Они сидели в комнатке сторожа, прислонившись к обогревателю, который работал на понятном только Севке принципе, и обсыхали. Температура была идеальная: и одежда сохла, и не обжигало.
Когда в комнату заглянули Маша с Лёлей, Антон гордо протянул им трофей.
– Ой, какая красивая! – сказала Лёля и открыла коробочку.
– Как ты это сделала? – удивился Антон.
– Не знаю, – ответила Лёля, – Она сама.
В коробочке лежала, как в чехле, маленькая «неправильная» единичка .
– Серебряная? – спросила Маша.
– Понятия не имею, – ответила Лёля, – но красивая… Тут даже петелька есть для цепочки. Антон, можно, я пока ее у себя оставлю?
Антохе очень хотелось отобрать эту занятную вещицу себе. Но… в конце концов, Лёля ведь открыла эту коробочку… и не забрала сразу, у него спросила. То есть признала его за главного…
– Бери, – буркнул он и попробовал штаны рукой, не высохли ли. – Ну, четверть дела сделали, остались… огонь, земля и воздух. Есть у кого идеи, где их искать?
Никто не ответил. Усталость от приключений последних часов догнала всех. Только Маша нашла силы сказать:
– Я «Слово о полку Игореве принесла».
– Ладно, – сказал Антоха после минутного размышления, – давай почитаем. Вдруг там что-то полезное.
Маша достала из рюкзака книгу, раскрыла ее, зевнула и принялась читать:
– «Не начать ли нам, братья, по-стародавнему скорбную повесть…»
Уснул Антоха позорно быстро, даже не дослушав первое предложение.
И сразу оказался на лугу, по которому бежал ночью. Правда, теперь вокруг стоял ясный день, а трава почему-то поднималась выше головы. Неужели она успела так быстро вымахать? Антоха сделал шаг и понял, в чем дело – он был в теле волка.
Вернее, не так – он был волком. В этом не было ничего страшного, это было обычно и даже приятно. Трава закрывала от него окружающий мир, но Антоха и без зрения прекрасно ориентировался – гораздо лучше, чем раньше, когда был человеком. Он поднял морду и принюхался. Вокруг кипела жизнь, но жизнь неопасная. Даже не нюхом, а звериным чутьем Антон-волк понимал – это все или мелочь, не стоящая его внимания, или возможная добыча. Мелочь занималась своими мелкими делишками, а добыча замерла, готовясь сорваться с места, если вдруг он, волк, двинется в ее сторону.
А еще слева стоял друг. Не волк, человек, но все равно настоящий друг. Он мог за Антона перегрызть глотку или подставить бок. И Антон за него мог сделать то же самое.
– Ты как? – спросил друг. – Не устал?
Антон-волк оскалился. Он не устал. Он даже есть не собирался, хотя живот уже слегка подводило после долгого бега. Поешь – потом спать захочется. А спать нельзя. Где-то впереди, там, за пределами его тонкого обоняния, на самой границе его чутья, стояло что-то… Опасное? Непривычное? Да, непривычное, и потому опасное.
Антон с места рванул рысью, друг слева рассмеялся и пошел следом, почти не отставая. Антону вдруг захотелось жутко завыть, но среди дня, под палящим солнцем – это было неправильно, и он изо всех сил сжал пасть. Вой все равно рвался наружу, волк понял, что сейчас сорвется…
И Антоха проснулся.
Вокруг, повалившись на столы, спали остальные. Его стая. Он должен ее сторожить.
Антон помотал головой, чтобы вытрясти из нее остатки волчьих мыслей – и краем глаза заметил, как от Маши метнулась какая-то неясная тень. Наверное, что-то волчье еще оставалось в Антохе, потому что он в один миг подобрался и зарычал.
На рык прибежал домовой – двойник сторожа.
Он, как ни странно, сразу понял, в чем дело, бросился к Маше и запричитал:
– Ухти-ухти, не досмотрел, поналезли окаянные, – и принялся обмахивать так и не проснувшуюся Машу какой-то тряпкой.
