— Ну, вот оно и кончено, — перевел дух Макрон. — Послать скорохода к основной колонне. Время продолжить движение.
Из-под разреженной сени пальм выехал всадник — похоже, сам Балт.
— Путь свободен, центурион. Из мятежников не ушел никто. Перебиты все до единого.
— Славная работа, князь, — одобрил Макрон. — Предлагаю выходить немедля.
Впервые за все время в голосе префекта звучало почтение, и Балт, приостановившись, с польщенным видом ему внимал.
— Согласен, — кивнул он. — Теперь, с выходом на равнину, мои люди растянутся и двинутся к воротам впереди колонны. Мешкать больше ни к чему.
— Верно, — согласился Макрон. — Пойдем без дальнейших остановок. Встанем только в ожидании сигнала Катона.
— Так и поступим, центурион. Я дам своим людям знать. — Князь помедлил. — Кстати, а откуда так воняет?
— Воняет? — чуть замешкался Макрон. — Чем?
Балт вместо ответа развернул коня и припустил обратно к своему воинству. Макрон какое-то время смотрел ему вслед, под впечатлением той беспощадной скорости, с какой эти конники разделались с отрядом. Эх, таких бы несколько тысяч в услужение Риму — вот тогда бы всем стало ясно, кто здесь, на восточных границах империи, истинный хозяин. Какое несравненное владение луком и мечом на скаку! В столь подвижном ведении боя лучше разве что парфяне — да и то как сказать: воины Пальмиры, случалось, одолевали и парфян.
Лишь заслышав неровную поступь остальной колонны, Макрон с невольной улыбкой отвлекся от своих абстрактных размышлений. Надо же, как он, с легкой руки Катона, проникся тягой к философствованию. Ну да ладно, на всякое мудрствование есть управа в виде муштры.
— Колонна! — взревел он на пределе допустимой громкости: — В наступление!
Когорты черной змеистой лентой выкатились из-за каменного уступа. Быстро оставив позади место, где потерпел разгром отряд мятежников, колонна покатилась за людьми Балта, держащими путь на восточные ворота Пальмиры. Повстанцев на пути больше не встречалось; лишь юный пастушок спешно погнал в ночь свой мелкий гурт овец, надоедливо блеющий на бегу.
На подходе к городу солдаты Макрона основательно выбились из сил. Ночные переходы неизменно даются труднее дневных из-за добавочной нагрузки на слух и зрение, когда приходится неусыпно высматривать признаки врага или вражеской засады. Балт остановил своих конников и рассредоточил их по флангам пехотинцев Макрона. Солдатам было приказано залечь и в тишине дожидаться сигнала к приступу. Макрон с Балтом выползли немного вперед своего воинства и обосновались примерно в четверти мили от ворот. Городские стены вздымались впереди темной и грозной громадой, освещенной по всей своей длине цепочкой помаргивающих факелов; часть их перемещалась сообразно шагу неразличимых отсюда стражников, медленно кочующих меж башнями в неусыпном бдении.
Вдали за стенами проглядывала цитадель — не вся, а только самой высокой из своих башен. Если у Катона получилось туда пробраться, то именно оттуда и должен последовать сигнал. А потому Макрон не сводил глаз с ее верхушки.
— Что, если твой товарищ с моим рабом все же не сумели туда пробраться? — обернулся к Макрону Балт.
— Ничего, погоди, — с нарочитой уверенностью отозвался Макрон. — Ты Катона еще не знаешь: ему все по плечу. Он везде пройдет.
Балт поглядел на префекта с молчаливой серьезностью.
— Я вижу, ты об этом молодом офицере высокого мнения.
— Да и еще раз да. Катон, он просто редкостный. И нас ни за что не подведет.
— Надеюсь на это, центурион. Теперь все зависит от него.
— Я знаю, — тихо отозвался Макрон, и они оба в молчаливом ожидании стали смотреть на городские стены в тревожных мыслях — один о Катоне, другой о Карпексе. Как там они? Что с ними сталось?
Глава 15
— Римлянин? — спросил воин по-гречески, приопуская изогнутый меч-фалькату. — Что римлянин позабыл у нас в клоаке? Кто-нибудь может мне это объяснить?
— Вытащи меня отсюда! — властно бросил Катон, слыша сзади возню и тяжелое сопение преследователей.
Воин слегка замешкался, невольно преграждая путь своим наседающим сзади товарищам. Затем он сунул меч в ножны и, схватив Катона за руку, выдернул его через закраину лаза в похожую на каземат казарму. При этом он по-прежнему с сомнением на него поглядывал.
— Ну а этот, что ли, тоже римлянин? — указал он на Карпекса, ничком лежащего в желобе водостока, что опоясывал помещение. — Что-то мне не верится.
