Я выбрал бы жизнь - Тьерри Коэн 8 стр.


Он с трудом закончил фразу. Голос его слабел.

— Вот видишь, опять накатывает эта дурнота. Дышать стало труднее, руки и ноги немеют. Я обливаюсь потом. Но я должен закончить.

Он сделал глубокий вдох.

— Когда я проснулся… было… сегодняшнее утро. Я ничего не помню об этих шести годах. Только сейчас я знакомлюсь с моей новой действительностью.

Из хороших новостей — я оказался отцом еще одного мальчика. Похоже, если я что и делаю хорошего, то только это.

Плохих же — целый список, который мог бы лечь в основу бразильского сериала: ты ушла от меня. Ты меня больше не любишь. Мой старший сын меня ненавидит. Мои родители от меня отреклись. Мой лучший друг потерял ко мне всякое уважение. И все это потому, что я веду себя как последний мерзавец с людьми, которых люблю. Что за извращение! И, верх цинизма, я, кажется, симулирую амнезию, когда мне это удобно!

Силы покидали его, и он стиснул зубы, пытаясь сосредоточиться. Он должен закончить! Он смотрел в объектив видеокамеры, и в глазах его была решимость.

— Виктория, ты должна мне поверить! Я не играю. Я не понимаю, что со мной происходит. Как бы то ни было, сделай то, о чем я тебя сейчас попрошу.

Я болен, Виктория. Другого объяснения нет. Что это — форма шизофрении или еще какое-то психическое расстройство? Я не знаю. Так вот, я прошу тебя поместить меня в психиатрическую больницу, и пусть меня лечат. Чтобы засвидетельствовать мою болезнь, у тебя есть эта кассета и письмо, которое я оставил на моем столе.

Завтра, если я снова стану тем, кто ломает мою жизнь, нашу жизнь, я наверняка откажусь ложиться в больницу. Тогда используй эти два вещественных доказательства против меня. Сделай это, умоляю тебя! Если ты не веришь больше в нашу любовь, сделай это для меня. Я не могу больше жить в этом кошмаре. И главное — не слушай, что я буду тебе говорить. Я лжец.

Тело Жереми бессильно сползло по спинке кресла. Наверно, он уже не был в кадре видеокамеры, но это было не важно. Он сказал все, что должен был сказать. Удовлетворение от этого встретилось с его страхом — и тот захлестнул его. Это был ужас, близкий к панике, не дававший дышать. Он умрет, снова умрет, опять увидит старика из своих кошмаров.

— Виктория… я сейчас усну… — еле выговорил он. — Видишь… я дал тебе доказательство… моей любви. Я делаю это для тебя… для детей… и для моих родителей тоже… Это безумец вас… обижал… не тот, кого вы… любили…

Он вздрогнул, повернул голову направо.

Его слова были теперь почти неразличимы.


— Я слышу его… Виктория… молитву… он здесь… передо мной.

Жереми плакал, как малый ребенок.

— Он… он здесь… Виктория… Мне страшно… Мне так страшно… Опять молитва об усопших… Почему?.. Почему?.. Что вы хотите? Что он хочет, Виктория? Я сошел с ума, Виктория… сошел с ума… Я… люблю тебя…

Глава 5

Квартира была маленькая. Крошечная комнатка, просто обставленная, с кухонным уголком. Голые белые стены. Жереми удивили невообразимый беспорядок и грязь. Сощурившись, он различил предметы одежды, валявшиеся рядом с ним на кровати и даже на полу, остатки пиццы, грязные стаканы, пустые бутылки и банки из-под пива на журнальном столике и на ковре, затушенные окурки в картонных тарелках… На душе стало тягостно. Это чувство не объясняли ни теснота комнаты, ни кавардак. Он просто понял, что это совсем новое утро, новая ситуация, новые проблемы. Он хотел было снова уснуть, бежать в сон от этой действительности, как вдруг, в смеси тошнотворных запахов еды и табачного дыма, различил аромат женских духов, сильный и очень пряный. Из-под простыни выглядывал краешек кружев. При виде черного лифчика Жереми вздрогнул. Он сел на край кровати, закрыл лицо руками и застонал.

«Это не мой дом. Со мной в этой постели спала женщина, и это не Виктория. Это не ее духи, ее запах запечатлен в моей душе».

Ему хотелось завыть, но он сдержался. Опыт у него уже был. Он знал, что не может позволить себе терять голову. Надо было просто встретить этот новый день, терпеливо и безропотно.

«Я представлю себе, будто вижу сон. Сон, над которым я не властен. Я приму каждое событие спокойно, склонюсь перед всеми прихотями истории, отдамся на волю волн. Может быть, меня ждут приятные сюрпризы?» Он посмотрел на свою левую руку и вздохнул с облегчением, убедившись, что обручальное кольцо все еще на ней.

