Во многом я сам помог им. Ведь если идешь прямо на удар, эффект поражения цели становится процентов на пятьдесят выше. Не стал исключением и этот раз. Я лишь успел краем глаза заметить неумолимо приближающуюся слева тень, а затем почувствовал удар коленной чашечкой. Очевидно, Напалма. Даже сквозь плотную джинсовую ткань я всем телом почувствовал черную злость. Давно, видать, копил, СУКА, еще с прошлой встречи! На особую помощь со стороны белобрысого я не рассчитывал. Я обладаю достаточным воображением и могу представить себе одну из сотен возможных сцен – Тесак в момент пытается открыть дверцу, но за секунду до этого Боря-говнюк успевает заблокировать все двери. Ведь он не такой тупой, как кажется с первого взгляда! А если кто-то против, тогда объясните мне, почему я валялся с разбитым лицом, а этот мудочила спокойно посиживал в своей «девяносто девятой» и пытался успокоить Тесака? Получается, это я – дурень, раз валялся в снегу! Он за секунду рассек ситуацию – лучше пожертвовать одним бойцом, чем потерять весь фланг кавалерии. Ну ничего, я тоже не лыком шит!
Все это промелькнуло в моей башке в момент удара коленом в висок, как разряд тока пробегает по вольфраму, прежде чем система сработает. И валился кубарем я на спину уже подготовленным к тому, что следует ожидать. А последовало следующее: только я успел закрыть голову с обеих сторон руками (в особенности виски) и отойти от короткого потемнения в глазах, как со всех сторон посыпались беспорядочные удары ногами. В коротких промежутках я быстро перехватывал ртом жгучий морозный воздух и дальше отлеживался в глухой обороне. Постепенно удары стали чуть реже, видать, кто-то из троицы подустал или же просто отошел от мясни ногами. Тогда я и подумал: «А сколько, интересно, наобещал им тот бычок?» И отчего-то мне стало весело. И я, наверное, рассмеялся бы, если бы не сбитое дыхание.
Наконец я понял – остался только один из нападавших, и он усиленно лупит по пояснице. Гад, знает, куда бить! И даже полностью избитым я опять почувствовал черную всепроницающую злобу Напалма. Я собрал последние силы, извернулся на снегу как змея, подскочил, прогнувшись мостиком, и в следующую секунду был на ногах и в боевой стойке. Правда, не полностью готовый к бою. Вернее так – полностью не готовый к бою. Поясница настолько сильно онемела от ударов, что я еле смог ее разогнуть, а мертвецкая усталость от напряжения валила с ног с удвоенной силой. Но я не ошибся – передо мною стоял Напалм, а за ним, отъехавшая задом метров на десять, громада джипа. Я сделал правильный расчет – простой человеческий страх победил злость, и Напалм, прямо как сраная пружина, залетел в открытую дверцу. Ford крутанул пару-тройку раз задними колесами по обледенелому асфальту, сделав полуоборот вокруг своей оси, и умчался вниз по улочке. А я остался с головой, полной звона, который занял место новой симфонии, не успевшей народиться. Но, как и тогда, так давно, что будто бы и в другой жизни, я улыбался – в кулаке поскрипывали друг об дружку два можжевеловых шарика. Солнце с неумолимой скоростью падало за горизонт, и вот уже ничего и не осталось, лишь легкий багрянец. Над головой, рассыпанные щедрой рукой, лежали звезды, спокойные и невозмутимые. В общем, как и всегда.
