Рев разрывающих воздух лопастей оглушал. Назад в институт. В компании того же человека, который, притворяясь священником, ввел мне что-то в больнице. И он же босиком прошел мимо моего дома. А теперь он в огромных наушниках управляет вертолетом, что-то мыча себе под нос. Глаза красные, а лицо изможденное.
Я дернул его за рубашку, желая привлечь внимание:
– Отвези меня домой!
– А? – Он повернулся ко мне, и на его лице обозначилось легкое удивление, словно он уже успел забыть о моем существовании.
Убрав с левого уха наушник, он ответил:
– Нельзя. Приказали отвезти тебя назад. Ремень!
Зрение постепенно прояснялось, а боль в голове ослабевала. Что он делал посреди джунглей? И что он забыл у моего дома и в больнице?
«Что вообще происходит?»
– Ты… сделал мне… укол, – сказал я.
В ответ он пожал плечами:
– Работа такая.
– Зачем? – не отставал я. – Что вам от меня нужно?
– Мне сказали – я сделал, – откликнулся он.
– Что такое «Институт Караи»? – продолжил я.
– Начальство, – ответил он таким тоном, будто это было само собой разумеющимся.
Я выглянул в окно. Словно бездонная рана в земле, темнела гора. Вдалеке серебристой линией до самого горизонта тянулось море. Отсюда я мог разглядеть то место, где стоял вертолет. Небольшое свободное пространство окружали сплошные джунгли. Каковы были шансы, что я выйду именно к нему?
– То есть ты просто сидел там, посреди джунглей, и ждал меня? – спросил я. – А что, если бы я так и не появился?
Лицо мужчины потемнело.
– Чертова хвостатая воровка! – Он сердито дернул рукой, из-за чего вертолет повело в сторону. – Украла ключи!
Я поспешил зажмуриться, ощутив, как желудок рванул к горлу.
«Не зли его! И не делай резких движений».
Очень скоро мы начали снижаться. Я взглянул вниз и увидел вертолетную площадку, скрытую за самым большим зданием из всего комплекса, именуемого Институтом Караи.
– Торквин, – вдруг произнес мужчина.
Я подумал, что он решил перейти на шведский:
– Прости?
– Мое имя. Торквин.
– А! – сообразил я. – Мое имя… Джек.
Он наклонил голову и с любопытством посмотрел на меня:
– Забавно ты изъясняешься.
Вертолет приземлился, и я потянулся к ручке двери. Но Торквин заворчал и удержал меня на месте.
Из здания выбежали пятеро – трое мужчин и две женщины, все в одинаковой форме, похожие на команду олимпийских тяжеловесов. Дверь распахнулась, и ко мне потянулась чья-то рука в перчатке. Я попытался увернуться, но она крепко схватила меня. Послышался звонкий металлический щелчок.
Наручники.
* * *– Ждать здесь. – Торквин открыл дверь в конференц-зал, расположенный на цокольном этаже Института Караи. Так и не сняв с меня наручники, он указал внутрь. Сильно пахло свежим цементом. – Вон, – рявкнул Торквин.
На секунду я подумал, что это он мне. Но тут сопровождавшие нас охранники недовольно заворчали и вышли из зала. Я смотрел, как они один за другим скрывались в длинном коридоре, пока Торквин не захлопнул дверь.
Затем он провел меня мимо длинного, отполированного до блеска деревянного стола в противоположную часть зала. Здесь не было окон, стены сияли белизной, аккуратной линией выстроились вращающиеся кожаные кресла, в углу стояла кофеварка, а на столе высилась гора еды. Торквин, с его бородой варвара, босыми ногами и одеждой в стиле хаки, явно выбивался из картинки.
– Слишком много людей. Не люблю толпу, – сказал он.
– Я тоже, – поддержал его я. – И наручники, кстати, тоже. Ты не мог бы их снять?
– Садись. – Он откатил кожаное кресло, стоявшее во главе стола.
Мои глаза уставились на еду: свежие и сухие фрукты, пончики и булочки. Вершиной этой вкусной горы по праву являлся огромный, с поблескивающей корочкой шоколадный кекс. Выглядел он просто потрясающе, а я был голоден.
Сняв с меня наручники, Торквин вдруг замер:
– Что это за звук?
– Мой желудок, – ответил я.
– Сиди здесь, – скомандовал он. – Ешь. Профессор скоро придет.
И он ушел, по пути стянув кекс и целиком запихнув его себе в рот.
В тот момент я его ненавидел.
Как только дверь за ним захлопнулась, я начал набивать рот пончиками, заедая их дольками свежего ананаса и манго в количестве, которого хватило бы, чтобы накормить население небольшого острова в Карибском море.
Когда в меня уже не лезло, я удобно развалился в кожаном кресле и закрыл глаза. Я бы так и уснул и вполне мог проспать целую неделю, если бы через пять секунд дверь в конференц-зал не открылась. Но в этот раз это был не Торквин.
