Бревна продолжали поскрипывать на волнах от ударов льдисто-снежных куч, появляющихся то слева, то справа, но плотик держался, плыл и плыл. Перекосов даже порадовался - так быстрее доберется он до какого-либо селения, - однако пронизывающий насквозь ветер, достающая и сквозь ветки ельника вода, промочившая унты и сковывающая судорогой ноги, заставили его снова взяться за шест и грести к берегу. Он наловчился использовать даже шугу, отталкиваясь от неё шестом, и сантиметр за сантиметром стал приближаться к правому берегу.
Торчащие из воды коряги залома он увидел, когда до берега оставалось метров десять. Плот несло прямо на него. Перекосов, собрав все силы, стал усиленно грести к берегу. Шуга у берега была плотнее, и ледовые припаи будто гнали буруны от себя. Он понял, что избежать столкновения не удастся, бросил шест, уцепился за рюкзак - без еды ему долго не продержаться, - и услышал треск разламываемых бревен.
10
Сообщение по радио о пропавшем вертолете с золотом, молчание подручных, не явившихся до сих пор ни к месту встречи, ни на запасные явочные квартиры, бесили начальника охраны Кувалдина, покинувшего прииск заранее, сославшись на семейные обстоятельства, уверенного, что операции с золотом пройдет как по маслу - два года он продумывал и разрабатывал это похищение, все, казалось, предусмотрел - и на тебе.
"Что могло случиться? Чукча и Кукушка решили вдвоем завладеть золотом?" - мелькала мысль, но, зная того и другого, их трусоватость и раболепное преклонение перед ним, паханом из паханов, как величали его в воровском мире, известного на всех дальневосточных приисках своей жестокостью, умением находить злоумышленников в любой точке страны и служащего верой и правдой золотодобытчикам, охраняя их труд и спокойствие, вряд ли они рискнули бы на такой опрометчивый шаг. И вертолет нашли бы - не мог же он улететь с двухчасовым запасом топлива за океан.
Видимо, случилось что-то непредвиденное. Фриднин велел не дергаться и ждать. А у того интуиция поистине инсайдовская - далеко и намного вперед видит.
И Кувалдин ждал, зная, что всех их, начиная с него и кончая летчиком, ищут. А потому нашел такое место, куда и самому опытному сыщику не придет в голову заглянуть - в военный городок морских летчиков близ Совгавани...
Год назад, отдыхая в шкотовском санатории, он познакомился с женой морского летчика Наташей, симпатичной тридцатилетней женщиной, умной, скрытной и не любящей выставлять напоказ подругам свои достоинства и успехи, как делали это другие. Даже в санатории, где людей мало интересуют поступки других, она настояла снять комнату для любовных свиданий.
В любви она была бесподобна - изобретательна и неуемна, доводила его и себя до исступления, потому встречались через день, устраивая отдых.
Перед отъездом из санатория Кувалдин сказал Наталье, что бывает по делам службы в их гарнизоне, и спросил, как её найти. Она ответила, что лучше этого не делать: "Семья есть семья и муж у меня ревнивый", но потом нашла выход: "Зайдешь к моей подруге, Анюте, представишься моим школьным соклассником, попросишь сообщить мне. Она передаст".
И вот он у Анюты. Не такой роскошной женщины, как Наташа, но тоже ничего, "съедобной", как говорил Семен Семенович Фриднин, а он большой дока по женской части.
Анюта проигрывает внешними данными - небольшого росточка, и личико ординарное, курносая; зато одинокая - муж погиб в авиакатастрофе.
В день приезда Наташа не смогла прийти к подруге, и Кувалдин сумел быстро найти общий язык с Анютой.
Наташа это сразу поняла и пожалела, что дала ему адрес и разрешила приехать сюда, но делать было нечего, смирила гордыню, изредка, но все же навещала его. А Анюта вдруг закапризничала: "Или я, или она". Вот собственницы! Он посмеялся: "Я же не муж, чтобы ревновать. Или после встречи с Натальей меньше тебя ласкаю?"
Она ничего не ответила, а с Натальей, видимо, переговорила, и та прекратила любовные свидания. Жаль, конечно. В гарнизоне особенно не погуляешь - негде, да и лишний раз светиться ему не хотелось, - а Наташа здорово скрашивала одиночество. И ещё одно беспокоило: женщины обидчивы, злопамятны и мстительны, как бы Наталья (хотя она и не болтлива) или Анюта не проговорились о нем, где не надо. Правда, и та и другая мало что о нем знают, только то, что он говорил о себе: он-де геолог, ведет изыскательские работы, кочует с места на место, потому ни семьи, ни постоянного места жительства не имеет. Правда, обе могли обратить внимание на то, что он никогда не стеснял себя в денежном отношении, любил рестораны, дорогие вина, изысканные закуски, но, живя у Анюты, не мог же он скопидомничать, заставлять одинокую женщину тратиться на него. А теперь, когда цена денег резко упала и их приходится возить с собой чемоданами, какой смысл беречь? Вкладывать в какое-то дело или в Сбербанк вовсе рискованно.
В гарнизоне он собирался пробыть недолго, от силы неделю, а прожил уже две, и никаких известий от сообщников.
Он оставил адрес доверенному человеку из Совгавани, далекому от его дел, врачу, лечившему Кувалдина два года назад от ревматизма, полученного ещё в юные годы на промывке золотого песочка. Кувалдин щедро заплатил доктору, и они подружились. Изредка начальник охраны навещал его и каждый раз оставлял крупную сумму денег, объясняя, что зарабатывает хорошо, а тратить не на что и не на кого. Семьи действительно у него не было, да и в его положении не стоило ею и обзаводиться - по восемь-девять месяцев на прииске - с апреля по ноябрь, - и задуманное заставляло быть более осмотрительным, осторожным, ограничивать себя в желаниях. Вот выгорит дело, обеспечит он свое дальнейшее существование, тогда можно будет забыть о прииске, поселиться где-нибудь на берегу Черного моря и развлекаться с женой, растить и воспитывать детишек. Правда, в сорок лет не просто будет отвыкнуть от прежних замашек, но он умеет держать себя в руках...
До Нового года оставалась неделя, все в гарнизоне готовились к празднику, а он чувствовал себя как на углях: Анюта посматривает на него с подозрением - приехал повидаться с Натальей, а живет уже около месяца, обещая чуть ли не каждый день скоро уехать. Вчера она спросила прямо: "У тебя неприятности?" - "С чего ты взяла?" - сделал он удивленное лицо. "Да вижу, заскучал ты здесь и что-то тебя держит. Может, Наталью позвать?" "Не надо, - ответил он. - Просто торопиться мне некуда - зимой мы, геологи, бездельничаем. А у тебя мне нравится. Вот съезжу в город, позвоню в управление и, если там никаких вводных не дадут, вернусь к тебе праздновать Новый год. Не возражаешь?" - "Конечно, нет. У нас уже сейчас собирают деньги, в столовой устраиваем банкет. Познакомишься с моими подругами, начальниками". - "А не лучше ли дома? Новый год - семейный праздник, и я предпочел бы остаться с тобой вдвоем".
Она с недоверием посмотрела на него: что-то темнишь ты, мой милый. И чтобы развеять её подозрение он достал деньги, дал ей двести тысяч. "Если хочешь - пожалуйста, давай погуляем в компании. А для дома я тоже кое-что в городе раздобуду".
Сердце словно предчувствовало беду: друг-доктор занедужил сам, и Кувалдина уже три дня ждала телеграмма: "Мама тяжело заболела. Приезжай". Он знал, что это значит и куда надо отправиться.
11
Мороз прочно сковал речку-переплюйку, да и времени с момента вынужденной посадки прошло больше месяца, по радио давно уже не передают о пропаже вертолета с золотом, бдительность поисковых групп притупилась (что они рыщут по стране, Валентин не сомневался), пора отправляться в путь. Все ли он сделал?.. Вертолет в первый же день после ухода Кукушкина и прокурора он с большим трудом затащил под кроны разлапистых елей. Хорошо, что предусмотрел взять из вертолета трос. С его помощью, действуя рычагами из жердей, он надежно спрятал своего спасителя. Зря, правда, снял аккумулятор и радиоприемник - сразу станет ясно, что посадка не аварийная, но теперь вряд ли вертолет найдут скоро. А без радиоприемника тут с ума сойти можно. Правда, Иванкин находил себе занятия: рыбачил, охотился, рубил дрова, топил печку. Иногда день пролетал незаметно. А вот когда хандрил, погружался в воспоминания, на душе становилось муторно и день тянулся месяцем.
Особенно ему нравилась здесь рыбалка. В предчувствии скорого ледостоя начали скатываться с верховья таймени, ленки, сиг, щуки, хариус. Используя для наживки белые личинки жука-дровосека, которых нетрудно было добыть из прелой еловой древесины, Валентин насаживал их на крючок и только успевал подсекать. Уха и жареная рыба ему надоели, хлеб давно кончился, а две пачки галет и консервы он берег на дорогу.
Охота была похуже: глухари и рябчики попадались редко, а на сохатого рука не поднималась - такие красавцы, что глаз не отвести. Да и куда ему столько мяса? А за дикими кабанами надо побегать, изучить их повадки, долго ждать, когда они на тебя выйдут, или гнаться за ними во все лопатки. А в дорогу запастись салом просто необходимо: оно не замерзает, питательно, вкусно.
Позавтракав и попив чая, Валентин взял ружье, набил карманы патронами и вышел из землянки. Яркий солнечный свет и белизна снега ослепили его, и он стоял некоторое время, прикрыв глаза ладонью, ожидая адаптации. Когда резь в глазах прекратилась, надел лыжи и, как бывало в юности, с задором помчался по рыхлому скользкому снегу, не чувствуя ни малейшей тяжести, словно лыжи сами мчали его.
Он хорошо изучил окрестные места и направился вдоль опушки к видневшейся невдалеке невысокой сопочке, заросшей у подножья дубняком, куда приходили кабаньи стаи полакомиться желудями. Правда, в этом году урожай у дуба скудный, но кабаны все равно появляются там, роют снег, ищут.
Свернув на неширокую прогалину, Валентин увидел кабаньи следы и здоровенные, похожие на следы от лаптей. Не иначе, за стаей увязался медведь. Неурожайный год не дал некоторым из них возможности нагулять жир и залечь на зимнюю спячку, вот и шатаются они по тайге в поисках пищи.
Преследовать голодного хищника небезопасно, понимал Иванкин, но любопытство взяло верх, и он, перезарядив ружье патронами с картечью, ускорил бег.
Боровой лес вскоре кончился, и к подножью сопки пришлось подниматься по редкому, невысокому кустарнику, который хорошо его маскировал.
Валентин повесил ружье на шею, сбавил шаг и стал внимательно прислушиваться. Следы были свежие, и, когда медведь настигнет стаю, раздастся визг и шум борьбы... А если медведь уже настиг жертву? Он не волк, охотничьим азартом не страдает - удовлетворится одним кабанчиком... Надо быть настороже, в случае чего, не замешкаться. И оказался прав: не прошел и с километр, как услышал медвежий рев, а ветерок, дувший ему в лицо, донес запах пота и крови.
Валентин снял ружье и, бесшумно скользя лыжами, пошел на запах, прикрываясь кустами.
Медведя он увидел метрах в пятидесяти, за трапезой: растерзанный кабан лежал у его ног, а вокруг виднелся истоптанный, изрытый снег - место схватки. Зверь стоял к нему боком, левой стороной, как раз под выстрел в сердце, но летчик раздумывал, бить или не бить? Голодный, одинокий зверь столько гнался за добычей - и самому оказаться жертвой... Почему-то было жаль его.
Валентин хотел уже повернуть назад и, видимо, скрипнул лыжей; медведь услышал, повернулся, угрожающе зарычав и оскалив пасть, двинулся на него. Валентин выстрелил. Раздирающий уши рев прокатился окрест. Раненый зверь поднялся на задние лапы, приготовился к нападению. Иванкин нажал на второй спуск. Медведя отбросило назад, и он, хрипя и перебирая лапами, повалился на бок. Добивал его Валентин из пистолета выстрелом в ухо. И зверь затих...
Вечером он варил шурпу из медвежатины. А большой кусок свинины, который отрезал от добычи медведя, густо засолил. Теперь можно уходить. Оставалось только понадежнее запрятать золото. С собой он решил взять килограммов пять. В Уссурийске, куда он намеревался податься, остались друзья по службе на Воздвиженском аэродроме; у них непременно найдутся знакомые стоматологи, которые охотно купят золотишко.
12
Анатолий и двое оперативников, приданных ему в помощь, тщательно обследовали улицу за улицей тихого и уютного Уссурийска, частные дома, сдаваемые квартирантам, бывших знакомых Валентина, одиноких женщин, у которых мог приютиться беглец. Но летчик пока нигде не появлялся. А должен появиться, уверенно твердил себе Анатолий, другого пути у него нет. И прежний его коллега, друг, подождет. Терпения у него хватит. А то, что летчик не погиб и операция с похищением золота была хорошо заранее спланирована, следователь не сомневался. Оставалось установить, в какой мере причастен к похищению Валентин, что его заставило заключить преступную сделку с уголовниками? Если, конечно, он не стал их жертвой.
Почти каждый день он связывался по телефону с Щербаковым, но и тот пока ничего утешительного сказать не мог, советовал ждать.
Вдруг в самый канун Нового года Щербаков сам разыскал его.
- Ждите гостей, - сказал коротко. - Кувалдина и Кукушкина. Билеты взяли до Владивостока. Но могут сойти раньше и скорее всего у вас. В поисках прокурора и Иванкина. Похоже, те надули своих подельников...
Наконец-то! Группу Русанова усилили, и через три дня Анатолий со своим напарником капитаном милиции Постниковым увидели, как из поезда Хабаровск Владивосток вышли двое прилично одетых мужчин с небольшими чемоданчиками, какие обычно берут командированные; высокий, с черными гусарскими усами Кувалдин и рыжебородый крепыш Кукушкин - бороду отпустил в последние дни, явно, чтобы не узнали. Их встретила молодая, лет двадцати пяти женщина на черной "Волге", принадлежащей мебельному комбинату, и отвезла в гостиницу "Уссури". Там их поселили в разных номерах под другими фамилиями: Кувалдин превратился в Сиволапова, Кукушкин - в Королькова.
Анатолия удивила неосторожность преступников, граничащая с наглостью: разве они не понимают, что их ищут по всей стране и портреты разосланы во все отделения милиции? Правда, сейчас столько совершается преступлений и столько развелось преступников, что за всеми не уследишь. А Уссурийск тихий городок, делать тут гангстерам, ворам нечего - под боком Владивосток, где есть чем и с кем разгуляться.
Первые же наблюдения за прибывшими подтвердили догадку Щербакова: Кувалдин и Кукушкин ищут Иванкина - навестили его знакомых летчиков и девиц, рыщут по городу, встречают идущие мимо поезда. Перекосова, видимо, искали другие люди и в других городах.
Как бы там ни было, дело прояснит лишь встреча с Валентином.
13
Иванкин погрузил на санки, построенные собственными руками в длинные зимние вечера, рюкзак с продовольствием и золотом - взял он вместо предполагаемых ранее пяти килограммов семь - уж очень далеко возвращаться за ним, - накинул постромки из веревки на плечи и, встав на лыжи, тронулся в дорогу. По его расчетам до самой ближайшей железнодорожной станции придется идти не менее недели. Правда, можно было срезать путь, но ему хотелось пройти той дорогой, которой он направил прокурора. Кукушкин сразу пошел на восток, тайгой. Без оружия и при таком холоде вряд ли он достигнет какого-либо стойбища или поселка. Даже если достигнет, к властям или начальству прииска не побежит - и те и другие его не пожалуют. У прокурора спастись ещё меньше шансов, хотя Валентин и дал ему пистолет: к трудностям он не приспособлен, труслив и эгоистичен, а это в тайге тоже имеет значение. Если спасется, претензий к летчику у него быть не может: любой в их ситуации поступил бы так.
Когда он ушел, река ещё не замерзла и дорога у Перекосова была одна вдоль речки-переплюйки. А когда он уткнется в Амгунь, тут-то и возникнут проблемы...
Вот и шел этой дорогой Валентин, кое-где обнаруживая следы пребывания своего соперника-недруга; консервные банки, головешки от костра, а иногда и не занесенные ещё снегом отпечатки его унтов. И то расстояние, которое Перекосов преодолел за трое суток, Валентин прошел за двое.
Последняя стоянка прокурора изменила о нем мнение - не такой уж он белоручка и трус, коль взялся за строительство плота: повсюду виднелись щепки, обрубленные ветки, кругляши для спуска плота на воду. И похоже, ему удалось продолжить путешествие на плоту. Далеко ли он уплыл, вот вопрос. Если спасся, значит, не все ещё грехи искупил.
Валентин пересек речку-переплюйку и пошел по льду вдоль правого берега. До первого залома, потом повернет на юг, к железной дороге.
Долго идти не пришлось, когда из-подо льда показались бревна. В одном из них Валентин увидел свежий трапециевидный сруб со сколотой окраиной плот не выдержал удара, скрепляющие поперечины вылетели. Не трудно представить, что произошло дальше. Однако он решил убедиться, выбрался Перекосов из воды или нет, хотя был почти уверен - не выбрался. И каково было его удивление, когда невдалеке за кустом тальника увидел сидящего на бревне человека. Судя по меховому костюму, это был не кто иной, как прокурор.
Валентин поднялся на берег и с неприятным осадком в груди и отяжелевшими вдруг ногами подошел к окоченевшему трупу. Да, это был Перекосов, прокурор Генпрокуратуры. Жестокий, мстительный человек. И все-таки его было жаль. С ним Иванкин поступил не менее жестоко. А что от этого изменилось? Лучше мир стал? Черта с два. На место Перекосова придет другой, в охрану прииска наймутся новые нечестные на руку люди. А он, Валентин Иванкин, честный? Завладел шестьюдесятью килограммами золота и решил их присвоить. Зачем? Разве не может прокормить себя собственными руками?.. Теперь не может. А хлебать тюремную баланду ни за что ни про что... лучше умереть. Да и кому попадет это золото, если он вернет его? Другим жуликам. Разворовывают страну кто как может, и чем выше чин, тем хапает больше. И пусть не мучает его совесть и за золото, и за этого подонка Перекосова, и за Чукчу с Кукушкиным, если последнего постигла та же участь.
Прокурор сидел заледенелый, словно живой - уснул да и только, - если бы не восковое с нетающими снежинками лицо; ни звери, ни даже мыши пока не тронули его. У ног лежали давно остывшие угли - значит, ему удалось развести костер. Видимо, настолько выбился из сил, что идти дальше не мог. А у костра уснул и замерз.