?
Люк кивнул. Его запястья были холодными и скользкими от пота.
Клэр перегнулась через край подоконника, так что ее ноги даже оторвались от пола, и, удерживая сына лишь тяжестью собственного тела, осторожно заглянула вниз, дожидаясь того момента, когда его ноги перестанут раскачиваться.
Сможет ли она сделать это? А он сможет? Хватит ли ей мужества отпустить его?Для мальчика, причем отнюдь не атлетического телосложения, десять футов были все же чертовски большой высотой.
Мысленно она представила себе, как он со сломанной шеей лежит на куче досок и бревен...
На какое-то мгновение ее охватило отчаянное желание втащить Люка обратно в комнату, через это же самое окно вернуть к себе, а потом прижать крепко-крепко и сидеть так до тех пор, пока все это не кончится, пока они не останутся совсем одни, и ни ночь, ни даже Стивен не смогут причинить им ни малейшего вреда.
Мелисса не издавала ни звука.
Снизу же продолжали доноситься отчаянные вопли Эми. Кто-то снова попытался высадить дверь. Ты должна сделать это, —сказала она себе.
– Люк, подогни ноги, – проговорила Клэр, причем настолько спокойно, что это даже поразило ее. Ради него же самого. —Я люблю тебя и спущусь следом за тобой. Ну, давай, на счет три. Раз, два...
Она ощутила, как напряглись, а затем снова расслабились его пальцы.
– Три!
Клэр приказала пальцам разжаться и почувствовала, как мальчик выскользнул вниз, а потом, совершенно не обращая внимания на удар топора в дверь, наблюдала, как он с устрашающей скоростью удаляется от нее, падает, переворачивается, чуть было не свалившись с бревен – слава Богу, все же удержался, – после чего снова вскакивает на ноги.
Она повернулась к Мелиссе, и в тот же самый момент услышала, а вместе с тем и увидела, как топор в очередной раз вонзился в дверь, прорубил ее насквозь, и тут же заметила промелькнувшие в проломе очертания крупного, обнаженного по пояс мужчины, вымазанного в чем-то, похожем на толстый слой жира, ухмыляющегося и поблескивающего крохотными, почерневшими, похожими на острые клыки зубами.
Клэр схватила лежавший на кровати шерстяной шарф Дэвида, укутала в него младенца – и тут же услышала новый удар топора. На сей раз в расширившемся проломе показалось уже откровенно смеющееся лицо мужчины, наблюдавшего за всеми ее передвижениями. Внезапно он словно уловил смысл ее действий, понял, что именно она собирается сделать, – а Клэр уже взобралась на кровать и стала подходить к краю подоконника.
Удары топора стали с учащенной быстротой обрушиваться на дверь, оглушительным грохотом отдаваясь в ушах Клэр, когда она все же встала у кромки оконной рамы и, придерживая одной рукой ее верхний край, плотно прижала к себе другой Мелиссу, после чего шагнула вперед, скользнув спиной о край подоконника.
По позвоночнику метнулась обжигающая, острая боль, которая тут же потонула в жутковатом ощущении свободного падения, показавшегося ей взрывом абсолютной свободы, настолько пронзительной и ужасающей, что она невольно вытянула свободную руку, пытаясь ухватиться за что-нибудь, сохранить равновесие – как если бы летела не сквозь пустоту воздуха, а погружалась в толщу воды. Но уже через долю секунды она снова инстинктивно вспомнила про Мелиссу, еще крепче прижала ее к себе и тут же ощутила удар; оказавшись на бревнах, Клэр поняла, что сделала что-то не так, поскольку уже через мгновение ее залил свет звезд, тут же сменившийся кромешной тьмой, к которому примешивался аромат еловой хвои, пропитавший ночной воздух.
* * *Полностью парализованный от шока, Дэвид лежал на полу и смотрел на возвышавшийся над ним пустой экран монитора.
Он узнал эту фразу, хотя никак не мог понять, откуда она взялась – такая простая, без конца крутящаяся в голове.
«Леса здесь темные». Темные.
Он все еще продолжал воспринимать доносившиеся из телевизора голоса и прочие звуки, пока кто-то с силой не ударил по деревянному ящику, вслед за чем в нос ударил характерный запах горелой проводки, и Дэвид тут же вспомнил, кто он такой, где находится – и кто этот странный хирург, который в данный момент оперировал его, свесив над ним свои обнаженные, окровавленные груди.
