Первой на пожарную лестницу отправилась Олька. Бесстрашная подруга сделала это так, будто всю жизнь тренировалась. Мне же стоило немалых усилий не смотреть вниз и не думать, что будет, если я рухну вниз с огромной высоты. Перекинув одну ногу с шаткого металлического наружного подоконника на ступеньку шаткой лестницы, я ухватилась за верхнюю перекладину руками и подтянула вторую конечность. Передо мной маячила довольно внушительная подружкина «мадам сижу», плотно обтянутая синими шортами. Одежда у Ольги – самая подходящая для подобных приключений, не то что моя – я вот «сверкаю» кружевными трусиками, эротично овеваемыми легким шифоновым платьем. И пусть этого никто не видит, все равно трудно избавиться от необъяснимого чувства неловкости.
Благо еще путь оказался недолгим, и мы очень быстро достигли заветного окна. Как и утверждала Ольга, оно было гостеприимно распахнуто, по всей видимости, в ожидании Пегаса. Крылатый конь, правда, так и не залетел, зато вместо него ввалились две изрядно помятые кобылицы.
Окошко, через которое мы проникли в помещение, украшало собой довольно убогонькую кухню, в центре которой за неубраным столом восседал хозяин. Как водится, в изрядном подпитии. Окинув нас мутным взглядом и громко икнув, выдав в воздух такую дозу перегара, что даже я, давно протрезвев, теперь опьянела вновь, он поднял вверх указательный палец и изрек:
– Эвтерпа! И Каллиопа!
– Чего? – шепнула мне Ольга.
– Эвтерпа и Каллиопа, – повторила я, – в школе лучше учиться надо было! Музы мы: одна – эпической поэзии, другая – лирической поэзии и музыки.
– И кто из нас кто? – Глаза подруги загорелись любопытством.
– Я Валерия Волынская, а ты… Даже не знаю, как тебя назвать, учитывая своевременность твоих вопросов. Нашла тоже, о чем думать!
– Не, ну чего ты? – обиженно пробормотала Олька. – В кои-то веки выпал шанс музой побыть, и то не даешь.
– Эвтерпа – ты, – нетвердым жестом указал пьяный поэт на Ольгу, – а ты – Каллиопа, – ткнул он своим перстом в моем направлении. Ну, слава богу, и на том спасибо.
– Ладно, вы тут, э-э-э, того самого, творите, в общем, – пробормотала я поспешно. – А мы, пожалуй, пойдем. У нас, у муз, вы знаете… такой плотный график! Стольких поэтов посетить нужно. Без нас эстрада опустеет! – затараторила я, пятясь к двери.
И дернул же меня черт шутки шутить! Ретировались бы незаметно, да и все. Так ведь нет! Сенька тут же ухватился за оброненную мною фразу и, оживившись, поинтересовался:
– А им вы тоже помогаете?
– А как же! Без нас ни один хит не будет написан!
– То-то я и думаю! – Сенька стукнул кулаком по столу и налил в граненый стакан мутной жидкости из бутылки без этикетки. – Тут сидишь, сидишь, творишь, творишь, и ничего! А они что ни день, то новую песню выдают! Почему так, а? Почему, я вас спрашиваю, вы ко мне так редко залетаете?!
– Все, все, все! – тоном любящего родителя проговорила Ольга и, подойдя к мужчине ближе (смелый с ее стороны поступок), погладила его по голове. – Обещаю: теперь мы к тебе каждый день залетать будем. А ты пока прямо сейчас, не откладывая, приступай к сочинительству.
– Да как же приступать, если в голову ничего не лезет? – по щеке мужчины стекла скупая слеза.
– А вот тебе для затравки: «Я помню чудное мгновенье».
Глаза поэта загорелись хищным блеском, он взлохматил свои длинные волосы и, вскочив, принялся мерить шагами комнату.
– Я помню чудное мгновенье, – продекламировал он и, остановившись, уставился в потолок, – передо мной явилась ты! – продолжил уже восторженно. – Как мимолетное виденье! Как гений чистой красоты!.. Получилось! – завопил поэт и радостно закружил по комнате, в то время как мы медленно и не без труда пробирались к входной двери, кое-как находя дорогу между стройными рядами пустых бутылок. Аккуратно приоткрыв дверь, мы впустили в квартиру топтавшегося на лестничной клетке Вовку и двух его приятелей. Ребята были облачены в камуфляжную форму, на головах – маски омоновцев.
– Чего так долго-то? – зашипел Володька.
– Да Сенька задержал, – прошептала Олька, впуская парней. – Ну, как там?
– Да как! Один на лестничной клетке топчется, один в машине сидит возле подъезда, еще один – на крыше. В общем, пасут вас, девоньки, плотно.
– Что и требовалось доказать! – провозгласила я, радуясь непонятно чему.
