Шерхан открыл окно и окликнул дежурного охранника. Тот подошел.
– Сейчас приедет премьер-министр. Запусти и проводи в дом…
– Понял, Шерхан Алиевич.
Закрыв окно поплотнее, потому что к вечеру заметно похолодало и даже в небольшие щели сильно дуло морозным воздухом, Шерхан вышел из кабинета.
– Мама! – окликнул он.
Мама появилась сразу, словно ждала зова.
– Сейчас премьер-министр приедет. Накрой на стол. Скромно.
– Гульчахру позвать?
– Нет. Мы будем беседовать наедине.
И тут же увидел, как широкий коридор пересекла, переходя из одной комнаты в другую, Гульчахра. Она разговор сына с матерью слышала, но головы не повернула, продолжая обижаться. На что? Это Шерхан должен обижаться на пренебрежение своим здоровьем. На его здоровье и дом и семья держится. А скоро будет держаться гораздо большее…
Мама едва успела справиться, когда за воротами раздался автомобильный сигнал. А через минуту премьер вошел в дом в сопровождении внутреннего охранника. Свою охрану он оставил за воротами. Шерхан это отметил и понял, что сделано так не от повышенного доверия к министру строительства, а только из желания сохранить конфиденциальный характер беседы.
Только так и должно быть!
– Вы извините, что я в таком домашнем облачении. Обстоятельства… После перевязки мне не совсем удобно переодеваться. Врач правильно сказал: каждая перевязка – это маленькая операция, и она отнимает много сил. Чем меньше перевязок, тем быстрее заживет рана.
– Что вы, о чем разговор. У нас же будет беседа частного характера…
– Любопытно…
Шерхан умело сделал вид, что не понимает цели предстоящего разговора.
– Проходите сюда. Если не возражаете, поговорим за столом. У меня хороший чай. Из Англии привез. Английский чай ни с чем сравнить нельзя.
– С удовольствием попробую, но я хотел бы побеседовать наедине.
– Здесь нам никто не помешает. Мама! Позаботься, пожалуйста, чтобы нас никто не побеспокоил… Если телефон… Позови, только если опять будет звонить президент… Для остальных меня нет…
Очень вовремя и к месту вставленная фраза. Президент никогда не звонил ему домой. Он даже в рабочий кабинет никогда не звонил. Предпочитал общаться, если возникала необходимость, через премьера. Но сейчас премьер подумает, что был звонок от президента и ожидается следующий… Что это может значить? Чем может министр строительства заинтересовать президента? И премьер все поймет правильно. У президента есть информация о больших деньгах, которые Шерхан может вложить в экономику республики. И сам президент не против вложить свои средства. А они у него, конечно же, есть. И тогда уже у премьера не будет слишком высоких претензий. Так вот, одной фразой поставить на место своего непосредственного начальника – это здорово.
– Я позабочусь… – не показываясь из-за двери, ответила мама.
Шерхан плотно закрыл двойные дверные створки, жестом гостеприимного хозяина показал премьеру на стул в торце стола. Налил чай и передвинул чашку с блюдечком ближе к премьеру. И сам сел с противоположного конца на свое место. Равноправное расположение. Это очень важно – вовремя показать равноправие. И он должен это сразу увидеть и почувствовать.
– Я понимаю ваше состояние и потому постараюсь не отнять много времени…
Шерхан не стал убеждать премьера, что вечернего времени ему не жалко, как тот, видимо, ожидал, а только слегка кивнул, соглашаясь. Это можно было с равным правом отнести и к плохому самочувствию хозяина, и к его уверенному положению.
– Я готов вас выслушать.
Премьер попробовал чай. Сделал несколько маленьких глотков.
– О! какой аромат! У нас такого чая не бывает. Но нужно еще уметь его правильно заварить. Это большое искусство. Я где-то читал, что в лучших английских ресторанах для заварки чая держат отдельного повара-специалиста.
– Да, мне рассказывали такое же в Англии. И эти специалисты, чаще всего китайцы, стоят очень дорого. Но вернемся к делам… Что вы хотели сообщить?
Это прозвучало, по крайней мере, невежливо. И оба поняли ситуацию. Но – каждый по-своему.
– Я сегодня слышал ваш разговор с президентом о возможных инвестициях.
– Это не разговор. Это был мой вопрос. Разговор состоялся чуть позже, когда президент познакомился с дополнительной информацией.
Шерхан откровенно врал, но врал умело. Премьер не заподозрил обмана.
– И президент остался при прежнем мнении.
– Даже более. Он настоятельно посоветовал мне не откладывать дела в долгий ящик. И дал несколько дельных советов по дополнительным вариантам.
