Прокурор не понял намека - слишком был обеспокоен дальнейшим: уходить от вертолета в неизвестность, один на один против хищников, против холода он просто боялся, но и оставаться здесь обоим, понимал, бессмысленно и невозможно.
- Вы мне дадите оружие?
Валентин подумал. Пистолет Кукушкина или Чукчи он мог отдать, но ещё вчера он не собирался этого делать: Перекосов заставил страдать Антонину больше, пусть и сам испытает злой рок. Хотя пистолет ему мало чем поможет, разве только от зверя...
- Бери любой, - он протянул ему пистолеты Кукушкина и Чукчи.
Прокурор взял, повертел в руке и сунул за пазуху.
- В рюкзаке - продовольствие. Экономно будете расходовать, дней на десять хватит.
- А вам?
- У меня тоже кое-что есть.
Перекосов обрадовался такому раскладу и, не став даже завтракать, заторопился с уходом.
- Подскажите только мне, куда держать направление.
- Думаю, лучше на юг. С Кукушкиным лучше не встречаться. Хотя он и без оружия, но хитрее вас, предусмотрительнее .
И вот он остался один. До заветной землянки по его расчету (характерный изгиб речушки, выбранный им ещё в тот день, когда он нашел это убежище) было не более десяти километров. Сегодня он перевезет туда продукты, завтра - золото.
7
После тщательного анализа случившегося, изучения документов прииска, бесед с золотоискателями и авиаторами отряда, со всеми, с кем общались и просто встречались подозреваемые, проработки различных версий Анатолий вылетел в Уссурийск, где по его предположению мог оказаться Иванкин - под Уссурийском, в Воздвиженке, они служили после окончания училища.
Уссурийск - маленький, спокойный городишко, там у Валентина друзья и знакомые; больше ему просто некуда податься, если он действительно причастен к похищению золота, в чем Анатолий продолжал сомневаться, несмотря на неопровержимые улики - дружба с начальником снабжения промысловых партий, незапланированные посадки вертолета в различных точках побережья, закупленное заранее и хранимое в вертолете снаряжение: двустволка, лыжи, рюкзак, пилки, топорик, туристический примус и многое другое. Конечно, можно предположить и такое: Валентин был предусмотрительным человеком и, летая над тайгой, знал, чем когда-то может завершиться полет - сколько было случаев вынужденных посадок из-за неисправности техники, из-за плохой погоды. А в тайге, особенно в осенне-зимнее время, на скорую помощь надеяться не приходится. Но исчезновение начальника охраны, кем спланирована эта операция, опрокидывало все доводы....
И все-таки верить в то, что Валентин встал на преступный путь, не хотелось. Лучше пусть он погибнет в авиакатастрофе или в схватке с бандитами, но только не станет преступником, не опозорит имя летчика...
В Уссурийске Анатолию дали трех оперативников, и он вместе с ними приступил к поискам.
8
Кукушкин лез по снегу, продираясь сквозь кусты и бурелом, сверяясь по компасу и проклиная и Чукчу, который думал, что летчик такой лопух, как некоторые его охранники, и с ним можно разговаривать на высоких тонах, заставить подчиняться - поговорил, пока пулю не схлопотал, - и начальника охраны, затеявшего такую авантюру, не разобравшись в летчике, и себя, погнавшегося за длинным рублем. Подзаработал, называется...
