Кошмары Серебряных прудов - Антонов Александр Иванович 9 стр.


— Ну, положим, бурлит и на уроках химии, — сказал я. — Иногда даже сильнее, чем в миске у Пелагеи.

— Выходит, ты думаешь, что все зря? — с грустью произнесла Жанна.

— Нет, не думаю, — отозвался я и снова не покривил душой, ибо и впрямь был уверен: если есть хоть малейший шанс, что Пелагея поможет, надо его использовать.

Собственно, все, что от нас зависело, мы уже сделали. Оставалось лишь ждать до завтра, а там уж надеяться на искусство колдуньи. Если, конечно, она вообще не шарлатанка.

Пока мы сыпали по всей квартире порошок, Пирс вопреки обыкновению не проявлял никакого интереса. Он преспокойно дремал в своей корзине. Но стоило нам все закончить, он вылез наружу и отправился инспектировать результаты нашей деятельности.

Видимо, зелье Пелагеи действовало не только против сглаза, но и против собак. До сих пор подозреваю, что рыжий Барсик добавил что-то туда от себя как бы в подарок Пирсу. Если одноухий и одноглазый бандит хотел сделать ему гадость, то своего добился. Я еще никогда не видел, чтобы собаки так чихали. Пирс это делал как заведенный, прерываясь лишь на пару секунд, чтобы наградить нас с Жанной полным укора взглядом.

В результате мы не на шутку перепугались.

— Слушай, Жанна, а вдруг у него аллергия на Пелагеино зелье? Что тогда делать?

— Начнем с воды, — ответила Жанна.

Слетав на кухню, она принесла Пирсу миску. Тот, выдав еще одну очередь впечатляющих чихов, принялся бурно пить, после чего приступ аллергии словно рукой сняло.

— Ну, Жанна, — одолел смех меня, — во всяком случае ему теперь сглаз не грозит. Он этого средства лет на десять вперед нанюхался.

Жанна тоже затряслась от нервного хохота. Пирс с обидой на нас посмотрел и, кажется, даже покачал головой. Затем залез в корзину и нарочно лег таким образом, чтобы не видеть ни меня, ни Жанну.

Чуть позже пришла тетя Оля, и я, конечно, тут же удалился домой. Там меня ожидал не слишком приятный сюрприз. Стоило мне отпереть ключом дверь, в переднюю из большой комнаты, как метеор, выбежала моя родительница:

— Ну, Федор, есть какие-нибудь новости?

— Пока никаких, а если и будут, только завтра, — думая о своем, автоматически выпалил я.

— А что будет завтра? — уставилась на меня, | словно на инопланетянина, мать.

Только тут я врубился, что меня спрашивают про Юлию Павловну и ее здоровье.

— Завтра, ма, у нее будет лечащий врач, а пока у нее температура, — сообразил я, как выйти из положения. — Это нам с Жанной сказала Ольга Николаевна, а ей сказали в больнице.

— Температура — это опасно, — забеспокоилась мать. — Значит, у бедной Юлечки осложнение. Обязательно навещу ее.

— Пока нельзя, — на всякий случай предупредил я. — Она в реанимации, и туда никого не пускают.

— В реанимации! — воскликнула мать. — Значит, что-то и впрямь серьезное. — Игорь! — порвала она предка. — Ты представляешь, Юлечка после аппендицита в реанимации! Обязательно позвоню Ольге Николаевне. Может, какая помощь нужна.

— А? Что? — выскочил из большой комнаты отец. В левой руке он сжимал пульт от телевизора.

— Почему ты меня никогда не слушаешь? — напустилась на него мать.

— Потому что я не могу одновременно слушать тебя и телевизор, — виновато ответил отец. — Там, понимаешь, как раз рекламу крутили. А она всегда очень громкая. — И, видимо, чтобы отвлечь внимание от себя, предок обратился ко мне: — Ну, как, с математикой справились?

— Да, — соврал я.

— А тетрадь где? — удивилась мать.

