— Извините, Тамара Михайловна, я должна подготовиться к отъезду, ведь завтра мы отправляемся в Придурильскую республику — попытаемся что-нибудь выяснить на месте. Спасибо вам за помощь!
— Желаю удачи, — совершенно искренне сказала госпожа Свешникова.
***
Василий с нетерпением ждал водителя автобуса — и вскоре в дверь постучали.
— Да-да, пожалуйста! — крикнул сыщик. В кабинет вошел невысокого роста коренастый парень лет на вид двадцати пяти или чуть старше.
— Ну вот, пришел, — сказал он, неловко встав в дверях.
— Да вы проходите, присаживайтесь, — засуетился Дубов. — Рассказывайте, рассказывайте скорее!..
— Да чего там рассказывать, — совсем смутился водитель. — Я ведь только до омоновского поста доехал, а там мне эти гады так наваляли — два ребра сломали, сотрясение мозгов, и ни черта не помню.
— Погодите-погодите, — прервал Василий, — что за гады?.. Кстати, как вас звать-величать?
— Костя.
— Давайте, Костя, с самого начала. Значит, вы помогли директору музея Козицкому погрузить музейное имущество в грузовик и поехали. Так?
— Так, — кивнул Костя. — Дядя Сева сказывал, что это очень ценные вещи и что их нужно вывезти подальше из города.
— Дядя Сева? — удивился Василий. — Вы что, его племянник?
— Да нет, просто сосед по коммуналке. Я его с детства знал.
— Но вы профессиональный водитель?
— Ну, тогда я как раз на права сдал. А Сева позвонил и сказал — срочно нужна твоя помощь.
— Ну и куда вы должны были ехать? — продолжал выспрашивать сыщик. — Всеволод Борисович говорил о конечной цели?
Костя на минутку задумался:
— Да нет, говорил только, что надо подальше из Старгорода, где не бомбят. А куда — не сказал. Должно быть, и сам толком не знал.
— Ну хорошо, — Василий попытался зайти с другого конца, — а много ли было в баке бензина? Например, до Кислоярска хватило бы?
— До Кислоярска? — прикинул Костя. — Пожалуй, хватило бы.
— А в каком направлении вы поехали — помните?
— Почему не помню? Такое разве забудешь — в восточном. Там нас при выезде из города омоновцы и тормознули. Выволокли из машины и стали бить.
— За что? — изумился Дубов. Костя глянул на него с недоумением:
— Да омоновцы потому что. Спасибо еще, хоть не убили. Я уже потом только в больнице очухался, доктор сказал — перелом двух ребер и сотрясение мозга. И ничего не помню.
— А куда девался грузовик — тоже не знаете? — уже почти безнадежно спросил Дубов.
— Ну я ж говорю — сознание потерял, — ответил водитель. — А грузовика этого я больше не видел. И дядю Севу тоже. Хороший был мужик, жаль, что погиб.
— Как погиб? — тряхнул головой Василий. — Ведь про него известно только то, что он пропал без вести!
— Погиб, — совсем повесил голову Костя. — Такого человека убили!
— Постой-постой, почему ты так уверен, что Всеволод Борисович Козицкий погиб? — продолжал допытываться Дубов.
— Так ведь в газете об этом писали! — объяснил Костя. — Мол, погиб, но не отдал достояние Республики мордавскому агрессору…
— А, ну если в газете — то уж конечно, — тяжело вздохнул детектив. — Ну ладно, Костя, спасибо за помощь, не буду больше тебя терзать, но оставь свои координаты — если что, я к тебе еще обращусь.
— А что, завсегда пожалуйста, — откликнулся Костя. — Буду рад помочь.
***
Вечером, когда вещи в дорогу были собраны, Василий Дубов и Надежда Чаликова сошлись на "военный совет" в гостиной дубовской квартиры — а квартира эта занимала второй этаж особняка на Барбосовской улице, принадлежащего вдове банкира Лавантуса Софье Ивановне. Приглашен был и доктор Владлен Серапионыч — его советы, подкрепленные опытом и житейской мудростью, не раз помогали Василию в его запутанных расследованиях. А то дело, ради которого Дубов и Чаликова собирались с утра отправляться в Старгород, было именно таким — запутанным и требующим опыта и житейской мудрости.
Надя и Василий рассказывали друг другу и Серапионычу о том, что узнали за день, а доктор с непроницаемым лицом попивал чаек, одновременно разглядывая альбом Старгородского музея, и время от времени что-то записывал на листке бумаги.
Выслушав сообщения журналистки и детектива, доктор отложил альбом:
— Ну что ж, можем подвести некоторые общие итоги. Первое — давайте определимся, в каком направлении директор вывозил музейные ценности?
— В восточном! — уверенно заявил Василий. — Ведь Костя это очень хорошо помнит.
Серапионыч покачал головой:
— Я ни в коей мере не ставлю под сомнения слова Кости, — доктор заглянул в свои записи, — подтверждающиеся сведениями майора Селезня, но никак нельзя скидывать со счетов и письмо Козицкого к его кислоярской коллеге Тамаре Михайловне, где он вентилировал возможность эвакуации ценностей в Кислоярск. И в заявке на грузовик, которую отыскала баронесса фон Ачкасофф, директор писал о перевозке ценностей в северном направлении — это еще не Кислоярск, но уже в сторону нашей границы.
— Действительно, полная путаница, — заметил Василий.
— И кругом тупик, — добавила Надя. — Выходит, так — на грузовик напали омоновцы, водитель пострадал, но остался жив, а грузовик вместе с директором исчез бесследно. Если, конечно, не считать его вознесения на небеса во время бомбежки…
Серапионыч отпил чаю:
— Само собой напрашивается следующее объяснение. Директор Козицкий хотел во что бы то ни стало спасти музейные ценности, а власти Придурильской республики собирались их продать и купить оружие. Догадываясь о планах властей, директор вместо ранее заявленного северного выехал в восточном направлении, с тем чтобы дальше действовать по обстоятельствам. Ведь даже водителю, которого Козицкий лично знал и которому мог доверять, он не сказал, куда собирается ехать. Скорее всего не из скрытности, а просто потому что сам не знал. Однако перехитрить власти директору не удалось — на восточном выезде грузовик задержали омоновцы, водителя нейтрализовали, ценности передали по назначению, а уж о судьбе Козицкого можно только догадываться…
— Да, эта версия выглядит очень правдоподобно, — вздохнул Дубов. — Но если картины действительно продали куда-то на Запад, или куда бы то ни было, то почему о них до сих пор ни слуху ни духу?
— Ну, почему же ни слуху ни духу? — возразила Чаликова. — Вот господин Сидоров из села Субботино до сих пор о них исследования сочиняет… Ну, насчет Сидорова — это я шучу, но во всем мире существуют такие, с позволения сказать, искусстволюбы, которые анонимно скупают произведения и держат их в своих особняках. Возможно, картины Врубеля попали к одному из них. Но, как бы то ни было, в одном ваша версия имеет очень весомое подтверждение — вскоре после эвакуации музея резко активизировались военные действия и придурильские войска перешли в наступление. Может быть, Врубель помог.
— А все-таки картины удивительные, — протянул Серапионыч и продемонстрировал Дубову и Чаликовой репродукцию "Демона в полете", открывавшего "демонскую" серию. — Не говорю уж о стихах:
- Изумительно! — совершенно искренне произнесла Надя. — Только погодите, Владлен Серапионыч, ведь начало поэмы звучит немного по-другому… Сейчас вспомню:
- Одну секундочку! — вскочил Дубов из-за стола и стремглав выбежал из комнаты.
— Что это с ним? — подивился доктор. — Неужели чайное отравление?
Однако Надежда не успела ничего ответить, поскольку в гостиной вновь появился Дубов. В руках он держал объемистый том.
— Вот достал у Софьи Ивановны, — пояснил Василий. — Сочинения М.Ю. Лермонтова, издание Ф. Павленкова, 1905 год. И вот смотрите: сначала — "Демон. Восточная повесть". А потом — первый, второй, третий и четвертый очерки "Демона". — Детектив раскрыл страницу, где начинались "очерки". — Так-так-так… Вот, пожалуйста, второй очерк "Демона":
- Печальный Демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
и так далее. Датируется 1830 годом. Доктор, там не сказано, кто конкретно составлял альбом и подбирал стихи к картинам?
— Да нет вроде, — откликнулся Серапионыч, рассмотрев выходные данные альбома. — Можно только предполагать, что в его создании более или менее активно участвовал и сам В.Б. Козицкий. Во всяком случае, его фамилия значится в редакционной коллегии. Однако никак не выделена, а стоит в общем списке по алфавиту.
— Да нет вроде, — откликнулся Серапионыч, рассмотрев выходные данные альбома. — Можно только предполагать, что в его создании более или менее активно участвовал и сам В.Б. Козицкий. Во всяком случае, его фамилия значится в редакционной коллегии. Однако никак не выделена, а стоит в общем списке по алфавиту.
— Скажу вам одно, — констатировала Надя. — Кто бы ни подбирал стихи к иллюстрациям, но у искусствоведа-любителя господина Сидорова из почтового отделения Субботино уже был предшественник.
— В каком смысле? — не понял Дубов.
— В смысле сопоставления ранних и поздних вариантов у Лермонтова и Врубеля.
— Да, чудные картины, — продолжал между тем Серапионыч. — Вот особенно эта — "Тамара в гробу". Я видел ее широко известный вариант, но он как-то того… не убеждает. А этот я бы охотно повесил у себя в морге!
Произнеся эти бессмертные строки, Серапионыч отложил альбом и подлил в чай еще немного жидкости из скляночки:
— От этой картины исходит какая-то энергия, даже от репродукции! Я так и чувствую, что отлетевшая душа Тамары еще витает где-то рядом и рыдает о разлуке с телом… В позднем варианте, мне кажется, Михаил Александрович будто бы устыдился своей сентиментальности и как-то затушевал эти мотивы, но здесь они так чисты и пронзительны… — Обмакнув глаза платочком, доктор встал из-за стола. — Пойду помаленечку… Да, вот еще что, — добавил он уже в дверях, — чуть не запамятовал. Это, конечно, к делу не относится, но я сегодня звякнул в Старгород одному своему знакомому журналисту. Думал, может он чего слышал.
— Ну и как? — заинтересовалась Надя.
— Да не особо. То есть он, может, что-то и знает, да только не стал бы по телефону рассказывать. Я тут, понимаете ли, забыл немножечко, в какой стране он живет. Это мы тут болтаем, что попало, где попало и с кем попало, а там… Э, да вы сами знаете. Но кое-что он мне все же поведал. Оказывается, из Козицкого там сейчас делают что-то вроде национального героя. Присвоили ему посмертно звание героя Придурильского труда и поставили бюст перед бывшим музеем, даром что теперь там уже располагается не музей, а ихний Совет по государственной безопасности. На торжественном открытии сам президент Смирнов-Водкин речь толкнул! Книжка вышла — "Повесть о настоящем патриоте". Про то, как Козицкий, попав в окружение, взорвал себя вместе с грузовиком, чтобы только музейные ценности не попали к страшным и кровожадным мордавцам. И будто бы последними его словами были: "Отечество! Тебе я жертвую собой!". Ну и все такое прочее… Это я к тому, что ваши поиски истины в Старгороде будут очень затруднены — вряд ли это понравится Придурильским властям, которые истину уже установили раз и навсегда… Ну, счастливого пути. — И доктор, поправляя съехавший набок галстук, вышел из гостиной.
Глава вторая Холм Демонов
Рано утром Василий и Надежда выехали из Кислоярска на синем "Москвиче" Дубова, а уже к полудню благополучно достигли Придурильской границы. И если проверка на родной Кислоярской таможне носила чисто формальный характер, то перед вагончиком Придурильской таможни стояло несколько автомобилей. Их не очень умело, но старательно "шмонали" парни в залатанных камуфляжных нарядах.
— Ну, это надолго, — вздохнул Василий.
— На час, не больше, — профессионально прикинула Надежда. — Вася, кто это там?
— Где? — переспросил Дубов.
— Видите, физиономия в окне, — указала Надя на таможенный вагончик.
— Это что, та рожа с бородой? — пригляделся детектив. — Ну и мордоворот, я бы с таким предпочел ночью не встречаться. — И, подумав, добавил: — Да и днем тоже…
— А вы его не узнали? Это ведь сам Мстислав Мыльник, командир Кислоярского ОМОНа!
— Так он же в розыске! — вырвалось у Дубова.
— У вас в розыске, — уточнила Чаликова, — а здесь он уважаемый человек, хотя наверняка живет под чужим именем. Тут это распространено — бывшие омоновцы чуть не со всего Союза в Придурильской Республике занимают высокие посты, вплоть до министров, но под вымышленными фамилиями, и все знают, кто они такие, но никто ничего поделать не может.
— А что же Мыльник?
— Ну, после бегства из Кислоярска он успел отличиться и в Старгороде…
— Тогда он должен что-то знать и по нашему делу! — вскочил Дубов, едва не стукнувшись о потолок "Москвича". — Мы должны его "расколоть", другого такого шанса не будет!
Надя скептически покачала головой:
— Опасно. Боюсь, это не мы его расколем, а он нас к стенке поставит.