– Ну, Вован, помни, ты – наш должник, – проговорил один из парней, превращаясь из грозного сотрудника вневедомственной охраны в обычного цивильного мужчину – в джинсах и майке.
– Само собой, пацаны! – ответил Вовка, вручая нам наряды своих сослуживцев.
То ли форму давно не стирали, то ли ребята успели вспотеть, добираясь к нам, но пахла одежда брутально, по-мужски. Стараясь не дышать, натянула я на себя огромные штаны, подвернула их несколько раз на поясе, а сверху нацепила куртку. Вот с ней дела обстояли заметно хуже – рукава выдавали в нас претендентов на роль Пьеро в знаменитой пьесе «Буратино». И с этим нужно было что-то делать! Предыдущие наряды тоже были велики, но не настолько – видимо, тогда Вовка подбирал их под нас, в то время как сегодня особого выбора у него не было: взял тех пацанов, которые несли дежурство.
От неминуемого разоблачения нас спасли все те же щитки игроков в американский футбол. Хотя, даже подложив их под одежду на плечи, все равно пришлось подвернуть рукава вовнутрь. Оставалось только надеяться, что стершинские ребята не станут рассматривать нас очень уж пристально.
Напрасные ожидания! Спустившись на два пролета вниз, мы наткнулись на Илью, который тут же преградил нам дорогу. Парень легко мог опознать меня по глазам, сверкающим из прорези черной маски, поэтому я быстро опустилась на одно колено и принялась завязывать якобы развязавшиеся шнурки, передав инициативу Володьке.
– В чем дело? – грозно поинтересовался тот.
– Да ни в чем, братан, – деланно равнодушным тоном ответил Илья. – Просто прикурить хотел попросить.
– Не курю! – рыкнул Вовка и попытался обойти охранника. Не тут-то было. Тот продолжал стоять истуканом на пути, даже не думая освобождать проход.
– А я смотрю, пацаны с оружием носятся, – весело проговорил он. – Думаю: что за напасть такая?
– На вызов мы приезжали, братан, – решив сменить тактику, доброжелательно ответил Вовка. – Как обычно, ложный. Бывает у нас такое.
– Ага, – весело проговорил Илья. – А в какую квартиру? – как бы невзначай поинтересовался он.
– В девяносто пятую, – не моргнув глазом ответил Вовка. Да и чего ему моргать, если он с ребятами и правда сначала посетил это жилище, разбудив и переполошив ее хозяев, сообщив им, что у них сигнализация сработала. И только после разыгранного спектакля они тихонечко спустились к нам.
– Ну да, ну да, – закивал головой Илья, нехотя освобождая проход.
Наклонив голову как можно ниже, опасаясь быть узнанной, прошмыгнула я мимо парня. Тот подозрительно втянул носом воздух, видимо, уловив знакомый аромат моих духов, которые не смог перебить даже запах мужского пота. Знала бы, никогда не приобрела бы такой стойкий парфюм.
Илья нахмурил брови, пытаясь осмыслить полученную от органов осязания информацию, но, судя по тому, что мы беспрепятственно покинули подъезд, сильно в этом не преуспел.
Нам осталось преодолеть минимальное расстояние от подъезда до машины, когда из припаркованного неподалеку автомобиля вышел еще один подчиненный Стершина и решительно направился к нам.
– Постойте, – воскликнул он грозно, но мы и не подумали повиноваться.
– Извини, брат, – крикнул Вовка, прыгая в машину, – нам инструкция запрещает вступать в разговоры с посторонними! – И, не дожидаясь, пока мы пристегнемся, ударил по газам. Машина резво помчалась по двору, едва не сбив преградившего дорогу охранника. Только профессиональная выучка спасла его от неминуемого столкновения с капотом автомобиля, а Вовку – от возможного тюремного заключения.
* * *– Что за квартира? – С интересом огляделась я по сторонам. – Погодите-погодите, дайте угадаю!
Я старательно наморщила лоб, изображая мыслительный процесс.
– Итак, судя по тому, что жилище оформлено в холодном стиле хай-тек с преобладанием красных цветов, его владельцем является одинокий холостяк. Эдакий Казанова, соблазняющий здесь доверчивых барышень, а затем без сожалений выгоняющий их вон.
Вовка с Олькой расхохотались, держась за животы.
– Да, Валерия, Шерлок Холмс из тебя тот еще. Это Светки Павловой квартира. Ну помнишь, она еще как-то с нами Новый год отмечала? Хирург она, отсюда и такая тяга к хрому и металлу. Почему же в отделке красный цвет преобладает, даже думать не хочу. Хозяйка сейчас в Израиле на стажировке, нам ключи оставила за хатой присматривать. Ну и вот… Мы посчитали – лучше варианта и не найти. Об этом жилище все равно никто не знает, искать нас тут не будут, и следовательно…
– Так-то оно так, но времени у нас на все про все не так уж и много. Слушайте, что я придумала…
Глава тридцать седьмая Сколько волка не корми… Наши дни
– Вот это да! – Ольга возбужденно мерила шагами комнату, чем изрядно меня раздражала. – Нет, ну кто бы мог подумать! А я-то! А мы-то! А ты-то!