А летун, гад, каким ловким и хитрым оказался... Прокуроришку он скорее всего прихлопнет, а может, и отпустит - далеко этот белоручка не уйдет, тут ему не московский бродвей... Куда летуну одному столько золота?.. Может, не одному?.. Такой уверенный, смелый... Насчет керосина он, конечно, соврал, чтобы от них отделаться. Ничего, далеко и он не уйдет, начальник охраны Кувалдин из-под земли его достанет. Не таких шустриков находил. Не зря Шатуном его прозвали. Тайгу знает как свои пять пальцев, месяцами пропадает то в поисках женьшеня, то с золотоискателями, то ещё по каким-то делам. Правая рука председателя артели, тот доверяет ему, как самому себе. Не зря говорят: доверяя, проверяй. Председатель и не догадывался, что задумал его верноподданный: Шатун обещал разделить золото на троих, и хоть за границу, хоть по матушке-России кати, умному человеку всегда найдется место где укрыться, только надо голову на плечах иметь... Выходит, у них с Чукчей не голова, а капуста - так опростоволосились! Кто мог подумать, что этот летун станет стрелять. Такой обходительный, уравновешенный... Председатель и Шатун уважали его... Вот и доуважались, теперь Кукушкин с Чукчей окажутся виноватыми. Скрыться бы ото всех с глаз долой. А на что жить? Да и Шатун подумает, что сговорились и без него разделили золото... От него не скроешься...
Вспомнилось, как год назад сбежал с соседнего прииска старый золотодобытчик Кандыба. Своего золотишка накопил и чужое прихватил, всего-то килограммов семь. Упросили Шатуна разыскать беглеца за половину украденного золота. Три месяца пропадал начальник охраны и привез-таки воришку. Часть золотишка Кандыба успел прокутить, но остальное Шатун доставил в целости и сохранности.
Наказание воришке вынесли по неписаному китайскому закону: отрубили пальцы обеих рук и пустили на все четыре стороны.
Кандыба в ногах валялся, умолял пристрелить - не согласились... До конца дней своих будет теперь маяться, бедолага...
Нет, такого исхода Кукушка не хотел и во что бы то ни стало доберется до жилья и свяжется с Шатуном. Теперь он уже в Мангохто, где обещал ждать их. Друзей у него везде полно и есть где укрыться...
Два часа продирался по лесу Кукушка, не только согрелся, но и взмок. Таежник он был опытный, знал, как надо вести себя в таких ситуациях, и вначале сбавил шаг, чтобы остыть немного, потом и вовсе сел, выбрав удобную валежину. На небольшой полянке. Судя по карте, ширина лесной полосы, если держать курс строго на восток, небольшая, километра четыре, но не каждой карте можно верить. Да и летуну: коль задумал он такое хитрое дело, то и завезти мог совсем в другое место. Но как бы там ни было, другого пути у Кукушкина нет - только на восток. Рано или поздно он выйдет к какой-нибудь речушке, а та выведет к населенному пункту. Продуктов должно хватить, а если не хватит, в рюкзаке предусмотрительно прихвачен топорик, леска, бечевка, которые можно использовать для подледного лова, вместо капкана. Жаль, что летун пистолет отобрал. Хотя в тайге страшнее человека нет зверя - все его боятся; даже медведи и волки нападают в исключительных случаях, либо раненые, либо очень голодные. Но медведи должны уже на зимнюю спячку залечь, а волки в стаи в январе начнут собираться.
Кукушкин достал из рюкзака топорик, нарубил сушняка и разжег костер. Набрал в котелок снегу, поставил на огонь. Подогрел колбасу, хлеб и стал завтракать. Ел экономно, не давая упасть ни крошки, только чтобы приглушить голод - на сытый желудок далеко не уйдешь.
После завтрака покурил, тоже экономно - до полсигареты; затушил её и спрятал в карман - на следующий раз. Посидел ещё немного, давая отдохнуть ногам, и снова двинулся в путь.
Лес здесь был не густой и снег ещё не очень глубокий, а ветер, бушующий наверху и треплющий верхушки деревьев, сюда скатывался лишь волнами, освежая лицо и помогая держать направление.
Летун, похоже, обманул его: шесть часов пути и никакого просвета, а уже начинало темнеть, и Кукушкой овладевала усталость. Чтобы окончательно не выбиться из сил и быть готовым к любым неожиданностям, Кукушкин, пока не стемнело, решил позаботиться о ночлеге. А для этого мало-немало надо было соорудить хоть какой-нибудь шалашик из жердочек и лапника, разгрести снег, прогреть землю костром и, устелив её лапником, спать.
