Он засмеялся.
– Разве не точно сказал Блок:
– Вот-вот, нас били с двух сторон. И уже так ослабили, что на этот раз сомнут. И будут драться друг с другом на той территории, где была Россия. На землях, где когда-то была такая страна, Россия… И был народ «русские», что-то вроде половцев или печенегов.
Он посерьезнел, сказал другим голосом:
– Я за текучкой что-то пропустил, да?
– Мы все пропустили, – ответил я с невольной злостью. – Занимаемся политикой в районном масштабе!.. Пусть даже этот район – вся Россия. Но пришло время смотреть на весь мир в целом. И не время от времени, а постоянно. Отныне и всегда.
В его глазах мелькнуло сожаление.
– Даже нам? Националистам? Дожили…
ГЛАВА 9
Романцев ждал меня в коридоре и, как говорится, руки в боки, в достаточно уверенной позе, позе готовности к немедленным действиям. Я вообще-то чуть выше да и тяжелее, но Романцев всегда ухитрялся держаться увереннее и выглядеть мощнее. Так рыба-еж раздувается втрое при виде опасных рыб, кот выгибает спину и поднимает шерсть, а Романцев выпячивает грудь и чуть ли не приподнимается на цыпочки, чтобы выглядеть крупнее и значительнее.
Вообще, как я теперь начал замечать, он умело пользуется системой «кто в доме хозяин» и, надо признать, многих заставил с собой считаться, хотя ни по уму, ни по рангу не соответствовал степени своего влияния. Теперь, после уроков Юлии, вспоминаю, как он обычно сидит: либо развалясь в кресле, либо небрежно раскинувшись, время от времени закидывает руки за голову и похрустывает косточками, словно устал, на самом же деле пускает в ход все эти подлые психологические штучки…
Я же обычно сижу прямо, колени напряжены, руки тоже вроде бы на месте, но на языке жестов это почему-то поза подчинения. Права Юлия: только своей огромной работоспособностью и авторитетом я поддерживаю влияние в коллективе.
– Поздравляю! – сказал он с подъемом.
– С чем?
– Социологические опросы, – сказал он ликующе, – показывают, что кривая популярности РНИ растет весьма быстро… да что там быстро – стремительно, в самом деле стремительно! Если так еще хотя бы неделю, у нас появляется шанс преодолеть пятипроцентный барьер, а раз так, то мы в Думе сформируем свою фракцию!.. такого еще не было, Борис Борисович. Вы – великий политик!
Я замялся, не зная, что сказать. Романцев единственный, кто все еще упорно считает мое предложение и нынешнюю программу РНИ всего лишь пиаровским ходом, привычным для любой из партий, что пойдут на что угодно, лишь бы повысить свой рейтинг хотя бы на полпроцента. Те пойдут на любую подлость и любую низость, только бы одолеть пятипроцентный, а когда преодолен, как бы еще и обойти соперников, подняться выше, еще выше, да хрен с ними, этими трупами, политик должен идти по трупам, не морщась, другие только так и поступают, у нас это нормально, ибо политика – это бой без правил.
– Полагаю, – ответил я наконец, так и не выбарахтавшись из гамлетовских сложностей, – сумеем преодолеть не только пятипроцентный.
– А что еще? – спросил он жадно.
– Сумеем, – ответил я, – потеснить кое-кого в верхней десятке.
Он даже ахнул, отшатнулся, смотрел с недоверием и возрастающим восторгом. Я кивнул, подтверждая, мол, все верно, действительно в эту чушь верю, точнее, как и положено политику, по советскому принципу запрашиваю вдвое больше, чтобы дали именно то, на что рассчитываешь.
– Это было бы, – проговорил колеблющимся голосом, – потрясательно… и сшибательно!
В приемную к Юлии поставили еще стол, на нем два компьютера, там теснятся двое молодых парней, оба с виду арийцы, выглядят прилично, одеты как манекены, побриты и подстрижены, хотя чему удивляться: оба в штате Юлии, она теперь не секретарь, а имиджмейкер, хотя и не желает расставаться со своим местом и по-прежнему выполняет обязанности секретаря.
Сейчас вошла без стука, плотно притворила дверь, строгая, деловая и вместе с тем очень женственная, хотя в глаза это не бросается. Взглянула поверх очков на Беловича, тот пристроился в моем кабинете и торопливо стучит в ноутбуке, пристроив его на коленях.
– Не помешаю? Борис Борисович, вы не забыли, что предвыборная гонка уже началась? Почти все партии рванули прямо со старта! Словно им дали отмашку, как в Формуле-1.
– Мы тоже начнем, – заверил я виновато. – Как только вот чуточку разгребемся. Кто же знал, что столько всего навалится. Вон Василий здесь уже трое суток ночует!