В комнату вошел некто, очень смахивающий на Йоду, если вырядить того в костюм.
– Ну что ж, долгий и тяжелый путь позади, – произнес он звонким высоким голосом. – Позволь от всего сердца поприветствовать тебя здесь, Джек.
Это был пожилой мужчина, невысокий, грузный, с темной морщинистой кожей и широким носом, на котором четко выделялась сеточка вен. Из-под опухших век смотрели печальные глаза, а темные с проседью волосы двумя густыми пучками торчали за ушами, тогда как макушка была совершенно лысой.
Он подошел ко мне и низко наклонился, уставившись на мою голову, словно я был каким-то подопытным зверьком. Поправив съехавшие с переносицы очки в толстой оправе, он спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Меня заперли с вами в этой комнате, – ответил я. – А перед этим похитили и надели наручники. Никто не говорит мне, где я и почему я здесь. Они забрали мой телефон…
– Да-да, приключилось много всего непонятного, – перебил меня мужчина, не отрывая взгляда от моей головы. – Но едва ли это можно назвать похищением. Тебя нашли потерявшимся в джунглях. Можно сказать, наш дорогой Торквин спас тебе жизнь. А теперь будь так добр, повернись и дай мне взглянуть на швы. Обещаю, больно не будет.
Он потянулся ко мне. Я вздрогнул, но он бережно коснулся моей щеки и мягко повернул мою голову. Другой рукой он осторожно размотал бинт у меня на затылке.
– Прекрасно! Хирурги отлично поработали. Все еще болит? Сильно?
Мое терпение кончилось. Мне всегда говорили, что к взрослым следует относиться с уважением, но происходящее вышло за все допустимые рамки.
– Они усыпили меня и вскрыли мне череп! Конечно, мне больно! Я хочу позвонить папе! Где я? И кто вы вообще такие?
Мужчина выдвинул соседнее кресло, а его круглые очки опять соскользнули на кончик носа.
– Прости, где были мои манеры… Как я обычно говорил своим студентам в Йеле, мое полное имя – профессор Радамантус Бегад, но, в отличие от большинства академиков, я разрешаю называть меня просто… профессор Бегад!
И он довольно шмыгнул носом.
– Это что, была попытка пошутить? – проворчал я.
– В Йеле это вызывало бурю восторга, – вздохнул он. – Я приношу извинения за всю эту секретность. Видишь ли, Джек, на самом деле все очень просто. Мы нужны тебе. Ты обладаешь очень редкой генетической особенностью, которая может тебя убить, и только здесь, в Институте Караи, знают, как это предотвратить.
Я с подозрением взглянул на него:
– Я думал, что вы меня уже вылечили.
– О нет. Эта особенность далеко не так проста. До недавнего времени она ничем себя не проявляла. Но сейчас, если оставить тебя без должного лечения, она, скажем так, поглотит тебя и в конечном счете убьет.
Он вновь вздохнул и протер очки:
– Но есть и хорошая новость: как только мы завершим лечение, ты станешь обладателем суперспособностей, о которых мог только мечтать.
– Это шутка? – спросил я.
– Прошу прощения? – вопросительно посмотрел на меня он.
– Ну, вы имели в виду те самые суперспособности, которые с приставкой «супер»? В смысле, типа левитации, умения останавливать пули в воздухе, невидимость, рентгеновское зрение?
– О, мой дорогой мальчик, – профессор Бегад покачал головой, едва сдерживая улыбку. – Подумай сам, сколько проблем принесет рентгеновское зрение! Такое бывает лишь в комиксах.
– А другие суперспособности бывают не только в комиксах? – протянул я.
Бегад кивнул. В его глазах появилось какое-то странное выражение, словно он смотрел куда-то далеко-далеко, о чем я не имел представления.
– Мозг – удивительная штука, Джек. Могу себе лишь представить, что ощущают ребята твоего возраста, столкнувшись с подобным. Чистый восторг…
Казалось, внутри его разгорается настоящее пламя. В складках на лбу заблестели капельки пота.
– Но, конечно, речь идет об обоюдовыгодном сотрудничестве. Так как нам ты тоже нужен. Именно поэтому я здесь. Чтобы рассказать о твоей связи с утерянной древней цивилизацией.
– Погодите с утерянной цивилизацией! – перебил я его. – Я пока еще не понял насчет суперспособностей.
Но вместо объяснений он начал перекладывать пончики и фрукты, уставившись куда-то вниз. Я заметил, что ногти у него были желтыми и обгрызенными чуть ли не до мяса.
И тут до меня дошло. Да он же настоящий псих! И я с ним наедине! Никакая это не лаборатория или больница! Институт Караи был лечебницей!
