А ведь все эти иностранные штабы в расчет брали именно Императорскую русскую армию. И брали потому, что стараниями наркомвоенмора (министра по военным и морским делам) времен Гражданской войны Л. Троцкого в Красную Армию потоком хлынули офицеры царской армии, неся с собою весь паразитизм прогнившей русской элиты, весь снобизм и отчуждение от солдат. Они же перетащили в Красную Армию отделенные от солдат (и от здравого смысла) воспитание и подготовку теперь уже советских офицеров.
Выше я привел цитату из «Die Welt», стенающую о репрессированных предателях в Красной Армии. А кто это был? Из 69 комкоров (генерал-лейтенантов), убранных из Красной Армии перед войной, 48 были штаб– и обер-офицерами в царской армии. И даже после этой чистки, и даже во главе фронтов Великой Отечественной войны их процент оставался значительным. Скажем, из 43 командующих фронтами в этой войне 17 были штаб– и обер-офицерами царской армии, скажем, генерал-полковник М. Рейтер в царской армии был уже полковником.
Не буду рассматривать все аспекты паразитизма военной элиты царской России, приведшие к ее падению, рассмотрю только один аспект – профессиональный – то, как эти светочи военной науки подготовили Россию к Первой мировой войне. Заметьте, что к Первой мировой они готовились, уже получив разгромное поражение от Японии – государства с втрое меньшим населением, нежели Россия, и практически без минеральных ресурсов.
Высоковоеннообразованные
По рекомендации одного из комментаторов своих работ просмотрел научный (по-другому не назовешь) труд активного белогвардейца, генерал-лейтенанта царской армии Н. Н. Головина «Военные усилия России в Мировой войне», и снова пришла мысль вернуться к вопросу о качестве российской элиты и ее интеллекте на примере российского военного образования и воспитания.
Головин был не просто генерал, он был профессор российской Императорской (Николаевской) академии Генерального штаба, то есть военнообразованный дальше некуда. Мало этого, в 1927 году он в эмиграции в Париже основал и возглавил Зарубежные высшие военно-научные курсы, которые являлись своего рода преемниками этой самой Императорской академии Генерального штаба.
Объясняя в своем труде крайне убогие результаты высокообразованных российских генералов и офицеров в Первой мировой войне, Головин, понятное дело, валит все на некультурность русского народа и на ошибки военного министра Сухомлинова, при этом забыв упомянуть об образовании этого министра. А ведь В. Сухомлинов не только окончил Академию Генштаба по первому разряду, он еще в 1878 году был назначен правителем дел Академии Генштаба и в этой должности был ближайшим сотрудником начальника академии генерала М. Драгомирова, считающегося гением российской военной науки. И не каким попало сотрудником, а руководил практическими занятиями по тактике и занятиями дополнительного (3-го) курса, того самого, после которого слушатели и становились офицерами Генштаба. Одновременно Сухомлинов читал лекции по тактике в кавалерийском училище и Пажеском корпусе. Мало этого, он преподавал тактику и военную историю великим князьям, кроме этого, Сухомлиновым был написан ряд учебных пособий по тактике. А позже, когда Драгомиров был назначен командующим Киевским военным округом, Сухомлинов был у него начальником штаба, сумев в этой должности уклониться от войны с Японией детскими объяснениями, что он не знает театра военных действий (а кто его знал?). Зато позже Сухомлинов стал начальником Генштаба русской армии. То есть пока не было войны, Сухомлинов числился в самых образованных и гениальных генералах.
Хочу подчеркнуть, что Сухомлинов, как и Драгомиров, считался выдающимся тактиком, то есть тем, кто знает, как выиграть бои и сражения и как подготовить свои войска к этой победе.
Кроме этого, надо понимать, в чем суть офицеров Генштаба, которых готовили Драгомиров и Сухомлинов. Задача работников штаба рассчитать бои и сражения, то есть рассчитать, сколько нужно солдат, орудий, боеприпасов, сколько времени требуется на маневры войск и т. д. и т. п. Безусловно, мозгом войск является их командующий, но в расхожем выражении, что штаб является мозгом армии, тоже есть свой смысл.