– Нужно перестраиваться побыстрее, – сказала она неумолимо. – Посмотрите, какую пиаровскую кампанию организовали Дроздов и Карельский! А Троеградский?.. Партия «Россия – это Русь!» так вообще готовит по городам России концерты самых популярных актеров-юмористов…
– Словом, хлеба и зрелищ плебсу? – уточнил я.
– Да, но это действует на плебс. То есть на русский народ, я хотела сказать.
– Как и на всякий другой, – пробормотал я. – Но шум еще ничего не доказывает. Курица, что снесла яйцо, кудахчет так громко, словно снесла целый Пентагон! Начисто.
– Увы, Борис Борисович, если заглянете в учебник теории PR…
Я изумился:
– Уже учебники есть?
– Множество! Если есть спрос…
– С ума сойти.
– Так вот, там во введении так и сказано, что в современном мире имидж является истиной по рейтингу…
– С ума сойти, – повторил я тупо. – Нет, я отказываюсь участвовать в этой… в этом. Черт знает в каком мире живем!
– Другого нет, – сообщила она чересчур ласково, словно тяжелобольному или сильно отстающему. – Придется, Борис Борисович, повкалывать в этом. Вы же знаете, в случае вашего отказа найдутся другие. Очень охотно возьмутся и… таких дров наломают!
Белович вскинул голову, посмотрел на меня с укором, мол, мы же помогаем, как можем, давай, шеф, тяни воз. Я вздохнул тяжело, будто просел под штангой в двести килограммов.
– Ладно, раз уж другого пути нет… а точно нет?.. будем вспахивать дурь сами. Какую программу вы приготовили?
Она покачала головой.
– Не я. Ротмистров подготовит целый комплекс. Он очень разносторонний человек, Борис Борисович! Все его знают только как математика, но он и стихи пишет, и кукол из пластилина лепит… Он еще и знаток пиара. Он сможет руководить всей кампанией.
– Нет, – отрезал я. Она удивленно вскинула брови, я сказал твердо: – Нет, Юлия. Может быть, Ротмистров – прекрасный специалист еще и по пиару, но я его знаю только как математика. А в нашем случае очень важно знать, на кого можно опереться. На вас – могу! Потому вы остаетесь главным руководителем всей кампании по подготовке к выборам. Все остальные – ваши помощники. Ничего не могу поделать, это диктуется чрезвычайными обстоятельствами. Мы не знаем, кто из вновь прибывших специалистов наш сторонник, а кто прислан противником, чтобы в последний момент все завалить, выставить нас на посмешище. Да и по прошлому съезду я не всецело доверяю Ротмистрову.
Белович, что молча стучал в ноутбуке, снова поднял голову.
– И если кто обидится и уйдет, – сказал он бодро, – тот засланный казачок!
– Если не из тех, кто прислан внедриться как можно глубже, – согласился я. – Но даже такой будет работать под вашим общим руководством, Юлия.
Она вздохнула, сказала упавшим голосом:
– Надо так надо. Но я не ста пядей во лбу.
В коридор выглянула Юлия, поискала меня глазами.
– Борис Борисович!.. Борис Борисович, можно вас на минутку? Очень интересный звонок.
– От кого? – спросил я настороженно.
– Возьмите, – посоветовала она.
Колеблясь, на сегодня неприятностей уже достаточно, я, к облегчению курильщиков, вернулся в кабинет, снял трубку:
– Зброяр слушает.
– Господин Зброяр, – послышался мягкий интеллигентный голос, – это Косиновский вас беспокоит… Зовут меня Альберт Анатольевич…
– Я знаю, – прервал я, – видел по жвачнику. Если это не полный ваш тезка.
– Нет, – ответил он. – Даже однофамильцев не так уж много, насколько мне известно. Меня очень заинтересовала ваша программа. Даже возникла одна идея…
– Погодите-погодите, – прервал я. – Господин Косиновский, мы не занимаемся бизнесом!
В трубке послышался легкий смешок.
– Нам нужно встретиться, Борис Борисович. Я вам докажу, что это я хочу вложить несколько десятков миллионов долларов в одно интересное дело. Касается вашей программы самым непосредственным образом. От вас, от вашей партии не потребуется ни копейки.
Я мгновение подумал, сказал без особой охоты:
– Хорошо, договоритесь с моим секретарем о времени и подъезжайте.
На том конце провода возникла заминка, я с запозданием понял, что олигарх привык, чтобы к нему приезжали, в том числе и лидеры крупнейших партий, всем нужны подачки, но РНИ – особая партия, хоть и маленькая, но подачек не просит и не берет. Я услышал легкий вздох, затем прозвучал все тот же мягкий голос, в котором я так и не сумел уловить стальные нотки или жесткость крупного хищника:
– Хорошо, Борис Борисович. До встречи!
