– Так я не знаю, что конкретно предложит представитель масхадовского штаба. Узнаю – доложу. Нам, если договоримся, все одно без помощи комдива не обойтись. Не БМД же из укрытий выводить для эвакуации погибших. Тут автомобили, грузовики нужны. У нас еще вагонетки с трупами на путях стоят, их тоже надо вывезти.
– Да! – вздохнул Жураев. – Побило тут пацанов перед Новым годом немало. Это ж надо было ввести два батальона на технике прямо на площадь! Под гранатометы духов…
– Ты забыл, как мы людей потеряли из-за приказа выдвигаться к вокзалу на броне?
– Там нелепый случай, туман сыграли роковую роль. Не уйди часть колонны в центр, никаких потерь не было бы, а пехоту на площадь не случайно загнали.
– Ладно, Сан Саныч, закроем тему. Что теперь об этом говорить? Да и не время. Кажется, гостя ведут…
В коридоре послышались шаги, и на КНП вошел статный, стройный чеченец весьма колоритного внешнего вида в сопровождении сержанта 9-й роты. Голубятников отпустил сержанта. Да, чеченец выглядел впечатляюще. На голове защитная сфера; поверх нового, с иголочки камуфляжа – бронежилет и разгрузка; слева на груди портативная радиостанция. На погонах звезды подполковника, и не какие-то «плетенки», а такие же, как у российских офицеров, защитного цвета звезды. Ни дать ни взять крутой спецназовец. На плече укороченный автомат. Не боевик – картинка. Впрочем, как выяснилось позже, представителя масхадовского штаба можно было назвать боевиком, бандитом, сепаратистом лишь условно. Только по определению, по службе у Дудаева.
Представитель штаба повстанцев достал из кармана удостоверение личности офицера ВС СССР, передал его Голубятникову и представился:
– Муса Тариев, представитель штаба Вооруженных сил Ичкерии, подполковник.
Комбат осмотрел недействительный уже документ, вернул его владельцу:
– Командир батальона, обороняющего привокзальную площадь, подполковник Голубятников. Слушаю вас.
– Предлагаю с 12.00 до 16.00 прекратить боевые действия, ведение огня, для эвакуации трупов с площади, – сказал Тариев.
– Я согласен, – ответил Голубятников, – но сами понимаете, мне необходимо разрешение вышестоящего командования.
– Понимаю. Насколько мне известно, у вас действует устойчивая связь с командованием.
– Да, и я при вас свяжусь со штабом.
Голубятников повернулся к связисту. Сержант кивнул, вызвал комдива.
– У меня представитель штаба Масхадова, некий Муса Тариев, бывший советский подполковник, – передал командир батальона.
– Известная личность, – ответил генерал. – Пост занимает немалый. Кстати, один из немногих в окружении Масхадова, позволяющий высказывать собственное мнение, зачастую прямо противоположное мнению начальства. Офицер адекватный, умный. С ним можно иметь дело. Насчет его предложения: мероприятия по очистке территории разрешаю. Время – с 12.00 до 16.00. Для обеспечения эвакуации тел наших погибших высылаю к тебе два грузовых автомобиля, людей; на тебе охрана. С нашей стороны за безопасность проведения мероприятия отвечаешь лично ты. Потребуй, чтобы с чеченской стороны гарантом безопасности был Тариев.
– Я понял вас!
– Жди машины. До связи!
Голубятников, отключив связь, повернулся к чеченцу:
– Я получил добро на эвакуацию трупов. Мне поручено обеспечить порядок и безопасность мероприятия с нашей стороны, и я хочу, чтобы с чеченской стороны безопасность и порядок обеспечили вы. Во избежание провокаций, грозящих вылиться в серьезное кровопролитие.
– Да, конечно, – кивнул Тариев, – я буду находиться на площади и контролировать действия бойцов отрядов. Не сомневайтесь, я сумею удержать ситуацию под контролем.
– Не сомневаюсь. Но находиться на площади необязательно. Приглашаю вас на обед. Пока на площади будут проводиться работы, пообедаем, посидим, поговорим; я думаю, нам есть о чем поговорить.
Тариев спокойно согласился:
– Хорошо! Приглашение принимаю. Выведу людей на площадь и пройду к вам, если, естественно, пропустит охрана.
– Пропустит! Вас встретят.
– Хорошо!
Чеченец повернулся и пошел на выход. Его проводили до позиций разведывательной роты.
В 12.05 из парка прибыли два «Урала» с подразделением эвакуации. Начальник штаба батальона отправился ставить задачу командиру прибывшего подразделения. Голубятников по связи вызвал командиров рот и приказал внимательно следить за ходом работ, отслеживая обстановку в зонах ответственности рот. Предупредил о возможных провокациях со стороны боевиков. Проинструктировал, как реагировать на провокации.
– У нас во дворе есть трупы духов. Как быть с ними? – задал вопрос Боревич. – Пропускать боевиков для эвакуации этих трупов считаю недопустимым. Они смогут увидеть многое из того, что им видеть не надо.
– Верно считаешь! Поэтому никого из боевиков во двор не пропускаешь. Своими силами вытащишь трупы на улицу, а там пусть их подбирают. И это касается всех командиров подразделений.
Пока комбат инструктировал ротных, офицеры штаба накрыли стол. Накануне в батальон были доставлены рождественские подарки от всевозможных общественных организаций, благотворительных фондов, отдельных юридических и физических лиц. Поэтому на столе, кроме тушенки, консервов и солений, найденных в брошенных населением домах, были выложены и дорогая сухая колбаса, шоколад, фрукты. Коньяк разлили по банкам, ну и, конечно же, выставили найденный на путях яблочный сок.
В 12.30 командир разведроты доложил о выходе на площадь крупной группы боевиков во главе с приходившим ранее переговорщиком. Голубятников отдал приказ пропустить чеченцев и начать работу прибывшему из парка эвакуационному подразделению, офицера-чеченца же проводить на КНП. После чего комбат подошел к окну. Увидел, что, как говорится, процесс пошел, вернулся к столу. На КНП вместе с Голубятниковым присутствовали подполковник Юрченков и майор Жураев.
В сопровождении бойца вошел Тариев. Он был так же подтянут, уже без бронежилета и сферы, но с автоматом, который поставил к стене.
– Вы приглашали, я пришел! На площади все спокойно.
Перейдя на «ты», Голубятников предложил Тариеву:
– Отбросим формализм и показуху, Муса! Проходи к столу.
– Благодарю! Стол хороший, богатый, несмотря на то, что ваши солдаты до сих пор питаются сухим пайком.
– Содержимым сухих пайков питаются не только солдаты, но и офицеры, в том числе и здесь присутствующие, а также мирное население, вынужденное находиться в подвалах домов, удерживаемых нашими войсками.
– Да, мне это известно.
– А то, что в подвалах вместе с русскими и украинцами находятся семьи коренных чеченцев и даже раненые боевики, которым оказывается помощь, в штабе Масхадова тоже известно?
– Известно. Сейчас большинство населения Грозного, не успевшее покинуть город до штурма российскими войсками, прячется в подвалах.
– Ну что? Выпьем? Или ты, Муса, как истинный мусульманин, спиртного ни-ни?
– Наливайте!
Майор Жураев разлил коньяк по кружкам:
– Тост, думаю, у нас может быть один: давайте выпьем за то, чтобы эта война быстрее закончилась.
Выпили, закусили. После изрядной дозы коньяка все оживились. Юрченков пододвинулся к Тариеву:
– Вот скажи, Муса, кто, по-твоему, виноват в том, что началась эта бойня?
– Ваше руководство!
– Вот как? Значит, коварные русские ни с того ни с сего взяли и решили уничтожить бедных чеченцев?
– Не надо упрощать и искажать историю. Но весомого повода вводить на территорию Чечни войска у вашего руководства не было.
– Не было, говоришь? Вы на своей территории со всего бывшего Союза собрали банды преступников, Дудаев объявил России войну – и не было повода?
– И опять ты упрощаешь ситуацию, подполковник. Значит, войска вошли в республику, чтобы выловить преступников? Это смешно. У нас Дудаев порядок начал наводить. И с преступностью мы разобрались бы сами. Нет, господа офицеры, причина войны в другом.
Голубятников, прикурив сигарету, спросил:
– И в чем же?
– В нефти, – твердо ответил Тариев. – У нас в Чечне очень хорошая нефть. Да, запасы ее невелики, но она прекрасно продавалась. И что было при прежнем руководстве Чечни? Львиная доля доходов от продажи чеченской нефти уходила из республики. И куда? В бюджет России? В качестве налогов? Нет! Деньги переводились на закрытые счета черными платежами. Огромные суммы, не облагаемые никакими налогами. Дудаев выступил против подобного неприкрытого грабежа. Он потребовал, чтобы доходы от продажи чеченской нефти в Чечне и оставались бы. Естественно, после проплаты разумных налогов. Но разве это могло устроить тех, кто привык все класть в собственный карман? Конечно, нет! Более того, Дудаев хотел вывести на чистую воду тех, кто занимался махинациями. А это грозило перерасти в большой скандал, что еще более не устраивало Москву. Я далек от мысли, что в данных махинациях замешано высшее руководство России. Но разве Ельцин управляет государством? Он обозначает управление, вполне довольствуясь тем, что стал наконец высшим должностным лицом – если не в СССР, то в России, – к чему он стремился всю свою жизнь. Россией же управляют те, кто захватил ее природные богатства. Но им этого мало. Им надо захватить все, а тут чеченцы вдруг воспротивились. Что с ними делать? Да уничтожить, к чертовой матери. Дудаев не хотел войны, я в курсе его последнего разговора с вашим министром обороны. И Джохар просил остановить войска, не вводить их в Грозный. Просил помочь связаться с Ельциным. Но с ним никто не пожелал разговаривать. Никто не пожелал выслушать, и у Дудаева остался один выход: отдать приказ на оборону города. А вот если выслушали бы, то, уверен, война не началась бы.
– Выходов из любого положения всегда несколько, – заметил Жураев, – надо только уметь найти нужный. Но ладно, значит, наши неизвестно кто – ну, пусть новые хозяева жизни – отбирали у чеченцев деньги за нефть. Допустим. Но скажи, Муса, если Дудаев добился бы своего и бабки стали оставаться в республике, что, Дудаев по-честному разделил бы их среди обычных граждан? Каждому дал бы долю от продажи этой чертовой нефти? Да черта с два! Бабки разошлись бы по тем же закрытым счетам, только ваших чиновников из новой администрации. Ты, убежденный борец за справедливость, ответь, я не прав?
Выдержав небольшую паузу, Тариев ответил:
– Возможно, так и произошло бы. Точнее, возможно, кто-то из руководства Ичкерии именно такие планы и вынашивал. Но Чечня – маленькая республика. Скрыть хищение такого масштаба было бы невозможно. И мы сами разобрались бы со своими ворами. В конце концов навели бы порядок.
– Конечно, навели бы. Но кем? Преступной ордой, что ринулась в Чечню, узнав о вводе войск?
Тариев был человеком компромисса, поэтому спокойно воспринял реплику:
– Не надо горячиться, это не лучший аргумент в дискуссии. Значит, войска введены для того, чтобы покончить с преступностью в Чечне? У меня нет иллюзий относительно исхода войны. Конечно, российские войска рано или поздно разобьют наши воинские формирования. И что, после победы вы станете вылавливать преступников?
– Это уже не наше дело, – сказал Юрченков. – Кто и кого будет вылавливать, решат наверху. Мы выполним приказ и уйдем. А в войне, Муса, виновато твое руководство. Дудаев виноват. Пришел к власти, создал армию, начал диктовать условия Москве… Да он же и объявил эту войну!
– Значит, виноваты чеченцы? А кто вооружил Дудаева? Если Москва собиралась действительно наводить конституционный порядок в мятежной республике, то зачем вооружила нас? Откуда у нас оружие? Из-за границы? Нет, его, как и технику и боеприпасы, оставили в Чечне выходившие из республики войска. Почему? Вы видите, как мы вооружены. У нас есть все. А если бы войска по приказу сверху не оставили бы здесь оружие, технику и боеприпасы, то Дудаеву не удалось бы создать армию. А не было бы армии – не с кем было бы воевать. Более того… – Тариев вновь достал удостоверение личности офицера: – Вот, смотрите, приказ вашего министра о переводе для прохождения дальнейшей службы в части, дислоцирующейся в Чечне. И таким же образом сюда перевели почти всех офицеров-чеченцев. Это серьезно спланированная акция. Русских военнослужащих из Чечни убирали, а чеченцев переводили на их место. Плюс, как я уже говорил, оставили здесь вооружение. А может, война планировалась в Москве заранее? Сначала позволить создать армию, вооружить ее, а потом развязать войну?
– Но для чего? – воскликнул Голубятников.
– Я думаю – и это мое личное мнение, – для того, чтобы скрыть какие-то махинации. Или темные дела, связанные с продажей нефти. Сейчас же везде бардак. А зачем еще было вооружать нас и начинать войну? Начинать, зная, что федеральные войска получат серьезный отпор, понесут огромные потери? Скажете мне, что чины наверху случайно эту кашу заварили? Да никогда не поверю. Надо было что-то скрыть. Вот и скрыли. А то, что люди погибли, и сколько еще погибнет, – ерунда. Люди для них никто. Пешки, которыми можно легко пожертвовать ради собственной выгоды.
Жураев вновь разлил коньяк, проговорив:
– Об истинных причинах того или иного решения властей – что наших, что ваших – не узнать никогда. Но войну и сейчас не поздно прекратить. Если ты понимаешь, что мы разгромим вашу армию, то это наверняка понимают и другие высокопоставленные офицеры самопровозглашенной Ичкерии. Так какой смысл упираться?
– А вы думаете, Дудаев и Масхадов не обращались все эти дни к российскому военному руководству с предложениями о перемирии, о прекращении огня? – возразил Тариев. – Обращались. Неоднократно. Но ваше командование проигнорировало все обращения. Хорошо, что мы с вами договорились хоть убитых собрать; на других участках не могут и об этом договориться.
Голубятников поднялся из-за стола:
– Я не знаю, обращался ли Дудаев к нашему командованию или нет; я знаю другое, Муса. Я знаю, что наши позиции постоянно атакуют боевики вашей армии. По моим людям беспрерывно бьют снайперы. Кстати, одна из снайперских групп засела совсем рядом, на водонапорной башне. Полно боевиков и в частных секторах, и в высотных домах. Дудаев бросал на нас танки, другую бронетехнику. Полевой командир, что командует штурмующими вокзал силами, о примирении не говорит – он предлагает нам сдаться, угрожает расправиться с семьями… Смертника подсылал. Вот это я знаю, на собственной шкуре испытал. И если большинство офицеров вашей армии, как ты говоришь, понимают, что будут разбиты, то почему Дудаеву не прекратить войну в одностороннем порядке? Взял бы и отдал приказ о прекращении сопротивления, а сам свалил бы куда-нибудь за рубеж. И все! Никакой войны.
Тариев неожиданно ответил:
– Самое страшное произойдет как раз, если Дудаев отдаст подобный приказ и покинет Чечню. Или его уничтожат. Что в принципе одно и то же.
– А это еще почему? – удивленно спросил Юрченков.