«Поместила ли она меня в лечебницу? Если и так, это ничего не дало. Где она? Что происходит с нами?»

Он вспомнил Тома, Симона, больницу. Сколько же лет его последним воспоминаниям?

Жереми встал, открыл платяной шкаф. Там были несколько костюмов, десяток рубашек, две пары обуви. Внизу стояли картонные коробки. Он собирался осмотреть их содержимое, но вздрогнул, услышав за спиной женский голос.

— Что ты там ищешь?

Он обернулся — на него смотрела Клотильда, улыбающаяся, розовощекая. Она только что вошла и держала в руках багет и пакет с булочками.

Он не ответил, застыв от неожиданности.

— Что ты так на меня смотришь? Я тебя напугала? Ты как мальчишка, которого поймали с поличным, когда он рылся в отцовских карманах!

Она рассмеялась и прошла в кухоньку.

— Я приготовлю завтрак, пока ты изучаешь свои трофеи. Успеха тебе, смотри, упаковано все на совесть…

Жереми так и сидел на корточках оцепенев.

«Нет! Не может быть! Только не это! Только не она!»

Он с трудом поднялся и сел на кровать. Клотильда вернулась в комнату.

— Я поставила кофе. Потом приберу здесь немного. Вечеринка удалась на славу, а?

Он не ответил, колеблясь между печалью и испугом.

— Ну ладно. Я вижу, ты еще не совсем очухался. А как насчет массажа?

Она подошла и пристроилась за его спиной на кровати. Подтолкнув его, уложила на живот.

— Ну же, расслабься. Вот так. Какой ты напряженный!

Жереми не противился. На это не было ни воли, ни сил. Он чувствовал себя куклой-паяцем в гротескном представлении.

Она уселась верхом на его ягодицы и пробежалась руками по спине.

— Больше всех вчера набрался Бруно. Он такое нес! Мне, честно говоря, было не смешно. Шуточки мачо-переростка. У него проблемы с либидо, уверяю тебя. И он думал, что затащит Сильвию в постель, с его-то дурным юмором и дыханием алкоголика? Она его быстренько отшила! Она изо всех сил старалась подцепить красавчика Шарля. Но он же у нас сменил ориентацию, и женщины его больше не интересуют. Знаешь, я думала, что парень, которого вдруг потянуло на мужчин после двадцати лет вполне активной гетеросексуальности, он ведь раньше был тот еще ходок, станет как минимум бисексуалом. Как бы не так! Он теперь любит только мужчин. Тебе приятно? Эй, мог бы хоть мне ответить!

Жереми не слушал Клотильду. Он лежал, ошарашенный, и не мог встать. Ему хотелось, чтобы она замолчала и куда-нибудь исчезла.

Клотильда легла на него сверху.

— Давай сделаю боди-боди? Может быть, это восстановит твой… потенциал. Я не намерена удовольствоваться вчерашним фиаско!

Она поцеловала его затылок, потом спину.

Эти поцелуи переполнили чашу терпения Жереми. Он резко повернулся, и Клотильда скатилась с него.

— Вставай и убирайся! — рявкнул он, садясь.

Ее глаза округлились.

— Ты шутишь? Что с тобой? — спросила она, явно не зная, удивиться ей или разозлиться.

— Уходи отсюда!

— Да что с тобой? Ты спятил? Это потому, что я сказала о твоей вчерашней неудаче? Я же пошутила… ты был пьян, вот и все… я тебя достаточно хорошо знаю, чтобы…

— Уходи!

Клотильда испуганно отпрянула. Потом, разъяренная этим унижением, вскочила и встала перед ним.

— Да что ты о себе возомнил? — выкрикнула она со злостью. — Думаешь, напугал меня? Думаешь, можешь со мной играть? Я тебе не твои шлюшки, которых ты снимаешь в барах за бабки, чтобы сваливать, едва ты щелкнешь пальцами.

Жереми ничего не ответил. Эта сцена его больше не касалась. Клотильда приняла его молчание за знак слабости.

— Ты мне противен. Придурок! — с презрением бросила она. — Я ухожу. Твоя жена права. Ты сумасшедший! Да, ты жалкий недоумок! И не вздумай звонить мне с извинениями. На этот раз я не вернусь!

Она вышла, хлопнув дверью.

Жереми бессильно обмяк на кровати.

«Я изменяю Виктории. С женой Пьера. Я все потерял. Все потерял. Я не переменился. Мой план не сработал. Я не вылечился. Я болен. Я сумасшедший! Сумасшедший!»

Эти последние слова он выкрикнул вслух и, схватив стоявшие на столе стаканы, яростно швырнул их в стену.

— Я сумасшедший, сумасшедший, — зарыдал он и рухнул на кровать.