Собственно говоря, и остальные российские генералы не лаптем щи хлебали – в первый год Первой мировой войны выпускниками Академии Генштаба были не только начальники штабов, но почти все командующие армиями и фронтами, 29 командиров корпусов и 46 начальников дивизий. То есть если бы надо было бить немцев, австрийцев и турок справками об образовании, то их бы одними дипломами забросали только российские генералы. Как, впрочем, и генералы нынешней Российской армии могут дипломами забросать любого противника.
И вот этим высоковоеннообразованным царским генералам надо было подготовить армию к войне. Но как они подготовили, об этом даже у Головина без слез читать нельзя.
Я не буду брать все необходимое для победы, возьму только самое необходимое: оружие и боеприпасы к нему.
Положим, что вы, необразованные, знаете, какой численности у вас армия, знаете, какой численности она станет после мобилизации, вы разработали тактику для боев будущей войны, то есть знаете, какое для этого оружие необходимо и знаете его расход и расход боеприпасов в этой войне. Как вы себя, необразованных, оцениваете – на сколько процентов вы можете ошибиться в расчетах потребности этих оружия и боеприпасов? На 20 %? На 50 %?? На 100 %?!
А вот теперь давайте узнаем у Головина, как ошибаются высоковоеннообразованные.
Винтовки
«Первым по времени своего обнаружения кризисом был кризис в снабжении винтовками.
Согласно мобилизационному плану, предполагалось:
а) иметь к началу войны в войсках и запасах 4 500 000 винтовок в готовом виде (на самом деле и их не было. – Ю. М.);
б) развить в течение войны производительность казенных заводов до 700 000 винтовок в год.
В действительности же потребовалось:
а) на вооружение армии по окончании ее мобилизационного развертывания около 5 000 000 винтовок;
б) для последующих призывов – около 5 500 000 винтовок;
в) для пополнения убыли, считая по 200 000 в месяц, в течение 3 лет войны – около 7 200 000 винтовок.
Следовательно, согласно мобилизационному предположению, было бы достаточно иметь: 4 500 000 + (700 000 х 3) = 6 600 000.
Оказалось же нужным: 5 000 000 + 5 500 000 + 7 200 000 = 17 700 000 винтовок.
Таким образом, действительные потребности армии превзошли мобилизационные расчеты более чем на 150 %. 11 миллионов винтовок не хватало, и их откуда-то нужно было получить».
Так ведь и получить винтовки было трудно из-за того, что высоковоеннообразованные умели пустить пыль в глаза начальству:
«Нежелание Военного министерства своевременно увидеть надвигающуюся катастрофу вредно отразилось и на своевременности покупки винтовок за границей. Уже в сентябре 1914 года Главное артиллерийское управление, убедившись в невозможности удовлетворить потребности армии в винтовках при помощи своих ружейных заводов, приступило к розыску в союзных и нейтральных государствах каких-либо винтовок, хотя бы и не новейших систем и даже не под свой патрон (но в последнем случае, конечно, обеспеченных патронами). Но начавшиеся уже переговоры по приобретению за границей готовых ружей были приостановлены по приказанию военного министра генерала Сухомлинова под предлогом, что будто бы невозможно допустить на одном театре военных действий нескольких калибров винтовок. Только после телеграммы 15/28 декабря начальника Штаба Верховного главнокомандующего, в коей передавалось повеление покупать винтовки за границей, не стесняясь калибром, было наконец приступлено к покупкам. Но три месяца были потеряны, причем с января 1915 года заграничные рынки были уже заняты нашими союзниками и нашими врагами».
Головин дает таблицу, из которой следует, что практически к выходу России из войны, к 1917 году, армия (вместе с 700 тысячами трофейных и 2 434 тысячами закупленных за границей) получила всего 11 365 тысяч винтовок всех видов (дивизии, вооруженные японскими винтовками, имели кличку «японские»). А нужно было 17 700 тысяч! То есть ошибка высоковоеннообразованных была такова, что ее до конца войны так и не сумели исправить.
Результат:
«Недохват в винтовках тормозил укомплектование пехоты. «Вследствие отсутствия винтовок, – пишет генерал Данилов, – войсковые части, имея огромный некомплект, в то же время не могли впитывать в себя людей, прибывавших с тыла, где, таким образом, люди без пользы накапливались в запасных частях, затрудняя своим присутствием обучение дальнейших очередей. К концу ноября (1914 года), например, в запасных войсках имелся обученный в большей своей части контингент в 800 000 человек, в то время как действующая армия страдала от ужасающего некомплекта. Бывали такие случаи, что прибывавшие на укомплектование люди должны были оставаться в войсковых частях при обозах вследствие невозможности поставить их в ряды по отсутствию винтовок».
«Недохват в винтовках тормозил укомплектование пехоты. «Вследствие отсутствия винтовок, – пишет генерал Данилов, – войсковые части, имея огромный некомплект, в то же время не могли впитывать в себя людей, прибывавших с тыла, где, таким образом, люди без пользы накапливались в запасных частях, затрудняя своим присутствием обучение дальнейших очередей. К концу ноября (1914 года), например, в запасных войсках имелся обученный в большей своей части контингент в 800 000 человек, в то время как действующая армия страдала от ужасающего некомплекта. Бывали такие случаи, что прибывавшие на укомплектование люди должны были оставаться в войсковых частях при обозах вследствие невозможности поставить их в ряды по отсутствию винтовок».
В 1915 году это явление приобретает характер катастрофы. Насколько велика была эта катастрофа, можно судить из прилагаемой к этой главе копии донесения британского военного агента своему правительству. Это свидетельство одного из представителей наших союзников очень показательно. Составитель упоминаемого донесения приходит к выводу, что во всей Русской армии, растянувшейся от Ревеля до Черновиц, в начале октября 1915 года имелось только 650 000 действующих ружей.
Трудно на словах передать всю драматичность того положения, в котором оказалась Русская армия в кампанию 1915 года. Только часть бойцов, находящихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы. Так, например, в бытность мою генерал-квартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1915 года телеграмму штаба Юго-Западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки; предполагалось, что эти роты могут быть употребляемы как прикрытие для артиллерии. Фантастичность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что мой командующий, генерал Лечицкий, глубокий знаток солдата, запретил давать дальнейший ход этому распоряжению, считая, что оно лишь подорвет авторитет начальства. Я привожу эту почти анекдотическую попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в которой находилась Русская армия в кампанию 1915 года».
Пулеметы
«Согласно мобилизационному заданию, в действующей армии и в ее тыловых запасах должно было состоять 4990 пулеметов. В действительности же в июле 1914 года не хватало для удовлетворения плановой потребности 883 пулемета. Ввиду этого Главное артиллерийское управление предписало начальнику Тульского оружейного завода, в составе которого имелся единственный на всю Россию пулеметный отдел, усилить до крайней степени всю производительность с тем, чтобы к 1 января 1915 года недостающее число пулеметов было бы закончено и сдано. Это и было выполнено.
В первых же боевых столкновениях даже каждый рядовой боец мог убедиться в до крайности возросшем значении пулеметного огня, поэтому достойно удивления блаженное спокойствие, в котором пребывали генерал Сухомлинов и его ближайшие сотрудники в вопросе о снабжении армии пулеметами. В действительности же было о чем беспокоиться. Предусмотренных по плану 4990 пулеметов, из которых 454 составляли 10 % запас, для 3 000 000 действующей армии было немного. На самом же деле ко дню объявления войны имелось налицо в войсках и в запасе 4152 пулемета. Ежегодное же производство пулеметов было предусмотрено нашим мобилизационным планом лишь в размере возобновления 10 % запаса, т. е. 454 пулемета в год.
…Только со вступлением в должность военного министра генерала Поливанова Военное министерство очнулось от своего летаргического сна и в сентябре 1915 года заявило требование к Главному артиллерийскому управлению на 12 039 пулеметов. Через три недели это требование было увеличено и доведено до 31 170 пулеметов. Для выполнения этого требования давался 15-месячный срок, что приводило к заданию ежемесячно доставлять в армию 2078 пулеметов.
…К счастью, Главное артиллерийское управление по собственной инициативе с начала войны приняло ряд энергичных мер для расширения своего пулеметного производства и довело его в 1915 года до средней – 350 пулеметов в месяц, подготовляя увеличение этой месячной нормы в 1916 году до 1000 пулеметов.