Послышался щелчок, я положил трубку, постоял минуту, обдумывая, вышел в коридор. Курильщики уже загасили сигареты. Тем более что из-за двери раздавался требовательный кашель Бронштейна. Все наблюдали за моим приближением, Белович снова заговорил первым:
– Что-то случилось? У вас такое лицо…
– Звонил Косиновский.
– Тот самый? Олигарх?
– Да.
Он насторожился, снял очки, протер и быстро водрузил на переносицу несколько суетливым движением издерганного интеллигента. Глаза его вперили сквозь стекла острый взгляд в мое лицо.
– Что ему понадобилось?
– Ума не приложу. Узнаю при встрече. Но вроде бы хочет вложить деньги в какое-то дело, что принесет пользу и нам.
Лысенко соскочил с подоконника, навис надо мной, огромный, как дерево:
– Борис Борисович! От Косиновского нельзя брать ни копейки! Это такая акула, такая…
– Мы не берем, – терпеливо заверил я. – Он хочет вложить во что-то, близкое нам по духу.
– Тогда зачем обращается к нам? За советом? Мы хреновые советчики в бизнесе. Пусть вкладывает. Или не вкладывает.
Я пожал плечами.
– Возможно, он сам ждет от нас помощи. Но давайте обойдемся без догадок. Встретимся, все станет ясно.
На другой день, ближе к концу, Юлия доложила о прибытии Косиновского. Я послал Беловича в коридор, чтобы позагонял в кабинеты любопытных, а то как в зверинце, опозорят нашу железную партию, прямо демократы какие-то, а в кабинет тут же вломился с самым решительным и весьма подозрительным видом Лукошин. Взгляд говорит яснее ясного, что за мной тоже нужен глаз да глаз, вдруг да поведу какие-то сепаратные переговоры с врагом, а олигархи – все враги, кровопийцы, сволочи, что сумели украсть больше, чем мы.
Юлия распахнула дверь, вошел мужчина средних лет и среднего роста, даже костюм выглядит средним, хотя, конечно, знатоки скажут, что пошит из чего-то особого и лучшим модельером.
– Господин Косиновский? – спросил я. – Прошу садиться. Это наш очень даже ценный сотрудник, господин Лукошин.
Косиновский кивнул, улыбка скользнула по его европейскому лицу.
– Да-да, заместитель по вопросам безопасности. Внештатный, разумеется.
Он опустился в кресло, уверенный в себе, загорелый, костюм в самом деле хорош, не кричит о богатстве хозяина, но и не маскирует под простого служащего. Лицо спокойное, в глазах интерес и дружелюбие, совсем не то выражение на лице Лукошина, не любит, когда называют его должность и его внештатное хобби.
– Я не отниму у вас много времени, – сказал Косиновский. – Сейчас очень напряженная пора, понимаю. Я, знаете ли, с детства был помешан на древней истории, в институте немало наломал копий в спорах о происхождении Рюрика…
Лукошин проговорил раздраженным голосом:
– А что тут спорить? Он был славянин, ясно.
Косиновский мягко улыбнулся.
– Это ясно не всем.
– Всем разумным, – отрезал Лукошин еще раздраженнее. – Вы, господин Косиновский, наверняка считаете его немцем, а то и евреем?
Косиновский позволил себе слегка приподнять брови.
– Немцем еще понятно, но почему евреем?
– Да фамилия у вас… какая-то…
Я поморщился, Лукошин слишком уж в лоб старается раскачать олигарха, пробить невозмутимость, хотел вмешаться, но Косиновский ответил с той же мягкой улыбкой:
– Мои предки родом с Украины. Когда-то, еще до Хмельницкого, было всенародное восстание против поляков под командованием гетмана Косиновского…
Лукошин подумал, кивнул:
– Что-то слышал. Тогда евреев всех повырезали, да?
– Да, – подтвердил Косиновский. – Иезуитов, евреев, почти всех поляков… да и своих тоже резали, тогда демократией и не пахло. У меня такое предложение, господин Зброяр…
Теперь он обращался непосредственно ко мне, игнорируя Лукошина, я принял вид полнейшего внимания, сказал вежливо:
– Да-да, слушаю вас.
– Почему бы, – сказал он с явным удовольствием, чувствовалось, что заговорил о любимом, более приятном, чем всего-навсего делать деньги, – почему бы не снять хороший исторический фильм о Рюрике? При наших мизерных бюджетах такой фильм можно снять за миллион долларов! Я охотно вложу десять, а если очень понадобится, то и больше. Очень уж хочется увидеть детскую мечту осуществленной! Разве добиваемся высот и зарабатываем много денег не для осуществления своих мечтаний?..
Лукошин молчал, зыркал исподлобья, я сказал осторожно:
– О Рюрике материалов много, выбирать есть из чего. Но все они противоречат друг другу. Достаточно сказать, что нет единства даже в его происхождении, а это в данном случае крайне важно…
Он кивнул, подхватил:
– Что нам на руку, верно?
