Автобус - Валерий Гапеев 2 стр.


— Господи, что ж это будет, Господи, спаси, останови это, — бормотала позади Антося нервная женщина.

Несколько минут прошло в полной растерянности от известия, что автобусу нельзя останавливаться. Антось почувствовал, как сознание съежилось от страха — делалось дурно при мысли, что автобусу никогда не остановиться. Он стал смотреть в окно, будто там можно было увидеть подсказку.

— Что-то мы быстрей ехать стали, — заметил Антось вслух, поскольку за окном кусты и деревья мелькали очень уж быстро. — Испугали водителя.

— Испугаешься тут, — откликнулся водитель со своего места, — когда под собой дорогу увидишь. Кстати, я дорогу видел сквозь самого себя. Кто-нибудь еще это заметил?

— Я тоже прозрачным начал было делаться, — подал голос мальчик- инвалид. — У меня нога заболела, гляжу — а сквозь нее видится кресло, а сквозь кресло — дорога…

— Как нога заболела, внучек? — испуганно вскрикнула его бабушка. — У тебя ж ножки парализованы, не могут они болеть.

— Болела, — настойчиво ответил мальчик. — И теперь болит.

Бабушка молча прикрыла рот рукой и смотрела на ноги внука, не сводя глаз.

— А в самом деле, почему мы быстрей едем?

— Да нет же, — нервно отозвался водитель. — Те же девяносто на спидометре.

Заговорил молодой человек с ноутбуком, волнуясь, будто сам был виноват в том, что происходило:

— Время перехода меняется. ну, раньше через каждые десять минут мы возвращались в исходную точку. А теперь. через семь. И только что — уже через шесть.

— И при чем тут движение автобуса? — заинтересовался кто-то, не понимая.

— Ну, мы же проезжаем определенное расстояние от той точки. до края кольца. За определенное время. Теперь время сократилось, а расстояние то же.

— Так мы вскоре пролетать дорогу будем, — делано хохотнул водитель, но сразу же сделался серьезным: — Если время возвращения сокращается неумолимо, что будет, когда оно достигнет нуля?

— Не знаю, — пожал плечами молодой человек. — Для нас время остановится. Но мы двигаемся. Значит, для наблюдателя со стороны приобретем световую скорость.

— Что-то ты очень уж по-ученому. С нами что будет?

— Так. Откуда же мне знать? Теоретически физическое тело не может иметь такую скорость. Только поле.

— Станем полем? Что это значит? Что с нами станет? — истеричная напористость делового мужчины в строгом костюме была неожиданной для молодого человека, он испуганно вжался в кресло.

— Не знаю.

— Мы что, не вернемся? — отчаянно вскрикнула нервная женщина позади Антося, и сам он почувствовал противный холодок страха, заполняющий живот.

— Чему вас только учат!..

— Не кричите на него, — вдруг встала с места женщина в костюме, назвавшаяся врачом. Снова она стояла посреди салона. — Мы уже приехали.

— Куда приехали? Что значит — уже приехали? — нервничал мужчина, который, это было очевидно, чувствовал себя в западне и не видел выхода.

— Вы разве не поняли? — женщина повернулась к нему, потом окинула взглядом людей в салоне. — Никто не понял или не хочет понимать?

— А что здесь понимать? Время искривлено, поле какое-то. Где тут разберешься, — буркнул кто-то.

— А то мы должны понять. — врач выдержала паузу, ожидая полной тишины, хотя и так все замерли.

— Что понять? — умоляюще воскликнула женщина за спиной Антося, тоже поднимаясь со своего места. — Мне сегодня надо попасть в Минск! Надо, ясно? И я ничего больше не хочу понимать. Что я должна еще знать? — сорвалась она на крик.

— То, что мы — там! — женщина показала рукой назад. — Мы там, остались на дороге, — сказала она спокойно, но неумолимо, так, как может говорить только врач. — Тот удар молнии убил нас всех. Мы — мертвые! И мы не можем туда вернуться, не можем остановиться. Нас уже нет.

— Что-что? — затряс головой деловой мужчина.

— То! Вот вам ад и рай — вот такие они. Мы — в мире мертвых. И нам всем без конца ехать. И везти бесконечно свои мечты, мысли, свою боль, свои разочарования, свои надежды. Мы не постареем, не умрем уже, дважды не умирают. Мы здесь — вечные. И вечными будут те чувства, с которыми мы сели в автобус.