Но этого увеличения производства оказывалось уже недостаточно. Пришлось обратиться к заграничным заказам. К этому же времени вся производительность, не только нормальная, но и повышенная, всех заграничных пулеметных заводов была уже занята нашими союзниками и нашими врагами.
…Для того чтобы составить себе представление, какого же числа пулеметов не хватало Русской армии, необходимо принять во внимание их износ и потерю. Ввиду того, что норма пулеметов, приданных войскам в течение войны, быстро растет, интересующая нас недохватка пулеметов все время увеличивается. Поэтому мы приурочим решение вопроса к началу 1917 года, когда наша Ставка окончательно формулировала потребность Русской армии в пулеметах, определив ее в размере 133 000 пулеметов. Налицо состояло к 1 января 1917 года всего 16 300 пулеметов. Это составляло всего 12 % потребности армии».
И все же в три раза больше того, что высоковоеннообразованные заготовили к началу войны.
Ружейные патроны
«Правильный расчет запаса ружейных патронов, исходящий из наличия в мобилизованной армии винтовок и пулеметов, показывал, что этот запас должен был бы достигать 3 346 000 000 штук. Но Военное министерство Сухомлинова при помощи чисто канцелярского трюка сократило эту норму запаса до 2 745 000 000 штук. Этим способом оно подводило мобилизационную норму к количеству имевшегося налицо запаса (2 446 000 000), сокращая, таким образом, фактическую нехватку в ружейных патронах с одного миллиарда на 300 миллионов.
…Как только тыловые склады заметили перебои в пополнении своих запасов ружейных патронов, они начали придерживать отпуск их в войска. В снабжении последних почувствовались еще более сильные перебои. Один из таковых автору пришлось лично пережить уже в ноябре 1914 года, т. е. на четвертом месяце войны. IX армия, генерал-квартирмейстером которой был в это время автор, подошла к Кракову. Здесь она была контратакована двумя австрийскими армиями. Как раз в критические два дня боя произошел перебой в снабжении ружейными патронами. В результате многие войсковые части оказались близки к катастрофе, так как были корпуса (например, XXV), в которых, считая и носимый на людях запас, оставалось на винтовку всего 25 патронов. Только меры исключительного порядка спасли тогда IX армию от катастрофы.
В 1915 году положение с ружейными патронами стало очень плохим. О пополнении войсковых запасов не приходилось и думать. Сколько было случаев, что развитие удачных операций приходилось останавливать из-за экономии в патронах.
Помнится следующий случай в сентябре 1915 года. Он имел место в той же IX армии, в которой автор продолжал состоять генерал-квартирмейстером. IX армия перешла в контрнаступление между реками Серетом и Стрыпой против наседавших на нее австро-венгров. Успех был огромный. В течение пяти дней было захвачено более 35 000 пленных и сделан прорыв шириной в 60 километров. За этой зияющей дырой у противника не было вблизи ни одной свежей дивизии. Последние могли быть подвезены только из соседних армий по железной дороге. IX же армии удалось сосредоточить для использования прорыва две пехотные дивизии и две кавалерийские дивизии. Но беда была в том, что ружейные патроны были на исходе. Командующий армией генерал Лечицкий вызвал к аппарату Юза Главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Иванова и умолял его прислать на грузовиках один миллион ружейных патронов. Генерал Иванов отказался, и намеченная операция должного развития не получила, так как посылать войска без патронов генерал Лечицкий считал преступной авантюрой.
…Заграничные заказы патронов вследствие запоздания помещения их встретили большие затруднения; заграничный рынок был уже перегружен заказами воюющих государств.
…мы можем заключить, что в окончательном итоге потребность нашей армии в ружейных патронах была удовлетворена. В самом деле, 3 года войны потребовали около 9 миллиардов патронов, дано же армии было 9,5 миллиарда. Но в эту картину кажущегося благополучия должны быть введены две существенные поправки.
Во-первых, соответственное потребностям поступление ружейных патронов началось лишь в 1916 году. Непредусмотрительность и запоздание в принятии нужных мер со стороны нашего Военного министерства заставило армию пережить в 1915 году сильный кризис в снабжении ружейными патронами.