Так что он на службу не ехал. Зато ехали все остальные.
Лиля окинула взором слуг вперемешку с учителями, поудобнее перехватила мелкую и уселась в карету. Храм был примерно в часе езды. Вот и считайте. Рассвет в шестом часу, выезжать надо в пять, даже раньше, а учитывая, что надо одеться и привести себя в порядок…
Мири посапывала в карете.
Рука болела. Спина болела. Горло болело…
Эх, тяжко жить на свете белом…
Няньку Лиля брать не стала, мол, от нее потом воняет и лук Кальма жрет без ограничений, так что няньке пришлось трястись на телеге, со слугами.
Конечно, это ей не понравилось. Ну и пусть…
Переживем.
Слава Гиппократу, сегодня ночью все обошлось. Лиля приложила к лицу капустный лист, поплотнее увернулась в теплый плащ и подумала, что надо проверять всех приезжающих. Но как?
Ладно.
Лейсом сегодня же надо заняться. И так его додавить, чтобы он по струнке ходил. Для его типа людей такое — страшнее динамита. В его отряде — убийца. Он за него отвечал, поручился, и вдруг…
Но солдат надо бы проверить. И поселить вне дома. В деревне? Или на территории замка что‑то есть типа казарм? Должно быть.
А ведь у нее в доме останутся учителя.
А к тем — приставить вирман. И чтобы чихнуть втайне не могли.
Нет, так рано вставать она не согласна. Надо как‑то поговорить с пастером… пусть что ли службы в Иртоне проводит? Пару раз в неделю?
А почему нет?
А она оплатит ремонт церкви, ну и там что‑нибудь еще хорошее. Главное дать понять, что ее инициативы — богоугодны. Потому как служанка Мальдонаи на церковь отстегивать не будет.
Ладно!
Договоримся!
С собой Лиля везла подарок. Тот же самый. Перо и чернильницу. Хельке дал ей несколько штук в запас. Мало ли кому, мало ли что…
Пастеру она выбрала не особо роскошный.
Серебро, без украшений — нечего баловать.
В голове вертелись мысли о бумаге. Пергамент — невыгодно. Береста — несолидно. А вот если сделать бумагу… папирус. Из чего делали папирус?
Сорт камыша?
Вроде бы…
Ну тут вся округа в болотах и лесах. Послать, чтобы камыш нарезали? Почему нет. И попробовать поэкспериментировать. А там и на печатный станок можно замахнуться. Даже пусть на наборный… все равно — по местным меркам это такое будет…
Ага, шашлык из тебя будет…
Ты хоть головой думай!
Такие инициативы — и без согласования с церковью? Ай — ай — ай….
Или хотя бы с властями. Но власть‑то тут она. А вот насколько? Толпа — животное. Управляемое инстинктами. Религиозность — как раз инстинкт.
С пастером надо искать общий язык. Без базара.
Так, за размышлениями, Лиля и доехала до места. Надо было верхом ехать, ей — ей… нет, ну как делались рессоры? Почему она не инженер?
***Храм не впечатлил. Откровенная избенка. Только и того, что в два этажа. А так…
Иконы внутри облезлые, свечи даже не употребляются — вместо них лампа типа фитиль в масле, короче, принцип тот же, что и в России. Если храм находится на территории столицы или областного центра — священник откусывает неплохо. А если где‑нибудь в деревеньке… ну тогда посты соблюдать приходится. И лучше — все. Ибо на пожрать — и то денег не хватает.
Нельзя сказать, что Лиля устыдилась. Или что у нее проснулась совесть. Еще чего!
Но как рычаг для давления она это отметила.
Пастер встретил ее на пороге.
Лиля механически совершала все положенные телодвижения, а разум холодно отмечал, что ряса старая, материя кое — где заштопана, да и щеки как‑то у товарища… не то, чтобы сытенькие…
— я рад видеть вас, ваше сиятельство…
— а я как рада, — соврала Лиля. — может быть, вы уделите мне время после службы? Сейчас мне не хотелось бы отвлекать вас… это надолго.
— Разумеется, госпожа графиня.
На том и сошлись.
Лиля послушно отдремала всю службу на скамейке. Да — да, хоть и не хотела, но глаза сами закрывались. Воздуха мало, воздух спертый, а нехватка кислорода так мозг отключает, что ой — ой — ой…
Как это сочетается с дикими сквозняками — шут его знает. Но одно только подчеркивало другое. Разогнать духоту у сквозняков шансов не было. А вот просквозить…
Лиля куталась в теплый плащ и мечтала об унтах.
И об анальгине с димедролом. Да ладно! Она и на новокаин согласилась бы!