— Чушь! — выкрикнул мужчина. — Мы — есть, какие же мы мертвые?

— Существуем не мы, а наше сознание. Оно помнит образы и создает их, — спокойно ответила женщина. — Уже сколько времени едем — кто- нибудь захотел пить? Кому-нибудь стало плохо? Наша физическая оболочка — выдумка мозга.

— Какая такая выдумка?!

— Самая обыкновенная, — устало отмахнулась женщина. — Пощупайте у себя пульс, приложите руку к сердцу. там ничего не бьется.

После этих слов наступила, пожалуй, самая страшная минута. Каждый мог проверить на себе.

— Короче, склифосовские, там станция скоро? — вдруг с раздражением спросил парень, у которого окончилось пиво. — Меня жажда мучит, а вы здесь о поле о каком-то. Водитель, остановись, блин, мне до ветру надо.

Кто-то нервно хихикнул. И это было единственным ответом парню.

— Баб, а я на ноги встать могу!

Этот радостный крик мальчика-инвалида встряхнул салон. На него оглянулись — мальчик и правда стоял между кресел, слегка пригнувшись. Его бабушка рядом беззвучно плакала, гладила обеими руками его ноги.

И те, кто не верил, — поверили. Поняли. Осознали. Хоть, ужаснувшись словам врача, так и не приложили ладони к своей груди, чтобы проверить, бьется ли сердце.

— Так нельзя. невозможно. Нет, я не могу умереть! Я не могу! Не могу!

Истеричная женщина с некрасивым худым лицом била сумочкой себя по коленям и кричала.

— Мы все не можем умереть! — заметил Антось. — И я не могу. Не могу, потому что не сделал, не доделал, не смог, не успел, — отчаяние прорвалось в его голосе. — И жена осталась.

Женщина впилась в его лицо взглядом, глаза ее, глубоко запавшие, в темном полукружии теней, налились слезами.

— У меня. У меня умирает доченька. Немецкая клиника согласилась прооперировать. Два месяца мы собирали деньги. Двадцать пять тысяч долларов лежат в моем электронном кошельке. Я еду, чтобы вывести их. И не смогла, я не смогла.

— Так. кто-нибудь выведет, — попытался успокоить женщину Антось.

— Не сможет! Никто не сможет! — женщина опять била сумочкой себя по коленям. — Никто, кроме меня, не знает пароля. Ключи от кошельков вот, в сумочке, на флешке. Боже, за что ж ты так караешь мою донечку! Она ж не виновата ни в чем!..

— А. муж? — осторожно спросила женщина-врач.

— Сбежал. Сбежал наш папочка, как только диагноз поставили. Я не могу, мужчины, ну придумайте же что-нибудь! Мне нельзя забирать с собой эти деньги! Я же убиваю дочку. Ей же только семь лет, Боже! Ты слышишь или нет? Где тот твой свет, где ворота и Петр?

— Успокойтесь, — мягко, но настойчиво сказала женщина-врач.

— Не успокаивайте меня! — истерично закричала женщина, в отчаянии вскочила и оказалась возле мужчины с ноутбуком.

— Ну выйдите, выйдите в Сеть, напишем письмо, я назову пароли, передам ключи!

Мужчина вздрогнул, сжался, будто ждал удара, и ответил:

— Я могу выйти в Сеть. Но. мне ничего не удается передать. Я пишу. а данные не передаются. Как будто нас нет.

— Нас и нет. Нас нет для мира живых, — категорично повторила свой вывод женщина-врач. — А мир мертвых не может сноситься с миром живых.

— Ы-ы-ы-ы, — вдруг завыла толстая женщина, с ненавистью повернувшись к своему соседу, которого недавно кормила курицей. — Из-за тебя! Недотепа! Вонючка! Ты даже машину не сподобился купить! Не смог научиться водить! Из-за тебя! Жизнь свою загубила, а что я видела? Хорек смердючий! Двадцать пять лет тебе отдала, а что видела? У-у-у, трутень-кровосос!

— Из-за меня? — вдруг весело воскликнул мужчина. — Ты когда-нибудь считала меня человеком, не говоря уж о мужчине? Ты со своей мамой превратила меня в слугу — и ты хотела от меня чего-то, достойного человека?

— Вот и прожил возле моей юбки! Хоть это меня утешает!

— Ты никогда не отличалась умом, — с усмешкой продолжал мужчина. — Думаешь, если ты не видела во мне человека и мужчину, то и никто не видел?