– Простите, профессор, – я постарался говорить медленно и спокойно, – но мне нужно встретиться с вашим начальством. Пожалуйста. Скажите им, где я. Объясните, что это какая-то ошибка. Пусть мне вернут телефон, я должен позвонить папе, прямо сейчас. Потому что иначе он не оставит здесь камня на камне!
Бегад взглянул на меня поверх тарелки с едой. Его пальцы были коричневыми от шоколадной глазури.
– Ты расстроен. Но не стоит волноваться. Мы обо всем позаботились.
– В каком смысле? – не понял я.
– По причинам, которые я объясню чуть позже, нам необходима абсолютная секретность. Ты все поймешь, когда увидишь слайд-шоу, осталось только найти этот чертов пульт…
Отставив тарелку, он нажал на какой-то переключатель на стене, и с потолка на другом конце зала начал опускаться экран. Профессор присел на корточки и заглянул под стол:
– И почему никто никогда не кладет вещи на место, ну честное слово…
Нужно было выбираться отсюда. Я медленно встал. Выход был прямо за этим мужчиной. Я сидел на другом конце стола, по правую сторону. Слева от меня на полу высилась кипа каких-то бумаг.
– Ой! А это не та черная штука, – воскликнул я, указывая в угол, – вот там, за теми папками?
– О, благодарю… где, ты говоришь… – начал он обходить стол.
Я подождал, пока он не отвернется и не нагнется над бумагами.
А затем рванул.
Глава 8 7ЧС
Я бежал по застеленному ковром пустому коридору. В конце него висел знак «Выход», указывающий влево, с ломаной линией, обозначающей лестницу. На полной скорости я завернул за угол.
Не думал, что лестница окажется так близко. И уж тем более не ожидал, что меня встретит на ней человеческое домино.
– Эй, ты куда собрался? – вскрикнула Эли.
Она, Марко и Касс удивленно отпрыгнули, когда я по инерции взлетел сразу на несколько ступенек вверх, прямо на них.
Марко поймал меня посреди падения, но даже не подумал отпустить:
– Ты чего, Джек? Бегад тебе ничего не объяснил?
– Ты о том бреде про спасение моей жизни? – Я попытался вырваться из захвата. – Или о превращении меня в героя нового комикса?
– Любишь комиксы? – спросил Касс. – Отурк!
– В смысле «круто» – Касс любит говорить задом наперед, – пояснила Эли. – А вот я фанат старого сериала про Супермена… с Джорджем Ривзом.
Они все тут были сумасшедшие.
– Выпустите меня отсюда! Мне нужно встретиться с самым главным!
– Ты только что это сделал, – заметил Касс. – Ну, не то чтобы он отвечает прямо за все…
Но Марко уже тянул меня назад к конференц-залу.
– Просто выслушай его, ладно? – пропыхтел он сквозь стиснутые зубы. – Не будь занозой в заднице.
– Великая Калани, что ты с ним делаешь! – загремел голос Бегада, когда он показался из-за поворота. – Если его швы разойдутся, мы его потеряем!
Марко ослабил хватку. Я рванул вверх по лестнице и распахнул дверь, чтобы услышать разрывающий барабанные перепонки визг сирены снаружи.
Трое охранников повернулись на пятках и уставились на меня, держа ладони на оружии.
Побег окончен. Меня окружили.
– Джек, – снизу лестницы мягко позвал Бегад. – Позволь объяснить: я доктор философии Йельского и Кембриджского университетов. Если ты думаешь, что я сумасшедший, то таковыми же должны являться и эти трое твоих юных друзей. А также Торквин и охранники. И еще девяносто семь лучших в мире экспертов по генетике, биофизике, классической археологии, географии, вычислительной технике, мифологии, медицине и биохимии. Не говоря уж о вспомогательном персонале в количестве двухсот двадцати восьми человек. Институт Караи является одним из лучших исследовательских научных центров на планете. И мы терпеливы. Мы подождем, пока ты не будешь готов нас выслушать. Но сбежать тебе не удастся. Другими словами, либо сейчас, либо позже. Решать тебе.
– Я не верю ни единому вашему слову, – ответил я.
Бегад махнул рукой, призывая меня спуститься.
– Марко, Касс, Эли, пожалуйста, повернитесь спиной.
Марко первым исполнил просьбу – и моя челюсть в шоке отпала. В густой копне его темных волос явно просматривалась белая перевернутая латинская буква «V».
У Касса тоже.
– Моя закрашена, – пояснила Эли.
Я с трудом сглотнул. Спустился на пару ступенек. Охранники за моей спиной захлопнули дверь.
– То есть… вы все?..
– Лямбда – это уникальное физическое проявление, – принялся объяснять Бегад. – Мы до сих пор не понимаем причин ее возникновения. Цвет волос меняется невероятно быстро, и это происходит практически в одном и том же возрасте для всех ее обладателей. Но нам известно ее значение. Она является объединяющим признаком группы людей, которых мы называем Избранными.