– Да кончай ты причитать уже! И без тебя тошно! – На душе и впрямь скреблись кошки. – А главное, мы так и не довели дело до конца. Не выяснили, за что они убили Голубева.
– Ой, да какая теперь разница? – удивилась Ольга. – Главное-то нам известно! Да и, может, не они это.
– А кто же? – удивилась я. – Или ты думаешь, что это все-таки Сергей? – Непонятно почему, но эта мысль, еще недавно казавшаяся вполне логичной, теперь стянула мои нервы в тугой клубок в самом низу живота.
– Почему сразу он? – удивилась Ольга. – Может, и впрямь бытовое преступление. Убийство на почве ревности, так сказать.
– Угу, – буркнула я. – И именно тогда, когда айтишник компромат на Петрова нашел. Странное, конечно, совпадение: сначала Андрюша, потом этот.
Ольга пожала плечами:
– В жизни и не такое случается.
Сама не знаю почему, но мне очень хотелось в это поверить. Хотя кого я обманываю? Мне прекрасно известна причина этих моих эмоций… Додумать мысль до конца я не успела – раздавшаяся трель дверного звонка заставила нас вздрогнуть.
– Ты кого-нибудь ждешь? – спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.
– Не-е-е-ет, – заикаясь, ответила Ольга. – Вовка на работе, да и у него, если что, ключи есть.
Я метнулась к кухонному ящику и, выдвинув полку со столовыми принадлежностями, достала топорик для рубки мяса. Ольга вооружилась молотком для отбивания бифштексов. Осторожно приблизились мы к двери и по очереди взглянули в дверной глазок.
– Петров, – констатировала подруга уже известный мне факт.
– Собственной персоной, – ответила я и на всякий случай спрятала топорик за спину – не то чтобы считала, будто стоящий за дверью субъект больше не представляет для меня угрозы, но вспомнила о добре и гуманизме – все же живое существо, жалко по нему топориком стучать.
Что касается Ольги, то, судя по выставленному вперед боевому молотку, она об идее непротивления злу насилием то ли забыла, то ли не знала вовсе. Вид подруга имела очень воинственный. Уверена, Петров с компанией (а вряд ли он явился один) ретируются бегством, как только увидит отчаянную домохозяйку с молотком для мяса в руках. Поверьте, нет ничего страшнее накачанных телесериалами женщин – они заочно такие курсы боевого бойца прошли, куда там «Альфе»!
– Оль, пожалуй, это лишнее, – указала я на кухонный инструмент и, поникнув головой, открыла дверь, тут же об этом пожалев – Петров церемониться не стал: словно фурия, влетел в дом, сметая все на своем пути. В том числе и меня. Ольге повезло – она успела юркнуть в спальню и надежно там забаррикадироваться. Подозреваю, все тем же молотком, просунув его между дверных ручек.
– Ты что себе позволяешь? – четким, тихим голосом поинтересовался мужчина, еле сдерживая ярость, прижимая меня к стене. – Что это такое? – Он схватил меня за плечи и пару раз сильно тряхнул.
Ответа на этот вопрос у меня не имелось. Если честно, я вообще не планировала встречаться с шефом до тех пор, пока сама не решу, что пора это делать. Кто ж знал, что все так выйдет?
Хотя, конечно, мне полагалось об этом знать. Надеяться, будто Стершин с его-то связями и навыками нас не найдет, по меньшей мере, глупо. Однако к встрече с Сергеем, учитывая обстоятельства нашего последнего свидания, я оказалась не готова. Чего не скажешь о нем.
– Марш в машину! – приказал он, хватая меня за руку и увлекая прочь из дома.
– Эй, чего это ты раскомандовался? – возмутилась я. – Никуда я с тобой не пойду!
– Пойдешь, пойдешь, как миленькая пойдешь! – Петров и раньше не тянул на роль сказочного принца, теперь и вовсе превратился в злобного колдуна. – Хотелось бы тебе напомнить, – прошипел он, – что ты совершила как минимум два, а то и три уголовно наказуемых деяния. Довела меня до беспомощного состояния, причинила вред здоровью Светланы и лишила ее свободы. Это вообще отдельная статья. Санкции сейчас и не вспомню, но исправительными работами вряд ли отделаешься!
Решимость в голосе шефа, молнии, которые он метал в моем направлении, – все это свидетельствовало о том, что он шутить не намерен.
Единственное, что мне оставалось в подобной ситуации, это пустить в ход свое самое главное оружие – громкие и безутешные слезы. Старательно размазывая их по лицу, заботясь о том, чтобы тушь оставляла жирные следы (для усиления эффекта), я бормотала нечто нечленораздельное про то, что не хотела, не специально и вообще «так получилось».
Расчет оказался верным – пущенные стрелы достигли цели: судя по виду Петрова, тот, мягко говоря, находился в замешательстве. Видимо решив, что у меня обычная истерика, а может, просто потому, что соскучился (второй вариант менее вероятен, но зато более приятен), Сергей подошел ко мне, взял за плечи и, притянув к себе, страстно поцеловал в губы.
Раздался грохот – это Ольга, наблюдавшая картину через стекла межкомнатных дверей, уронила молоток. И, судя по ее дикому воплю, прямо себе на ногу.
– Не обращайте внимания! – тут же прокричала она голосом, в котором слышалась плохо скрываемая боль, – и вообще, ведите себя так, будто меня тут нет. А меня, собственно, и нет. Мне тут окошки помыть нужно, а то, знаете ли, ужасно грязные и…
Что именно следовало за «и», узнать нам оказалось не суждено, так как внезапно раздавшийся грохот разлетающегося стекла прервал Ольгину пламенную речь. Поначалу я решила, что это она сама грохнула по нему молотком, но раздробленный деревянный косяк входной двери и отскочившая от него щепка опровергли эту теорию.
– Ложись! – крикнул Сергей и повалил меня на пол, накрывая своим телом. Осознавав, что произошло, я принялась биться под ним, словно пойманная в силки птица.
– Пусти! – кричала сдавленно, – там Ольга! Оля, Оленька, с тобой все в порядке?!
– Ага, – растерянно проговорила подруга, появляясь в дверном проеме. – Кажется… – не слишком уверенно добавила она и, отняв от уха руку, вперила в нее свой взгляд. – Ой, кровь, – прошептала подруга перед тем, как грохнуться в обморок…
* * *– Это произвол! – вопила подруга два часа спустя. – Я буду жаловаться! – кричала она, колотя кулаками в незапертую, между прочим, дверь. Затем, окончательно войдя в роль героини «Кавказской пленницы», принялась крушить дорогой фарфор.
Я наблюдала за происходящим с дзен-спокойствием.
Наконец Ольге надоела роль пациентки психиатрической клиники, и она тут же примерила на себя другую – гордой, не сломленной врагами партизанки. Всем своим видом она демонстрировала, что никакие пытки, никакие угрозы не заставят ее изменить своей позиции и выдать врагам тайны.
Как назло, враги никакие тайны выпытывать не собирались и даже не появлялись в комнате, поэтому героизм пропадал зря. Даже обидно как-то стало.
Может, пойти намекнуть Стершину, чтобы он провел допрос и узнал, целовалась Ольга в восьмом классе с Ромкой Овечкиным или нет? Мне она так за годы дружбы и не призналась, возмущенно отрицая даже возможность подобного, ведь Ромка был моей первой любовью. Но меня всегда не покидало ощущение, что подружка мне врет. Во всяком случае, основания подозревать это у меня имелись.
Хотя, с другой стороны, на кой ляд мне эта информация спустя столько лет? Может, пусть Стершин лучше выпытает секрет Олькиных маринованных огурчиков? Уж что она в них такое кладет, что они получаются такими вкусными, никак выяснить не могу. А тут такой шанс!
Или все же не стоит? Кто его знает, какие у эсбэшника методы допроса: а ну как иголки под ногти станут совать? Ну их, эти огурцы, к чертовой бабушке – такой ценой точно в горле застрянут.
Тем более мне все равно было не успеть за меняющимися Ольгиными образами – я только подумала о том, чтобы обратиться к Стершину, как ей уже надоела роль отважного партизана. Она плюхнулась на диван и потянулась к стоящей на столе вазе с фруктами. Схватив из нее пузатую краснощекую грушу, смачно вонзила зубы прямо в спелую мякоть. Истекаемый соком фрукт вымазал ее с ног до головы. Вздохнув, я протянула ей носовой платок, который она тут же презрительно отвергла.
– Вот еще, – пробормотала она, – и демонстративно вытерла руки о диван, а лицо – о шторы.
– Оля, ну что ты творишь? – с укоризной покачала я головой.
– Нормально так, да? – возмутилась подруга. – Нас похищают, а мы еще об их имуществе переживать должны?
– Никто нас не похищал. Просто отвезли в безопасное убежище. В наших же интересах, особенно твоих, – сделав акцент на последнем слове и выразительно посмотрев на залепленное пластырем ухо, проговорила я, но подруга и не думала успокаиваться.