Час от часу не легче. Сумку с учебниками я, естественно, после школы оставил дома. Чего же предкам сказать? Промедление было смерти подобно. И я брякнул первое, что пришло в голову:

— Моя тетрадь у Жанки. Ей надо переписать.

— Значит, ты, Федор, решил, а она будет просто списывать? — спросила родительница.

— Нет, — продолжал убедительно врать я. — Решили мы вместе, а записывал я один.

— Ой! Спортивные новости! — возопил отец и кинулся в комнату.

— Ужинать будешь? — к счастью, переключилась на гастрономическую тему мать. Я горячо ее поддержал в этом:

— Да, мама! Я жутко голодный!

— Кстати, милый, почему, интересно, ты к Жанне пошел заниматься в шапке и в куртке?

— Потому что в перерыве мы выгуливали Пирса, — на сей раз ответ у меня возник словно бы сам собой.

Мать ничего не заподозрила.

— Ну, раздевайся и марш на кухню. Сейчас я тебе все разогрею.

Уже поздно вечером предок позвал меня к телефону. Это оказалась Жанна.

— Ты представляешь, Федор, мне только что звонила мама Толяна.

— С какого это перепугу? — не понял я.

— Вот именно, с какого, — продолжала Жанна. — Его мать почему-то вообразила, что я могу знать, где находится ее дорогой Толян.

— Че-его? — протянул я.

— Того самого, — откликнулась Жанна. — Толян куда-то исчез, и она, мол, обзванивает всех его друзей подряд.

— С каких это пор ты относишься к его друзьям? — усмехнулся я.

— Не знаю, — сказала Жанна. — Наверное, с дня рождения, который Толян мне начисто отравил.

— Да они, наверное, с Витьком куда-нибудь закатились, — предположил я.

— Я то же самое его матери говорила. Но, оказывается, мать Толяна эту версию уже отработала. Витек дома и Толяна после школы вообще не видел.

— Странно, — медленно произнес я.

— Вот и мама Толяна говорит, странно. Поэтому всех и обзванивает. И, по ее словам, все твердят одно и то же: после школы его не видели.

— Мало ли. У Толяна полно всяких-разных приятелей. Сидит у кого-нибудь дома, а попозже возвратится как миленький.

— Я тоже так думаю, — отозвалась Жанна. — Ладно, Федор. До завтра.

Я положил трубку, но телефон почти тут же вновь начал звонить. Это оказалась мама Толяна.

Глава VI ЗЕРКАЛО

Утром я, как обычно, зашел за Жанной, чтобы якобы идти в школу. Она первым делом мне сообщила:

— Мы только что с Динкой по телефону разговаривали.

— А что в этом такого необычного? — войдя в лифт и нажав кнопку первого этажа, спросил я.

— Необычное, что Толян до утра так дома и не появился, — откликнулась Жанна.

— Ну да? — удивился я. — Кстати, мне мать Толяна тоже вчера звонила. Но, сама понимаешь, я ничем не мог ей помочь. Кстати, откуда Динка узнала, что Толян так и не вернулся?

— Да, понимаешь, Динке позвонила Светка, а Светке еще кто-то сообщил…

— Наверное, Славка, — предположил я.

— Вполне вероятно, — откликнулась Жанна. — В общем, наш Толик к кому-то капитально завалился.

— Не завидую я теперь ему, — мне живо представилось, что сделает с Толяном мать после его возвращения.

— А раньше ты, значит, ему завидовал? — полным язвительности тоном произнесла Жанна.

— Раньше я вообще старался о нем лишний раз не думать, — ответил я.

Завернув за угол нашего дома, мы оказались на детской площадке.

Гляди, какую потрясающую снежную бабу слепили! — восхитилась Жанна.