14.02.02, деревня Николаевская, ночь
По дороге до дома белобрысый пытался выставить меня героем, но даже не я, а Тесак заткнул его. Мы просто ехали и глушили водяру, закусывая булками с лососиной. Я чувствовал себя не только избитым, но и наполненным до самых ушей чистейшим дерьмом. Вот, наверное, почему вместо музыки я слышал один лишь звон. Я чувствовал, что если не поквитаюсь с этим чмондырем, то говно изнутри сожрет меня и выйдет через рот наружу. Перистальтика[4], бля! О, нет, я не жаждал собственноручно провести лоботомию или, в крайнем случае, экзентерацию[5]. Нет! Я просто хотел возвратить все, что мне пришлось на короткий срок взять на себя. Короче, когда я смотрел на Борю с переднего пассажирского сиденья и слушал грязные оправдания, я думал только об одном – как бы пошире открыть рот этому мудаку, да так, чтобы высрать побольше в него дерьма, а затем протолкнуть все это вглубь ногой!
Дома никого не оказалось, и мы прямо на кухне начали бухач. Белобрысого от выпитого понесло на все четыре стороны: мол, он и в воде не горит, в огне не тонет и сколько в асфальт ни закатывай – ему хоть бы хны. И все бы ничего – привыкли мы за день к его псевдобандитским выкрутасам, а уж к пустому пиздежу и подавно, – но я естественным образом наткнулся на мысль о том пакетике из-под булочки. Это оказалось последней каплей. Не помню, что сказал ему (да и хуй с ним!), но в следующую секунду мы стояли в позе «бокс» друг напротив друга в гостиной с зеркальным потолком.
Смешно мы вдвоем смотрелись, наверное, если взглянешь вверх – два бегающих из угла в угол бильярдных шара: один черного, другой белого цвета.
Сперва мне показалось, что двигается он чуток порасторопнее меня и намного резче и чаще наносит удары, причем довольно точно – серию: два, с левой и правой руки, по печени; затем разрядку в корпус; и только после этого, дождавшись, пока я опущу чуть ниже руки, прямой крюк в голову. Я успевал ответить лишь на серию в корпус. Но затем я ощутил разлив по телу дурманящего зелья, и во всех моих движениях, скованных болью, появилась легкость и непринужденность профессионального бойца. Я опустил руки и стал кругалями ходить вокруг противника, изредка отвечая ударом на удар. Про боль в суставах и особенно в пояснице я позабыл. Я вошел в азарт и искал. Искал подходящего момента под удар, который решит бой. Почему-то я был уверен именно в таком окончании боя.
И вот он, тот миг! Секундой раньше или позже – и я бы не успел, но все произошло так, как должно было произойти. Я в очередной раз двинулся от белобрысого вправо, и он, разгадав мой ход, резко выпрямил правую руку в прямом открытом ударе. Мне хватило доли секунды, дабы чуть податься назад и в тот же самый момент протащить свой апперкот через всю его жалкую оборону. Отлетев в угол, мой противник умиротворенно посмотрел на меня, словно получил то, чего так долго дожидался, взгляд поплыл, и он откинулся на стену.
Други мои наблюдали за действом, еле-еле оторвав пьяные морды от стола. И я стал злиться и на них. Поэтому, прежде чем кто-нибудь что-либо успел сказать, я схватил куртку и двинулся в сторону вокзала, благо дорога была известна. На небе высыпали мириады звезд, я то и дело валился в сугроб, засмотревшись наверх. Мне пришло в голову, что неплохо быть там одной из них и жить миллиарды лет. Но, наверно, жутко одиноко и холодно вот так вот болтаться в мертвом пространстве. Прямо как мне сейчас. И я попытался покрепче запахнуться. Холод проникал до самых костей и еще глубже – в душу. Мороз быстро окислял алкоголь в крови, и когда я дошел до станции, весь вываленный в снегу, то был почти трезв.
Естественно, что ни один поезд не мог отвезти меня куда надо. За полтаху я остался ночевать на вокзале. Даже сквозь сон ко мне пробирался лютый мороз. Но внезапно потеплело, а когда я открыл глаза, то первым делом почувствовал боль, затем солнечный луч на глазах и только потом увидел улыбающиеся рожи Тесака с Прыщом. Они были слегка пьяны.