— Я потом все объясню. — Катон ткнул пальцем на дыру лаза: — Там внизу мятежники!
— Он тебе зубы заговаривает, Архелай, — фыркнул кто-то. — Оба они шпионы — и тот и этот. Дай-ка ему, чтоб заткнулся.
Воин, что повалил Карпекса и вытащил из канализации Катона, взялся было за меч, но остановился и заглянул в лаз. Катон, обернувшись, увидел там отсвет факела, а затем в поле зрения мелькнул наконечник копья.
— А ведь он прав, там кто-то есть! К оружию!
В секунду казарма пришла в неистовое движение; те, кто еще не был вооружен, ринулись к своим лежакам за оружием. Между тем копье вынырнуло из лаза, а за закраину схватилась рука; следом над полом показалась голова в шлеме. Архелай одним скачком подлетел и рубанул фалькатой. Лезвие, тускло звякнув, с хрустом вмялось в шлем и в череп повыше лба. Вспученные глаза потускнели, а лицо окатилось кровью. Архелай, уткнув ногу повстанцу в плечо, выдернул клинок, и бесчувственное тело вместе с копьем рухнуло обратно в горловину лаза. Снизу донеслись разъяренные крики, но уподобиться участи своего товарища из преследователей, похоже, никто не хотел.
— Что это? — требовательно спросил Катон, указывая на котел, что висел над железной печью в углу, отведенном, судя по всему, под солдатскую кухню. Над котлом вились облачка пара. — А ну тащите его сюда: пустим в дело!
— Еще чего! — воспротивился один из воинов. — Это ж наша похлебка, почти готова!
На это Катон, вставший уже в полный рост, скомандовал:
— Ты и ты, тащите котел сюда, живо!
Двое воинов вопросительно повернулись к Архелаю, который махнул им кровавым клинком:
— Не до еды! Действуйте!
Двое поспешили к котлу, обмотали железные ручки тряпьем, подняли его с печи и, постанывая от напряжения, засеменили со своей тяжелой ношей к лазу. Когда один из греческих наемников попытался заглянуть в горловину, оттуда ему в лицо мелькнул наконечник копья — не успей он увернуться, не миновать бы ему увечья. Подобравшись к горловине, греки тяжело поставили котел и, прихватив его край тряпками, напряглись, накреняя увесистую посудину набок. Сверху густой струей полилось буроватое варево, шлепнулось несколько кусков мяса. Снизу пронзительно завизжали (ни дать ни взять как ошпаренные), а отсвет факела погас. Вместе с воплями боли и ярости кверху всплыл клуб пара. После этого стало слышно, как повстанцы спешно шуршат по лазу вниз, пока на них сверху не опрокинулось что-нибудь еще.
Архелай заливисто расхохотался:
— Вот мы их и сварили, до готовности! А теперь ставим решетку назад. Кротон, ты будешь ее сторожить. — Грек перевел взгляд на Карпекса, который, приподнявшись на локте, тяжело тряс головой. — Не обессудь, приятель, но если будешь вот так без предупреждения высовываться всякий раз из клоак, рано или поздно не сносить тебе головы. Так что вини себя сам.
Карпекс с тихим стоном поднял зашибленную голову.
Архелай, заметив у него на лбу выжженное клеймо, обратился к Катону:
— Это твой раб, римлянин?
— Нет. Он принадлежит князю Балту. Князь велел ему сопровождать меня в цитадель. У нас послание к правителю. Мне надо срочно с ним встретиться.
— Не так споро, приятель, — воздел руку Архелай. — Вначале скажи мне, кто ты и что вообще все это значит.
Катон сдержал в себе порыв наорать на этого любопытного и затребовать срочной встречи с правителем. Чтобы как-то себя унять, он сделал глубокий вдох.
— Я префект Второй Иллирийской когорты. Это часть противоосадной колонны, которую послал сюда проконсул Сирии. Сама колонна стоит сейчас у стен города и ждет сигнала, чтобы через восточные ворота прорваться к цитадели. Все, я сказал тебе достаточно. А теперь мне нужно видеть твоего правителя.
Наемник-грек сузил глаза.
— Ай да история… При обычных обстоятельствах я бы не поверил ни единому твоему слову. Но уже сама необычность твоего появления свидетельствует в твою пользу. Мы, кстати, только что из караула. Появись ты здесь хоть чуточку раньше, помочь тебе было бы некому. — Архелай повернулся к лазу. — Теперь ты, похоже, указал мятежникам ход в цитадель… Ну да ладно, это можно исправить достаточно просто. А ну-ка! — Он поманил одного из своих людей. — Возьмешь себе подручных и закидаешь хорошенько этот ход каким-нибудь мусором. Заполните его до отказа, а решетку придавите затем чем-нибудь тяжелым. Ну а ты, римлянин, ступай-ка за мной.