Я изумленно присвистнул. Ручаюсь: вчера вечером, когда мы возвращались от Пелагеи, ничего подобного тут не было. Теперь посреди детской площадки гордо стоял замечательный снеговик. 'Голову его увенчивала вязаная шапочка-петушок. Автор снеговика, видно, не поскупился для своего творения. Подойдя ближе, я немедленно понял, почему этот снеговик сразу показался нам с Жанной необычным. У него было… настоящее |лицо с глазами. С живыми голубыми глазами.

Снеговик пристально смотрел на нас, и от этого взгляда у меня по спине бежали мурашки.

— Федор, — крепко сжала мне руку Жанна, — ты видишь? Он смотрит. Интересно, как они это сделали?

— Наверное, это глаза от какой-нибудь деткой куклы, — нарочито небрежно проговорил я, преодолевая внутреннюю дрожь, потянулся к глазу снеговика.

Глаз моргнул. Я отдернул руку и осторожно покосился на свою спутницу.

— Ты ничего не заметила?

— Нет, — покачала головой она. — А что я должна была заметить?

— Да так. Видимо, показалось, — не стал делиться ощущениями я.

Впрочем, я и впрямь был почти уверен, что снеговик даже не думал моргать, и хотел еще раз потрогать его глаз, когда Жанна вдруг сказала:

— Федор, а ведь он на кого-то очень похож.

— Похож? — переспросил я. — На кого же, интересно?

— Сам погляди, — каким-то странным тоном добавила Жанна. — И, между прочим, шапочка у него точно такая же. Я теперь узнала ее.

— Такая же, как… — хотел уточнить я, однако вопрос мой оборвался на середине.

Из снеговика на меня взирало лицо… Толяна Волобуева.

— Теперь понял?

— Понял. Это Толян, — кивнул я и, хлопнув снеговика по тому месту, где у людей находится левое плечо, воскликнул: — Привет, Волобуй! Как тебе не стыдно! Мать ищет, с ног сбилась, а ты тут стоишь!

— Не надо так шутить, — поежилась Жанна.

— А чего такого, — отмахнулся я. — Но как похож-то. Интересно, кто его слепил?

— Мне тоже интересно, — задумчиво проговорила Жанна. — Между прочим, если Толян не вернется, надо будет сказать про снеговика его матери.

— Зачем? — не понял я.

— Ну, вдруг это какая-нибудь зацепка, — объяснила Жанна. — Так лицо могли слепить только с натуры. А лепили снеговика вчера вечером, уже после того, как мы с тобой здесь прошли. Значит, после семи. То есть в это время Волобуй наверняка был у нас во дворе. И те, кто его тут видели, могут знать, куда он потом направился.

— Ну, Жанка, ты прямо Шерлок Холмс с его методом дедукции. Только, думаю, зря стараешься. Вот вернемся после Пелагеи в школу, а Волобуй наверняка уже там.

— Ладно, пошли скорее в деревню.

Мы двинулись прочь со двора. Я обернулся и кинул последний взгляд на странного снеговика. то ли в этот момент на него упала тень, то ли еще по какой-то причине, но мне показалось, лицо Толяна приняло умоляюще-тоскливое выражение. Он будто бы обращался ко мне с немой мольбой, и от этого у меня в груди возник холодок. «Зачем они сделали снеговику такие глаза?» — с осуждением подумал я и, отвернувшись, поспешил за Жанной, которая успела уйти вперед.

Мы миновали Серебряные пруды, а странный снеговик все не выходил у меня из головы. Наконец я спросил у Жанны:

— А ты не думаешь, что это они куда-то его девали?

Кто? Кого? Куда? — уставилась она на меня. Я понял: «Она думает о чем-то совершенно другом».

— Ну, те, кто лепил снеговика, куда-то девали потом Толяна, — пришлось объяснить мне.

— Вообще-то запросто, — согласилась Жанна.

— Слушай, — вдруг осенило меня. — Наверное, это рэкет.

— Рэ-экет? — Жанна споткнулась и чуть не упала в сугроб.

