– Как все, однако, любопытно складывается! – заметил на сей счет хозяин. – А куда же подевался этот ваш четвертый… как его… Цигун?.. Циан?.. Цефей?
– Возможно, ты имеешь в виду нашего единоверца Цефона? – Я насторожился, пытаясь понять, куда клонит Барклай. И откуда, черт побери, ему известно имя сектанта, который, по замыслу Дьякона, не должен был добраться до Чернобыля. Или все-таки должен был, и двое суток назад я неверно истолковал, казалось бы, совершенно очевидные факты?
– Да-да, о Цефоне я и толкую, – подтвердил Дровосек. – Так где же он, позвольте вас спросить?
– Цефон, царствие ему небесное, пал смертью храбрых вчера вечером, когда мы прорывались к Курчатнику, – ответил я, придав лицу и голосу скорбное выражение. – Он прикрывал нам спины и, к великому сожалению, был растерзан стальными тварями на подходе к тамбуру. – И, перекрестившись, подытожил: – Да упокоится с миром наш брат по вере Цефон в той многогрешной земле!
Липовые Елам и Хет все так же молча последовали моему примеру.
– М-да, и впрямь, чем дальше, тем все любопытнее и любопытнее… – Вопреки ожиданиям Барклай не стремился показываться нам на глаза, чтобы взглянуть на «Вирсавию» и самолично произвести ее экспертизу. Более того, складывалось впечатление, что в данную минуту она его вообще не интересовала. А интересовали Барклая почему-то мы. Вернее, тот из нас, кто здесь и вовсе не должен был сейчас находиться.
Но если мы вызывали у Дровосека подозрения, зачем тогда он нас сюда впустил?
(Что-то явно идет не так. Или я где-то напортачил, или в дело вмешался случай. Один из тех случаев, которые невозможно предугадать в принципе, если вы не владеете нужной для такого прогноза информацией. Подобное в моей работе случается. И не сказать, чтобы редко. Насколько бы аккуратным и опытным ни был водитель, его автомобиль не застрахован от прокола колеса и прочих дорожных неприятностей. Насколько бы тщательно ни просчитывал я свою тактику, мне приходится опираться лишь на те данные о противнике, какие я ухитрился добыть. Но даже, когда их бывает много, они все равно представляют собой лишь фрагменты общей картины, по которым я старательно пытаюсь воспроизвести ее целостность. Сделать это в общих чертах, как правило, удается, но вот с восстановлением мелких деталей в таком деле возникают трудности. И ладно, если все упущенные мной мелочи незначительны. Увы, бывает и так, что среди них оказываются ключевые подробности складываемого мной пазла.)
– Так что мы решим насчет картины? Она тебе нужна или как? – осведомился я, делая вид, что начинаю терять терпение. В действительности сейчас я был уравновешен и сконцентрирован, будто подкрадывающийся к жертве хищник. И пусть ее поведение меня настораживало, моя стая была готова к атаке, и отступление грозило нам куда большими потерями, нежели последний, стремительный рывок вперед.
– Разумеется, ваша картина мне нужна, если, конечно, это и впрямь подлинник, – ответил виртуальный Барклай. – И не только картина, но и вы трое мне также очень нужны. Точнее, не столько мне, сколько моему деловому партнеру Дьякону. Уверен, ему будет чертовски интересно узнать, как это вдруг один из его людей позавчера умер, а сегодня чудесным образом воскрес и выполнил порученное ему задание.
После этих слов голографическое изображение Дровосека сменилось огромным двумерным экраном. Он был разделен на четыре части, на которых демонстрировались фотографии растерзанного трупа в доспехах Пламенного Креста. Как стало понятно, одного и того же трупа, но запечатленного с разных ракурсов. Вид у него был весьма непрезентабельный. У мертвеца полностью отсутствовала левая рука и наполовину – правая нога, оторванная аккурат в коленном суставе. А вот голова и лицо оказались на удивление неповрежденными и легко поддавались опознанию. Настолько легко, что я моментально понял, чьи останки нам показывают.
Мои!.. Или, вернее, того праведника, который в данную минуту находился в «Ласточке» живой и ничуть не покалеченный…
Я всегда стремился максимально походить на тех людей, чей облик принимал. Но сегодня моя педантичность оказала мне медвежью услугу. Даже одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: кто-то из нас двоих – Магог или я – однозначно не тот, за кого он себя выдает. А поскольку первый был мертв и посему лишен всякой мотивации лгать, это обвинение автоматически переадресовывалось мне. И то обстоятельство, что я пришел в Чернобыль не с Деданом и Аркеем, а с неизвестными Еламом и Хетом, играло категорически не в мою пользу.
