И уж точно этим можно было объяснить неожиданное пленение Эльвина, ведь он тогда становится единственным свидетелем, способным выдать тайну Совету Лиги.
Правда, оставался и ряд вопросов, на которые сам капитан ответа не находил.
Первый и главный – зачем эльфам вообще скрывать столь важную информацию от союзников? Одной природной склонности к интригам, на взгляд Эльвина, для этого недостаточно. Наверняка причина была весомее. И второй – почему с Эльвином не попытались просто договориться? К примеру, взять с него клятву о неразглашении тайны.
Впрочем, ответ на второй вопрос можно было дать на основании логики. Договориться можно только в том случае, когда стоит задача предотвратить случайную утечку информации, по рассеянности, глупости, из желания заработать. Но если кто-то попытается выведать секрет силой, тут уже договора действовать перестают, а вступают в игру совершенно иные факторы, такие как пытки, а то и допрос с применением магии, на котором обычному эльфу вряд ли удастся хоть что-то скрыть.
Соответственно и методы сохранения тайны должны быть уровнем выше. И самый действенный из них – физическое устранение свидетеля. К счастью, эльфы, склонные к красоте поступков, вряд ли пойдут на столь грубый шаг, как убийство представителя своей расы. Это куда больше присуще людям, то и дело воюющим между собой, чем кому-то еще. А вот пленение… Да, такое возможно.
И все же казалось странным, что члены Совета Восьми Домов намерены что-то скрыть от союзников по Лиге. По большому счету, информация, добытая Эльвином, могла помочь разработать систему мер, призванную вернуть баланс сил между Империей и Лигой. При всем могуществе эльфов, заняться этим следовало всем вместе.
Но могли быть причины, о которых Эльвин просто не знал. Дураку понятно, что не случайно местом проведения очередного Великого Бала назначили аллод Ди-Ардер. Наверняка в замке сейчас идет оживленное обсуждение случившегося между советникми, и, возможно, уже есть сведения от магов, исследовавших повреждения на флагманском корабле. Такие проблемы не решаются за один день, но ведь недаром эльфы на весь мир прослыли лучшими магами! Возможно, секрет Империи уже понятен, и осталось воплотить его в жизнь, создать корабли, не уступающие напавшему на эскадру хадаганскому крейсеру.
В этом случае Большая Игра, затеянная Советом Восьми Домов, вполне могла быть оправданной. И куда более полезной для Лиги, чем простая передача сведений о наличии у Империи нового оружия. Сведения, сами по себе, могли вызвать скорее панику. А вот передача в руки союзников готового прототипа – дело совсем другое.
Если дело обстояло именно так, а логика говорила за это, то Эльвин ди Гран готов был принести себя в жертву, как разменную фигуру в большой игре. Не очень приятно чувствовать себя разменной фигурой… Но благополучие Лиги в целом, и эльфийского народа в частности, казалось Эльвину более важным. К тому же, заключение долго не продлится. Лишь до создания прототипа и передачи его союзникам.
Придя к такому умозаключению, плененный капитан ощутил себя значительно лучше и воспрянул духом. Никто не будет гноить его в тюрьме дольше, чем это потребуется. Как только создадут прототип, информация, добытая Эльвином, утратит всякую ценность, а потому и держать капитана в заключении не останется необходимости.
Эльвин поудобнее расправил крылья и, не раздеваясь, улегся на кровать.
«Разменная фигура, – подумал он. – Любая фигура важна, если ее ход приводит к победе».
Глава 3
В зал трибунала Эльвина ди Гран сопроводили двое стражников-канийцев. Эльвин еще вчера все для себя решил. Что бы ему ни вменяли – соглашаться. Нет смысла чинить помехи Большой Игре, затеянной членами Совета.
Но, вопреки ожиданиям Эльвина, в зале, кроме трех судей, оказался секретарь, прокурор и даже адвокат. Это насторожило. Зачем городить огород для явно формального заседания, призванного без затей заточить капитана эскадры в Офицерскую Башню?
В голове Эльвина мелькнула предательская мысль: а что если он ошибся? Что если нет никакой продуманной интриги, что если Совет уже передал союзникам сведения о новом оружии хадаганцев? Что если никто и не пытался использовать Эльвина, как разменную фигуру в Большой Игре? Что если Совет, посовещавшись, усмотрел в действиях капитана эскадры признаки преступления, и теперь, по всем правилам, решено наказать нерадивого офицера?
Эльвину сделалось нехорошо. Недоброе предчувствие крепло, несмотря на то что никаких промашек вспомнить не получалось. Но это на его взгляд.
Выхода не было. Все станет ясно по ходу судебного заседания. Но спокойствие все же покинуло Эльвина ди Гран, и он не мог скрыть внешние признаки волнения.