— А чего такого? — продолжал я. — Не забудь, что Толян позавчера основал собственное предприятие, если так можно выразиться, очень малого бизнеса. Вот и его решили заставить делиться, Он, к примеру, отказался, и его сперли. Или, — тут же возникла другая версия у меня, — Волобуй принял на хранение чьи-то ботинки, а их свистнули. Хозяин потребовал возмещения ущерба. Волобуй оказался недостаточно платежеспособен.

— Правильно, — подхватила Жанна. — Теперь его сперли, а позже позвонят матери с требованием выкупа в размере стоимости ботинок. — Она выдержала короткую паузу и добавила: — Одного только, Федя, не понимаю, зачем было лепить такого похожего на Толяна снеговика?

— Ну, вероятно, с ним просто вели серьезный разговор у нас во дворе, и кто-нибудь от нечего делать по ходу лепил снеговика. Ну, знаешь, как некоторые разговаривают и одновременно что-нибудь на бумаге рисуют.

— А глаза тоже по ходу дела? — внимательно поглядела на меня Жанна.

— Нет, таких глаз на ходу не сделаешь, — откликнулся я. — Значит, кто-то их для чего-то припас и носил с собой в кармане.

— Тоже очень странно, — задумчиво произнесла моя спутница. — С какой целью человек будет носить в кармане искусственные глаза?

— Ну, например, для какого-нибудь розыгрыша, — возникло у меня довольно логичное объяснение. — Подкидываешь такой вот глаз в компот. Человек сперва спокойно его выпивает, а потом обнаруживает на дне стакана…

— Очень смешно, — сморщила переносицу Жанна.

— Тебе, может, и не смешно, а Толян от такой шуточки наверняка бы остался в восторге, — не было на сей счет никаких сомнений у меня. — Так что снеговика явно лепили друзья Толяна.

— Выходит, кто-то из них очень здорово лепит, — сказала Жанна. — И почти наверняка хорошо рисует. Волобуй из снега вышел как живой.

— Тогда ясно, как действовать, если он сегодня в школе не появится, — возник план у меня. — Выясним, кто из приятелей Толяна умеет хорошо рисовать. Полагаю, среди «детей джунглей» таких найдется не очень много.

— Если вообще найдутся, — покачала головой Жанна. — Но вообще-то ты знаешь, Федя, меня сейчас гораздо больше волнует здоровье собственной мамы.

— Кстати, ничего не известно? Как она сегодня? — только сейчас поинтересовался я.

— Когда вернемся из школы, позвоню на работу Ольге Николаевне, — сказала Жанна. — Она собиралась днем съездить в больницу и попытаться пройти к матери. Или хотя бы увидеться с лечащим врачом.

В половине девятого утра деревня Серебряные Пруды оказалась столь же безлюдной, сколь и вчера вечером. На первый взгляд могло показаться, будто людей отсюда давным-давно выселили. Лишь дым, валивший из печных труб, свидетельствовал, что какая-то жизнь здесь все-таки теплится.

Миновав длинную улицу и свернув в переулок, мы подошли к калитке Пелагеи. Я протянул руку, чтобы толкнуть ее, но невольно попятился назад и едва не сшиб с ног стоявшую позади Жанну.

— Спятил? — вскрикнула она.

— По-моему, да. Погляди, — указал я на почерневшие деревянные столбы по обе стороны от калитки. — Ты что-нибудь видишь?

Едва посмотрев, Жанна охнула и начала оседать в сугроб. Оба столба увенчивались совершенно одинаковыми головами Толяна, правда, на сей раз без шапочек. Головы в упор взирали одна на меня, вторая — на Жанну.

— С-слушай, — заикаясь, произнес я, — как же мы вчера-то не заметили?

— Н-наверное, т-темно б-было, — в свою очередь начала заикаться Жанна.

Губы обоих Волобуевых скривились в скорбных усмешках. Сразу в четырех глазах мелькнула тоска.

— Федя, — вцепившись мне в руку, поднялась из сугроба Жанна, — а тебе не кажется, что их слишком много.