– Могу я узнать, что это за варианты?
– Мне не хотелось бы распространяться на эту тему. Тайна вкладов, как вы знаете, должна быть тайной! В общих же чертах… Он посоветовал мне людей, которые могут вложить средства в это же дело.
– Интересно. Я не могу спросить, что это за люди?
– Нет.
Премьер оказался явно обескураженным таким ходом разговора. Шерхан понял, что он сам готов вложить немало, но хотел бы получить львиную долю. А при незнании ситуации о львиной доле и даже о простом контроле не может быть речи.
– Я хотел бы сделать предложение… – даже голос у премьера изменился. Начальственных ноток, пусть и вежливых, уже не слышалось.
– Слушаю вас. – Но предварительно я хотел бы узнать, о каких суммах вообще идет речь.
– Я не уполномочен вести такой разговор. Почему это может вас интересовать?
– Вы не догадались? Это же просто. Я тоже желаю поучаствовать в общем деле на благо республики. И – себе… И имею возможность вложить определенную сумму. Но для этого мне следует знать, сколько кто вкладывает.
– Я не имею права дать вам такую информацию. Могу говорить только от своего имени, – решился вдруг Шерхан. – Лично я планирую вложить около пяти миллионов долларов. Но это не мои деньги…
Премьер от такой суммы слегка опешил.
– А что можете предложить вы?
Он посомневался и все же сказал:
– Пятьсот тысяч…
– Это тоже немалые средства. Я думаю, их можно вложить с большой выгодой. Но вы же не знаете даже условия.
– Условия я и хотел спросить.
– Основное условие – проценты с вклада будут поступать не раньше чем через пять лет. Именно такой срок, по расчетам экономистов, необходим для полного построения системы предприятий. Замкнутый цикл. От котлована до получения ключа. И все в одних руках.
Насчет одних рук Шерхан поторопился. Это может отпугнуть и выдать его собственные амбиции. Но премьер не обратил внимания на последнюю фразу.
– Дело в том, что я могу предложить только «черный нал».
– Большая часть денег будет именно такой. Поэтому не стоит беспокоиться.
– А какова, хотя бы приблизительно, общая сумма? Это вы можете мне сказать? Не называя имен.
– Думаю, около трех десятков миллионов…
Вдалеке послышался телефонный звонок. Он не прервал беседу. Но через несколько секунд мама постучала в дверь:
– Шерхан! С тобой хочет поговорить президент!
Шерхан встал, растерянный…
Еще более растерянно выглядел премьер. Он, честно говоря, не очень поверил министру строительства. А этот звонок подтвердил правоту сказанного. Значит, Шерхан в самом деле ждал этого звонка. Но если это полная правда, значит, и остальное тоже. Вообще-то у премьера не было оснований не доверять своему министру…
ГЛАВА 11
1
Темнота наступает так стремительно, что кажется, будто переходишь из одного помещения в другое, из освещенного в темное, а вовсе не находишься в горах под пасмурным небом. Это же небо не позволило и луне со звездами стать светилами путникам. Спецназовцы радовались, потому что ночь для них – лучшее время работы. Непосвященному может показаться, что темнота уравнивает шансы. В действительности это совсем не так. Темнота дает возможность оставаться невидимым тому, кто умеет с ней общаться на «ты», и видеть то, что закрыто от посторонних взоров.
К тому же еще до наступления темноты все уже были готовы. Снайперы заняли свои позиции. Группа Паутова вышла на свой рубеж. Группа Разина в готовности дожидалась команды. И только сам подполковник тянул время, чтобы стало еще темнее.
Наконец и он осмотрелся, вздохнул, включил «подснежник» и дал спокойную команду:
– Я Волга! Спартак, Сокол – начинайте матч.
– Я Спартак. Понял.
– Я Сокол. Понял.
Молчание в эфире длилось тридцать секунд.
– Я Спартак. Один – ноль.
Внизу среди кустов промелькнул зеленый ободок ночного прицела лейтенанта Сокольникова. На таком расстоянии опасно пользоваться ночными прицелами. Могут нечаянно обратить внимание. Но, чтобы обратить внимание, часовым требуется время. Еще им требуется время на соображение – что за одноглазое животное подсматривает из темноты? А этого времени снайпер обычно не дает.
– Я Сокол. Два – ноль.
– Я Спартак. Три – ноль. Женщин нет.
Первый этап завершен.
– Я Спартак. Три – ноль. Женщин нет.
Первый этап завершен.
И не раздалось ни звука.
– Я Волга. Спартак, Сокол – контролируйте тропу. Может пойти смена. Вообще площадку наблюдайте, чтобы там без сюрпризов.