– Ну ты и заварушку там устроил! Пришлось приводить того говнюка в порядок, – озорным голосом выпалил Прыщ.
А Тесачище сквозь улыбку добавил:
– Ну, ты готов к приключениям?!
РЕЙД ПО ВАСИЛЬЕВСКОМУ
27.12.02, 14–15 линии В. О., предзакатное время
Большинство старой части города запитано электричеством по старинке, то есть через единую сетеобразующую базу. Нет там отдельных распределительных подстанций на каждый дом, а если и есть, то они лишь понижают напряжение до нормированной цифры. Достаточно такому центру сгореть – и квартала два-три утонет во мраке. В общем, сгорела одна из подстанций в старом городе, и вот, словно ты переместился во времени в блокадный Ленинград. Причина до банальности проста: жители наврубали в розетки все нагревательные приборы, которые только и могли найти в кладовых (включая распрямленные из клубка конфорки), и стали ждать тепла. Трансформаторная подстанция, построенная лет так пятьдесят назад, не выдержала таких резких скачков напряжения и загорелась. Весь драматизм ситуации в том, что, сколько такую подстанцию ни туши, а пока сама вся не выгорит, не погаснет. В качестве охлаждающей жидкости там используется масло, которое вечно циркулирует по трубкам, проложенным вдоль трансформаторов. Туши не туши, а гореть все равно будет! Словом, вина за все случившееся далее большей частью ложится на плечи голимой муниципальной власти…
Для начала нам нужна была машина. Если вы собрались навести шороху в своем районе и проучить парочку-другую пиздюков, вам нужны колеса. Паленые колеса. Чтобы можно было без задних мыслей и без особенного ущерба для себя бросить их в критический момент. Это не правило солдата армии ТРЭШ, так, жизненное наблюдение.
Для начала нам нужна была машина. Если вы собрались навести шороху в своем районе и проучить парочку-другую пиздюков, вам нужны колеса. Паленые колеса. Чтобы можно было без задних мыслей и без особенного ущерба для себя бросить их в критический момент. Это не правило солдата армии ТРЭШ, так, жизненное наблюдение.
Если вы не знаете, где достать такую вещь, я попробую подсказать вам. Мы приехали в Гетто в начале пятого, когда петербургское небо стало угасать. Гетто – это небольшой квартальчик, расположенный вдоль Четырнадцатой– Пятнадцатой линий, ограниченный с одной стороны Малым проспектом, а с другой – рекой Смоленкой. Это место – отстойник многих народов двух миров – условно-свободного и уголовного. Это ограниченный мирок с проблемами маленького местечка, где соседи вынюхивают о всех твоих неудачах и успехах… Ненавижу их всех! Заткните свои сраные рты! Блядские уроды! Почему вы стремитесь знать о соседе больше, чем о собственных детях? И как для любого замкнутого в себе пространства, так и для этого места характерно то, что там все друг друга знают: кто сколько сидел, кто кого вчера вечером выебал… Произошедшее событие сразу становится историей, доступной исключительно своим. Иногда она пишется кровью, иногда золотом, если, конечно, кто-то выбился в люди. Здесь свои могут воровать у своих же. И тогда соседка ниже этажом приходит просить вернуть обратно украденный велосипед. А вечером сосед снизу и сосед сверху вместе пропивают украденную, но счастливо возвращенную вещь…
Мы были в классическом составе: я, Тесак и Прыщ. Если вы пойдете пешком от «Васьки», то вам, скорее всего, предстанет та же картина Гетто, что и нам в тот день. Желтые выцветшие и облезшие фасады молчаливо взирали с обеих сторон улицы на прохожих своими пустыми и черными от печали глазницами-окнами. Их потерянные взгляды напоминали мне зловещую тишину беззубых ртов прокаженных. В них не было укора, не было угрозы – в этих воображаемых глазах читалась только пустота и ничего кроме пустоты. Мы свернули в небольшой лаз – дыру в кирпичной стене. Справа раскинулась роскошная свалища, слегка припорошенная снежком. Вонищи не чувствовалось. Зато я сразу вообразил себе величину крыс, гуляющих по подвалам и пугающих захожих собак. На левой стене небольшого дворика прибито стритбольное кольцо, прямо на пятиэтажном брандмауэре. Кроме кольца, не за что глазу зацепиться. Оно только усиливает ощущение пустоты. Но я отложил свои размышления на потом, все-таки надо было торопиться, скоро стемнеет. Я приготовился к непростому разговору. «Ты у нас голова, ты и думай», – читалось в пофигистской роже Тесака. Все правильно, это и есть моя работа – думать, причем за всех (у Прыща с рождения проведена лоботомия, он не в счет). Я направился прямо в небольшой подвальчик на противоположной стороне дворика. Над входом по стене размашисто и коряво было написано «Колеса». Т. Е. то, что нам и надо было.