Подсудимого усадили на тяжелую неудобную скамью за барьером, а стражники встали по обеим ее сторонам. Судьи продолжали совещаться, но ни одно слово различить не получалось. Наконец, председатель суда поднял руку, призывая всех к вниманию.
– Сегодня мы слушаем дело капитана Эльвина, эльфа Дома Ди-Гран, подозреваемого в трусости, предательстве и дезертирстве, – спокойно произнес он.
Эльвина словно вражеским заклинанием поразило, едва искры из глаз не посыпались. Чего угодно он ожидал, только не такого набора обвинений.
– Подсудимый, вы признаете за собой вину в указанных преступлениях?
– Нет, ваша честь! – с трудом выдавил из себя Эльвин.
– Хорошо. Тогда даю слово обвинителю.
– Ваша честь, – встав со своего места, произнес прокурор. – Мне сложно понять, почему обвиняемый не признает совей вины, так как дело построено исключительно на его собственном докладе члену Совета Алану ди Ардер. Никакими другими данными, кроме рапорта Эльвина ди Гран, сторона обвинения не располагает. К сожалению, советник ди Ардер запротоколировал доклад обвиняемого лишь через несколько часов после беседы, поэтому мы не можем считать его полным. В связи с этим я предложу подозреваемому самостоятельно оценить, не внесены ли в его слова какие-то искажения. Вы готовы?
– Да, – ответил Эльвин.
Он не видел за собой ни малейшей вины, и скрывать ему было нечего.
– Подсудимый, вы командовали патрульной эскадрой в день нападения на нее кораблей Империи?
– И да, и нет. Я командовал, это правда. Но на нас не нападали корабли Империи. Нас атаковал всего один крейсер.
– Понятно, спасибо. – Прокурор кивнул. – Ваша честь, я хочу получить подтверждение о том, что все ответы подсудимого, включая этот, будут занесены в протокол. А данные протокола прошу приравнивать к уликам, за неимением других доказательств.
– Это справедливо, – согласился судья.
– Показания занесены в протокол! – сообщил секретарь.
Прокурор кивнул, снова глянул на Эльвина и задал следующий вопрос:
– Итак, подсудимый, вас атаковал один хадаганский крейсер. А сколько кораблей входило в вашу эскадру?
– Четыре, включая флагман, – ответил Эльвин.
– Хорошо. Какие действия вы предприняли?
– Я дал команду замыкающим кораблям сменить галс, разделив тем самым строй. Благодаря этому нам удалось уйти от первой атаки противника. После этого один из замыкающих кораблей ринулся на абордаж, второй сменил курс так, чтобы прикрыть два оставшихся корабля от потока заклинаний с крейсера. Вскоре несколько заклинаний уничтожили ведомый корабль и нанесли серьезные повреждения флагману. Мне пришлось самому встать за штурвал и увести корабль в зону нисходящего астрального течения. Мне это удалось. По выходу из водоворота корабль потерял ход, и его прибило к аллоду. Это все.
– Спасибо. – Прокурор почтительно кивнул.
– У защиты будут вопросы? – спросил председатель суда.
– У защиты будет заявление. – Адвокат поднялся с места. – Я считаю, что подсудимый покинул бой не из трусости, а в попытке спасти экипаж хотя бы флагманского корабля.
Слово «трусость» резануло, как абордажный палаш. Эльвин ушам своим не мог поверить. Из слов прокурора получалось, что капитан эскадры не просто не проявил никакого геройства, а является банальным дезертиром. А уж выступление адвоката даже мысленно комментировать не хотелось.
Худшие предчувствия начинали сбываться. Нет никакой Большой Игры, и нет никакой разменной фигуры. Ему просто не поверили! Посчитали, что он выдумал все ради спасения шкуры. Но неужели маги не нашли никаких доказательств?
– Я протестую! – подняв руку, заявил Эльвин.
– Вы скрыли какую-то информацию? – Председатель суда удивленно вздернул брови. – Не забывайте, что сторона обвинения базируется исключительно на ваших собственных показаниях!
Эльвин не знал, что ответить. Имеет ли он моральное право разглашать секретную информацию? Хотя… Почему секретную? Ведь эта информация является достоянием всей Лиги, а не только эльфов! И ее следует предать гласности.
– Я ничего не скрывал, – спокойно ответил Эльвин. – Меня никто не спрашивал, почему один хадаганский крейсер нарушил наш строй и в кратчайший срок уничтожил нашу эскадру. Но, прежде чем обвинять меня в трусости и дезертирстве, вы должны знать мой истинный мотив выхода из боя.