Мне хватило нескольких секунд на то, чтобы, так сказать, прокачать ситуацию. Как я и подозревал, нашу в целом добротную легенду сгубила досадная случайность: труп настоящего Магога. Вероятность того, что его обнаружат, была невелика. А что вдобавок его обнаружат праведники – и того меньше. Тела Дедана и Аркея, а также отстреленную нами ногу их единоверца мы обратили в пепел плазменной гранатой прямо на месте – возле Питерского тамбура. Унесенному гарпиями мертвому Магогу следовало, по всем предпосылкам, быть растерзанному в мелкие клочья где-то там же. Но вот незадача: авиаботы по какой-то причине его не растерзали, а лишь оторвали ему руку, после чего утратили интерес к жертве и бросили ее. И опять-таки в откровенно неудачном для нас месте. Магог не угодил в дебри автонов, где его вмиг обглодали бы скорги, и не затерялся в непролазных нагромождениях руин. Он, зараза, упал так, что вскоре был найден другими сектантами, которые, очевидно, наткнулись на него, когда шли куда-то по своим делам. Единоверцы немедля доложили о своей находке Дьякону, ну а тот, узнав плохую новость, сделал нужные выводы.
Конечно, четверка отправившихся за картиной сектантов могла погибнуть, не успев подать сигнал о помощи, по множеству причин. Однако Дьякон предположил наихудший вариант: проклятый Цефон почуял неладное и, убив своих спутников, дезертировал из рядов Пламенного Креста! Разумеется, пророка это несказанно взбесило. Но прежде чем выйти к единоверцам и публично предать отступника анафеме, Дьякон связался с Барклаем. И известил его о срыве сделки, прислав в качестве оправдания фото погибшего посредника – Магога; последнее свидетельствовало о том, что Дровосек его все-таки знал, а иначе зачем бы ему сдался снимок незнакомого мертвого сектанта?
А еще пророк не забыл наказать деловому партнеру, что если Цефон и впрямь не соврал насчет картины и рискнет спихнуть ее Барклаю, соврав, что послан к нему Дьяконом, то пусть Барклай заберет «Вирсавию» даром – в качестве компенсации за неустойку, – а дезертира захватит и передаст секте. Дровосек, которому эта услуга не стоила ни копейки, пообещал, что так и поступит.
И каково же, небось, было его удивление, когда сегодня утром к «Ласточке» подошли три праведника, один из которых, по заверениям Дьякона, был двое суток как мертв! И эти трое не только не походили на призраков, но вдобавок уверяли хозяина мини-форта, что доставили ему обещанную картину! Которая и так уже де-юре принадлежала Барклаю. И что ему оставалось делать? Конечно же, забрать «Вирсавию» себе, а принесших ее сектантов, согласно договору, взять в плен. И плевать, что среди них не было Цефона. Пускай пророк сам разбирается, кто из них отступник, кто – самозванец, а кто – воскресший мертвец. Главное – Дровосек выполнил… или, точнее, даже перевыполнил свое обещание Дьякону. А также окончательно прояснил вопрос с картиной, какой бы в итоге – фальшивой или подлинной – она ни оказалась…
– Арестовать их! – приказала голографическая проекция Барклая сразу, как только погас экран с компрометирующим нас фото. Телохранители на балконе, похоже, только и ждали этой команды и, продолжая держать нас на мушке, двинулись к лестницам. Их топчущийся внизу соратник также выхватил из кобуры «Страйк», нацелил его на меня и стал отступать вправо – к той лестнице, по какой спускался один из троих стоявших наверху ублюдков. Прочие обходили нас с левого фланга. И когда все они соберутся на первом этаже, мы окажемся в секторе их кинжального огня – заведомо проигрышной позиции…
…Чего я, естественно, допустить никак не мог. И, пока трое из четверых охранников были вынуждены посматривать себе под ноги, дабы не споткнуться на ступеньках, отдал наконец приказ к атаке.
– Аллилуйя! – громко произнес я кодовое слово, которое должно было также достичь ушей Гаера и Башки. Они следили за происходящим в «Ласточке» через прикрепленные к нашим доспехам микрокамеры и имели свои инструкции, как им действовать после моего приказа.
В момент, когда он был озвучен, я предпринял еще кое-что: швырнул свой шлем, который до этого держал в руках, на середину холла, слева от проектора. Астат проделал то же самое со своим шлемом, только тот упал одесную виртуального Дровосека. Вектор же, чей шлем продолжал оставаться на голове, в это время нырком бросился вперед и покатился по мраморному полу в направлении того противника, что с пистолетом наготове дожидался подхода товарищей со второго этажа.