Когда глаза попривыкли к мраку, я сумел разглядеть двух мудофелей-слесарей и одного парня побойчее; стену, завешанную запасными частями разного рода происхождения; груду покрышек – от лысоватых до тех, где величина протектора не читалась, – и сидевшего на них мордатого. «Скорей всего – местная “крыша”», – подумал я и понял, что разговаривать надо именно с последним.
– Нам нужны колеса, – сквозь плотный дым сигаретного смрада сказал я.
– Да вот, пожалуйста! Какие хотите? – скороговоркой ответил бойкий пацан и указал на гору под мордатым, который пристально на меня посмотрел, как, впрочем, и я на него.
– Нам нужны колеса, – повторил я свое пожелание уже бандюгану.
Бойкий пацан чуть изумился и быстро пробормотал:
– Да вот же они! Берите сколько хотите. А наркотиками мы не торгуем.
Мордатый затянулся еще разок и выжидательно посмотрел прямо мне в глаза. Его маленькие водянистые щелки были сощурены.
– Нам… нужны… ко-ле-са, – раздельно и чуть делая ударение на последнем слове, выговорил я.
Бойкий паренек сделал округленные глаза и посмотрел на человека на покрышках. Потом буркнул:
– Ничего не понимаю. Вот же…
– Федор! Не гони! Разве ты не видишь, что ребятам нужны настоящие колеса, – перебил его бандит. – Подгони-ка пока тачку, а мы кое-чего перетрем.
Федя в момент испарился. Мордатый медленно, растягивая слова и гася окурок о подошву ботинка, проговорил:
– Деньги, надеюсь, с собой?
– Сначала товар, затем деньги! – жестко кинул я ему в лицо.
И это сработало.
27.12.02, Федина история
– Слушайте, что расскажу!
Через пятнадцать минут мы уже были в пути. А Федя травил байки и, судя по усталым выражениям морд двух мудаков-рубак и бандюгана, травил их уже не в первый раз.
– Как-то устроился я, это, на работу в один спортивный магазин. Работка не пыльная – знай развози тренажеры да велосипеды по покупателям. В напарники дали мне ответственного чухана, в общем, складывалось все более или менее удачно. Как-то раз надо было нам отвезти здоровенный силовой комплекс в «Каменные джунгли»… Ну, вы знаете, это в районе «Просвета»…
Он резко крутанул руль влево, и мы пристроились к плотному ряду машин на Кораблях. Хоть и чесал языком, а водил он неплохо.
– Ну так вот, на чем я остановился?.. А! Едем мы, значит, как и сейчас с вами, на «транспортере», и ищем этот чертов дом. Где – не понять!
Все парадные есть, а этой нет! Хоть тресни, а нет. Громадный, нескончаемый домина. Все парадные есть, а этой нет!
Он тихо рассмеялся. Рожи трех других пассажиров из Гетто вытянулись и были безразличны ко всему извне.
– Наконец кое-как отыскали парадную. Она находилась между двумя различными корпусами в одном здании… Вот урод, чего встал!
Впереди образовалась небольшая пробка из тех, кто сворачивал на Новосмоленскую набережную.
– Значит, мы выгрузились. Заходим, а там темнотища! Кругом кучками мусор валяется, из подвала несет мочой, говном и сыростью. Приторный, я вам скажу, запашок! Рядом с щитовой копались два мастера, так они, чтобы не ждать, пока управдом принесет ключ, просто начали кувалдой крушить навешенный замок. Гулкие удары в замкнутом помещении здорово бьют по мозгам! Не помню, на какой этаж нам надо было, помню только зассаный и засраный лифт да дыру метр на метр в крыше. Наверное, металл вырезали.
– Самое интересное началось, когда мы поднялись на лифте, – продолжал Федор. – Выходя спиной и занося тренажер, я задел что-то мягкое. Оказалось, что это человеческая нога. «Поаккуратнее можно! Не видишь, здесь человек лежит», – раздалось с пола. Я быстро осмотрел бетонный пол – там развалились два чувака-джанки. Причем говорил со мной нарком, ноги которого лежали за пределами моей досягаемости. То есть говорил он за своего дружка. У второго я заметил только здоровенную, как мыльный пузырь, голову. Но нам уже открыли… В квартире негде было ступить, везде валялись тела: худые, толстые, грязные, чуть чище… Им не было предела! Рядом с открывшим дверь хозяином стоял паренек и нежно обнимал того за талию. У обоих были черные круги под глазами и вялые движения, как будто каждое неаккуратное напряжение мышц доставляет им острую, пронзающую все тело боль. Хозяин, человек лет тридцати и судя по всему местный дилер, вялым жестом гомосека указал, куда ставить силовую установку. Я ботинком соскреб газеты и различного вида упаковки с пола и только затем опустил тренажер. Вот тогда я и подумал: «А на кой хуй этим скелетикам силовая установка? Они что, и вправду качаться собираются?! Или решили устроить прямо на дому клуб ведения здорового образа жизни?»
Мы проехали «Прибалтон» и направились прямо, вдоль Ковша.
– Когда мы выходили, эти мудаки-электрики так и ебались с замком. А я подумал, неужели люди могут жить в такой помойке?
Представьте себе, это говорит человек, сосуществующий с курганом мусора! Я же, отвлекшись от мысли о необходимых деньгах, представил себе тех двух пидросов-наркош и подумал: «А как они ебут друг друга в задницу: с гандоном или без?»
27.12.02, Ковш
Когда мы подъехали к месту назначения, совсем стемнело. Светонакопители на стрелках моей Festin’ы показывали 18:05. Тускло горело уличное освещение. Нам показали целый ряд «мерседесов» начала девяностых, пару «ауди» и старенький «фольксваген» седан. Но я только старался тянуть время, примеряясь к каждой машине по отдельности. Наконец мордатому надоели наши примерки, и он сказал, чтобы мы достали деньги. Все получалось так, как я спланировал. Бандюга обращался ко мне, я стоял метрах в двух от него, поэтому как бы переминаясь с ноги на ногу, незаметно сделал шаг в полметра. Справа от меня, рассекая тему, удрученно стоял бойкий Федя; ровно за спиной быка толпились Тесак с Прыщом и те два хмыря-рабочих. Тесак подал голос:
– Какие деньги?
И наивно заулыбался. Я поймал нужный момент – когда бандюга, клокоча от ярости, оборачивается и тем самым совершает грубейшую ошибку. Я быстро беру кирпич (здесь их довольно много – все-таки свалка рядом). Пока мордатый тычет в грудь Тесака пальцем, я начинаю разгонять руку для удара одновременно с подъемом тела. Федя пробует заорать и, испуганно глядя на меня, мотает головой. Я подмигиваю ему и прикладываю указательный палец к губам. Он замирает, окончательно обосравшись. Работяги меня не видят, да и при любом раскладе я слишком быстр для них.