Он услышал шипение кофеварки и почувствовал запах подгоревшего кофе. На него накатил тот же голод, который он испытывал в прошлые свои пробуждения. Но эта физиологическая потребность показалась ему ничего не значащей в сравнении с его драмой.

Эти последние слова он выкрикнул вслух и, схватив стоявшие на столе стаканы, яростно швырнул их в стену.

— Я сумасшедший, сумасшедший, — зарыдал он и рухнул на кровать.


Он услышал шипение кофеварки и почувствовал запах подгоревшего кофе. На него накатил тот же голод, который он испытывал в прошлые свои пробуждения. Но эта физиологическая потребность показалась ему ничего не значащей в сравнении с его драмой.

Вскоре лукавая мысль заставила его горько улыбнуться.

«Я несчастлив. Но, в конце концов, я ведь несчастлив лишь несколько часов время от времени, когда сознаю свою болезнь. В остальное время я счастливый человек. Негодяй, плохой муж, недостойный отец, но человек, живущий, как ему нравится. Почему бы не удовлетвориться этим? Всего лишь подождать: закончится этот день, и я вернусь к своей разгульной жизни».

Нет, он не мог с этим смириться. Он должен был знать. Непонимание было пыткой. Кое-какие мысли уже зашевелились в голове.

Жереми направился к шкафу и продолжил свои поиски. В одной из коробок он нашел документы. Прочел на картонной папке слово «Развод», и сердце у него упало.

Он открыл ее и увидел письмо адвоката, датированное 4 января 2012 года.

«Если сознание опять вернулось ко мне восьмого мая, то с моего последнего приступа прошло не меньше двух лет», — сказал он себе, отыскивая информацию среди юридических формулировок.

«Месье Жереми Делег ушел из семьи больше полугода назад. С тех пор он ни разу не связывался ни с детьми, ни с супругой…

Месье Делег передал своей супруге сумму в десять тысяч евро только после того, как та обратилась в суд…

Месье Делег прошел длительный курс лечения в психиатрической больнице Сент-Анн в Париже. Он был помещен в лечебное учреждение по собственной просьбе (см. документы 3 и 4), в связи с серьезными расстройствами. Заключение врача, наблюдавшего его в течение шести месяцев, является красноречивым свидетельством. В нем говорится, что месье Делег страдает редкой психической патологией, проявляющейся в раздвоении личности…

Лечащий врач указывает также, что месье Делег обладает незаурядным умом, которым пользуется, чтобы манипулировать окружающими…

Месье Делег выписался из больницы 2 октября 2010-го со значительным улучшением и при условии продолжения лечения амбулаторно…

Его супруга, оказывавшая ему всестороннюю поддержку на протяжении лечения, приняла его с радостью…

Через две недели месье Делег прекратил прием медикаментов и вернулся к своим прежним привычкам: ночной образ жизни, злоупотребление алкоголем, словесная невоздержанность…»

Далее в письме подробно излагалась процедура развода; истицей выступала Виктория.

Жереми был буквально уничтожен. Его кошмар принял трагический оборот.

Их любовь закончилась. Виктория бросила его. Один лишь позитивный элемент он извлек из чтения: она поверила его рассказу и пыталась бороться вместе с ним против его недуга. Но у нее, видно, опустились руки, и теперь она боролась против него самого.

«Она лечила меня. Надеялась, что я переменюсь. Она еще любила меня тогда. Какое жестокое разочарование это было для нее, когда я вновь скатился в безумие! Она наверняка страдала. А дети! Они должны меня ненавидеть!»


Вдруг в дверь постучали. Его первым побуждением было пойти открыть, но, уже взявшись за ручку, он заколебался. Что еще его ждет?

Смирившись с неизбежностью, он все же открыл.

За дверью, прислонясь к косяку, переводил дыхание молодой человек. На нем были линялые джинсы, футболка с надписью «be mine»[6] и серебристые кроссовки. Волосы длинные, каштановые, со следами давнего обесцвечивания. Он направился к кровати и опустился на нее. Лег, раскинул руки и уставился в потолок.

Жереми так и стоял неподвижно у открытой двери.

— Да закрой же ты дверь! Долго будешь тут торчать?

Жереми послушно закрыл дверь и остался стоять, прислонившись спиной к косяку.

Молодой человек еще тяжело дышал.

— Черт! Никогда не догадаешься, что со мной приключилось! За мной гнались легавые. Им, верняк кто-то стукнул!

Он приподнялся на локте, чтобы удобнее было рассказывать.

— Прикинь. Выхожу я из дома, весь из себя в порядке и все такое. Ну, я говорю «в порядке», а вообще-то малость опухший: вчера-то оторвались на вечеринке. И сразу просекаю: что-то не так. Шестое чувство. Смотрю и вижу — на другой стороне улицы два мужика в тачке! Они еще не поняли, идиоты, что двое в тачке — это сразу наводит на мысли? Ну, думаю, Марко, это по твою душу. Но в панику не ударяюсь, иду себе как ни в чем не бывало, а сам кумекаю, как бы смыться.