Дэвид не помнил, как девушка-хирург расстегивала его рубашку, хотя наверняка было и это – ведь в противном случае она не смогла бы добраться до его раны; и вот сейчас она проводит скальпелем острую и тонкую полоску, тянущуюся от его ключицы – через грудину – прямо к животу, и вслед за этой полоской тянется едва слышный звук расходящейся под ее пальцами плоти.
Но какая же поразительная у нее анестезия. Скользнув взглядом вниз, он увидел свои собственные органы, лежащие под дымящимся тонким слоем крови, свои легкие, сердце, а чуть ниже – диафрагму, желудок, печень.
И главное – никакой боли.
Единственное, что он чувствовал, был лишь зуд в области ключицы, да еще разве что прикосновение чего-то очень холодного – как если в жаркий летний полдень выпить стакан ледяной воды и чувствовать при этом, как она движется по твоему пищеводу.
Судя по всему, у него было что-то не в порядке с сердцем и речь шла о его пересадке, поскольку он увидел, как девушка-хирург медленно протянула обе руки и извлекла его все еще бьющееся сердце из груди... А потом, словно во сне, перед его взором предстала и вовсе невозможная картина – как она подняла его сердце к своим губам и вонзила в него зубы, тогда как двое ее ассистентов также потянулись к нему и принялись ковыряться грязными пальцами в его печени.
Все так же пребывая в состоянии наркотического кошмара, он наблюдал за тем, как ритмично двигаются ее жующие челюсти.
Взгляд Дэвида снова соскользнул на экран монитора – пустой, погасший, – хотя теперь это был уже экран не компьютера, а его собственного сердца, причем настолько безжизненный и неподвижный, что ему стало ясно: он умер.
* * *– Мамочка! Проснись! Мамочка!
Люк тряс ее, тогда как она по-прежнему сжимала в руках младенца Эми.
Упав на штабель дров, Клэр резко завалилась на бок и сильно ударилась головой о стену дома. К счастью, без сознания она пребывала буквально какую-то секунду, поскольку и сейчас все так же крепко прижимала к себе Мелиссу.
Подняв взгляд на окно, она увидела именно то, что так боялась увидеть – сверху на них смотрел тот самый мужчина, который тут же скрылся внутри дома.
Клэр соскочила на землю, ухватила Люка за руку и устремилась с ним к зарослям высокой травы.
– Я знаю дорогу! – воскликнул мальчик.
Мелисса зашлась в плаче, и Клэр никак не удавалось ее успокоить.
– Показывай, – сказала она.
* * *Девушка уже поднесла нож к горлу матери младенца, намереваясь рассечь его, когда с лестницы кубарем скатился Первый Похищенный, тут же устремившийся к стеклянным дверям. Женщина остановила его, окинула вопросительным, сердитым взглядом.
Что-то у него не получилось, —подумала Девушка. – У Первого Похищенного что-то не получилось!
Это ее откровенно порадовало.
Он указал рукой в сторону дверей.
– Ребенок... женщина и мальчишка!
Явно чувствуя смущение, Первый Похищенный, однако, тоже рассердился и теперь яростно размахивал рукой с зажатым в ней молотком.
Ведь Женщина не сказала им ни про мальчика, ни про какую-то другую женщину, кроме той, которую сейчас держали за курчавые рыжие волосы. Впрочем, их появление, похоже, застало врасплох также и ее.
И это тоже порадовало Девушку – то, что и Женщина могла ошибаться.
Женщина сделала один-единственный жест рукой, охватывавший их всех – в том числе и Вторую Похищенную, Кролика и даже Землеедку, которые тем временем пожирали плоть лежавшей на полу добычи.
Вперед! За ними.
Девушка вложила нож в ножны, тогда как Первый Похищенный уже почти выбежал из дверей дома – и тут же замер на месте словно олень, столкнувшийся со снопом яркого света, который ударил в окна кухни. Его лучи залили и Девушку, и плененную женщину, и, огибая их фигуры, устремлялись дальше, в направлении другой комнаты, после чего всем присутствующим стало ясно, что они здесь уже не одни.