Нам с Астатом также было опасно оставаться на ногах, и мы, избавившись от шлемов, тут же последовали примеру Вектора. Только мы нырнули не за ним, а к тумбе, на которой стоял проектор. Она являла собой мраморный куб с ребром в полтора метра, и ей предстояло защитить нас от пуль, которые грозили вот-вот ударить с лестниц.
Они и впрямь ударили, правда, стрельба продолжалась всего ничего, от силы три-четыре секунды. А затем автоматы врага дружно смолкли, потому что мы убедительно продемонстрировали ему, чего стоит наша компания, даже будучи полностью разоруженной…
В отличие от многих институтов мира, главной целью которых давно стало выбивание грантов на всяческие исследования, а не сами исследования как таковые, техническая лаборатория Ведомства – как раз то учреждение, сотрудники коего получают свои огромные оклады совершенно заслуженно. И не важно, что наши ученые не читают лекций на симпозиумах, не пишут статьи в журналы и не стяжают себе мировой славы и Нобелевских премий. Дело, которым они изо дня в день занимаются в своих засекреченных лабораториях, также льет воду на мельницу научно-технического прогресса, пускай результат их работы оценивает весьма ограниченный круг людей.
Я уже упоминал о том, что лишь благодаря науке мне удалось в свое время вернуться в строй, реабилитироваться и продолжить службу. Теперь же я сделаю еще одно короткое отступление и расскажу о другой области изысканий Ведомственной лаборатории. А именно – о вспомогательных спецсредствах, которые она поставляет для нас в большом количестве и ассортименте.
Что скрывается под этим обтекаемым термином, можно объяснить кратко: все полевое оборудование, что не подпадает под категорию оружия, но имеет сходную с ним задачу – продлить жизнь нашему оперативнику и – при необходимости – сократить жизнь его врага. Взрывчатка последнего поколения «Голем», пожалуй, одна из лучших разработок наших химиков в данной области. Хранящийся в герметичной упаковке, этот пластический состав, контактируя с водой, быстро застывает и обретает прочность легированной стали. И даже внешне становится практически неотличим от нее. Чтобы подорвать взрывчатку такого типа, требуется пропустить через нее ток строго определенной, сверхвысокой частоты. Поэтому для создания на основе «Голема» бомбы используется специальный детонатор, который закладывается во взрывчатую массу еще до того, как та затвердеет.
Любопытная особенность: сила взрыва зависит не от веса заряда, а от электрической мощности детонатора. Она же влияет на то, какое количество вещества воспламенится сразу, а какое – с некоторым запозданием; последнее разлетается сначала в виде осколков и взрывается уже на лету или при попадании в цель. Это свойство делало «Голем» самой простой в изготовлении кассетной бомбой, которую вдобавок можно было замаскировать под что угодно. Например, под стрелковое оружие. А при желании – действующее оружие, выточив его детали из застывшей пластической массы! На презентационном стенде Ведомственной лаборатории есть изготовленный таким образом полноценный пулемет Карташова, который исправно функционирует: плюется очередями и не взрывается при стрельбе. Но если поместить в него детонатор, этот «карташ» разнесет вокруг себя все и вся ничуть не хуже, чем аналогичный ему по весу заряд тротила.
Гранаты, которые мы изготовили из «Голема» перед визитом к Барклаю, тоже можно было считать маленькими шедеврами бомбостроения. Слепив их в форме шлемов, придав им твердость в ванне с водой и выкрасив в черно-оранжевом стиле Пламенного Креста, мы снабдили их, помимо детонаторов, еще кое-какими примочками. Такими, которые позволят нашим устройствам взорваться буквально в шаге от нас, а мы при этом не только останемся живы, но и не получим увечий. До тех пор, пока заряды не были активированы, фальшивые шлемы исполняли свою прямую обязанность – защищали наши головы от повреждений. Но как только я и Астат сняли свои шлемы и взвели детонаторы, замаскированные под обычные застежки, у нас в руках оказались две серьезные бомбы. Дабы они сработали, их оставалось лишь швырнуть на пол. Не забыв, разумеется, после этого самим укрыться от взрыва.
Мы планировали воевать в помещении и потому использовали не самые мощные детонаторы. По этой причине количество не воспламенившегося сразу и разлетевшегося осколками «Голема» было высоким. А сам разлет осколков – не хаотичный, а направленный. Именно такой взрыв обеспечили встроенные нами в еще не затвердевшую взрывчатку примочки. Первая из них располагалась на макушке шлема и являлась мини-катапультой, сработавшей при ударе об пол. И лишь когда подброшенная ею граната взлетела на высоту в полтора метра, только тогда активировался взрыватель.