– Понял.
– Понял.
– Я Волга. Кречет, как слышишь?
– Я Кречет, – отозвался Паутов. – Жду.
– Начали! Я сам тебя жду… На месте встречи!
Подполковник Разин первым шагнул на тропу. За ним беззвучно последовали капитан Ростовцев и лейтенант Сосненко. Автомат упирается прикладом в плечо. Левая нога впереди. При шаге правая не заступает за левую, а только пододвигается к ней. Ноги пружинят, как у хищного дикого животного, подкрадывающегося к жертве. Тропа узкая. Идти можно только друг за другом. И так – семьдесят метров. Там лежит первый часовой, лицом вниз, голову свесил с тропы, автомат лежит в противоположной стороне. Пуля вошла ему в затылок сверху.
Опять передвижение в том же порядке, в том же темпе. Четыре поворота тропы. Пятьдесят метров от первого часового. Второй лежит уже посреди тропы, раскинув в стороны руки. Одна нога вытянута, вторая согнута в колене. Впечатление такое, что человек отдыхает. Ему пуля тоже вошла в затылок, но вышла через лицо, изуродовав до неузнаваемости черты. Даже смотреть на такое неприятно, и Разин перешагивает через откинутую руку, продолжает движение.
До третьего часового восемьдесят метров и шесть поворотов. Этому пуля вошла в голову через горло и вышла через затылок. Сокол стрелял снизу. Но как умудрился так попасть. Не иначе, часовой глазел на небо, задрав голову. Вперед. Паутов с группой приближается с противоположной стороны.
Шаг за шагом… Шаг за шагом… Крадутся тени в темноте… Тени никогда не издают звуков…
Еще поворот. Слабый свет дают остатки костра. Есть там хоть кто-нибудь рядом с огнем? Тянет ли кто-то озябшие пальцы к обуглившемуся полену? Этого не видно.
Группы оказались на месте одновременно. Стогов неопределенным жестом показал место подъема на площадку. Здесь следует быть предельно осторожным. Малейший шум может привлечь внимание. И одна брошенная сверху граната способна решить судьбу всей группы спецназовцев. Правда, сверху страхует Парамоша. Ему всю площадку не видно, но самый край он захватывает. Этот же край снизу захватывает и Сокольников. Они по мере сил подстрахуют. Не дадут никому подойти к краю. Но гранату можно бросить и не глядя, не подходя к краю – навесом. Стогов на этот случай остается страховать. Брошенную навесом гранату следует поймать и бросить дальше, вниз, и не на своего снайпера.
А группа движется…
Нога ставится твердо. Чтобы ни один камушек из-под подошвы не выскользнул. Каждый камушек – это предатель-звук. Первым опять идет Разин. За ним Паутов. Шаг – и не шаг вовсе. Это опробование опоры. Шагом можно назвать только подтягивание второй ноги. Медленно передвигаясь, друг за другом, друг друга не слыша, поднялись до разветвления. Переглянулись, переводя дыхание. Стогов поднялся за остальными, опять показал пальцами. В одну сторону пошел Разин, в другую Паутов. Теперь движения еще более осторожные. Если есть наверху противник, то он в двух метрах от них. В темноте все звуки разносятся многократно усиленными.
Тише… Тише… Почти не дышать…
Человек у костра дремлет, обхватив колени руками и положив на них голову. Рядом лежит автомат. Подполковник с майором одновременно выглянули с противоположных сторон. Разин показал на себя. Значит, он действует. Но начать действие он не поспешил. Успокаивается дыхание. Никакой суеты. Размеренность движений, укрощенных разумом и расчетом. Рука неторопливо отстегнула за спиной клапан чехла саперной лопатки. Очень слабый звук все же раздался – кнопка-предательница… Подполковник замер. Пронесло… Медленно вытянулось лезвие страшного оружия спецназа. Легкий одновременный толчок двумя ногами, свободная рука уперта в верхний край площадки.
Тут человек у костра зашевелился. Может быть, недавний звук кнопки дошел до него, может, время подошло проснуться. Отступать уже поздно, да и нельзя терять такой момент. Потом боевик может долго не уснуть. Не дав ему открыть глаза, подполковник прыгнул кошкой и быстро, резко опустил руку. Звук раздался такой, словно раскололся арбуз. Со стороны никто бы ничего не понял. А на вход в пещеру уже наставлены стволы.
Знак рукой. Остальные шестеро оказываются наверху.
Подполковник аккуратно укладывает убитого, придавая ему позу спящего на боку. Достаточно естественную позу. И даже приклад автомата вместе с рукой подкладывает ему под щеку. Пришлось только переместить тело. Так, чтобы разрубленная голова не оказалась сразу увиденной.