– Потому, что Дудаев еще может управлять чеченскими формированиями. Редкий полевой командир осмелится ослушаться Джохара, и то это не произойдет безнаказанно. Если же Дудаев выйдет из игры или его из нее выведут, обстановка резко изменится. Кардинально изменится. Масхадов не сможет полностью контролировать ситуацию, не тот у него авторитет. Да, устранение Дудаева сначала принесет неплохие дивиденды российскому военному командованию. Организованные силы сопротивления, утратив управляемость, распадутся на отдельные отряды. Они уйдут из Грозного, позволив вашим генералам торжествовать по поводу победы. Но эти отряды, действительно превратившись в бандформирования, уйдут в горы. И их начнут собирать в группировки эмиссары международных террористических организаций. Мало того что российским войскам придется вести партизанскую войну, к которой они совершенно не готовы, – зона боевых действий уже не будет ограничена границами Чечни. И тогда российские города подвергнутся террористическим атакам. Не сомневаюсь, что и с этой угрозой Россия в конце концов справится, но какой ценой? А партизанская война на Кавказе будет полыхать еще долго, то затухая, то разгораясь вновь. Террористы сделают все, чтобы разжечь, где только можно, новые очаги межнациональных конфликтов.
– А что, сейчас у вас не воюют наемники? – спросил Голубятников. – Представители тех же международных террористических организаций?
– Воюют. И их прибывает в Чечню все больше. Международный терроризм использует ситуацию. Но на данный момент наемники худо-бедно, но подчиняются Дудаеву. Масхадову они подчиняться не будут – они будут руководить им. Таково мое личное мнение.
– Значит, то, что вытворяют эти мрази-наемники, планируется в штабе Дудаева?
– Планируются отдельные операции. А каждый полевой командир реализует эти планы по-своему. И зачастую, к сожалению, больше нанося вреда Движению сопротивления, нежели принося пользы. Но все и вся мы контролировать не можем. Да и никто не смог бы. Ваше командование тоже не в состоянии полностью контролировать обстановку, так как события нередко развиваются стремительно и непредсказуемо. Такая вот война!
Тариев на секунду замолчал, затем поднял кружку:
– Давайте по второй! За мир!
Офицеры выпили. Тариев поставил кружку на стол, закурил. Затем, посмотрев на десантников, сказал:
– Сидим, как в старые добрые времена, когда вместе служили в одной армии, жили дружно по соседству в военных городках, решали одни и те же боевые задачи. Собирались на торжества, гуляли… А сейчас стреляем друг в друга, рвем на куски в рукопашной. Почему? Ну не враги мы. Нас сделали врагами, а мы… мы не воспротивились этому. Потеряли страну, идею, великую армию. И убиваем друг друга. Мир сошел с ума… А вместе с ним и мы. Горько это и больно…
Тариев, нервно затягиваясь, замолчал. В помещении наступила гнетущая тишина. Голубятников поднялся, прошел к окну. Оттуда сказал:
– Время 15.40. На площади работы почти завершены; предлагаю выпить по последней за прекращение войны и на этом разойтись. Тем более что оговоренное время перемирия заканчивается. – Взглянул на Жураева: – Сан Саныч! Давай!
Заместитель командира полка разлил коньяк. Все выпили. Офицеры пожали руку Тариеву. Тот улыбнулся, но как-то печально:
– Благодарю за прием, за обеспечение проведения мероприятий. Прощайте!
– Ну почему «прощайте»? – возразил Юрченков. – Лучше до свидания. Даст бог, еще увидимся.
– Вряд ли! Желаю вам выжить в этом безумии.
Он резко повернулся и вышел в коридор, где его ждал сержант 9-й роты.
А ровно в 16.00 опустела привокзальная площадь. Все тела были убраны; из вагонеток, что продолжали стоять на путях, трупы солдат и офицеров мотострелковых батальонов, разбитых на площади перед Новым годом, перегрузили в машину. Увезли в парк.