Вторая примочка выполняла роль отражателя, который не позволял осколкам улететь ниже уровня, на котором в момент взрыва находилась граната. Само собой, эта мертвая зона была ограниченной – в нашем случае ее радиус составил порядка восьми-десяти метров от эпицентра. Большего нам и не требовалось. Упав на пол в двух шагах от брошенных гранат, мы сразу очутились вне досягаемости их осколков, разве что нам пришлось заткнуть уши, дабы избежать контузии.
А вот спускающиеся по лестницам телохранители Дровосека не укрылись бы от взрыва, даже попадай они ниц на ступеньки. Лишь небольшое пространство над полом, где мы залегли, не угодило в полусферическую зону поражения осколков «Голема». Разрываясь на лету, а также при попадании в стены и потолок, они устроили в «Ласточке» натуральный огненный шторм: кратковременный, но убийственно свирепый. И когда через пару секунд он утих, обстановка холла изменилась до неузнаваемости. Настолько, что, открыв зажмуренные перед взрывом глаза, я даже на миг подумал, что каким-то образом перенесся в другое помещение.
Все было затянуто пылью, а прежде аккуратная мраморная отделка стен, потолка и балконной балюстрады сплошь покрылась выбоинами, трещинами и сколами. В сползающих по ступенькам трех растерзанных телах с большим трудом можно было опознать головорезов, которые только что палили в нас из автоматов. Просто удивительно, что после этого голографический проектор продолжал как ни в чем не бывало работать. Впрочем, его спас не взрывоустойчивый корпус, коего у него не было, а тумба, чья высота позволила проектору остаться вне зоны осколочного поражения.
Четвертый охранник, которого взрыв застал у подножия правой лестницы, успел в последний момент сообразить, почему мы, побросав шлемы, дружно попадали на пол. Промедли он хотя бы на миг, и его тоже посекло бы «Големом». Чему этот тип вряд ли обрадовался бы, так как погиб бы вместе со своими товарищами. Но он избежал подобной участи. И, грохнувшись на пол вслед за нами, еще в падении открыл огонь из пистолета.
Будучи человеком небедным, Барклай мог позволить себе нанять высококлассных телохранителей. Головорез с пистолетом не был исключением из правил. Падая, он палил не наугад, а по цели: катящемуся навстречу ему по полу Вектору. Однако наш парень был не из тех, кто позволил бы подстрелить себя вот так запросто. Зная, что сейчас он является наиболее легкой мишенью – мы с Астатом были уже заслонены от стрелков тумбой, – Вектор изменил траекторию своего движения еще до того, как грянули выстрелы. Не останавливаясь, он дважды перекатился вбок, и все выпущенные в него пули лишь раскололи мрамор там, где «мизантропу» предстояло быть, продолжай он двигаться прямо.
Все это случилось аккурат перед взрывом. И когда тот грянул, Вектор и его оппонент лежали на полу всего в пяти метрах друг от друга. И оба были невредимы, с одной лишь разницей: первый успел зажмуриться и заткнуть уши, а второй, увлекшись стрельбой, – нет…
Грохот и вспышка пламени ошеломили уцелевшего телохранителя, что позволило безоружному Вектору отыграть у него преимущество. Впрочем, безоружным он оставался недолго. Еще до того, как он вскочил на ноги и ринулся на врага, в руках у Вектора появился стальной остроконечный штырь длиной около тридцати сантиметров.
Где же наш соратник им разжился, если на входе нас тщательно просветили сканерами? Обычная ловкость рук и немного мошенничества. Кости левого предплечья у Вектора были металлическими, что никого не удивляло, ни в Зоне, ни за ее пределами; мало ли где человек мог раздробить себе руку и потом восстановить ее при помощи такой имплантации. Вот только Дровосек понятия не имел, что искусственный фрагмент скелета Вектора отнюдь не так прост, каким он выглядит в рентгеновских лучах. Если бы хозяева «Ласточки» присмотрелись к его руке с дотошностью хирургов, они обнаружили бы, что ее предплечье имеет слегка нетипичное строение. А его мышцы крепятся на самом деле к одной – более крупной и широкой – кости. А более тонкая встроена в специальные гнезда на локтевом и лучезапястном суставах так, что ее можно вытащить, если предварительно разрезать кожу на последнем. А вытащив, использовать в качестве стилета или иного подходящего по форме инструмента.