– Кто? – спросил Антон.
– Да, – домовой пожал плечом, – всякие… Ты уж прости, давно они не совались, это после…
И тут он стал еще меньше, засуетился.
– Ты это… А чего проснулся-то, – забормотал домовой с фальшивой бодростью. – Спал бы! Устал же…
– Я выспался! – сквозь зубы сказал Антон. – Кто это были и откуда?
Домовой двинулся в сторону выхода, но Антон его ухватил за шиворот.
– Эти «всякие», – спросил он железным голосом, – после взрыва вылезли, так?
Бедолага больше не пытался заговорить ему зубы, только трепыхался, стараясь вырваться. И тут сзади раздался голос Лёли:
– Отпусти его.
Голос был тихий, но интонацией напомнил шипение змей, которое Антон недавно слышал в бассейне. Он обернулся.
Лёля смотрела на него исподлобья спокойно и зло. Это Антохе не понравилось. Так не смотрят на того, кого считают главным.
– Не отпущу, пока толком не расскажет.
Он собирался держаться до последнего, но Лёля вдруг расслабилась и улыбнулась.
– Да он бы рассказал, – произнесла она почти жалобно. – Только ведь не может, правильно?
Домового прорвало:
– Да уж конечно! Мне что, жалко? Только я не могу, вот ведь штука какая! Нельзя мне! А то придется какую-нибудь сторону принимать! Ты бы отпустил меня, а?..
Антон разжал руку. Домовой растаял очень быстро, даже хлопнуло, словно кто-то выстрелил. И от этого звука проснулась Маша.
На ее щеке красовались три свежие царапины.
Маша заметила, что все смотрят на ее щеку, дернулась, провела рукой по лицу.
– Васька – гад! – с чувством сказала она и прикрыла царапину рукой.
– Васька? – удивился Антон, – разве они у тебя не только что появились?
– Нет, я их волосами прикрывала…
– Зачем?
– Боялась, вы ругаться будете, что я над котиком издевалась.
– А ты издевалась?
– Это он надо мной издевался! – воскликнула Маша. – Знает же, животное, что я за ним записываю, вот и несет всякую дурь! Я его про вещего Олега спрашиваю, а он мне в ответ какие-то ребусы загадывает.
– Какие ребусы? – насторожилась Лёля.
– Да ерунду какую-то нес… – Маша отвела глаза.
– Надо было его треснуть! – воскликнул проснувшийся Мишка.
Маша окончательно смутилась и опять прикрыла волосами царапины.
– Ладно, – сказала Лёля, – пойду-ка я прогуляюсь.
– Куда? – сузив глаза, спросил Антон.
– Зайду в столовую за едой, – пропела Лёля. – Ваську кормить пора, – и быстро вышла.
– Только Ваську? – жалобно спросил Мишка.
Глава 7. Ключ. Огонь
Васька сидел возле дуба и сосредоточенно вылизывался. Вид у него был взъерошенный и обиженный.
– А, пришла… – мявкнул он, приподняв голову. – А я уж думал, все меня бросили, так и буду с этой дурой общаться.
– Никто тебя не бросал, – сказала Лёля, поставив перед котом полную миску вкуснятины. – И Маша не дура.
Кот принюхался, описал круг вокруг миски…
– Да я, в общем-то, не голодный, – сказал он, и с аппетитом принялся за еду.
Лёля не спорила.
– Ты пойми, – продолжил Васька после тщательного вылизывания миски, – я ж не простой кот, я ж не могу прям так все прямым текстом сказать, я или сказку говорю, или пою.
– Но сейчас же говоришь!
– Сейчас я за жизнь, а не по делу.
– А Маша просила по делу?
– Да она дальше своего носа не видит! Прицепилась к своему полку Игореву, а подумать головой не может.
Кот выразительно постучал когтем по лбу.
– Значит, Маша что-то от тебя узнала… но не поняла этого… – задумчиво сказала Лёля.