Карпексу Архелай помог подняться на ноги, брезгливо морща при этом нос.
— И давайте-ка избавьтесь для начала от этого тряпья.
Катону не терпелось без промедления предстать перед правителем, но, видимо, некая толика формальности для создания благоприятного образа все же не вредила. Вместе с Карпексом они скинули засаленное провонявшее тряпье и наспех, как могли, очистили себя от сточной грязи. После этого они вслед за Архелаем вышли из казармы. Помещение, куда они попали из канализации, оказалось одним из десятка подобных, выходящих во внутренний двор цитадели за царскими покоями. Когда-то, в более отрадную мирную пору, в теперешних казармах содержались самые чистопородные на всем Востоке скакуны. Теперь же в бывших лошадиных обиталищах ютились люди. Покашливание и приглушенные обрывки разговоров лишь оттеняли ночной покой.
— Кто все эти люди? — поинтересовался Катон.
— Есть которые из дворца. Но в основном верные правителю подданные, укрывшиеся с ним здесь, когда вспыхнул мятеж. Мы уж и так впустили сколько могли, пока правитель не велел закрыть ворота. Больше уже не вмещалось.
— А были и другие желающие?
— Сотни. Застрявшие у ворот, когда мятежники сомкнулись у цитадели.
— И что с ними сталось?
— А ты как думаешь? — резко, вопросом на вопрос, ответил Архелай. — Хочешь, чтобы я тебе живописал? Скажем так: князь Артакс не запомнится как милостивец.
Некоторое время они шли молча, пробираясь мимо беженцев, после чего снова заговорил Катон:
— Как у вас в целом обстановка? В Антиохии нам сообщили, что вы здесь держитесь своими силами.
— Так оно, в сущности, и есть, — ответил Архелай. — Бунтовщикам этих стен в обозримом будущем не одолеть. Людей у нас для обороны хватает с лихвой. На ближайшие дни хватает и пищи. Единственная незадача с водой. Вон там, под царскими покоями, есть два резервуара. — Он указал на величавую колоннаду с двумя башнями спереди по краям. Рядом возвышался храм Бела,[18] окруженный наружной стеной, ограждающей от нечестивых взглядов святилище самого почитаемого божества Пальмиры. — В обоих на случай необходимости содержался запас воды, — продолжал Архелай. — И вот выяснилось, что в одном вода протухла, а другой наполнен лишь наполовину. Но на нужды гарнизона хватает и того, что есть.
— А сколько у вас в целом людей может держать оружие? — спросил Катон.
— Когда начался мятеж, дворцовая стража насчитывала около пятисот воинов. Больше сотни мы потеряли, когда отступали из дворца и пробивались через город к цитадели. С той поры тоже были потери. Сейчас, — Архелай помолчал, прикидывая, — сейчас нас осталось примерно три с половиной сотни. Моя синтагма понесла в том бою самые тяжелые потери.
— Синтагма?
— Дворцовая стража состояла из двух синтагм, по двести сорок человек в каждой; во всяком случае, так было до мятежа. Каждая синтагма состоит из четырех тетрархий по шестьдесят воинов. Я как раз одной из них и командую, — он ткнул себя большим пальцем в грудь. — Я тетрарх.
— А, понятно, — кивнул Катон. — А помимо стражи правителя, есть кто-нибудь еще, способный сражаться?
— Есть горстка знати со своими приближенными, — Архелай пренебрежительно пожал плечами. — Хотя, по мне, с ними приходится быть начеку едва ли не больше, чем с мятежниками. Затем еще с полцентурии ауксилиариев, что охраняли римского посланника с его семьей и свитой. Итого четыре с небольшим сотни мечей, ну и по меньшей мере с полтысячи горожан, готовых взять в руки оружие.
Катон мысленно прикинул: если нынче ночью все сложится как задумывалось, то гарнизон разбухнет за счет тысячи с лишним римских солдат и людей князя Балта; да еще если взять во внимание всех их лошадей…
— На сколько хватает воды? — повернулся он к Архелаю.
— Еще дней на двадцать, это если ее распределять. О! — застыв на полушаге, он поглядел на Катона. — Так это до того, как к нам присоединится ваша колонна.
— Или, с учетом этого… меньше десяти дней.
— Н-да, великолепно, — Архелай даже не сразу сориентировался, куда идет. — Представляю, как обрадуется правитель, когда все это выяснит.