– Я ничего не скрывал, – спокойно ответил Эльвин. – Меня никто не спрашивал, почему один хадаганский крейсер нарушил наш строй и в кратчайший срок уничтожил нашу эскадру. Но, прежде чем обвинять меня в трусости и дезертирстве, вы должны знать мой истинный мотив выхода из боя.
– Значит, из боя вы все же вышли… – со вздохом произнес председатель суда.
– Да! Но я это сделал исключительно ради того, чтобы передать Совету важнейшую информацию о новом оружии Империи!
– Что это за оружие? – не скрывая иронии, спросил прокурор.
И тут Эльвин вдруг осознал, что отвечать бесполезно. Да и нечего отвечать, по большому счету. Что он мог сказать? Дескать, хадаганский крейсер двигался против ветра? Это лишь слова. Что Империя обладает пушками, посылающими заклинания без участия магов? На то нет никаких доказательств. И выходило, что противник, при меньшей численности, на голову разбил эскадру исключительно из-за непрофессионализма капитана Эльвина ди Гран. Причем капитан, чтобы прикрыться, выдумал сногсшибательную историю…
– Я не знаю, что это за оружие, – честно признался Эльвин.
– Значит, вы признаете вину? – уточнил председатель суда.
Эльвин спокойно опустился на неудобную скамью, не проронив больше ни слова. Он рискнул и проиграл. Такое бывает. Он понял, что не Совет затеял Большую Игру. Нет. Он сам ввязался в собственные интриги, и сам же в них запутался. А за ошибки следует расплачиваться сполна.
– Защита может что-то сказать? – спросил председатель суда.
Адвокат лишь развел руками.
– Тогда признаю подсудимого виновным. И назначаю наказание в виде содержания в Офицерской Башне сроком на пять лет. По закону о преступлениях, совершенных в бою, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Эльвин ди Гран! Из зала суда вы будете доставлены к месту заключения. Вы лишаетесь всех званий и наград, а также, после отбывания наказания, будете отчислены из числа офицеров и списаны на аллод без права восстановления.
Судебный пристав, вызванный председателем суда, приказал Эльвину подняться со скамьи, и срезал с его мундира все знаки различия небольшим серебряным ножом, видимо, специально для этого предназначенным. Когда лезвие, с едва слышным треском, распарывало нити, Эльвин не удержался и закрыл глаза, чтобы никто не увидел навернувшихся на глаза слез. Казалось, что это не нити рассекает клинок ножа, а напряженные до предела нервы.
Когда процедура лишения регалий была закончена, Эльвин едва держался на ногах от нервного истощения. Охранники надели на запястья Эльвина кандалы. Магические печати на них мерцали голубым сиянием, напоминая заключенному о бесполезности попыток побега. Такие кандалы заговаривались магом на строго заданный срок, после которого начинали медленно сжиматься, давя на кости, а потом и ломая их, если беглец, по каким-то причинам, сам не сдастся властям.
Когда Эльвина выводили из зала суда, тот еле переставлял ноги. Они сделались словно ватными, от осознания тяжести оглашенного приговора. Пять лет! Это не укладывалось в голове. И ладно бы еще заключение… Но такой позор, как лишение всех регалий, пережить было сложно. Хорошо еще хоть в Офицерскую Башню, а не в тюрьму для уголовных преступников.
На некоторое время бывшего капитана заперли в тесной камере в подвале судебного здания, где заключенные ожидали оформления всех формальностей и прибытия транспорта. Время шло, и Эльвина все больше беспокоили кандалы, ему постоянно казалось, что они уже начали сжиматься. Так и хотелось закричать, попросить помощи, но честь офицера, которую судья отнял своим вердиктом, не давала этого сделать. Оставалось лишь убеждать себя, что времени прошло мало, и заклинание не могло начать действовать.
Наконец, охранники-канийцы вывели Эльвина из тесной клетушки и проконвоировали через закрытый двор. Двое эльфов-гвардейцев распахнули люк серого бронированного экипажа Городской Стражи, висящего в ладони над мостовой под властью магии Воздуха. Рядом с экипажем стоял маг, так же облаченный в мундир Городской Стражи.
Внутри оказался отсек для арестантов, а за ним, отделенный решеткой, отсек для охранников. Его уже заняли двое каинийцев с легкими копьями, усиленными светящимися письменами боевых заклинаний. Такое оружие можно, при необходимости, и между прутьев решетки просунуть, для усмирения конвоируемого. К тому же у них был свой люк, через который они могли покинуть экипаж, не открывая отсек с арестантом.
За Эльвином закрыли люк, после чего маг опечатал его заклинанием и занял место за решеткой вместе с охранниками. Видно было, что эльфу не очень нравится делить скамью отсека с канийцами. Но в Городской Страже с этим неизбежно приходилось мириться.