– Избранными? И для чего нас избрали – для чего-то хорошего? – спросил я.
– И да, и нет, – ответил профессор. – Вы все являетесь носителями одного очень редкого генетического маркера. Исключительный дар, но вместе с тем и бомба замедленного действия. Джек, мы надеялись, что вы все пятеро окажетесь здесь, включая молодого человека по имени Рэндалл Кромарти… Тебе знакомо это имя?
Я уже хотел сказать «нет», но тут в памяти что-то зашевелилось. Сюжет из новостей. Видео очень плохого качества, которое крутили чуть ли не по всем каналам на прошлой или позапрошлой неделе. Какой-то мальчик бросил мяч для боулинга, затем вдруг вскинул руки и упал навзничь. Именно о нем была та статья, которую прислал мне папа.
– Тот мальчик, что умер в боулинг-клубе?
Бегад кивнул:
– Это случилось в Иллинойсе, ему только-только исполнилось тринадцать. Причина смерти неизвестна. А до него девочка по имени Сью Гудмандсен впала в кому и умерла прямо в торговом комплексе Сан-Диего, и ей тоже было тринадцать. Еще был Мо Робертс, умер во время игры в догонялки со своей младшей сестрой. Во всех этих случаях наши медики прибыли слишком поздно. Но с тобой мы успели вовремя.
– Торквин… – пробормотал я. – Доктор Саарк… Но откуда вы узнали, куда ехать?
– А за это ты можешь поблагодарить наших компьютерщиков, – сказал Бегад. – После твоего последнего осмотра доктор Флуд сделала в твоей электронной медицинской карте пометку о начальных проявлениях лямбды. Наши поисковые программы смогли вовремя ее засечь.
– Вы взломали мою медицинскую карту!
Я прошел осмотр где-то за неделю до теста по математике – за день до того, как папа улетел в Сингапур. Но разве доктор Флуд упоминала что-нибудь о метке на моем затылке? Я не мог припомнить ничего такого.
– Как это чудовищно звучит: «взломали», – тяжело вздохнул Бегад.
– Так что… что такое эта лямбда? – спросил я.
– Вспомни обо всех этих невероятных заголовках и историях, потрясающих воображение всей мировой общественности, – Бегад улыбнулся. – Мужчина, не отличающийся особыми физическими данными, голыми руками приподнимает автомобиль, чтобы спасти сына! Признанный умственно отсталым ребенок по памяти рисует в мельчайших подробностях целые кафедральные соборы! В обычной жизни мы используем лишь часть от всех возможностей нашего мозга. Но эти люди смогли подключиться к огромному неиспользуемому и неизведанному пространству, которое мы называем «цересакрум».
– И какое отношение это имеет к нам? – спросил я.
– Кто-то прорывается в зону цересакрума лишь на какое-то время в результате сильного напряжения, – ответил Бегад. – А у кого-то от рождения есть к нему крошечный, но постоянный доступ. Но что, если врата цересакрума можно открыть? Не просто ради отдельного редкого дара или секундной вспышки огромных сил, а получить к нему полный доступ? Только представь! В каждом из нас потенциально скрыты сверхчеловеческие возможности! Невероятная физическая мощь, таланты к искусству, науке! Способность бросить вызов законам природы! Ты понимаешь, о чем я, Джек?
Эли, Касс и Марко восторженно мне улыбались, тогда как в моей голове царил непроглядный туман.
– Нет.
– Кое-какие гены сокрыты в нашей ДНК очень глубоко, – продолжил Бегад. – К примеру, у всех у нас есть ген мышиного хвоста… ген жабр! Но подобные гены, скажем так, спят. Природа выключила их, и лишь в исключительных случаях они могут пробудиться. Открытие цересакрума по сути своей равняется обретению того самого хвоста. В каждом генетически заложена такая возможность, но девяносто девять целых девять тысяч девятьсот девяносто девять десятитысячных процента мирового населения не могут ею воспользоваться. А вы четверо, – он медленно посмотрел на каждого из нас, – относитесь к оставшейся одной десятитысячной.
Теперь кое-что стало ясно. И это «кое-что» оказалось весьма болезненным осознанием.
– Вы хотите сказать… что все мы – генетические мутанты?
– Да, в хорошем смысле этого слова, – сказал Бегад. – Вы четверо являетесь носителем того, что мы называем 7ЧС. Маркер. Кусочек генетического кода. Мы пока не разгадали принцип его работы, но уже умеем его выделять. Вы принадлежите к настоящей элите. К лучшим из лучших. К тем, чей цересакрум может быть полностью раскрыт. Еще тысячелетие назад подобная способность, возможно, была у многих, если не у всего человечества.