Я уже ощущал жаркое дыхание на веках и щеках, понимая, что сил осталось примерно на четыре секунды, и тут вдруг нападавший взвыл от боли и страха, и я перестал ощущать тяжесть его тела.
Я ожидал уже услышать рычание зверя еще более крупного, намеревавшегося без всякого промедления поужинать мной, однако существо, спугнувшее моего обидчика, действовало в полной тишине.
Тут раздался обиженный тонкий вой, и напавшая на меня тварь бросилась наутек. Мой спаситель повернулся ко мне, и в тот же миг одна из лун выскочила из-за горизонта. Кровь из раны на лбу струилась по моему лицу, да и луну нельзя было назвать большой или яркой, так что я лишь угадывал приближение какого-то существа.
Наконец, вытащив здоровой рукой звуковой пистолет, я выставил оружие перед собой, успев выдавить слово:
— Назад!
А потом нажал на спуск, но даже в своем полупомраченном состоянии мог сказать, что стреляю совсем мимо цели. Я попытался выровнять руку и выстрелить снова, но тут все вокруг почернело. В последний миг я успел подумать: «До чего же глупо умирать подобным образом».
Однако я все-таки остался в живых. Не знаю, сколько я провел в забытьи — должно быть, часов девять или десять, поскольку, когда я очнулся, солнце уже стояло высоко над горизонтом.
— Только не пытайся встать, — произнес неподалеку от меня певучий женский голос на безукоризненном земном языке, — мне пришлось наложить на твою ногу лубок.
Попробовав стереть корку засохшей крови с ресниц, я заметил, что моя правая рука перевязана. Влажная ткань несколько раз прикоснулась к моим глазам, и я сумел различить лицо сидевшего рядом со мной существа.
Это была молодая женщина двадцати с небольшим лет, но уж точно не тридцати, худощавая, рыжеволосая., светло голубые, почти бесцветные глаза, высокие скулы… Лицо женщины показалось мне знакомым, хотя я не сомневался в том, что ни разу в жизни не видел ее.
— Кто вы? — спросил я слабым голосом.
— Мое имя — Ребекка, — женщина улыбнулась. — А ты — Грегори Донован.
— Я думал, что оставил свои документы в пузыре.
— Так и есть.
— Значит, ты открыла его, — я нахмурился. — А он должен реагировать только на команду, поданную моим голосом.
— Я ничего не открывала, — возразила незнакомка. — Лучше попробуй отдохнуть.
Я уже было собрался поспорить с лгуньей, однако силы вдруг оставили меня, и я вновь погрузился в забытье.
В следующий раз я очнулся уже вечером. Ребекка сидела рядом со мной. Окинув ее взглядом, я решил, что она не просто хороша, она совершенна.
На девушке были белая блузка и брюки цвета хаки, облегавшие ее тело, словно перчатка. Облик сей казался столь же невероятным, сколь само присутствие говорящей на земном языке красотки на планете, предположительно не выпестовавшей разумных созданий.
— С возвращением, — проговорила она. — Как ты себя чувствуешь?
— Отдохнувшим, — ответил я. — А как мои дела?
— Рука воспалилась, началось сильное заражение, нога сломана в трех местах, а еще есть серьезные раны на лице и шее.
— И что же это было? — спросил я.
— На тебя напал… скажем, так — ночноброд, точнее на земной язык я перевести не могу. Это самый крупный здешний хищник.
— Не может быть, — усомнился я. — Его спугнул еще более крупный зверь.
— Верь мне, Грегори, — продолжила Ребекка. — Крупнее ночноброда на Никите хищника нет.
Сил на спор у меня не было, да и какая, в принципе, разница. Нечто отогнало от меня ночноброда, и мне было все равно, кто это сделал — крупнейший среди местных хищников или вконец разбушевавшийся микроб.
— И как долго ты здесь, Ребекка? — спросил я.
— С тобой? — переспросила она. — С ночи.
— Нет, я имею в виду — на Никите.
— Всю свою жизнь. Я нахмурился.
— А в моем компьютере ничего не сказано по поводу земной колонии.
— Здесь нет никакой колонии.
— Ты хочешь сказать, что тебя высадили сюда ребенком? — спросил я. — Родители были с тобой?
— Мои родители жили здесь, — сказала она.
— Жили? — удивился я. — Через девять дней за мной прилетит корабль…
— Их нет в живых.
— Прости. Но корабль может забрать с этой планеты нас обоих.
— Ты голоден? — спросила она. Я задумался на мгновение.
— Не очень. Но пить хочется.
— Хорошо, — кивнула она. — Река находится в четверти мили отсюда. Я вернусь через несколько минут.
— Говорят, местная вода ужасна на вкус. У меня в пузыре есть вода и немного энергетической смеси.