Этим он и занялся, не став обедать. Как ни сноровисто работал, управиться пришлось лишь при свете костра. Ноги и руки гудели от усталости, и живот урчал от голода, но, несмотря на это, он съел лишь кусочек хлеба со шматком сала и улегся спать.
Сколько ему придется ещё проблуждать по тайге, провести на холоде вот таких тревожных ночей?! И как затянула его эта преступная трясина?! Ведь нанимался он охранять прииск, золото, но не воровать его, не убивать людей. А пришлось...
Шатун объяснил им, что в тайге появилась группа рэкетиров, охотников за золотом: нападают на небольшие прииски, на любителей-промысловиков, грабят их и скрываются. Что недавно-де, невдалеке от их прииска, напали на соседей, перебили охрану, все забрали и теперь движутся по направлению к железной дороге, на юго-восток. Пять человек замечены в районе Тунгуски и что их можно перехватить.
В группу перехвата Шатун отбирал добровольцев, и дернул тогда черт Кукушкина вызваться... Установка была твердая: выйти группе наперерез, устроить засаду и, чтобы не рисковать - группа вооружена автоматами и там-де не какие-то лопухи, а лихие парни, - без всяких предупреждений уничтожить её.
Так и сделали. А после выяснилось, что это не рэкетиры, а промысловики-любители. Потом Шатун использовал каждого, кто участвовал в перехвате, как подневольного. И попробуй не подчиниться, взроптать.. А Чукча стал прямо-таки его цепным кобелем, и Кукушкину теперь не было его жаль. Старший ещё вчера завелся и хотел разделаться с лишними попутчиками, но у Кукушкина рука не поднималась брать грех на душу, и он уговорил напарника не торопиться, использовать летуна и прокурора как "тягловую силу".
Долго воспоминания и думы тревожили Кукушкина, и он, несмотря на усталость, ворочался с боку на бок, вздыхая и мысленно ругая себя за необдуманные, прямо-таки глупые поступки. И сон его был зыбким, коротким, неспокойным, с продолжавшимся невеселым раздумьем о своей жизни. Но, к удивлению, он не мерз, как в прошлую ночь в вертолете, будто лапник и прогретая костром земля до самого утра источали тепло.
К утру ветерок начал стихать, но небо все ещё было затянуто тучами; из них уже не сыпал как прежде снег, а кружили редкие снежинки, предвещая скорые морозы, которые, помнил Кукушкин, иногда заворачивали до двадцати градусов. Тогда такой шалашик не спасет.
Кукушкин вскипятил воды, заварил покрепче чая и, позавтракав поплотнее - чтобы идти весь день, - тронулся в путь.
На этот раз ему повезло: после часовой ходьбы он выбрался наконец из леса и ровное снежное поле ослепило его своей девственной белизной. Будто здесь не было никакой жизни.
Кукушкин осмотрелся. Впереди, на востоке, километрах в десяти, проглядывала темная полоса; похоже, там снова начинался лес, а к юго-востоку, куда вела опушка пройденного леса, поле шло под уклон. Значит, в низине либо речка, либо озеро. Только бы не болото: земля только чуть сверху схвачена ледяной коркой, и болото в это время особенно опасно.
На всякий случай Кукушкин срезал двухметровую ореховую палку и пошел по склону на юго-запад. Рано или поздно он должен выйти к реке или озеру. А где вода, там и люди, даже в этом диком, забытом Богом крае.
На встречу с людьми у него давно была заготовленная легенда: шишковал, заблудился; к счастью, три дня назад встретил геологов, они снабдили провиантом, указали дорогу. А чтобы подтвердить легенду, следовало набрать кедровых шишек. Но он не торопился делать этого - кедра-стланика здесь немало, даже кое-где виднеется на опушке, густо переплетаясь ветвями с березами и пихтами, маня небольшими, в куриное яйцо, шишками. Вот когда он устанет, тогда можно будет сделать остановку со сбором орехов.
Чем ниже спускался Кукушкин по склону, тем гуще справа становился лес и идти становилось труднее: под снегом появились кочки с примятыми, скрученными ветрами пучками травы, цепляющиеся за унты крепкими путами. Пришлось раньше запланированного времени делать привал.
Кукушкин выбрал кедрач погуще с обилием шишек, до которых рукой дотянуться, и свернул к опушке. Едва подошел, как из ветвей выпорхнула пара небольших черных птиц с белыми крапинками, похожих на скворцов. Кедровки резко вскрикнули, недовольные появлением человека, и скрылись в лесу.
Кукушкин сбросил рюкзак, сорвал шишку. Разломив её, он вытащил орех и бросил в рот. Кожура оказалась не очень твердой, и, раскусив её, он ощутил во рту приятную маслянистую мягкость. Она будто освежила его и живительным бальзамом разлилась внутри. Не зря говорят, что нанайцы, эвенки - аборигены этих мест, уходя на охоту, запасаются кедровыми орехами, являющимися лучшей пищей, быстро восстанавливающей силы. Съев несколько зернышек, Кукушкин действительно почувствовал себя лучше, словно употребил эликсир бодрости. Он расстегнул рюкзак и стал бросать туда шишки. Потом спохватился - хоть и легкие они, объем занимают большой. Стал очищать орехи.
Вдруг до его слуха донесся стрекот. Вертолет! - догадался он и машинально метнулся под кедрач. Не иначе, их ищут! Нет, попасть в руки властей ему не хотелось - тюрьмы не избежать...
Вертолет пролетел вдоль опушки и скрылся в восточном направлении. Значит, летуна ещё не шли. Найдут ли?.. Лучше б нашли - и дело с концом. Иначе Шатун покоя не даст... Куда ж потом ему податься?.. В свой родной Хабаровск дорога заказана. И кто его там ждет? Жена-сучка... Из-за неё он и попал в лапы Шатуна. Связалась, скурвилась... Восторгался, гордился своей красавицей, Ганной-милочкой величал... А она на первом году замужества рога ему наставила. И с кем?! С толстозадым шибздиком Сидоркиным... Что она в нем нашла? Рожа - детей только пугать: квадратная, угрястая, нос картошкой и губы толстые, с вывертом, как у негритоса. Майорские погоны? Начальническая должность?.. Когда она с ним снюхалась? Не на свадьбе ли?.. Нет, попозже, на День милиции, когда они гуляли на банкете. Тогда Сидоркин очень уж финтил перед ней, на каждый танец приглашал... Потом... потом посылал Кукушкина на дежурства, а сам к ней отправлялся. За дурачка его принимал...
Ловко выследил их Кукушкин. От души отыгрался на своем начальнике две недели тот не показывался потом на люди. И Ганночке-милочке перепало. Если б соседи не отбили, наверное, прикончил бы обоих... И не жалеет о том... Очень уж было горько, обидно. Завалился он тогда в ресторан и напился до чертиков. Сосед по столу, интеллигентный, симпатичный мужчина, все уговаривал его: "Хватит, Василий Андреевич, вы же в форме, могут быть неприятности".
Когда они успели познакомиться?.. "Семен Семенович, влиятельный и почитаемый в городе человек". Раскис тогда Кукушкин, расслабился, как баба, и плакался в жилетку о своих неурядицах новому знакомому... С его помощью и оказался на прииске. Семе Семенович, конечно, ни при чем, откуда он знал, что там такие подонки, как Шатун, как Чукча... Лучше тогда прибил бы эту сучку. За неё столько не дали бы, сколько теперь могут дать за золотишко да за тех старателей, которых они порешили, если следователи докопаются до всего. А они докопаются, коль с этим золотишком засветились. Жадность Шатуна обуяла, решил одним махом красивую жизнь на дальнейшее обеспечить... Нет, лучше б по крупице, по зернышку... Еще бы пару таких сезонов, и не надо было бы на такую открытую авантюру идти. Кукушкину сразу не понравилась эта затея. Да разве с ним кто считается... Чем теперь все закончится?..
Повздыхал, посожалев о прошлом, Кукушкин набрал ещё с килограмм орех и продолжил путь.
О том, что впереди речка, он догадался, увидев некрутой подъем с темными пятнами деревьев, росших островками, как бывает на болотистой местности. Он ускорил шаг: до наступления темноты оставалось немного, и ему хотелось добраться до берега. Возможно, слева или справа появятся хоть какие-то признаки селения...
Как он ни торопился, как ни надеялся, не только селения, следов людей не существовало, словно здесь была необитаемая земля. Пришлось снова в лесу строить шалаш...
На третий день пути, теперь уже вдоль речки, к обеду он уткнулся в слияние двух рек. Та, что впадала слева, была пошире и поспокойнее, но переплыть её без лодки нечего было и думать. Строить плот, имея только топор, дело было трудное и рискованное. Он прикинул так и этак и пришел к выводу, что лучше построить более капитальный шалаш из бревен, укрыть лапником, засыпать снегом и ждать морозов, пока не замерзнет речка.
9
Три бессонных ночи из-за холода и страха вконец измотали силы прокурора. Он еле переставлял ноги, держа направление вдоль речки, до слез всматриваясь в даль. И никакого признака жилья человека. Все чаще на снегу попадались следы различных животных, он плохо разбирался чьих, но отличить копытных от хищных смог бы и ребенок. К речке на водопой из леса выходили стаи диких кабанов, изюбры, волки, медведи, а возможно, и тигры, что ещё больше пугало его и гнало дальше в поисках людей.
Но больше всего он страдал от холода и бессонницы. Соорудить что-то наподобие шалаша ему и в голову не приходило, да и не мог он: за свою сорокалетнюю жизнь он в руках не держал топор или другой строительный инструмент. У деда и бабки, которые воспитывали его, была дача, но все работы выполнял там либо дядя Петя, либо дядя Ваня, которых нанимал дед. В деньгах они нужды не испытывали - помогал отец Эдика, военный атташе в Англии, и мать, актриса Москонцерта, которая тоже почти не бывала дома, разъезжая по стране с труппой. А Эдик все летние каникулы гонял по дачным тропинкам на "велике", играл с ребятами в футбол, купался и загорал на речке.
Какое это было прекрасное, беспечное время! Разве думал он, что судьба готовит ему такое испытание. В первый день пути он еле разжег костер, истратив почти полкоробка спичек. Пробовал спать, зарывшись в снег, как, по утверждению учебников, делают звери. Не получилось - и холодно было, и сыро, и страшно. А сидя всю ночь у костра, грея то одну сторону, то другую, лишь ненадолго забывался в зыбкой, тревожной дреме.
Три дня тяжелого, изнурительного пути. И никакого селения, никакого даже признака жилья человека. И он стал терять надежду. Все чаще стала беспокоить мысль о смерти: долго он так не протянет - либо, уснув, замерзнет, либо на сонного нападут звери. А как ему хотелось жить! Дела на службе складываются отменно - в сорок лет он в команде Генерального прокурора и есть шансы подняться на высшую служебную ступеньку, у него шикарная квартира, служебная машина и личный "мерседес". А сколько милых, прекрасных женщин! Он не жалел, что расправился с женой самым безжалостным образом, допустив даже злоупотребление властью - она того заслуживала. Но какой черт дернул его полететь за тридевять земель, ещё раз насладиться её унижением, заставить просить прощение? И если бы она сломила свою гордыню, он, возможно, сжалился бы, включил её в список амнистированных. А она в лицо плюнула, сука. Пусть подохнет там, за колючей проволокой. Не сладко ей, коль так озлобилась, хоть и нашелся придурок, взявший её в жены. Будто так не мог пользоваться. А ведь была тихая, скромная, безропотная .