Мири посапывала рядом. Они обе заняли первую скамейку. Остальные толпились сзади, отсеченные бдительными вирманами. Ибо — не по рылу крестьянам даже близко к ее сиятельству подходить.
Шут его знает, как бы сложилась беседа Лили и пастера. Но на помощь женщине пришла сама судьба. В виде дешевой местной лампочки. Плошка с жиром, в ней плавает фитиль — и горит. Правда, чадит и воняет, но это же мелочи!
Служба окончилась. Люди стали выходить из храма на воздух. И местный прислужка принялся тушить фитили. Графиня явно смущала его, он оглядывался, косился, спотыкался…
И…
Из‑под ног мальчишки метнулась мышь. Тот дернулся. Плошка и так висела выше его головы. Рука неловко взмахнула — и масло выплеснулось на стену.
Та вспыхнула как олимпийский факел. Словно ее неделю керосином поливали.
— Берегись!!! — завопил пастер, бросаясь к ребенку.
Насовершать глупостей не дали вирмане, которые оперативно выкинули из храма Лилю с Мирандой, а затем и пастера с ребенком.
— Там кто‑то еще остался? — мрачно посмотрел Олаф на полыхающую церковь.
— Н — нет… — пастера била запоздалая дрожь.
Лиля вздохнула. Не остался — и ладушки. Сгорела — и дважды ладушки. В такую церковь и свинью‑то не поселишь… Надо бы новую строить. А то народ не одобрит.
Интересно, кванто коста? То есть сколько это будет стоить? Лиля посидела еще пару минут, глядя на огонь, который даже и не пытались тушить — окатывали водой соседние дома. Чтобы уголек не перелетел. А пастер смотрел на огонь совершенно мертвыми глазами.
Еще бы. Вряд ли здесь священники в такой громадной цене. Приходы заняты, а бродить по дорогам или искать новый… грустно это звучит.
Одной рукой пастер прижимал к себе служку — и Лиля отметила их сходство. Отец и сын?
Ладно. Она еще узнает.
Лиля поднялась с земли (почти сама).
— Пастер, я понимаю ваше горе. Но и вы поймите меня…
— Да — да… пастер опустил голову. — Моя церковь сгорела, а графство бедно. Эдор говорил мне об этом каждый раз…
— Эдор воровал все, что движется. А что не движется — толкал и тоже воровал, — огрызнулась Лиля. — Графство бедно, но на храм у меня деньги найдутся.
В карих глазах пастера загорелись удивленные огоньки.
— Ваше сиятельство?
— Да, я. Пастер, где вы живете?
— У нас была комнатка над храмом…
— Нас?
— Я и мой сын.
Лиля едва успела подхватить челюсть. Сын?!
Хотя,… а чего она удивляется?
Жениться здесь запрещено только с ранга альдона. А если до того успел — плодись и размножайся, сколько влезет.
— Пастер, это ваш единственный сын?
— Да, ваше сиятельство.
— Угу… а жена?
— Мария умерла от родильной горячки два года назад. Ребенок тоже не выжил… девочка…
Лиля положила мужчине руку на плечо.
— Пастер Воплер, вы же понимаете, что нам надо ехать в замок?
— Ваше сиятельство?
— у нас есть два варианта. Я могу написать мужу. Спросить разрешения. Потом пока письмо дойдет, пока он ответит… Или я могу просто выделить деньги на постройку нового храма. Ну и нормального дома для вас. Вы присмотрите за строительством, а пока поживете в замке.
— Ваше сиятельство…
Вздох был определенно благодарным.
— Как зовут вашего сына, пастер?
— Марк.
— А Марк, пока вы будете заниматься постройкой нового храма и нового дома, будет учиться вместе с Мири.
— Ваше сиятельство?
Его что — заклинило?
— Ну да. Супруг прислал с девочкой аж трех учителей. Какая им разница — одного ребенка учить или двух?
— Эээээ….
— Мири не будет возражать.
Лиля посмотрела на Миранду, которая громадными глазами уставилась на горящую церковь.
Конечно, не будет. Особенно если мачеха поделится кое — чем из своей бурной молодости. Вы никогда не пробовали подсунуть учителю в стол штук пять медведок? Они так забавно визжат…. Учителя в смысле. Медведка — животное молчаливое.
А подбросить на батарею смесь анальгина с перекисью водорода? Как, вы не знаете, что получится? А зря. Там получается очень красивый белый дым. Часто не попользуешься — рассекретят, но несколько четвертных контрольных они так снесли…
Лиля усилием воли отогнала воспоминания и улыбнулась пастеру.
— я полагаю, что у нас должен быть храм. Большой и красивый. Лес я выделю. Людей тоже. И пусть стараются. Вы приглядите за работниками. А службы… я считаю, что в замке должна быть своя часовенка.
— Ваше сиятельство!
— Да — да. вы подберете место, скажете слугам — и они постараются. А все. что будет необходимо закажем через моих знакомых в Альтвере. Вы не будете против?
— что вы, госпожа графиня! Что вы!!!
— Тогда предлагаю не ждать, пока догорит, а грузиться в карету.
— Ээээ….
— У вас есть что‑то, что вы хотели бы взять с собой?
— все, что у меня было — осталось там, — пастер кивнул на горящий храм.
— Ага. тогда по приезде я познакомлю вас с моей домоправительницей. Эммой. Скажете, что вам нужно. И у меня живут несколько девушек — швей. Они вам сошьют облачение… да и ребенку одежда не помешает, в том числе теплая, зима на носу…
— Ваше сиятельство, как я смогу отблагодарить вас за вашу доброту?
Лиля могла бы с ходу припечатать — не лезь в мои дела и будем квиты. Но…
Она уже поняла, что это за тип священника.
И поняла, почему у него могли не сложиться отношения с прежней Лилиан.
Редкий зверь, называется 'священник верующий умный'.
Надо сказать — омерзительное существо, искренне любимое своими коллегами только в ранге мученика. А во всех остальных случаях…
Они не выжимают деньги из верующих.
Не привлекают в церковь паству.
Не говорят людям то, что те хотят услышать.
И — о ужас! — отказываются от пожертвований в пользу школ и детских домов.
И за что такого любить? Нет бы, как все приличные люди, доить паству и ездить на джипе! А он! Старается помочь людям! Идиот!
Обычно таких засылают куда подальше. Что, видимо, и произошло с пастером Воплером. Изыди, противный, и не мешай братьям по вере интриговать и стричь капусту.
Здесь явно произошло то же самое. Такую глушь, как Иртон — еще поискать.
Найти такого священника — громадная удача. Они действительно целители душ. Но с Лилиан Иртон он явно не сжился бы. А вот с ней…
— Позаботьтесь о душах людей, которые живут на моей земле. Это будет главной наградой.
Карие глаза блеснули восторгом.
И Лиля внутренне расплылась в улыбке. Так его!
Ты у меня еще с рук кушать будешь!
— Пастер, в моем замке есть много книг, в которых рассказано о деяниях святых. Возможно, вы выберете себе что‑нибудь в подарок?
— Ваше сиятельство!!!
Фанатик. Честный, верующий… надо вот только выяснить — чего больше, ума или фанатизма. Если ума — они с ним сработаются. Если фанатизма — тоже. Но надо быть очень осторожной.
— Пойдемте, пастер. Здесь нам пока делать нечего.
В толпе крестьян Лиля заметила Арта Видраса. И взмахнула рукой, подзывая мужика. Тот подбежал и согнулся в поклоне.
— Ваше сиятельство?
— Когда догорит — расчистить место. Будем строить новую церковь.
— Как прикажете, ваше сиятельство.
— Завтра пастер приедет посмотреть. А будете отлынивать — пришлю вирман с плетями.
Лиля почувствовала себя матерой феодалкой. Но нельзя. Нельзя иначе. И по — хорошему тоже нельзя.
Иначе просто не поймут.
— Ваше сиятельство! — Арт рассыпался в уверениях, что все будет сделано, всенепременнейше, сразу же, как только, так и…
Лиля кивнула — и в сопровождении вирман пошла к карете, ведя за ручку Мири. За ними так же с сыном шествовал пастер. Толпа послушно расступалась и люди сгибались в поклонах.
Феодализьм… мать его!
***В замке Лиля поручила пастера с сыном заботам Эммы. А сама взялась за Мири.
— Малыш, ты как относишься к компании?
— Какой?
— Если будешь посещать уроки в компании Марка?
— Зачем?
— Как — зачем? Вдвоем же интереснее!
Взгляд Мири выражал сомнение. Лиля ухмыльнулась.
— Вот смотри. Если ты одна — учитель занимается только тобой. А если вас двое — то вам легче. Например, хорошие манеры, танцы… вам будет с кем это отработать, разве нет?
Мири неуверенно кивнула. И Лиля усилила нажим.
— К тому же ты — будущая графиня. И ты обязана заботиться о тех, кто живет на твоей земле. А я вас буду еще учить драться. Вдвоем это интереснее, вот спорим — ты его победишь?
— Я?!
— А то кто же! Тебе надо с кем‑то тренироваться. А побьешь его — и всех остальных тоже побьешь.
— Правда?
— Обещаю. Я тебя научу, как побить любого. Только видишь — я крупнее тебя. А отрабатывать удары надо с кем‑то равным по весу.
Взгляд малявки выражал сомнение.
— Давай так. Мы попробуем. А не понравится — выгнать мальчика всегда успеем. Хорошо?
Мири кивнула.
Лиля довольно улыбнулась.
Пусть.
Во — первых, дети всегда лучше учатся в небольшой компании. Дух соперничества, если его правильно поддерживать — это сила.
Во — вторых, она ни разу не врала насчет тренировок. Приемы надо отрабатывать на равном тебе сопернике. Мири девочка крупная, а мальчишка мелкий. Так что нормально.
И самое главное. Третье. Пусть Мири привыкает общаться с разными людьми. Будь она трижды графиня — неважно! Здесь люди делятся на господ и холопов — и это страшная инерция мышления. А если у Мири ее не будет — она сможет многого добиться.
Пусть учится относиться к людям по — человечески. И судить по их личным качествам, а не по происхождению. Да и вирмане скоро приедут. А Лиле хотелось бы, чтобы они остались. Лучший способ привязать к себе родителей — это дети. Пусть дети вирман учатся вместе с Мири, дерутся, играют…. Когда‑нибудь малышке понадобятся свои люди. И их не придется далеко искать.
***Одним словом, ребенка Лиля убедила. А еще через час — полтора в дверь библиотеки, где она упорно записывала все, что помнит из фармакологии, постучался пастер.
— Ваше сиятельство?
— Да, пастер. Проходите.
Лиля быстро перевернула свиток и теперь на нем красовалась история какой‑то святой…
— Я пришел поблагодарить вас за прием.
— Эмма вас устроила?
— Да, ваше сиятельство. Хотя должен заметить — это необычно. Управляющий…
— Вы же знаете, пастер. Эдора загрызли волки. А замены ему до сих пор нет. Эмма же прекрасно справляется.
— Но она — женщина.
— и я тоже, пастер. Но может быть именно женщины, с их искренним желанием помочь всем страждущим и нуждающимся — и нужны в этом мире? Альдонай создал мужчин и женщин так, что мужчины должны оберегать дом, воевать, защищать… а женщины обязаны сделать так, чтобы мужчина возвращался домой с радостью. Вот мы с Эммой и стараемся… я понимаю, что это непривычно, но у нас просто нет выбора. Никто за нас ничего не сделает…
— Ваше сиятельство, а вирмане? Пираты, безбожники?
Лиля возвела глаза к небу.
— Да, пастер. Я знаю это. но я полагала, что вы сможете привести их души к свету. Подумайте сами — если бы я их не наняла, они бы так и закоснели в грехе. А сейчас у вас есть шанс спасительно подействовать на их души.
И вспомнился неподражаемый Ширвиндт.
'- …спасительно подействовать на его душу…
— на ЧТО подействовать?
— На душу, Альфред!'[2]
Тоска грызанула с такой силой, что на глаза аж слезы навернулись. Пастер встревоженно вскинулся.
— Ваше сиятельство?
— Нет — нет…. Все в порядке… ах, пастер… какое несчастье — этот пожар. Как хорошо, что вы у нас есть… раньше я вас не ценила по достоинству, а вот когда случается несчастье, когда лишаешься ребенка…
Вместо ответа пастер осенил себя знаком Альдоная.
Лиля повторила за ним и принялась читать одну из молитв, которые хранились еще в памяти Лилиан. Молитва, кстати, так и называлась — Об облегчении страданий человеческих.
Пастер наблюдал за тем, как она молилась — и лицо его разглаживалось с каждым словом.
Лиля заметила это и закрепила положительный эффект еще двумя молитвами.
Так держать…
Наконец пастер сотворил знак Альдоная — и Лиля поднялась с колен. А то ж! Не молиться ведь на ногах? Хотя ушибленные во время драки с убийцей колени ныли нещадно. Ну да ладно. Перетерпим.
Хотя во взгляде мужчины оставались еще сомнения. Ну да. решительность, домоправительница, вирмане по дому бегают… И Лиля решила добавить.
— Прошу вас разделить мою скромную трапезу.
Судя по удивленной гримасе на лице пастера — он не ожидал от графини такой скромности. Овсянка, в которую она не положила ни меда, ни варенья, кусок сыра и стакан воды. Холодной, колодезной…
Есть все равно не хотелось.
Температура все‑таки поднялась. Немного, но неприятно.
Самому пастеру подали и мясо, и грибы, и яйца…
Несколько минут он смотрел на Лилю, а потом разродился.
— Дочь моя, вы проявляете похвальную умеренность…
Лиля опустила глазки еще раз… может, проще и не поднимать? Точно не споткнешься…
— Пастер, я не могу объедаться, когда на моих землях от голода умирают дети. Это страшно.
— Это…
— Это тоже после потери ребенка. Я должна вести благочестивый образ жизни — тогда меня простят за мои прежние грехи.