— Принести? — спросила она.
— Вот как? — Я посмотрел на нее с укоризной. — Я знал, что ты побывала в моем пузыре.
— Я же сказала, что не входила в него.
— Если ты говоришь правду, то не сможешь войти в него и сейчас. Пузырь запрограммирован только на мой голос и определенные кодовые слова.
— Я возьму все нужное и вернусь, — пообещала она.
И конечно же, вернулась через пару минут с тремя контейнерами в руках. Выбирая из них тот, что должен был обеспечить мне скорейший прилив сил, я попытался не думать о том, каким образом она сумела проникнуть внутрь запертого пузыря.
— Через часок тебе все-таки придется поесть, Грегори, — сказала Ребекка. — Твоему организму нужны силы, чтобы сопротивляться инфекции. Я просмотрю твои припасы и скоро вернусь. — Она улыбнулась: — Я хорошая повариха. И быть может, сумею сообразить из твоих рационов нечто вроде утки в апельсиновом соусе.
— Почему ты назвала именно это блюдо?
— Потому что оно твое любимое, не так ли?
— Верно, — пробормотал я. — Но как ты узнала об этом?
— Просто ты похож на любителя утки в апельсиновом соусе.
— И что же это такое здесь творится? — возмутился я. — Тебе известно мое имя, мое любимое блюдо, ты можешь открыть закодированный на мой голос замок, ты умеешь лечить сломанные ноги, знаешь, как можно подлатать мою шкуру, и к тому же говоришь без тени акцента.
— Тебя это не устраивает? — спросила Ребекка. — Или, по-твоему, мне следовало оставить тебя истекать кровью? И принести тебе воды, совершенно не приемлемой для твоего вкуса? И выбрать самые противные для тебя рационы?
— Ну, конечно же, нет, — сказал я. — Но ты не отвечаешь на мои вопросы.
— Это не так.
— Тогда вот тебе еще один, — продолжил я. — Какого черта ты вообще делаешь в этом месте? Планета велика. Каким образом ты подоспела вовремя, чтобы спасти мне жизнь?
— Благодаря озарению, — отвечала Ребекка.
— Ладно, черт с тобой, пусть будет озарение, — сдался я. — И раз уж я задаю вопросы, может быть, ты объяснишь мне, что спасло меня прошлой ночью?
— Это сделала я.
— Ты заштопала меня, — возразил я. — Но что спасло? Что именно спугнуло ночноброда?
— Разве это важно? — спросила Ребекка. — Ты остался в живых. Это самое главное.
— Самое важное — правда, — настаивал я. — Мне не нравится, когда лгут.
— Я не лгала тебе, Грегори, — спокойно проговорила она. — А теперь полежи неподвижно: я осмотрю раны на твоей руке и шее.
Она подошла ко мне и опустилась на колени. От нее исходил какой-то сладостный запах, похожий на аромат духов и абсолютно соответствовавший ей. Она осмотрела рваные раны на моем горле, и хотя они заметно опухли и явно воспалились, прикосновение ее прохладных и уверенных пальцев не причинило мне боли.
— Еще кровоточат, — заметила она, поднимаясь на ноги. — Я положила на них местные целебные травы и листья. После обеда сменю повязку.
— А какими бинтами ты меня перевязывала, и откуда вообще взяла их в этой пустыне?
Ребекка указала на оставленную в нескольких футах сумочку:
— Я всегда готова к таким ситуациям.
Тут на меня накатила волна головокружения, и несколько последовавших минут я потратил на борьбу с ней, стараясь не повалиться на бок. Не помню, что было потом, но когда в голове у меня прояснилось, оказалось, что женщина сидит рядом и подпирает меня собственным телом. Ощущение было приятным, и я попытался растянуть головокружение на несколько минут, чтобы она не отодвинулась. По-моему, она поняла это, однако шевелиться не стала.
— А как скоро я смогу ходить? — спросил я наконец.
— Через три-четыре дня сделаю тебе костыли, — пообещала она. — Тебе придется попрактиковаться, если ты хочешь вовремя вернуться к своему кораблю.
— Итак, я застрял здесь на три или четыре дня, — безрадостно констатировал я.
— Мне очень жаль. — Голос ее был полон сочувствия. — Я пытаюсь обеспечить тебе весь возможный уход и покой, однако ты очень слаб, и твоя температура остается высокой. Боюсь, тебе не удастся по-настоящему познакомиться с планетой.
— Откуда тебе известны мои цели? — вскинулся я.
— А зачем еще тебе было прилетать сюда? — спокойно ответила Ребекка. — Сегодня ночью я помогу тебе перебраться в пузырь. Тебе придется побыть там; ты слишком слаб для дальнего перехода.
— Итак, я застрял здесь на три или четыре дня, — безрадостно констатировал я.
— Мне очень жаль. — Голос ее был полон сочувствия. — Я пытаюсь обеспечить тебе весь возможный уход и покой, однако ты очень слаб, и твоя температура остается высокой. Боюсь, тебе не удастся по-настоящему познакомиться с планетой.
— Откуда тебе известны мои цели? — вскинулся я.
— А зачем еще тебе было прилетать сюда? — спокойно ответила Ребекка. — Сегодня ночью я помогу тебе перебраться в пузырь. Тебе придется побыть там; ты слишком слаб для дальнего перехода.
— Согласен, — признал я со вздохом. — Придется потерпеть скуку. Чертовски жаль, что я не прихватил с собой дисков для чтения.
— Мы можем побеседовать о любимых книгах, — предложила Ребекка. — За разговором время пойдет веселее.
Не знаю почему, но сам факт, что она читает, поразил меня. Все читают, конечно, но я все-таки был удивлен.
— И кого же ты любишь читать?
— Сиско, Яблонского и Хедбурга.
— Смеешься! — воскликнул я. — Это же мои любимые авторы! Что ж, будет о чем поговорить после обеда.
И мы поговорили. Мы говорили и говорили часы напролет, и не только о книгах. За всю свою жизнь я не чувствовал себя настолько уютно в чьем-либо обществе. Мы беседовали о надеждах и мечтах, о сожалениях… обо всем. Это было удивительно: каждая моя мысль, каждое тайное желание находили отклик в ее душе. И когда мы смолкли, пауза не сделалась тягостной, такой, когда хочется говорить, чтобы только как-то нарушить ее. Мне было столь же приятно смотреть на Ребекку, как и слушать ее голос. Она выросла на чужой планете, в тысячах световых лет от Земли, и я ничего не знал о ней: где она живет, что делала до того, как спасла мою жизнь, я не знал даже ее фамилии… и все же, перед тем как уснуть, успел подумать, что чуточку влюблен в нее.
Не знаю, сколько я проспал. Я проснулся, ощутив, что Ребекка накладывает какую-то целебную мазь на мои израненные щеки и шею.
— Не шевелись, — ласково приказала она. — Сейчас заканчиваю. Я постарался не шевелиться, пока она делала перевязку, а потом открыл глаза и понял, что мы находимся внутри пузыря.
— Интересно, каким это образом ты сумела дотащить меня сюда, — удивился я. — Должно быть, я действительно глубоко отключился, раз не проснулся, пока ты переносила меня.
— Я сильнее, чем может показаться, — улыбнулась она.
— Ладно, — смирился я. — А теперь дай мне руку и помоги выбраться на свежий воздух.
Она было протянула мне руку, но вдруг застыла на месте.
— В чем дело?
— Я вернусь через десять минут, — скороговоркой сказала она. — Только не пытайся встать без моей помощи, чтобы не повредить лубок.
— Что случилось? — переспросил я. — С тобой все в порядке?
Однако она уже подбежала к соседней рощице и исчезла среди деревьев.
Странный поступок. Может, моя спасительница съела что-то неудобоваримое и ей стало дурно?
Я решил попробовать подняться самостоятельно — вопреки ее приказу. Дело чуть не завершилось катастрофой. Нога изогнулась так, что я просто не смог довести движение до конца. А когда попытался привести ее в божеский вид, то оказалось, что бинты намокли и от них скверно пахнет. Я провел по бинтам пальцем: он окрасился, но не кровью, а чем-то желто-зеленым. Хороший это знак? Плохой?
Наконец Ребекка вернулась — в столь же безупречном виде, как и прежде. Бросив короткий взгляд на мою ногу, она упрекнула меня:
— Я же говорила, чтобы ты не пытался встать без моей помощи.
— С ногой происходит что-то неладное, — поделился я. — От нее пахнет… и потом, она мокнет.
— Знаю, — сказала женщина. — Я все исправлю. Верь мне, Грегори.
Я вгляделся в ее лицо и к собственному недоумению обнаружил, что действительно верю ей. Одинокий, больной, оторванный от дома, я находился на попечении лечившей меня листьями и травами девушки, которую знал всего пару дней, но тем не менее доверял ей. Я был почти уверен в том, что если она прикажет мне шагнуть с края утеса, то без раздумий сделаю это.
— Кстати, о здоровье, — сказал я, — а ты сама-то как себя чувствуешь?
— Прекрасно, Грегори, — отозвалась она. — Но мне приятно слышать, что это волнует тебя.
— Еще бы не волновало, — улыбнулся я. — Ведь моя жизнь зависит лишь от тебя одной.
— Но волнуешься ты не поэтому, — заметила она.
— Да, — согласился я, — верно. Настало недолгое молчание.
— Ну, ты готов выйти наружу? Я помогу тебе добраться до того дерева. Ты можешь сесть, привалившись к нему спиной, а ветки и листья укроют тебя от лучей солнца. В полдень здесь бывает довольно жарко.
— Готов, — сказал я.
Взяв обеими руками мою правую руку, она потянула. Минутное усилие — и я уже стоял на ногах.
— Обопрись о мое плечо, — велела она, помогая мне повернуться к выходу из пузыря.
Скорее подпрыгивая, чем ковыляя, я выбрался наружу. До дерева оказалось футов сорок. Когда я преодолел половину этого расстояния, моя здоровая нога попала в какую-то крысиную нору, и я потерял равновесие. Протянув руку, я попытался ухватиться за блузку спутницы, и странное дело — вместо того чтобы вцепиться в ткань, пальцы мои скользнули по ее нагой коже. Я видел блузку, однако на девушке ее не было. Ребекка нагнулась, пытаясь удержать меня, и рука моя прикоснулась к ее обнаженной груди, провела по соску, по голому бедру, а потом я рухнул всем телом на землю. Меня пронзила адская боль.
Ребекка немедленно оказалась рядом со мной, поправила ногу, подложила руку под голову, сделала все необходимое, чтобы успокоить мучение. Прошло более пяти минут, прежде чем жжение в руке и ноге отступило. На смену боли пришли гнетущие мысли.
Я протянул руку к ее плечу, ощутил ткань блузки, провел рукой вдоль тела Ребекки. Текстура ткани изменилась, когда под моими пальцами оказались брюки. Нагой кожей здесь и не пахло, и тем не менее я помнил, что ощущение это мне не пригрезилось. Галлюцинации приходят, когда мучительная боль отступает, но не до того, когда ты ощутил ее прилив.
— Может быть, ты все-таки расскажешь мне о том, что здесь происходит?
— Ты только что упал.
— Не изображай дурочку, — разозлился я. — Такой красавице и умнице это просто не к лицу. Просто скажи мне, что здесь творится.
— Попробуй отдохнуть, — предложила она. — Поговорим после.
— Вчера ты пообещала, что не будешь лгать мне. Ты не передумала?
— Я никогда не стану обманывать тебя, Грегори.
Я долго вглядывался в ее идеальные черты и наконец спросил:
— Скажи, ты человек?
— В настоящий момент — да.
— И что означают эти слова?
— Они означают, что я такая, какой должна быть, — ответила Ребекка. — Такая, какой ты хочешь видеть меня.
— Это не ответ.
— Я сказала тебе, что в данный момент являюсь человеком и что во мне заключено все, в чем ты нуждаешься. Этого достаточно?
— А ты не оборотень?
— Нет, Грегори, я не оборотень.
— Но как тогда тебе удается выглядеть подобным образом?
— В таком облике ты хочешь видеть меня, — ответила она.
— А если я захочу увидеть тебя такой, какова ты на самом деле?
— Ты этого не хочешь, — ответила она и показала на себя, — а желаешь видеть именно это…
— Почему ты так думаешь?
— Грегори, Грегори, — вздохнула она, — неужели ты полагаешь, что я создала это лицо и тело, повинуясь своему собственному воображению? Я увидела этот облик в твоем сознании.
— Дерьмо собачье! — воскликнул я. — Мне еще не приходилось встречать похожих на тебя девушек. Она улыбнулась:
— Но ты жаждал встретиться с такой. — И добавила после паузы: — А если встретишь такую, то поймешь, что ожидал, чтобы ее звали Ребеккой. Я не только всё, в чем ты нуждаешься, но также всё, чего ты хочешь.
— Всё-всё? — переспросил я с сомнением.
— Всё.
— Давай уточним один вопрос. Твоя одежда — такая же иллюзия, как ты сама?
— Одежда — это иллюзия, — согласилась Ребекка, и вдруг блузка и брюки исчезли, и она осталась передо мной во всей своей нагой и идеальной красе. — Но я — реальна.
— Ты реальна как нечто, не известное мне, — возразил я. — Но тебя нельзя назвать реальной женщиной.
— В настоящий момент я столь же реальна, как и любая знакомая тебе женщина.
— Позволь-ка подумать, — проговорил я.
Однако, пытаясь размышлять, я не мог оторвать от нее глаз. А потом понял, что думаю не о том, о чем следовало бы, и потупился.
— А то существо, которое прогнало ночного бродягу, — спросил я.
— Это же была ты, так ведь?
— Я была в то мгновение тем, в ком ты более всего нуждался, — ответила она.
— А то, что обрывает листья с макушек деревьев… змея, птичка, какая-нибудь тварюшка… это тоже ты?
— Ты нуждаешься в смеси листьев и трав, чтобы противостоять инфекции.