Он в возбуждении вскочил и принялся изображать сцену в лицах.

— Черт, при мне-то товара на пятьдесят кусков, прикинь! Ну, думаю, времени терять нельзя, эти двое тут не для того, чтобы документы у меня проверить. Повяжут меня как пить дать. Говорю тебе, кто-то стукнул. Слышу, тронулись они за моей спиной. Вот он, думаю, мой шанс. Они на машине, а я пешком. Понимаешь, парень? Мы ж на Монмартре! Усек? Попробуй-ка проехать на тачке по этим улочкам! Они, верно, думали, что я пойду себе спокойненько, а они за мной, пока я не встречусь с человечком. Мечта легавого, ага! А я свернул направо — и вниз по спуску Сакре-Кёр. Двести тридцать семь ступенек! А они на тачке! Спустился я и нырнул в маленькую улочку, которую хорошо знаю. Они, наверно, к этому времени только выбирались из тачки. Придурки!

Он истерически расхохотался и посмотрел на Жереми, качая головой, в ожидании его реакции.

— Ну что? Ничего не скажешь? Не беспокойся, времени уже много прошло. Никто за мной не шел, я уверен.

Он снова сел на кровать, и лицо его стало серьезным.

— Ну так вот, я хотел попросить тебя об одной вещи. Только тебя и могу об этом попросить. Ты не подведешь. Ты ведь друг, верно? И потом, ты меня не напаришь. Ради бабок не станешь пачкаться, их у тебя, похоже, и так полно!

Он не поднимал глаз, ожидая слов ободрения, чтобы продолжать. Жереми не мог больше тупо молчать. Но не мог он и признаться, что ничего не понимает и вообще не знает его.

Он решил поддержать игру молодого человека. Там будет видно.

— И чего ты от меня ждешь? — невозмутимо поинтересовался он.

— Как чего, не могу же я идти домой с товаром. Если меня с ним загребут, мне каюк. Ну вот… я хотел оставить его тебе. И пойду домой. Если они там, возьмут меня тепленьким. Могут и прижать, чтобы я заговорил. Между тюрягой и людьми Стако, скажу тебе честно, я выберу тюрягу! И потом, если я не расколюсь и при мне ничего не найдут, отпустят меня через сорок восемь часов, никуда не денутся. Я передам Стако, чтобы прислал к тебе своего человечка за товаром.

— А почему я должен делать это для тебя?

Марко как будто удивился:

— Почему? Потому что ты мой друг. Потому что я оказывал тебе услуги, когда ты лежал в психушке. Я думал, это само собой разумеется.

Жереми не мог опомниться. Он якшается с подонками общества! Он их друг, более того — сообщник.

По спине его пробежал холодок, и захотелось рассмеяться. Этот смех, дай он ему волю, наверно, превратился бы в рыдание.

— Ладно! Идет. Оставь мне… товар, — выдохнул он.

— Ты настоящий мужик, Жем. Ты классный.

Жереми улыбнулся, услышав уменьшительное имя. Оно было под стать открывшейся ему жизни. Такое же ничтожное и смешное.

Молодой наркоделец запустил руки под футболку и извлек два пакетика белого порошка.

— Можешь попробовать, товар что надо. Только не зарывайся, не вздумай извести половину или устроить вечеринку за мой счет, ага? Или потом сам расплатишься со Стако, — добавил он, с жадностью глядя на свой товар. — Твою мать, тут же на пятьдесят кусков! — Он резко выпрямился. — Ладно, я сваливаю.

И, поднявшись, он протянул пакетики Жереми:

— Заныкай их. Чтоб не валялись. А то у тебя тут столько народу толчется. Завтра тебе позвонят. Парень от Стако. Ах да, чтобы ты был уверен, что это тот самый, он спросит, знаешь ли ты результат матча «Олимпик Лионэ»-«Пари-Сен-Жермен», — добавил он с истерическим смешком. — Я балдею. Прямо дурное кино про братков.

Когда за молодым человеком закрылась дверь, Жереми почувствовал себя чудовищно одиноким: его невероятная история разыгрывалась без него, но он был ее жертвой.

Безумию он мог противопоставить лишь ту часть своего рассудка, которая как будто еще функционировала. Он знал, что балансирует в шатком равновесии на провисших нитях своего разума. У него было мало времени. Несколько часов. Всего несколько часов в здравом уме, чтобы разрешить несколько лет безумия. Он не мог смириться с утратой Виктории и детей — он должен был дать бой. Должен был привести в порядок свои мысли. Пересмотреть свою историю и найти в ней зацепки. На него снизошло наитие, в руках была путеводная нить, следуя которой он или найдет себя, или потеряет.

Назад Дальше