Рут казалось, что она исчезает. Ноги не держали, и она боялась, что как-нибудь потеряет сознание в парке или свалится с лестницы с Бетти на руках. Ее постоянно беспокоило: если это случится, что будет тогда с ее драгоценной дочерью, которую она любила так же неистово, как львица своего детеныша? Она подсчитала, что, если умрет сразу же после ухода Кристиана на работу, Бетти придется двенадцать часов провести в одиночестве. Разумеется, та перепугается до смерти, и это скажется на всей ее жизни, если не случится худшего и она не получит травму или убьется. И если он не приходил домой ночами, готовя программу, она не могла спать от беспокойства, ей все казалось в забытье, что она проваливается сквозь кровать, хотя на самом деле она была просто измотана.
Дошло до крайностей: ее пугал даже поход в супермаркет. Она сознавала иронию ситуации. Она, женщина, которая с рюкзаком прошла Азию, проучилась год в американском университете, переехала в Лондон после единственной встречи с Кристианом и вскарабкалась по достаточно скользкой карьерной лестнице, теперь страшится рядов с продуктами в магазине.
Рут пыталась найти себя, стать такой же, какой была, но у нее не получалось, как она ни старалась. Она помнила ту уверенную женщину, но это было равносильно просмотру фильма, и сама мысль, что она снова сможет влезть в ее шкуру, казалась немыслимой. После девяти месяцев сидения дома она поняла, что дальше будет еще хуже. Она разглядывала женщин, которых встречала в парке, и дивилась их бескорыстию. Она поняла, что существует целая армия женщин, которые принесли великую жертву, пожертвовали собой ради других, и ей ничего не оставалось, как уважать их.
Понедельник, в который Эгги приступила к работе, имел для Кристиана большое значение. Он надеялся, что она приживется, потому что он уже больше не мог выносить постоянное напряжение, которое исходило от Рут. Иначе им придется снова вести утомительные разговоры насчет того, чтобы ей бросить работу, хотя оба знали, что она на это никогда не пойдет. Материнство по полной программе ей не подходило, но, тем не менее, она будет заигрывать с этой идеей. Он никак не мог понять, зачем Рут с такой готовностью тратила свое и его драгоценное время на споры, у которых не было ни ответа, ни конца. Она могла беспокоиться обо всем и ни о чем с одинаковой страстью, так что порой у него от этого голова шла кругом, как на американских горках.
Но когда он уходил, Рут казалась довольной, а Эгги уже была на кухне и готовила завтрак для Бетти, не обращая внимания на нежелание Хэла есть. Ему и самому иногда казалось, что это наиболее удачная политика. Но Рут настаивала на том, чтобы суетиться вокруг ребенка во время каждой еды. Он дивился, откуда у нее энергия и оптимизм начинать каждый день с надежды, что Хэл станет есть, тратить время на то, чтобы ставить перед ним тарелку, танцевать с ложкой, умолять и уговаривать. Если бы послушали его, то Кристиан прекратил бы что-то предлагать Хэлу, а через пару недель подсунул ему несколько печений. Странно, что Рут никогда не приходило в голову, что детский доктор может быть прав. Но он никогда ничего не говорил, потому что решения принимала Рут. Он не хотел влезать в серьезные дела не потому, что сразу же могла последовать ссора, но потому, что это будет прецедент и от него в дальнейшем будет требоваться больше.
Стоило только войти, как Кэрол, его менеджер по выпуску, напомнила, что у него интервью с кандидатами на пост помощника администратора. Скучное занятие, но ничего слишком серьезного.
— Я сократила список до трех, — сообщила она. — Хочешь сначала посмотреть их резюме?
Но он уже читал электронную почту.
— Нет, благодарю. Есть что-нибудь, что я должен знать? У кого-нибудь из них всего одна нога?
Она засмеялась:
— Нет, ничего такого. Все выглядят замечательно.
В десять состоялась встреча с председателем, который желал знать, как идут дела со «Скай»; это заняло две минуты, а затем они полчаса смеялись по поводу нового реалити-шоу, вышедшего на экраны в конце недели. К тому времени как он вернулся, Кэрол уже сердилась на него, потому что первая из претенденток десять минут сидела в приемной, о чем он наверняка забыл. Ладно, ладно, сказал Кристиан, хватая по пути в офис стаканчик с кофе.