— Кого? — мало соображал сейчас я.

— Т-толянов, — очень тихо проговорила она.

— Кажется, — словно загипнотизированный, переводил я взгляд с одной головы Толяна на другую. — Кажется, Жанна, мы с тобой чокнулись. И, что характерно, вместе и одинаково.

— Ребята, чего застряли? — донеслось со стороны дома. — Калитку заело? Так дерните посильней.

На крыльце стояла «бабка» Пелагея. Я дернул калитку. Она с жалобным скрипом открылась. Взгляд мой упал на один из столбов. Лица Толяна там больше не было. Столб увенчивал самый заурядный, да к тому же еще и потрескавшийся, деревянный шар. Я посмотрел на второй столб. Ровно то же самое.

— Федор, лица исчезли, — прошептала мне прямо в ухо Жанна.

— Вижу, — едва слышно откликнулся я.

— Ну а теперь чего вы стоите? — снова поторопила нас Пелагея.

Мы на ватных ногах медленно двинулись к избе.

— Совсем заморозить меня решили, — пропуская нас в дом, проворчала хозяйка.

— Мя-яу, — мрачно раздалось из комнаты.

Рыжий бандит Барсик гордо возлежал посредине стола и с презрением поглядывал на нас единственным прищуренным глазом. В жизни еще не видел такого наглого и надменного кота.

Пока мы с Жанной раздевались, Барсик не сводил с нас пристального взгляда. У меня лично не оставалось сомнений: сделай мы что-нибудь не то, и он мигом покажет нам, где мышки зимуют.

— Принесли? — спросила Пелагея.

— Да.

Опасливо поглядывая на Барсика, Жанна поставила сумку на самый краешек стола и достала оттуда расческу, книгу и мешочек с пылью.

— Я, правда, не знаю, хватит ли пыли, — виновато произнесла она. — Понимаете, ее в углах оказалось очень мало.

— Лучше мало, чем ничего, — взяла мешочек Пелагея. — А книга зачем?

— Мамина любимая, — пояснила Жанна. — Вы сами просили. Она все время ее перечитывает. Или вам не годится?

— Сойдет, — едва заметно улыбнулась Пелагея. — Просто обычно приносят не книги, а какие-нибудь платочки, колечки, цепочки, ну, и все в таком роде. Один раз даже принесли зажигалку. Из чистого золота.

— Ясно, — кивнула Жанна. — Главное, что вам эта книга подходит.

Колдунья перевела взгляд на меня:

— Ну, Федор, бери фонарик и дуй за водой.

Под неусыпным взглядом Барсика я включил фонарик и вышел в темные даже утром сени. Отодвинув фанерку, я с замиранием сердца посветил фонариком в бочку, ибо уже боялся, что и оттуда высунется лицо Волобуя. Однако, к немалому моему облегчению, в бочке не оказалось ничего, кроме воды. И я на сей раз безо всяких приключений доставил ее Пелагее.

— Теперь возьми табуретку и сядь рядом с буфетом, — распорядилась она.

Я поторопился исполнить ее приказ.

— Сиди тихо, — она не сводила с меня очень строгого взгляда, и серые ее глаза вновь начали мало-помалу темнеть. — Помалкивай. Что бы тебе ни показалось, не вздумай задавать вопросы и не двигайся. Иначе может случиться большая беда.

— Хорошо, — сказал я.

Барсика уже не было на столе. И вообще нигде в комнате. Видимо, пока я набирал воду, он удалился по каким-то своим неотложным делам.

А может, и по поручению Пелагеи. Во всяком случае, окажись это так, я ничуть бы не удивился, Жанна, как и вчера, сидела на лавке прямо напротив Пелагеи. Та потянулась за книгой Юлии Павловны и, придвинув ее к себе, начала с задумчивым видом перелистывать страницы. Это меня удивило. Ведь книга была на французском языке. И так как колдунья вроде еще не начинала работать, мне показалось вполне позволительным задать вопрос:

Назад Дальше