Но Василий уже вылезал из машины:
— Я знаю, как его прищучить! Подождите меня здесь.
— Нет-нет, я с вами, — решительно возразила Надя. — Помирать, так вместе!
Мстислав сидел за столом в более чем скромном кабинете начальника таможни и с мрачным лицом чистил револьвер.
— Чего надо? — грубо спросил он, увидев незваных гостей.
— Мы к вам по важному делу, — заявил Дубов и многозначительно понизил голос: — Господин Мстислав Мыльник.
— Чего? — вскинулся начальник таможни. — Моя фамилия Мясников, ясно?!
— Ясно-ясно, — хмыкнул Василий. — Это производная от вашего прозвища "Кислоярский мясник", не так ли?
— Пристрелю, суки! — Мстислав вскочил из-за стола и наставил револьвер прямо на Дубова. Тот и бровью не повел:
— Стреляйте, пожалуйста. Но это ровным счетом ничего не изменит.
Тут в разговор вступила Чаликова:
— Господин… ну хорошо, пусть будет Мясников, вы, конечно, можете нас застрелить, но в ваших же интересах сперва нас выслушать.
Пересилив себя, Мстислав опустился на стул и швырнул револьвер в шуфлятку стола:
— Говорите!
— Вы, конечно, не в курсе перипетий международной политики, — начал Дубов, — но я хотел бы вам кое-чего сообщить. Кислоярское руководство желает получить омоновца Мстислава Мыльника для организации показательного процесса, благо материалов хватает на три "вышки". Придурильская Республика испытывает хронические трудности с продуктами. И вот наши и ваши руководители договорились продать вас за тонну зерна…
— Что-о?!!! — взревел Мстислав. — Да я им, сукам, верой и правдой… А они — сами стали министрами да генералами, мэрами да херами, а меня поставили на эту вонючую таможню!..
— И ясно почему, — подхватила Надя. — Просто так выдавать вас для них было бы слишком уж "западло", вот они и предложили Кислоярскому руководству: если сможете найти Мстислава, то забирайте.
— Я — частный детектив Дубов, — не без гордости представился Василий, — и именно мне поручено ваше разыскание. А то, что вас назначили начальником таможни именно на Кислоярскую границу — так это ваши паханы просто вас подставили, чтобы мы вас быстрее нашли. Неужто не понятно?
— Понятно, — процедил Мстислав. — И что, вы явились меня арестовывать? Посмотрим, как вы это делать будете…
— А мы и не собираемся вас арестовывать, — заявил Василий. Мстислав от неожиданности раскрыл рот:
— Почему это?
— Видите ли, лично мне, то есть гражданину Дубову, совершенно безразлично, будет ли государственный преступник Мстислав Мыльник сидеть в Кислоярской Централке, или гражданин Мясников продолжит исполнять должность начальника таможни. Мне нужно нечто совсем иное…
— А, ну понятно, — нервно подергал себя за бороду Мстислав. — Вам нужны деньги. Должен вас огорчить — я беру не деньгами, а продуктами. Но я подарю вам нечто большее, чем деньги или продукты — я подарю вам жизнь.
— В каком смысле? — не поняла Чаликова.
— Так и быть, не стану вас расстреливать.
— Ну спасибо, — покачал головой Дубов. — Слыхал я, что омоновцы — неблагодарный народ, но до такой степени…
— Погодите, — вновь вмешалась Надя, — одну минуточку, господин Мсти… Мясников. Вы участвовали в нападении на грузовик 33–33 МОР при восточном выезде из Старгорода?
— Не в нападении, а в контрольной проверке, — поправил Мстислав. — Я не бандит какой-нибудь.
"А кто же?" — чуть не вырвалось у Дубова. Вслух же он сказал:
— Значит, участвовали. И какова судьба его содержимого и сопровождающих?
— А то вы сами не знаете! — ухмыльнулся Мстислав.
— Знаем, — кивнул Василий. — Знаем, что после вашей "контрольной проверки" водитель грузовика оказался в больнице с ушибами и с сотрясением мозга. Нас интересует судьба музейных ценностей и директора Козицкого.
— Какого еще директора, — зло глянул Мстислав на Дубова и Чаликову. — Мне сказали, я сделал. А что они там везли — не моя забота.
— Ну и что же вы сделали? — нетерпеливо спросил детектив.
— Что надо, то и сделал, — отрезал Мстислав. — Шлепнул на месте за оказание сопротивления. Согласно законам военного времени.