На подходе к инкрустированным бронзой дверям царских покоев поднялись со своих скамей стражники и каменно встали, вытянув копья. Один из них, выйдя навстречу Архелаю, отсалютовал. Прежде чем вновь обратиться к тетрарху, он оглядел Катона с Карпексом.
— Куда изволим следовать, господин?
— Эти двое гонцов только что попали в цитадель. Говорят, что с посланием к правителю.
— Правитель почивает, господин.
— Неудивительно, — тонко улыбнулся Архелай, — среди ночи. Но послание у этих людей весьма срочное.
Стражник, неуверенно помолчав, пришел к решению:
— Я пошлю за дворцовым распорядителем.
— Тогда делайте это быстро! — бросил раздраженно Катон. — Дорога каждая минута.
Стражник, взметнув брови, секунду-другую смотрел на Катона, после чего перевел взгляд на Архелая.
— Делайте как он говорит, — кивнул тот.
— Слушаю.
Стражник махнул одному из своих сотоварищей, и тот, не без труда приоткрыв одну из громоздких дверей, скользнул в образовавшийся зазор. Воцарилась напряженная тишина: все ждали ответа из царских покоев.
Катон, повернувшись, оглядел внутренний двор. Стены над скученными группками беженцев вздымались ввысь темной толщей. На башнях различались силуэты часовых, наблюдающих за подходами к цитадели. На каждой из башен горело по нескольку факелов, однако часовые держались от их света на разумной дистанции, чтобы не представлять собой живые мишени. Мощь укреплений впечатляла, но никакие стены не помогут, когда закончится вода. И тогда защитникам придется выбирать между смертью от жажды, сдачей мятежникам (что равносильно гибели) и отчаянной попыткой прорыва из города в случае, если проконсул Сирии со своей армией не подоспеет к Пальмире прежде, чем этот выбор придется сделать.
Шум близящихся шагов заставил Катона обернуться. Бронзовые двери отворились, и в свете масляных светильников предстали посланный стражник и еще один человек — высокий, худой, с всклокоченной седой бородой. Человек обратил взгляд вначале на Катона, затем на Карпекса. При виде последнего в глазах у него мелькнуло узнавание, и он обратился к рабу на греческом:
— Ты ли это, Карпекс? Как поживает твой хозяин? Все охотится со своими приятелями-бражниками?
Карпекс отвесил низкий поклон.
— Мой хозяин, господин, сейчас стоит у стен города и ждет, когда можно будет прийти на помощь своему отцу.
— Вот как? — высоким голосом переспросил царедворец. — Неужто у него так быстро иссякли деньги на увеселения?
Карпекс собирался что-то ответить, но благоразумно промолчал, оставшись в согбенной позе. Распорядитель между тем перевел внимание на Катона:
— Ты, должно быть, римлянин. Думаю, тебе не мешает объясниться, какими судьбами ты здесь.
— Времени на изъяснения как такового нет, — сказал со вздохом Катон. — Здесь, у стен города, ждет римская штурмовая колонна, готовая по сигналу прорваться через восточные ворота. Но сперва вы должны отвлечь от ворот внимание мятежников. Тогда можно будет подавать сигнал.
Дворцовый распорядитель пристально вгляделся.
— Тебе лучше пройти со мной. Этот верный пес Балта пускай остается здесь.
— Слушаю, хозяин, — Карпекс склонился еще ниже.
— А как быть мне, господин? — спросил Архелай.
— Ты, тетрарх, можешь возвращаться в казармы, — непринужденно махнул вельможа. — Римлянин, следуй за мной.
Через бронзовые двери он провел Катона в короткий коридор. Пол здесь был из нешлифованного, в красных прожилках мрамора; стены украшали изображения порывистых, вроде как на скачках, многоногих коней. Коридор через арку выходил в обширное, выложенное плитняком помещение. С одной стороны оно переходило в двухъярусную галерею, где по стенам на равных промежутках помаргивали в скобах факелы. Сбоку располагалось несколько удобных трапезных лож вдоль большого стола со следами угощения. Несколько рабов все еще убирали блюда и кубки, в то время как еще несколько дожидались, когда закончит возлияние горстка подзадержавшихся гостей. Здесь все еще слышались разговоры и приглушенный смех.
Распорядитель провел Катона к ступеням, восходящим в подобие большой приемной залы.
— Сядь здесь, — указал он на опоясывающую помещение каменную скамью.
Катон послушно сел, а распорядитель прошел через приемную и бесшумно скрылся за дверью. Снова наступила тишина, несносная от мысли, что где-то там, у городских стен, сейчас нетерпеливо дожидаются сигнала когорты Макрона и конники того князя. Наконец из-за двери невнятно послышались голоса. Дверь отворилась, и распорядитель поманил его рукой: