Город сожженных кораблей - Михайлова Евгения 21 стр.


Николай встал, просто кивнул ей, что всегда значило: ему нужно покурить.

Конечно, они одно целое, но когда он закрыл за собой дверь комнаты, где они сидели, Ирина позволила себе горький страстный вздох, который так долго сдерживала при муже. И он, наверное, сдерживает, они оба пытаются щадить друг друга. Она быстро достала носовой платок, прижала к мгновенно промокшим глазам. Настя ведь велела Артему сидеть дома. Но как он мог? Он за Элизой всегда был готов пойти на край света, а тут она в плену у бандитов… Как же Сергей Кольцов мог его взять с собой? Артем умеет так сказать, особенно когда речь об Элизе, что, видно, и у следователя сердце дрогнуло. Или на самом деле людей не хватало? Артем спас Сергея вроде бы от верной гибели. А это не Элиза, это человек, который возбудил дело, по которому Артем – подозреваемый в убийстве. Человек, который способен убить, не отдаст жизнь за другого, практически чужого человека. Нет… Только не надо сходить с ума. Тема не отдавал жизнь, его сейчас спасают. Настя сказала, что лучше клиники, чем эта, которую открыл эксперт Масленников, не существует в России. И он друг Сергея. Настя тоже плачет, наверное, дома, Сергей сказал, чтобы она пока не приезжала сюда.

Дверь с лестницы открылась, но вошел не Коля, а странная женщина в синем фланелевом халате, продолговатое лицо раздуто, как от ботокса, на голове редкий ежик каких-то бесцветных волос. Она подошла к Ирине и сказала низким голосом:

– Покурить есть?

– Здесь нельзя, – объяснила Ирина. – Здесь операционная и реанимация.

– Ты мне будешь объяснять? – язвительно сказала женщина. – Я лежу в этой больничке. И давно. И вроде не спрашивала, что здесь находится. Покурить есть?

– Я не курю, – ответила Ирина, решив не упоминать о муже с сигаретами. Эта мадам его найдет. Коля впадает в ступор, когда к нему пристают люди с отклонениями от нормы. Это тот случай. Пусть она поскорее уйдет. Но не тут-то было. Женщина искала не только сигареты, но и общения.

– А че ты ревешь?

– Сына оперируют.

– В чем дело?

– Бандит в него выстрелил, – с трудом произнесла Ирина, проклиная свою честность.

– Ты скажи по-человечески. В какое место. Бандит – не бандит, но если в задницу, то ничего твоему сыну не будет. Вытащат и зашьют.

– В грудь.

– Да ты что! Тогда готовься. Они тут только с задницей справиться могут. А в грудь… Ну, что я могу сказать: живут и без сыновей. Я, например. Не было, и не надо.

– Вы не могли бы уйти, – дрожащим голосом попросила Ирина.

– Да ты кто такая! – завопила тетка. – С ней по-хорошему, а она будет командовать, уйти мне или нет. Так нет! Сяду рядом, дождусь, когда тебе скажут то, что я сказала.

Она уже собиралась устроиться рядом с Ириной, но в комнату вошла полная медсестра и крепко схватила ее за локоть.

– Калинина, на выход. К себе. К тебе полицейского пожалели приставить, так я за него. Я тебя нашла по запаху той мазючки-вонючки, с помощью которой ты себе длинные косы собираешься отрастить.

– Марина, ты как со мной разговариваешь! – еще громче завопила мадам. – Я сейчас на тебя жалобы напишу… Всем напишу.

– Давай. Бумагу и ручку принесу, будет чем заняться, потому что палату закрою на ключ. А разговариваю так, как ты заслуживаешь. Я все слышала, что ты женщине сказала. Какая же ты…

– Все. Поняла. Ухожу. На ключ не надо.

Явление испарилось. Медсестра сказала Ирине:

– Не обращайте внимания. Это просто дрянь. И преступница. Она у нас на экспертизе.