— Что-о-о? — в растерянности округлила глаза толстуха.

— То. Все эти годы у меня была женщина. Не просто женщина — семья! Она родила мне сына, и он уже вырос. И фамилию он взял мою. И мы были счастливы.

Толстуха хватала ртом воздух, пытаясь что-то сказать. Но мужчина не стал ждать, пока она сможет выдавить из себя хоть слово, встал и потребовал:

— Пропусти! Хоть и умерли мы вместе, но после смерти я с тобой не хочу оставаться!

И она медленно, словно во сне, поднялась, уступила. Он вышел и пересел на свободное место в последнем ряду.

— Эх, люди. И мертвым нет покоя, — тихо промолвила врач.

— А вы не чересчур ли спокойны? — с вызовом спросил Антось.

— Все нормально, — тихо ответила женщина. — Я благодарю Бога, что два дня назад мама умерла у меня на руках и я ее похоронила. Дочь замужем, сын заканчивает университет. Муж — человек самостоятельный. Жаль, конечно, что они будут горевать. А так. я делала свои дела так, словно была готова умереть в любой день, — горько усмехнулась женщина.

— Все нормально, — тихо ответила женщина. — Я благодарю Бога, что два дня назад мама умерла у меня на руках и я ее похоронила. Дочь замужем, сын заканчивает университет. Муж — человек самостоятельный. Жаль, конечно, что они будут горевать. А так. я делала свои дела так, словно была готова умереть в любой день, — горько усмехнулась женщина.

— Ага, слава Богу. — скептически хмыкнул Антось. — Теперь достоверно известно о милых сказках.

— У тебя не бьется сердце, — тихо проговорила девушка, которая сидела рядом с парнем, положив ему голову на грудь.

Парень ласково гладил ее по плечам, смотрел за окно, где бешено крутилась серо-зеленая рябь.

— Ну и прекрасно, оно не заболит, мне не станет плохо, я не умру от сердечного приступа, — улыбнулся парень. — У тебя тоже не бьется — а ты меня любишь, как и любила, правда?

— Правда, — подняла голову девушка, усмехнулась. — Значит, любовь не в сердце, а в душе? Вот ведь как — мы теперь не люди, а души, да? Мы теперь можем целоваться — и будем целоваться вечно.

— Ага, — обрадовался парень. — Начнем?

Антось не выдержал — отчаяние душило его. Это невозможно! Ему надо выжить, ему надо вернуться туда, хоть на минутку, хоть на миг! Он должен сказать Алене, что у него в компьютере в особой зашифрованной папке под названием «Разное» лежит его повесть — повесть его жизни. Он должен назвать ей пароль! Он должен передать детектив заказчику, получить деньги и отдать их жене, он должен попросить прощения за то, что не сумел сделать ее счастливой.

Антось вскочил и бросился к мужчине с ноутбуком. У него почти не было надежды, путались мысли, но казалось: подойди он ближе к технике — и что- то появится, какой-то выход найдется. Вопреки ожиданиям, Антось все шел и шел, а потом, присев рядом с мужчиной, заметил, что его кресло на целый метр удалено от кресла программиста.

— Не понимаю. — начал было Антось, показывая глазами на кресло. — Что произошло?

— Ничего особенного, я думаю, — охотно ответил худощавый. — Мы уже развили достаточно большую скорость относительно неподвижного наблюдателя. Так что мы приобретаем для него форму точки. А для нас внутри эта точка означает бесконечность. Наш автобус с каждой минутой будет становиться все больше и больше. И превратится, наконец, во вселенную. Бесконечную.

Антось сглотнул ком в горле.

— Слушай. Может, есть возможность что-то сделать? У меня. рукопись. Не могу я ее с собой забрать. Она там нужна.

— Не могу, — отрицательно покачал головой парень. — Я правду сказал — отсюда мы ничего не передадим. Сейчас время сжалось уже до трех минут.

За окнами салона почти ничего нельзя было разглядеть — сплошная серозеленая мгла.

Послышались шаги сзади. Антось обернулся — к ним шла женщина с некрасивым худым лицом. Она шла долго — салон стал похож на полупустой кинозал с четырьмя рядами кресел.

— Я не могу здесь остаться! — сказала женщина, и Антось понял, что если ей сказать что-то банальное, начнется истерика.

— Я тоже не могу, — ответил он искренне. — Никак не могу. Как и вы.