Они сели за пластиковый стол в комнате, которой кто-то попытался придать веселенький вид, сделав два окна круглыми, а фон ядовитым. Такие выкрутасы раздражали его, поскольку он ненавидел людей, которые делали вид, будто работа — удовольствие. Не то чтобы ему было там плохо, но добровольно он бы и не сунулся. Рут думала иначе. Она постоянно твердила ему, что он предпочел бы жить на работе, а не дома, что коллеги более близки ему, чем друзья, что он корпит над программами, над которыми ему вовсе не обязательно работать, но это доставляет ему удовольствие. Последнее обвинение казалось Кристиану особенно непонятным. Во-первых, это неправда, он бы не стал так поступать, а во-вторых, что плохого в том, чтобы получать от чего-то удовольствие? Рут словно жила постоянно с ярмом недовольства на шее и не переносила, если его работа оказывалась занимательнее, чем ее. Порой ему хотелось составить график, куда бы они вносили подсчитанные минуты удовольствия, полученного в течение дня, а в конце недели проигравший получал бы свободные полдня. Недостатком этой идеи было то, что им обоим пришлось бы быть честными и иметь одинаковое представление о том, что такое удовольствие. Рут, например, говорила, что ленч с Сэлли был ничего, но, поскольку она все время была настороже, об удовольствии думать не приходилось. Господи, хотелось ему сказать, довольствуйся тем, что имеешь.
Открылась дверь, и вошла Сара. Они оба были настолько поражены, что от неожиданности Кристиан даже не сумел притвориться перед Кэрол, будто он ее не знает. Ему пришло в голову, что Сара могла сделать это намеренно.
— Вы знакомы? — спросила Кэрол.
Кристиан встал:
— Прости, я не знал, что ты среди претендентов. Да, мы работали вместе в «Мэгпай».
К счастью, Кэрол трудно было сбить с толку.
— Я ведь советовала тебе прочитать резюме.
Сара изменилась. Сильно похудела, лицо стало бледнее. Она также перестала красить волосы, которые теперь были естественного цвета, темнее, чем думал Кристиан. Одета скромнее, чем раньше. Намного, намного привлекательнее, и Кристиан почувствовал, что потеет. Он не мог придумать, что сказать, и предоставил возможность говорить Кэрол, которой это нравилось настолько, что она даже не заметила его молчания. Сара заикалась, отвечая на вопросы, и терла покрытую красными пятнами шею, что заставило Кристиана вспомнить вещи, которые вспоминать не стоило.
Когда она ушла, Кристиан почувствовал, что дышать стало легче, и обрадовался, когда Кэрол сказала:
— Прости, я ее переоценила. В прошлый раз она вела себя значительно уверенней. Это ужасно. Как она работала в «Мэгпай»?
— Уже не помню. Мы не были связаны напрямую. Не думаю, чтобы она пробыла там долго.
Кэрол бросила резюме Сары в мусорную корзину:
— Полагаю, нам о ней стоит забыть.
Следующая девушка была значительно лучше Сары, и даже третья, у которой были явные проблемы с гигиеной, превосходила ее. Когда они закончили, он сказал Кэрол, что у него встреча, и ушел из офиса. Кристиан пошел к парку, чувствуя, как за глазами возникает тупая боль, и позвонил Рут.
— Ты в порядке? — спросил он.
— Нормально. Работы много.
— В самом деле?
— Незачем так удивляться.
— Я и не удивляюсь, просто… — Он попытался подыскать слова, но ничего путного не приходило в голову. Ему хотелось признаться ей, что он почувствовал себя глупым.
— Слушай, тебе что-нибудь надо? — спросила Рут, и он четко представил себе ее, с телефоном между плечом и ухом и пальцами, бегающими по клавиатуре. — Я хочу сегодня уйти вовремя, выкупать детей.
— Нет, ничего, все в порядке. — Но, нажимая на красную кнопку мобильного, он думал о Саре.
Апрель был самым любимым месяцем Агаты. В нем было столько обещаний и никаких разочарований. Она уже пыталась уговорить Бетти ходить в школу пешком, но девочка так яростно жаловалась на мокрые туфли, холодный нос и не те перчатки, что она сдалась. Но теперь она превратила прогулку через парк и сказочные улицы в приключение. С Бетти не так уж трудно было поладить, она нуждалась в положительном подкреплении — этот термин Агата выкопала в одной из многочисленных книг по воспитанию детей, которые прятала под кроватью. Нужно было за ней следить. Надо было смотреть за ее нижней губой, и когда эта губа начинала дрожать, требовалось сказать что-нибудь вроде: правда, ужасные сапоги на этой маленькой девочке, какой жуткий розовый цвет; или: я когда-нибудь говорила тебе, что Золушка считала, что есть два мороженых сразу может только жадина; или: от мытья волосы растут быстрее.