– Верно, – согласился я.
– Вы уже догадываетесь, что я хочу предложить?
– Если вы пришли к нам, – сказал я, – уже зная программу нашей партии, то да, догадываюсь.
Он слегка наклонился вперед, вперив в меня взгляд острых серых глаз цвета закаленной стали.
– Вы знаете, что такие наглядные средства, как фильмы, телесериалы и песни… даже частушки… воздействуют на аудиторию лучше, чем самые умные речи или умело составленные отчеты.
– Сильнее, – поправил Лукошин сварливо. Пояснил, видя приподнятую бровь Косиновского: – Не лучше воздействуют, а сильнее.
Косиновский кивнул.
– Полностью с вами согласен, господин Лукошин. Но нам это и надо, не так ли?
Лукошин фыркнул.
– Нам? Вы в этом деле тоже с нами?
– В этом – да, – подтвердил Косиновский. – Итак, давайте сразу к делу. У вас есть умелые сценаристы, чтобы быстро сделали то, что нам нужно?.. Или мне взять и это в свои руки?
Лукошин вскинулся, протестуя, как же доверять проклятому олигарху такое, но я опередил его:
– Господин Косиновский, мы слишком далеки от киношного мира. Это будет пустая трата времени. Ваша идея, вам ее и осуществлять. С нашей же стороны обещаем любую помощь… какую сможем, естественно. Боюсь, что, кроме массовок, наши ребята помочь ни в чем не смогут.
Он улыбнулся, взглянул на часы, поднялся.
– Очень приятно было иметь с вами дело, господин Зброяр. И с вами, господин Лукошин. Начинаем работу, придется спешить. Я буду держать вас в курсе!
Когда за ним закрылась дверь, Лукошин подошел к окну, осторожно приоткрыл краешек занавески. Я сказал торопливо:
– Не надо, заметят. Смотри, все видно.
Он некоторое время наблюдал, проговорил со смешком:
– Выходят телохранители… Ага, вот еще трое выводят и его самого… на трех машинах приехал! Охрана, как у президента.
– Ты чего задирался? – спросил я.
– Не люблю богатых, – ответил он, не поворачиваясь, видно было, как провожает взглядом двигающиеся машины. – А этот… у него же денег горы! В списке самых богатых людей планеты!.. Добро бы сам заработал, как Билл Гейтс, так нет же…
– А как? – спросил я.
Он пожал плечами, повернулся ко мне.
– Наворовал. Подсуетился. Вовремя провернул операцию с ваучерами. Хапанул то, что принадлежало другим.
Я сказал раздраженно:
– После падения советской власти все разделили на всех и всем раздали по маленькому кусочку. В том числе и Косиновскому – один ваучер. Да еще членам его семьи по ваучеру. Никто не заставлял силой остальных лохов отдавать ему свои ваучеры!.. А то, что он у них забрал, – правильное дело. Все равно бы пропили, просрали. Ладно, давай о деле. То, что он задумал снять фильм о Рюрике, – прекрасно. Понятно, в каком духе все будет сделано.
– А если нет?
– Иначе бы не приходил к нам, – отрезал я. – Ты это знаешь.
– Знаю, – ответил он, но голос оставался мрачным. – Значит, и другие олигархи к нам потянутся. Не все, конечно, и не так откровенно… кто-то предпочтет действовать через посредников, но нам надо быть готовыми!
– А мы готовы, – ответил я.
Он кивнул, взгляд его оставался острым. Меня не надо обманывать, говорил он. Мы вовсе не готовы, мы всегда не готовы, как наше коммунальное хозяйство, не подозревающее, что зимой обязательно выпадет снег.
ГЛАВА 10
В воскресенье – первая встреча с будущими избирателями. Не агитация, а просто разъяснение своей позиции. Я устал спорить со своими, что в нашем случае агитировать не надо: это не использование непонятного даже медикам тестостерона в лечении и фитнесе, все представляют, что такое Соединенные Штаты Америки, нужно всего лишь достаточно внятно указывать, что вот такие, какие мы есть, не выживем. Уже не выживем. Сегодня перед нами только два пути: сожрет Китай, чуточку поделившись с Японией, плюс что-то отхватят исламские фундаменталисты, или же успеем сдаться Штатам, чтобы совместно с ними отстаивать западную цивилизацию, ведь она, если честно, уже давно наша. Да она наша еще с момента прихода Рюрика. Да нет, при чем тут Рюрик, мы всегда были Западом!
Летом не увидеть восход, солнце поднимается к небу в то время, которое считаем ночью, а сейчас либо еду на работу, либо уже в офисе, а из-за домов только-только выкатывается вверх красный раскаленный шар, за ним остается шлейф, как за футбольным мячом на экране жидкокристаллического телевизора с малой скоростью отклика.