Женщина будто ждала такого ответа именно от Антося, сделала несколько шагов вперед (хоть раньше это было совсем рядом), встала возле водителя.

— Остановитесь и откройте дверь. Я выйду!

Салон замер. Женщина-врач тоже прошла вперед, встала рядом с ними.

— Какой смысл? Вы что, не поняли, что остановка — это наше полное исчезновение? Вы не видели разве, как мы растворяемся?

— Так чего мне бояться? Чего? — закричала женшина с худым лицом. — Ведь я — мертвая! Как можно бояться еще одной смерти?! Остановите! Водитель! Мне все равно. Если есть возможность сделать хоть шаг куда- нибудь — я обязана его сделать. Я не могу умирать просто так!

— Он не будет останавливаться! — категорически запротестовала врач. — У нас у всех — одна судьба. И примите свою как положено — как свой крест, и несите его.

— Если смерть вот такая, то моей доченьке, как мне, как нам всем, не ехать в автобусе, ей целую вечность, бесконечно, страдать от боли, лежа под капельницей! За что же ей такая смерть? Бог наш — милосердный или палач бессердечный? Чего вы его рисовали человеколюбивым?.. Пустите меня! Водитель! Откройте дверь! Я выскочу на ходу, если вы так боитесь! Я буду бить окна! Остановитесь!

— Разобьетесь! — донеслось из салона, и женщина нервно засмеялась над такими словами:

— Мертвый боится разбиться! Водитель! Останавливайтесь!

— Дура, чем ты можешь помочь живому, если сама мертвая! Что это даст?

— Водитель! Не останавливайтесь! Неизвестно, что может случиться!

— Она свихнулась, а нам потом отдувайся из-за нее!

— Водитель! Притормозите, перед тем как начнет светиться обшивка автобуса! — только по ему одному известной причине решительно распорядился Антось неожиданно для самого себя. — Потом опять поедете. Откройте дверь. Мы прыгнем вдвоем.

Водитель ничего не ответил, только посмотрел издали — со своего места — на Антося и женщину, переключил рычаг. Зеленая муть за окном постепенно превращалась в неровные пятна.

Антось внимательно следил за полом. Когда сквозь него стало угадываться шоссе, он сказал:

— Открывайте дверь.

— Меня подождите! — послышалось откуда-то сзади. Антось оглянулся — в глубине салона, уже совсем далеко от них, с места встал мальчик- инвалид.

— Куда же ты, внучек? — с болью спросила бабушка.

— Баб, так здесь же я могу на своих ногах! — весело и убедительно заговорил мальчик. — Ну, так отпусти меня побегать — я же никогда не бегал.

— Беги, внучек, — бабушка встала, пропустила мальчика и перекрестила его. — Беги, мой родной, — и упала в кресло, а слезы катились из ее глаз, хоть старуха улыбалась.

Мальчик добежал до Антося и женщины, которые уже стояли у открытой двери. Наверно, время еще больше сжалось, потому что ничего нельзя было разглядеть, только ощущалась огромная скорость автобуса. Сразу за порогом словно возникала стена — закаменелая, о которую непременно разобьешься.

Ужас охватил Антося.

— Стойте, идиоты! — откуда-то издалека закричал деловой мужчина. — Еще несколько минут терпения — и мы точно будем знать правду! Там же — неминуемая гибель! Вы просто исчезнете, как исчезал автобус! Время вернется на ноль — и мы вернемся назад! Я вам точно говорю! Как вы этого не понимаете? Остановитесь!

Антось заколебался. Те же сомнения он увидел на лице женщины. Но потом его взгляд остановился на мальчике — и Антось решительно взял его за руку, вторую протянул женщине:

— Давайте прыгнем вместе. Не бойтесь, боли никакой быть не должно. Дважды не умирают. Ну, на счет три: один, два, три!..

Из сообщений СМИ:

«Молния попала в автобус. Трагедия произошла на трассе в 11.25. Мощный разряд ударил в пассажирский автобус. Свидетели видели, как транспорт охватило голубое пламя, потом автобус на большой скорости опрокинулся в кювет и трижды перевернулся. Из 18 пассажиров и водителя в живых осталось только трое: мужчина, женщина и мальчик десяти лет, которых по необъяснимой причине выбросило из салона. Они были найдены неподалеку от места происшествия. Теперь потерпевшие находятся в реанимации. По словам врачей, у них тяжелое, но стабильное состояние».


Перевод с белорусского Ирины Кочетковой.

Назад