Но ничего нельзя толком добиться, пока девочке не дадут возможность спать. В доме Дональдсонов Агата по большей части не спала ночами, прислушиваясь к развертывающейся этажом ниже бессмысленной драме. Каждую ночь Бетти просыпалась в полночь, практически с точностью до секунды, но все равно ее крики наверняка пробуждали Рут от глубокого сна, потому что Агата слышала, как та спотыкалась и натыкалась на вещи, добираясь до спальни дочери. Все начиналось достаточно спокойно, но на третьем или четвертом вставании Рут уже сама начинала кричать, говорила ребенку глупости, например, что она умрет, если девочка не заснет, и после этого ожидала, что Бетти забудется спокойным сном. Иногда она тащила Бетти в туалет, зажигала весь свет и заставляла девочку мыть руки. Это было настоящее безумие, и Агате дико хотелось вмешаться. Она была уверена, что у нее Бетти будет нормально спать через неделю.
Утро выдалось теплым, воздух касался кожи, как поцелуй, и, когда Агата открыла окно в кухне, она почувствовала запах хвои.
— Не хотели бы вы засадить огород? — спросила она Бетти и Хэла неожиданно даже для себя самой. Она не собиралась произносить эти слова, и это ее напугало, потому что Агата полагала, что давным-давно освободилась от привычки говорить спонтанно. Ей нельзя чувствовать себя слишком комфортно.
— А что такое огород? — спросила Бетти.
— Ну, это вроде обычного сада, только вместо цветов там растут овощи.
— Зачем?
— Чтобы их есть, глупышка. — Агата ощутила, что вспотела. Она всего лишь месяц в этом доме, а уже планирует перекопать лужайку Дональдсонов. Это, право, чересчур.
Но возбуждение Бетти уже било через край.
— А помидоры мы сможем вырастить? И морковку? И чипсы?
Агата засмеялась:
— Сначала надо вырастить картофель, а потом уж сделать чипсы. Вот что я скажу: я позвоню вашей маме и спрошу, не возражает ли она, и если она разрешит, мы так и сделаем.
— Можно мне позвонить? Можно мне позвонить? — заверещала Бетти, уже потянувшись к телефону.
Послание, которое Рут выслушала, выбравшись из подземелья метро, было путаным, и она не поняла, что Бетти хотела сказать. Что-то насчет выращивания морковки на патио. Черт, только не еще один школьный проект, о котором она забыла. Она вспомнила, как в прошлом году прикрепила к холодильнику список всего, что понадобится Бетти для школьного рождественского спектакля, и напрочь о нем забыла. Гейл позвонила утром в день спектакля и сказала, что Бетти в истерике, потому что ей нужны коричневые футболка и брюки к двенадцати часам дня. Так что вместо редакционного совещания она провела сумасшедший час в магазине и заплакала, когда продавщица не смогла найти размера Бетти.
Поэтому она тут же позвонила домой. Трубку взяла Бетти и сразу же начала умолять:
— Так можно, мам? Пожалуйста, соглашайся.
— С чем соглашаться? Я плохо тебя расслышала.
— Эгги хочет устроить огород, чтобы растить овощи. Которые мы будем есть. Но только если ты скажешь «да».
Рут представила себе, как Эгги раскапывает весь их сад, устраивая там грядки.
— Где именно в саду, дорогая?
Бетти начала ныть:
— Не знаю. Пожалуйста, не говори «нет», мама. Ты все испортишь.
Рут вдруг охватило сильное раздражение против Эгги.
— Ты не могла бы дать трубку Эгги, детка? Мне только надо выяснить, где она собирается устроить огород.
— Простите меня, Рут, — сразу же сказала Эгги, взяв трубку. — Я знаю, надо было сначала с вами поговорить. Просто я сегодня открыла окно, и от всего пахло такой свежестью, и к тому же я читала, что, если дети что-то выращивают, они с удовольствием это едят, так что, естественно, это навело меня на мысль о Хэле, и я решила обязательно поговорить с вами.
Энтузиазм Эгги вдохновил Рут, и она тут же забыла про свое раздражение. Кроме того, визит к диетологу пришлось перенести из-за ленча с рекламщиками, о котором она забыла, так что неплохо было бы во время визита об этом рассказать.
— Пожалуй, неплохая мысль, — сказала Рут, уже подходя к своему офису. — Купите все, что необходимо, я потом с вами расплачусь.
Агата была довольна собой. Ее импровизация насчет выращивания детьми овощей, которые они потом будут есть, вовсе не была вычитана из книги, но это наверняка стоило записать. Найти садовый магазин в западном Лондоне было нелегко, но возможно. Агата попросила детей придумать, что бы они хотели вырастить, затем составила список: помидоры, морковь, картофель, свекла и сельдерей. Для начала достаточно. Она достала кулинарную книгу с большой белой полки, которая выглядела бы более уместно на комоде, но Рут повесила ее на стену. Краска на ней уже лупилась, и Агата мысленно ее перекрасила. Она показала Хэлу картинки овощей и объяснила, что ему надо будет попробовать все, что он вырастит, потому что это настоящее чудо, когда семя, которое вы закапываете в землю, превращается в растение, которое можно есть. Он настолько заинтересовался, что даже вынул соску от бутылки изо рта.
Бетти была просто идеальной в автобусе и садовом магазине. Вела себя как настоящая маленькая леди и была настолько хорошей, что Агата разрешила ей выбрать у кассы органическую шоколадку.
— Такое удовольствие ходить с тобой по магазинам, — сказала она, и девчушка просияла от гордости.
Всю дорогу домой они обсуждали, как лучше всего сажать. Агата купила дешевенькое руководство для огородника в книжном отделе магазина и читала его детям в автобусе. Звучало как сказка. Ты должен вскопать землю и смешать ее с компостом. Затем сделать ряды и посадить семена близко к поверхности, на расстоянии друг от друга. Следует защищать растения от вредителей-насекомых и хорошо о них заботиться, поливать и подкармливать. И тогда они вознаградят тебя своей сочностью, и по подбородку будет течь сок, когда ты в них вгрызешься, и ты будешь радоваться, что жив и здоров.
— Все хорошее достойно того, чтобы подождать, — повторила Агата когда-то прочитанные слова, когда Бетти спросила, как долго все это займет.
Участок, который они выбрали, находился в правом дальнем углу от кухонного окна и в стороне от других драгоценных растений. Агата начала с того, что разметила участок и выкопала канавку. Работа оказалась более тяжелой, чем она предполагала, но теперь, раз уж она начала, придется обязательно закончить. Дети были так возбуждены, что даже ни разу не спросили разрешения пойти в дом и включить телевизор. Хэл вытащил на лужайку свои грузовики и таскал их по вскопанной земле, так что Агата могла видеть, как они преодолевают препятствия и карабкаются в гору. Бетти взяла из-под навеса маленькую лопатку и начала переворачивать землю в середине участка. На эту работу ушло два часа, но к ленчу у них уже был кусок вскопанной целины, готовый к посадкам.
Агата сделала себе и Бетти бутерброды с тунцом на ленч. Она решила некоторое время ничего не предлагать Хэлу, хотя это полностью противоречило указаниям Рут. Она даже не возражала, когда он просил бутылочку. В одной из книг она прочитала, что с ребенком, который отказывается есть, не следует об этом разговаривать. То же самое относится к детям, которые не хотят ложиться спать. По-видимому, дело в негативном внимании, а поскольку дети жаждут любого внимания, причем в неограниченном количестве, то, если вы устраиваете сцену по поводу их отказа что-то сделать, они будут продолжать отказываться, чтобы привлечь внимание. Агате эта мысль понравилась, и она решила не реагировать на отказ Хэла есть, зато окружать его разными предметами, помимо бутылки, которые он мог бы положить в рот. И если ей когда-нибудь доведется остаться одной с детьми на ночь, она заберет Бетти в свою постель и будет утешать девочку всю ночь.
Они сидели на патио в солнечном свете, Агата и Бетти жевали бутерброды, а Хэл булькал бутылкой, и обозревали свои новые владения. Агата представила, что они в Америке: поселенцы, которые завоевывают себе место под солнцем. Хэл сидел рядом, положив голову ей на колени, и сосал молоко, но через минуту глаза его закрылись, и бутылка упала на землю.
— Очень удачно, — сказала она Бетти. — Теперь, когда он спит, мы можем продолжить работу.
Бетти просияла, потому что больше всего любила, когда у нее появлялась возможность почувствовать свое превосходство над Хэлом. Агата подняла его на руки, прижала эту доверчивую тяжесть к груди и отнесла в дом. Она уткнулась лицом в его шею, вдыхая своеобразный запах йогурта и хлопка. Положила ребенка на диван и поцеловала во влажную щеку. Что-то повернулась в ее груди.
Агата никогда не останавливалась, не закончив работу. Незаконченная работа мучила ее так же, как фазаны, развешанные в отцовском магазине по продаже дичи. Все эти годы работы на женщин, которые бросали своих детей на нее, убедили Агату, что, когда у нее будут свой собственный дом и семья, она сама работать не станет. Тут возникала проблема: в этом случае ей пришлось бы выйти замуж за мужчину, который зарабатывал бы достаточно, чтобы их всех прокормить. Она не знала, где сможет встретить такого мужчину, так как друзей у нее не было и она никогда не бывала в местах, не связанных так или иначе с детьми. И даже если бы и бывала, ей все равно не слишком нравились мужчины.