– Да я… У этой женщины, наверное, какое-то заболевание… Что-то с волосами, лицом.

– Если вы подумали, что у нее это от химии, то ошиблись, как все. Она на этом спекулирует. Она соседке голову разбила о батарею. Ворвалась в квартиру, набросилась из-за чего-то. Соседка сейчас не ходит, задет двигательный центр мозга. Эта Калинина на следствии сказала, что у нее рак, химия, облучение, она только документы потеряла. Была на экспертизе. Чистая симулянтка. Волосы не растут, потому что не хотят на такой голове. А лицо – ботокс, конечно. Когда ее взяли, она была вся в бриллиантах, как елка. Так и к нам приехала. Теперь мы их храним в сейфе. Она подозревается еще в черном риелторстве вроде.

– Я не могу понять. – Губы Ирины дрожали. – Она меня первый раз видит. Зачем это было говорить?

– Люди – очень часто дрянь, – философски ответила медсестра. – Вот поэтому и сказала. У нас, кстати, очень хорошие хирурги. Оперирует вашего сына Сам. Все, конечно, бывает, но вы должны сыну помогать, думать о хорошем. Я побежала. Мне за этой Калининой следить надо. А вот и доктор к вам…

– Что?! – спросил у Масленникова Николай, появившийся на пороге.

Ирина вцепилась руками в стул. Она боялась потерять сознание. Лицо Масленникова было серым.

Глава 25

Насте снилась боль. Она пыталась открыть глаза, вздохнуть, но не могла. Она уснула под утро. Но если она понимает, что нужно встать, выпить воды, найти валидол, – значит она не полностью спит. Мозг уже проснулся, почему же она не может открыть глаза?

«Я боюсь», – поняла в полусне Настя и тут же широко открыла глаза. Боль не проходила. Она не приснилась. Настя попробовала сделать глубокий вздох… Что это? Никогда такого не было. Болит вся грудь, отдает в правое плечо. «Так бывает при инфаркте», – вспомнила Настя, как кому-то объясняла мама.

Нет, такую роскошь, как болезнь, Настя себе позволить не может. Сережа в больнице, клиент – неизвестно, жив ли. Ребенок и собака не завтракали, не гуляли. Настя с вечера решила оставить дома Олежку. Если Сережа позвонит, чтобы она к нему приехала, она поедет с сыном. Мало того, что мужа ранили, он первый раз за все время, что она его помнит, утратил свою уверенность, винит себя во всех бедах. В такой момент семья должна быть рядом. Она бы и Мая взяла, но у нас, в отличие от многих других стран, собак в больницу не пускают. И это плохо. Никто так не снимает депрессию и боль, как собака. Так о чем же она думает? Почему не зовет к себе Мая? И почему он не почувствовал, что ей плохо, и не пришел сам?

– Май, иди сюда, – позвала Настя сладко посапывающего на своем лежачке рядом с кроватью белого, пушистого ретривера.

Он открыл глаза, посмотрел на нее и опять засопел. «Какой-то он не особо чувствительный в смысле врачевания», – подумала Настя и встала.

Она выпила на кухне воды, нашла в аптечке валидол, немного подержала во рту и выплюнула: противный. Дышать было легче, сердце билось нормально, ровно… Просто ей не приснилась, а передалась Сережина боль. И надо быстро все сделать, покормить детят-зверят, отправить их гулять и позвонить. Только так она и узнает, переняла ли Сережкину боль, облегчила этим или, наоборот, там все плохо.

За делами и заботами боль совсем прошла. Но нарастала какая-то напряженность. Отправив гулять Олежку с Маем, Настя не стала звонить Александру Васильевичу. Он после такой операции. И она наверняка вчера была не одна. Мало кто знает, что у него самого серьезная проблема с легкими. Тот случай, когда «врачу, исцелися сам»… Но у него нет в жизни просветов. Он постоянно всем нужен. Не до своих проблем. Сереже она тоже звонить не стала, он, наверное, спит. Позвонила в справочное отделение. Ей сказали: «Кольцов – удовлетворительно, Васильев – состояние тяжелое, по Никитиной справок не даем».

Ох, Элиза. Надо же было создать такую проблему! У Никитиных, конечно, есть свои адвокаты. Но если бы они захотели, Настя защищала бы Элизу бесплатно. Она мстила за Артема, который спас жизнь Сергея. Вот такой «дом, который построил Джек».

Настя вошла в кабинет, включила компьютер, вывела вместе всех фигурантов дела по убийству Валерии Сикорской. В хорошем качестве фотографий Петр Голиков и Стивен Боровицкий не так уж и похожи. Но это однозначно мужчины одного плана. Значит, такие мужчины во вкусе Лидии Сикорской. Насте этот тип противопоказан: напор, грубоватость, такая прямолинейная работа под простецкого мужика, какими оба давно не являлись. Женщинам это часто нравится. Странно, что Виталий Никитин, который слишком любит женщин, из-за чего, собственно, и началась эта страшная история, выглядит совершенно иначе. Просто контактный, приятный, позитивный человек. Был, наверное, таким. Сейчас он в центре беды. Случайно? По Сережиным данным, он самый влиятельный и состоятельный бизнесмен из них всех. Даже Сечкин далеко позади. Интересно, Лидия любила Виталия или просто ловила богатого? И любит ли она кого-то из этих трех мужчин? С какой все же целью она отслеживала жизнь Виталия, который даже не знал, что она живет в Москве, познакомила Элизу с Валерией? Почему Валерия оказалась в этом сквере так рано утром, в одежде Элизы?

Настя увеличила фото Лидии. Та смотрела на нее довольно красивыми, темными, без блеска глазами. Этот взгляд не прочитаешь. В нем может быть страсть, а может быть ненависть, стремление к какой-то цели или просто алчность. Мрак, ночь, тайна. Настя набрала ее номер.

Настя увеличила фото Лидии. Та смотрела на нее довольно красивыми, темными, без блеска глазами. Этот взгляд не прочитаешь. В нем может быть страсть, а может быть ненависть, стремление к какой-то цели или просто алчность. Мрак, ночь, тайна. Настя набрала ее номер.

– Это Лидия Сикорская? Доброе утро. С вами говорит Анастасия Кольцова, адвокат Артема Васильева.

– А в чем дело? – хрипло сказала Лидия.

– Мы не могли бы встретиться?

– Я никуда не потащусь сегодня. Голова болит.

– А к вам приехать нельзя?

– Что за спешка… Адвокат Васильева? Так он жив?

– Да. Так можно приехать примерно через час?

– Ко мне теперь всем можно. Дочь убили, муж бросил, любовник арестован. Свободная женщина!

Насте показалось, что Лидия не очень трезва, но, может, это и к лучшему. Человек явно сложный. Странно, но о том, что ее бросил муж, по крайней мере, позавчера следствию не было известно.

– Я хотела бы выразить вам соболезнования по поводу гибели дочери…

– Только без этого! Приехать можешь, но в душу нечего лезть.

Глава 26

Вернулись с прогулки Олежка и Май. Настя их покормила, очертила сыну примерный план занятий и развлечений, понимая, что выполняться будет лишь второе. Но она уже приспособилась в каждое развлечение ребенка «закладывать крючок», как называл это Сергей. Это то, что само по себе заставит ребенка думать, искать разгадку, короче, умнеть.

Было уже около полудня, когда она вышла из дома. Сережа все еще не звонил. В принципе, если ему укололи обезболивающее, да еще дали снотворное, он может проспать до вечера. И это ему полезно. Настя решила не звонить. Но когда села в машину, решила позвонить на этот раз не в справочную, а в ординаторскую. Это рядом с палатой Сережи. Может, ей что-то скажут, а она передаст, что поехала по делам, но ждет его звонка. Трубку взяла операционная сестра Ксения, она Настю хорошо знает:

– Привет, Настя. Сейчас схожу, посмотрю. С вечера сказал, чтобы его не будили, сам позвонит. Дрыхнет, наверное. Завтрак ему не носили, я тут сижу с открытой дверью, работаю, мне видно его палату.

– Извини, Ксюша, – сказала Настя, – я просто сейчас из дома уехала, хотела ему передать.

– Да какие извинения? Будить его надо. Не такая операция, как у Васильева, но операция. Мне нужно посмотреть все, температуру измерить, лекарства дать, перевязку сделать… Сейчас, подожди.

Когда Ксения взяла опять трубку, она задыхалась от гнева:

– Настя! Он сбежал. Как в тот раз, когда ногу ему прострелили. Ну, наглость какая, честное слово! Неужели нельзя было сказать? Мне документы по его операции нужно заполнить. Мы его что, в наручниках тут держали? Теперь ты меня извини, но у твоего мужа характер хулигана.

– Извиняю. Ксюша, вопрос, конечно, дурацкий, но он давно сбежал? Как ты думаешь?

– Не меньше трех часов назад. Потому что нянечка утренние таблетки положила на тумбочку в девять. И стакан воды. Все на месте.

– Он мог не заметить.

– Ты прекрасно знаешь, что он все замечает. Допустим, таблетки не захотел, но пить он должен был хотеть. Ему кололи лекарства, которые вызывают жажду.

– Да… Значит, он хотел, чтобы все думали, что он в больнице, а он кому-то сюрприз поехал делать. О том, что случилось вчера, уже некоторые знают… Ну, что делать. Такая профессия. Или характер. Это не лечится. Ксюша, что с Артемом?

– Плохо пока. Парень подставился по полной. Пуля в сердце!

– То есть как? Как же он выжил?

– Бывает. Один вьетнамец прожил с пулей в сердце тридцать девять лет, мучился от боли, а достать ее было невозможно. Умер бы, пока доставали. Но все-таки нашли хирурга. И вытащили. Александр Васильевич вчера просто что-то невозможное сделал, когда надежды не было. Потом я видела, как он вышел из операционной и пошатнулся. За стенку держался. Первый раз такое видела. В общем, теперь организм молодой должен очень сильно поработать, чтобы выкарабкаться этому Артему.

– А Элиза?

– Ну, что Элиза?! Девушка амбициозная, старается держаться, но в жутком стрессе. Просилась к Артему, хотела навестить.

– Да???

– А что тут удивительного? Она из-за него человека грохнула. Ну, не совсем человека… Но ее отсюда твой муж в тюрьму, наверное, отправит, раз она под стражей. Себе бы стражу поставил!

– Как-то ты совсем к Сереже плохо относишься. Ну, не Сережа виноват, что она не защищалась, а уже в беззащитного человека стреляла. Но с этим можно работать. Я спросила, как ее здоровье?

– Избита, истерзана, сопротивлялась насилию. Ногти сломала под корень… Будем держать, пока не вылечим. Такую не отдадим.

– Ну, да. Это правильно. Артем обязательно должен увидеть ее. Это ему поможет.

– Голос у тебя какой-то… Ты расстроилась из-за того, что у тебя муж такой?

– Немножко. Но я в курсе. Позвонит, когда сможет. Я не буду, раз он даже от меня скрыл. Значит, никто не должен был знать.

– А я бы нашла и убила своего за такой фокус.

– Поэтому у твоего мужа таких фокусов быть не может, да?

– Поэтому я не замужем, Настя.

– Это решение потенциальных проблем, – рассмеялась Настя. – Ксюша, можно я буду звонить? Вдруг он вернется? Я это допускаю.

– Звони и допускай. А я думаю, что вернется только в том случае, если ему еще что-то прострелят.

– Ой, ты что!

– Ладно. Значит, не вернется. То есть – домой приедет. А до этого – звони, конечно.

Настя поехала дальше. Ее лицо оставалось спокойным, а глаза из бархатно-карих стали совсем темными и трагическими. Если бы Сережа знал, что такое для женщины – терять из виду своего мужчину… Но как он может это знать. Он не женщина. А она ему не расскажет. О том, что любые разлуки, самые естественные и короткие, переживает как болезнь и беду. А эти исчезновения, побеги на дело… Позвонить? Нет, конечно. Он сказал ей, что будет долго спать, а сам с вечера, конечно, что-то придумал. И она не должна была об этом знать. Потом узнает, почему.

Она припарковалась во дворе красивого дома, позвонила Лидии, та назвала подъезд и открыла его дверь. Квартира была на втором этаже, всего одна. Лидия стояла на пороге в черном кимоно. Настя вошла в просторный холл и сразу увидела за спиной Лидии огромный красивый фотопортрет. Женщина – греческая богиня, чем-то похожая на Лидию, поражала необычной красотой и скрывала свои тайны.

– Какой чудесный портрет. Это вы? – Настя посмотрела на опухшее, желтоватое лицо Сикорской, мешки под глазами, в которых утонули небольшие темные глаза.

– Что смотришь: поплохела, думаешь, тетка? Бывает. И у таких красоток, как ты, не всегда хорошие дни.

– У меня не очень хороший, – сказала Настя. – Можно куда-то пройти, поговорить?

– А чем тебе здесь плохо? – Сикорская показала Насте на кресло. Сама взяла с тумбы стакан с остатками виски, сделала последний глоток и налила еще из графина. – Тебе не предлагаю. Ты за рулем и при исполнении.

Настя кивнула, глядя на нее задумчиво. Она нетрезвая гораздо в большей степени, чем это казалось по телефону. Пила, видимо, все время, пока Настя ехала.

– Лидия, – сказала она, – вы спросили у меня, жив ли Васильев? Откуда вам известно, что он ранен?

– А что, такой секрет? Да звоню я каждый день в контору твоего мужа. Спрашиваю, что они сделали, сидит ли уже хоть кто-то за убийство моей дочери. Мне и рассказывают последнюю информацию. Они обязаны. Я – пострадавшая. – Последнее слово она произнесла заплетающимся языком.

– Вы кому-то сообщили эту информацию?

– Сообщила, конечно. Мужу своему, который от меня ушел. Чтобы не сильно легко жил. Убили не просто мою дочку, которая для другого человека стала бы только падчерицей, для Стива стала любовницей. Он хочет все забыть, от неприятностей соскочить, а я не дам. Игорьку Сечкину звякнула, что его королевишна жива и кого-то прикончила. Он тоже хочет жить без проблем с самим собою.

– О каких неприятностях речь?

– Пусть их на суде поспрашивают. Они сильно репутациями меряются. Вот один девчонку, мою дочь, в постель затащил. Другой на убийце жениться собирался, а потом вообще неизвестно, что случилось.

– Лидия, – встала вдруг резко Настя. – Ваш муж на работе или дома?

– Дома был. А сказал, что едет в аэропорт, чтобы я отвязалась. Но я на работу звонила. Взял свободный день.

– Скажите, пожалуйста, его адрес.

– С какой стати… А вообще – пиши. Если я произношу слово «неприятности», они должны сразу начинаться. Я – греческая богиня, как видишь на этом портрете. Скорее всего, он уже действительно едет в аэропорт. Ему это все не надо. Мало ли что Элиза может рассказать?

– Куда он может улететь?

– Куда угодно, но проще всего на свою виллу под Миланом. У него итальянское гражданство.

Глава 27

Настя пообщалась с Олежкой, сказала, что была у папы, он хорошо себя чувствует и передает привет. А теперь она едет по своей работе. Проинструктировала, что нужно взять из холодильника, разогреть и пообедать. Еда Мая стоит, уже приготовленная, на полке у окна.

Назад Дальше