Второй знак рукой. Группа рассредоточилась по обе стороны от входа. Подполковник отошел дальше всех, чтобы его не было слышно. Приблизил вплотную ко рту микрофон «подснежника»:
– Я Волга. Ребята – кричите…
– Как? – осторожно спросил Парамоша.
– Так, словно ты толпу голых женщин увидел…
Снайперам для выполнения команды понадобилось только воздух в легкие набрать. Крик в ночи, отраженный каменистыми уступами, завибрировал, заскакал со скалы на скалу, показавшись неестественно громким. И до пещеры он не дошел, а долетел, ворвавшись в устье непонятным отголоском. Там послышались голоса. Разговаривают по-чеченски. Явно с беспокойством. Но сразу никто не выскочил. Через несколько секунд голоса стали громче. Начали обсуждать, не понимая, что произошло.
Крик повторился. Теперь он показался зовущим. И ничего не объясняющим. Так кричат, когда кого-то застанет беда. Так на помощь зовут!
Послышались шаркающие шаги. За ними – обгоняющие, топающие, уверенные. Первые двое, что вышли, сразу и без звука попали на ножи и отлетели в сторону от сильного рывка. Однако на камни уложили их мягко. Изнутри это могло показаться естественным. Предупреждающего сигнала первая пара не подала. Какой-то вопрос прозвучал изнутри. Ругань, естественно, по-русски, с упоминанием какой-то матери. Еще непонятные слова.
В лучшем случае, боевиков осталось семеро. Равное количество. Если одним-двумя человеками больше, это не решающее превосходство. Можно уже и самим атаковать. Но спецназ всегда предпочитает атаковать из засады. И потому редко несет потери.
Разин поднял руку, призывая к готовности.
Боевики выскочили из пещеры стремительно, с автоматами наперевес. Но не с опасением, как следовало бы, а с любопытством. И сразу же за это поплатились. Первыми под ударами лопаток упали задние. Трое. Впереди осталось еще четверо. Начали оборачиваться, почувствовав за спиной движение. Но тут же последовало еще четыре удара. Все кончилось. И даже пленных не оказалось.
– Фонарь! – скомандовал Разин.
С фонарем в руках выступил вперед Паутов. Осветил пещеру и сразу шагнул в нее.
Свод поднимается метров на восемь. В глубину хребта до стены – метров двадцать. Все обжито. Даже кровати стоят. Здесь может поместиться не менее ста человек.
– Искать заложников.
– Там! – без сомнений показал майор лучом фонаря на естественную низкую нишу, заваленную понизу камнями, а поверх камней закрытую кроной дерева. Если оттуда выбираться, листья сразу начинают шуршать.
Отвалили вершину, сбросили камни, посветили фонарем внутрь.
Три человека сидели на корточках. Изможденные, испуганные. Закрывали глаза ладонями от света фонаря. Свет приносил боль.
– Messieurs! Vous кtes libres! Nous les officiers de l`aыe russe, la subdivision spыciale [14], – сказал Разин с ужасным произношением, но его поняли. Руки от глаз убрали, стали всматриваться.
– Посвети на нас. Не слепи их, – подполковник взял Паутова за руку.
– Спасиба… – русский одного из французов ничуть не уступает по качеству произношения французскому Разина. Но француза тоже поняли.
– А здесь что? – спросил Сосненко, обнаружив за каменным уступом деревянную дверь. – Дайте фонарь. Ему в руки сунули фонарь.
– Замок.
Удар прикладом доказал, что с замками Сосненко обращается умело.
Разин с Паутовым помогли заложникам выйти наружу. Остальные офицеры продолжили осмотр пещеры.
– Командир! – из глубины позвал голос.
– Иду.
Подполковник вернулся, но столкнулся с Сосненко уже у самого выхода. За плечами лейтенанта оказался незнакомый рюкзак.
– Что там?
– Полный.
– Чем?
– Баксами. Не один миллион, наверное. Тайник в стене был. Стандартный, за матрацем…
– Подумаем… Не труби… – сказал Разин и почувствовал, как у него опять начало давить в груди.
Но он отдавал себе полный отчет, что это вовсе не от волнения после сообщения лейтенанта. Просто кончилось напряжение. Во время напряжения организм мобилизовался и не позволял отдельным органам проявлять характер. А напряжение кончилось, и сердце пытается взять свое…
2
Шерхан вышел в коридор, хотя мама принесла ему трубку радиотелефона. Но разговаривать в присутствии премьера он не хотел.