Эльвин поспешил занять место на неудобном сиденье, протянувшемся вдоль борта до самой решетки. Летающий экипаж качнулся и начал набирать высоту.
Почему-то вспомнился самый первый выход в астрал, когда молодой кадет Эльвин ди Гран и не думал, что менее чем через десять лет ему поручат командовать кораблем. Поначалу трудно было привыкнуть к отсутствию твердой земли под ногами, к тому, что палуба все время немного покачивается вместе с кораблем, влекомым астральными течениями и ветрами. Но потом, через годы, все стало наоборот, и непривычной уже казалась твердь аллода, когда ступал на нее после долгих походов.
Вот и теперь, стоило экипажу подняться повыше, Эльвин ощутил знакомое чувство отрыва от пристани. Чувство близкой, неизбежной свободы, которое ждет вдали от аллода, в таинственном, изменчивом тумане астрала. Но ощущение было ложным. Не свобода ждала впереди, а короткое, бесславное путешествие до Офицерской Башни, где в одиночном заточении придется провести пять лет. Половины всего срока службы.
Окон в арестантском отсеке не было никаких, поэтому взгляду Эльвина доступны были лишь хмурые канийцы, маг, с едва заметным неудовольствием на лице, и крохотный кусочек неба, видимый через боковую бойницу за решеткой и спинами стражников. В Башне, скорее всего, тоже не будет видно ничего, кроме неба. Вряд ли там предусмотрен балкон с балясинами.
Понимание того, что пять лет придется провести в заключении, навалилось с новой силой. Эльвин даже глаза закрыл, настолько острым был приступ отчаяния. И за что? За то, что хотел спасти Лигу от неожиданной атаки Империи.
Внезапно волна отчаяния сменилась в душе Эльвина волной горькой иронии. А ведь не факт, совсем не факт, что получится отсидеть весь срок! Раз Совет проигнорировал донесение капитана патрульной эскадры и упек его в тюрьму за «трусость и дезертирство», значит, у Империи есть все шансы попросту смять Лигу новым оружием. Наверняка нападение на эскадру являлось чем-то вроде испытания новой силы. И это испытание прошло для хадаганцев с оглушительным успехом. Теперь они будут строить множество таких крейсеров, причем в обстановке полной секретности, так как единственный выживший свидетель сидит в тюрьме. И они нападут. Совершенно точно. Вне всяких сомнений. Вопрос лишь один: когда? И чем это кончится для аллода Ди-Ардер.
Мысль о заключении на пять лет приводила в отчаяние, но Эльвин отдавал себе отчет, что предпочел бы отсидеть его полностью, а не выйти из разрушенной хадаганцами тюрьмы.
Внезапно пол под ногами качнулся, а через миг экипаж заложил столь суровый крен на правый борт, что Эльвин, не успев схватиться за решетку скованными руками, на полном ходу шарахнулся головой в бронированную переборку отсека. Не успев даже толком осознать, что случилось, бывший капитан потерял сознание.
Очнулся он от того же неприятного ощущения, какое каждый моряк испытывает, вернувшись на берег. Пол под ногами хотя и располагался под приличным углом к направлению силы тяжести, но держался незыблемо, как сама земля. Значит, экипаж приземлился. Но почему? Что произошло в воздухе?
Глаза залило кровью из рассеченного лба. Она еще не запеклась, значит, времени от удара прошло не много. По отсеку начал распространяться запах гари и разогретого металла. Пришлось наспех протереть веки скованными руками, открыть глаза и оглядеться.
Взгляду Эльвина открылась пугающая картина. Пол был густо залит канийской кровью, она стекала вдоль борта и уже образовала приличную лужу у люка. Оба стражника лежали спинами на решетке, одежда их промокла от крови, а чуть выше виднелось подломленное крыло эльфийского мага. Самого его разглядеть не получалось – мешали широкие тела канийцев. В борту кабины, за решеткой, зияла внушительная пробоина, какую могло оставить лишь боевое заклинание магии Огня, причем внушительной силы.
Но одним лишь пробивным заклинанием летающий экипаж не свалить. Нужно было еще несколько заклинаний, нейтрализующих магию Воздуха. То есть, кто бы ни напал на конвой, в его распоряжении были сильные маги. И точно не один.
Стоило Эльвину оценить характер повреждений и их результативность, у него тут же возникло предположение о том, кто и зачем мог напасть на тюремный конвой. Собственно, ответ на вопрос «кто» был достаточно очевидным. Кто мог в таком масштабе оперировать силами на эльфийском аллоде, если не сами эльфы? Причем, скорее всего, по указанию Совета Восьми Домов, так как без его ведома ничего тут не делалось.