Кот вздохнул, поправил ошейник и пошел обходить дуб налево.
– Буквы мяузные писать тонким перышком в тетрадь учат в школе, учат в школе, учат в МЯУУУУ!!!
Лёля вздохнула, почесала кота за ухом:
– Ладно, Вась, я пошла думать. После ужина еще приду.
– Приходи ко мне, Глафира!!! – заорал кот.
Лёля заткнула уши и сбежала.
* * *А в столовой полным ходом шло обсуждение.
– Да пойми ты, – доказывал Мишка Антону, – не вода охраняла эту штучку, а змеи. А вода помогла нам ее добыть. Значит, следующие три штуковины мы достанем с помощью огня, воздуха и земли. Где может быть, например, огонь?
– Вечный огонь есть, – сказал Севка, – Олимпийский огонь. Сварка когда работает – огонь горит. И костер еще разжечь можно…
– Хорошо, но только это не про нас. Где у нас есть огонь в школе? – спросила Лёля.
– В кабинете химии, – сказала Маша. – Мы там спиртовки зажигали.
– Хорошо, – сказал Антон, – тогда давайте так: мы с Лёлей, Машей и Любой идем в кабинет химии. Одна голова хорошо, а много – лучше. А Мишку оставим с Севкой делать всем фонарики.
Все встали из-за стола и почти хором сказали:
– Спасибо, Столовой-батюшка!
– Молодцы, – прогремело из кухни, – всегда бы так!
Вся компания двинулась на третий этаж.
– Интересно, а какой здесь кабинетный? – спросила Люба, потянув дверь.
Дверь кабинета химии, как обычно, оглушительно заскрипела – в ответ в углу оглушительно завизжало.
– Уииииии! Щас как выскочу, как бо́шки всем пооткручиваю!
Из дальнего угла кабинета вылетело раздраженное, всклокоченное существо, отдаленно напоминающее учительницу химии – Марию Ивановну. Отдаленно – потому что химичка была очень добродушная, но страшно недотепистая. Вечно у нее все падало, рушилось, реактивы перепутывались, опыты не получались. У гимназистов она вызывала скорее жалость, чем уважение. Кабинетный же был злобный и агрессивный. Никакой жалости не вызывал, а вызывал желание спрятаться куда-нибудь подальше.
– Здравствуй, кабинетный-батюшка, – сказал Антон.
– Да уж буду здравствовать, – прошипел в ответ кабинетный. – Не дождетесь, не угробите! Много вас тут ходит, а я все равно тут жить буду! Всех вас переживу, изведу, отважу…
Антон опешил. Маша захлопала глазами. Лёля выглядела озадаченной.
Кабинетный тем временем не переставал скрежетать:
– Вот ужо я вас всех! Как вы меня, так и я вас!
Антон требовательно зыркнул на Лёлю, но та только виновато развела руками. От этого жеста кабинетный завелся еще сильнее и перешел от внятных угроз и оскорблений на что-то совсем неразборчивое и скрипучее.
Антон почувствовал подобие торжества, глядя на бессилие Лёли: «Ага! И ты не со всеми договориться можешь!»
– Прости, что потревожили, кабинетный-батюшка, – Антон степенно поклонился, но скрежет из угла только усилился.
Все трое непрошенных гостей осторожно попятились, аккуратно закрыли за собой скрипучую дверь… и замерли. Скрип двери и скрип кабинетного оказались так похожи, что слились в один неприятный протяжный звук.
– Они скрипят одинаково! – прошептала Маша.
– Это не случайно, – Лёля тревожно посмотрела на Антона, который вцепился в волосы двумя руками, как будто собирался сорвать скальп.
На самом деле Антон пытался не упустить важную мысль, которая мелькнула и чуть было не пропала. Даже не мысль, а пригоршню мыслей. Он почувствовал себя немного Севкой.
– Все понятно, – проговорил Антоха. – Он же сказал… «Много вас ходит»… А потом: «Как вы меня, так и я вас». И этот скрип… Дверь…
– Ты думаешь, это из-за двери? – удивилась Маша.
– А вообще-то я его понимаю, – сказала Лёля. – Когда тебе целый день над ухом так скрипят, конечно, озвереешь.
И потянулась к двери.
– Стоп! – Антоха успел перехватить ее руку. – Ты что делать собралась?
– Поговорить с ним… Объяснить, что мы не хотели…
– Поговорить, – презрительно усмехнулся Волков. – Девчонки… Вам лишь бы поговорить. Ладно, ждите тут, я быстро!
И Антон кубарем скатился по лестнице. Девочки проводили его удивленными взглядами, а потом разом сели на пол возле двери.
– Слушай, – сказала Маша, – а откуда ты умеешь с этими… кабинетными разговаривать?
Лёля пожала плечами:
– Не знаю… У нас в семье все умеют. И мама, и бабушка. И прабабушка умела.
– А папа?
Лёля секунду промедлила, но ответила:
– Я его никогда не видела.
– Извини, – смутилась Маша.
– Ничего, это у нас семейное.
Маша, чтобы замять неловкость, торопливо спросила:
– А у вас дома тоже домовые живут?
– Они везде живут.
– И ты их видишь?
– Не-а. Но и так понятно…
И Лёля, привалившись к стенке, принялась рассказывать Маше удивительные вещи о домовых. И что в их обличье появляются умершие предки. И что дом без домового разваливается. И что у него надо спрашивать, какую масть скотины он любит – а не то купишь коня не той масти, и домовой его изведет. И что на глаза домовой появляется только перед важными событиями, которые он чует наперед, а вот кошки их всегда видят. И что нельзя спать – даже лежать! – на любимом месте домового, а то он рассердится. И что именно из-за этого домовые и кошки часто не любят друг друга, потому что кошек молоком не корми, дай завалиться на чужую лежанку. И что домового нужно непременно подкармливать, а если повадится к тебе чужой домовой – выживать его, заведя во двор козла, а лучше – медведя…
– Ты так много всего знаешь! – завистливо вздохнула Маша, которая всегда считала себя если не самой умной в классе, то по крайней мере самой знающей.
– Ерунда! – отмахнулась Лёля. – Раньше это все знали, просто теперь забыли. Вот ты на самом деле много чего знаешь! Я бы так не смогла!
– Ну, – скромно улыбнулась Маша. – Я учу…
– Ты, наверное, очень любишь учиться!
Тут Маша вдруг воровато оглянулась и наклонилась к самому уху Лёли:
– Вообще-то я учиться не люблю! Я знаешь, что люблю… – Маша еще раз оглянулась и зашептала совсем тихо: – Драться на шпагах!
Лёля не успела толком удивиться, как по ступенькам уже взлетал Антоха.
– Вот, – продемонстрировал он девчонкам масленку. – Дело надо делать, а не языками чесать! Сейчас мы его живо умаслим.
«Живо умаслить» не получилось. Чтобы хорошенько смазать петли, пришлось дверь раз десять открыть и закрыть – и каждый раз кабинетный злобно скрежетал из своего угла. Правда, петли скрипели с каждым разом все тише, поэтому и его скрежет понемногу утихал. Когда Антоха в последний раз открыл совершенно бесшумную дверь, кабинетный молча взобрался на стол учителя и сурово уставился на гостей.
Гости терпеливо ждали.
– Ну, – не выдержал кабинетный, – а здороваться кто будет? Менделеев?
– Здравствуй, кабинетный-батюшка, – хором пропели пришедшие.
– Чего пришли?
– Совет твой нужен, – сказала Лёля.
Кабинетный слегка подобрел.
– Аааа, совет… Ну, совет – это можно, совет могу и дать, советов мне не жалко.
– Нам нужно найти одну вещь, похожую вот на эту, – Лёля показала серебряную «единичку» у себя на шее.
Кабинетный посмотрел на вещичку с уважением.
– Нашел бы такую – оставил бы себе, – честно сказал он.
– Понятно, – сказал Антон. – Извини, что потревожили. Пойду-ка я петли на двери водой залью, а еще лучше найду тут у тебя какой-нибудь химикатик, чтоб скрипело посильнее.
– Не надо, – остановил его кабинетный. – Экий ты горячий… Но глупый.
Антон так и остался стоять, не очень понимая, как реагировать. Буянить? Обидеться?
– Ладно, Волк, не злись, – сказал кабинетный. – Глупый не потому что дурак, а потому что многого еще не знаешь. Сейчас бы разругался со мной, а того не понимаешь, что я такую вещицу себе оставить не могу.
– Почему? – спросила Лёля.
– А по кочану! – ответил кабинетный.
Антон начал понемногу заводиться, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы в кабинет не ворвался Севка.
– Там во дворе, – громким шепотом сказал он, – ТАКОЕ!!!
Все кинулись из кабинета в коридор и прильнули к окнам, которые выходят на внутренний двор.
* * *Дуба практически не было видно.
Двор оказался поделен пополам: с одной стороны висела белая туча, с другой – черная. Тучи равномерно колыхались, из них высовывались руки, крылья, хвосты, луки, пики, дубины и мечи. Тучи пищали, кричали, шипели, визжали и ухали.
– Где Мишка? – спросил Антон.
– Сидит под столом в столовке, – ответил Севка, тяжело дыша.
– Плохо, что он там один.
– Он не один, он со Столовым. Тот обещал его прикрыть.
– Хорошо… – сказал Антон. – А как вы про это узнали?
– Да кто-то несся по коридору с воплем: «Битва! Грядет битва! Все во двор!». Мишка под стол полез, а я к вам побежал.
В это время тучи стали медленно обходить дуб. Кто из них догоняет, а кто убегает, или кто нападает, а кто обороняется, никто так и не понял. Визг и крики усилились, послышался лязг оружия.
– Лёля, уведи девочек, – приказал Антон и оглянулся.
Девочек рядом уже не было.
И опять что-то неприятно его царапнуло. Вроде Лёля все сделала так, как надо, но ведь даже не спросила…
* * *Тучи во дворе ускорились. Крики слились в один сплошной вой. Свистели крылья, щелкали хвосты и клювы. Мимо окна пролетело что-то настолько зловещее, что Антон покрылся холодным потом. Но уйти он не мог, он чувствовал, что должен посмотреть это до конца. А вращение становилось все быстрее, и уже не различить, где черное, а где белое, все слилось в одну сплошную серую массу, которая, не вписываясь в повороты, билась непонятными частями туловищ в окна, верещала и лязгала железом.
Антон, наверное, ушел бы из коридора, но все испортил Севка, который прилип к окну и во все очки пялился на происходящее. Пришлось оставаться – иначе получалось, что Севка не боится, а Антоха струсил.
– Это мало похоже на битву, – сказал Антон Севке.
Тот не ответил, любуясь занятным зрелищем: то ли змея, то ли обрубок щупальца пролетело мимо окна. Зато ответил кое-кто другой.
– Да, – сказала Лёля, – это больше похоже на карусель.
По стеклу мазануло чем-то грязным.
– Ты почему здесь? – взвился Антоха.
Послышались, кажется, раскаты грома.
– А ты почему здесь? – спокойно спросила она.
В ответ беззвучно появилось и начало распухать черное пятно, как будто бешеная каракатица решила тоже поучаствовать в веселье.
– Я тебе велел увести девчонок.
Какая-то крупная птица захлопала крыльями, разгоняя черное пятно.
– Я увела. Они в кабинете химии в полной безопасности.
Раздался глухой стук, словно баран со всего маху не вписался в ворота.
– А ты?
– А я в полной безопасности здесь.
Серый воздуховорот во дворе разом закрутился быстрее, и какая-то невообразимая тварь впечаталась в окно, едва не разбив его.
– Почему ты в этом так уверена? – язвительно спросил Антон, отпрянув от стекла.