Максим неожиданно отстраняется, и растеряно выпускает меня из объятий.
— Так что, — он откашливается. — Так что можешь не волноваться.
Мне так много хочется сказать ему, но я не могу вымолвить и слова. Киваю, и аккуратно сажусь на пассажирское сидение, когда парень открывает мне дверь. Он обходит автомобиль, а я до сих пор ощущаю тепло его рук на лице, и чувствую такую дикую неловкость, будто сделала нечто плохое и запретное.
Он садится за руль, я боюсь повернуть голову в его сторону. Вдруг он увидит, мои красные щеки или заметит пот на лбу.
— Тебе холодно?
— Немного.
Он заводит машину и включает печку.
— Скажи, когда согреешься.
— Хорошо.
Дрожащими руками я пристегиваюсь. Парень нажимает на газ, и я вжимаюсь в сидение, словно в меня ударил неистовый поток ветра. Дыхание сбивается. Мы едим медленно, но мне кажется, что мы летим. Я обеспокоенно смотрю по сторонам, пытаюсь наблюдать за всей картиной, но это бессмысленно. Меня до сих пор тошнит, перед глазами вертятся дома, деревья, люди, и я не могу сфокусироваться.
— Чужачка?
— Мм?
— Ты как?
— Все нормально. — Я сглатываю и выдавливаю из себя улыбку. — Разве по мне не видно? Я в полном порядке.
— Я вижу лишь панику, — осторожно протягивает парень. — Успокойся. Я вожу машину уже пять лет. — Заметив мой удивленный взгляд, он добавляет. — Из них, три года — легально.
— Максим, всё хорошо.
— Поэтому ты сейчас порвешь пальцами моё сидение?
Я опускаю взгляд на свои руки, и испускаю громкий вздох. Ногти впились в чехол, словно одичавшие пиявки. Резко высвободив сидение, я прижимаю ладони к коленям и откидываю назад голову.
— Прости, — трудно дышу. — Прости, я не хотела.
— Ничего страшного. Может, остановиться?
— Нет, не стоит.
— Если тебе плохо…
— Прекрати вести себя так, словно я инвалид и умру через несколько дней, — серьёзно отрезаю я и смотрю на парня. — Да, мне не по себе, но это не значит, что ты должен жалеть меня или испытывать сочувствие.
— Я лишь не хочу, чтобы тебе стало хуже, — медленно чеканит Макс. — Дело не в жалости, а в банальном волнении.
— А ты не волнуйся. Я не настолько слабая, чтобы умереть у тебя в машине от бешеной скорости в сорок километров в час.
Максим усмехается, и смотрит на меня как-то по-новому. Наконец, я замечаю в его темно-синих глазах уважение. И мне льстит это. Ужасно льстит.
— И куда ты, чужачка, хочешь, чтобы мы поехали?
— Ты прав на счет моего внешнего вида, — признаюсь я и аккуратно стягиваю волосы в тугой хвост. — Выгляжу я так, словно только что восстала из мертвых. Пугать людей в кафе не стоит, так что обойдемся без еды.
— Я так не думаю.
— Не думаешь, что я плохо выгляжу, или не думаешь, что стоит обходиться без еды?
— Оба твои варианта, — он подмигивает мне. — Я что-нибудь придумаю.
— И что же? — Не ответив, парень паркуется около знака «Стоянка запрещена» и глушит двигатель. — Тут стоять нельзя. — Умничаю я.
— Я ненадолго.
— Но куда ты? — Я произношу вопрос в воздух. Максим выходит из машины, закрывает за собой дверь и скрывается за поворотом. — Отлично.
Я выдыхаю и оглядываюсь: в салоне чисто, я бы даже сказала пусто. На панели лежат диски, и я внимательно изучаю их: Nirvana, Radiohead, Би-2. Отмечаю, что вкус у парня отменный. Будь у меня машина, музыка в ней играла бы аналогичная. Неожиданно я замечаю ещё один диск. Он лежит на панели со стороны водителя. Отстегиваю ремень и аккуратно тянусь к нему. Схватывает живот, тело становится тяжелым, но я поджимаю губы и выпрямляю руку.
— Давай же.
Наконец, диск в моих руках, и я довольно откидываюсь на сидении. Он не лицензионный. Наверно выборка любимых треков. Я открываю коробку и вижу надпись: Бесстрашному. Мной овладевает интерес, убедившись, что Макса нет рядом, я вставляю диск в магнитолу, задерживаю дыхание в предвкушении чего-то приятного и ожидаю. Через несколько секунд из колонок начинает литься музыка, и я замираю, вслушиваясь в ноты. Мелодия кажется мне знакомой, но я не могу вспомнить, где я её уже слышала. Напрягаюсь, чувствую легкое раздражение. Мне всегда было сложно вспоминать подобные вещи, но едва начинаются слова, на меня снисходит озарение. В конце припева, я очарованно повторяю за певицей:
— Такая любовь убьет мир.
«Маша и Медведи». Задумчиво смотрю перед собой, и не знаю, радоваться ли мне очередному восстановлению памяти. Такое чувство, что эта песня когда-то много значила для меня, но её грустные слова не позволяют ощутить вкус счастья.
Я недоуменно переключаю трек.
С первых же аккордов, узнаю Земфиру. Тут все просто. Классика. Искала девушка парня годами долгими, дворами темными, в журналах, в кино, среди друзей. А в день когда, наконец, его нашла, просто-напросто с ума сошла.
Улыбаюсь и переключаю. В затакте словосочетание: большие города, и я уже знаю, что играет Би-2.
Данное времяпровождение очень увлекает меня. Мне так нравится угадывать мелодии, восстанавливать в каком-то смысле свои воспоминания.
В предвкушении включаю дальше, и неожиданно для самой себя — замираю. Почему-то дыхание сбивается, и ладони мгновенно становятся мокрыми. Я недоуменно делаю громче. Ещё громче. Начало песни гремит в машине, давит на меня со всех сторон, но я делаю ещё громче! Ещё! Внутри что-то растет, что-то пульсирует. Сердце неистово быстро бьется, отдает во всем теле, и я придавливаю рукой грудь: боюсь, что оно вот-вот выпрыгнет. Начинается куплет, но я до сих пор не могу понять, кто поет. Слова странные: знакомые и чужие одновременно. Я напрягаюсь. Буквально чувствую, как в голове вертятся мысли. Почему-то становится тяжело. Дышать трудно, тело наливается свинцом. Я испуганно осознаю, что теряю над собой контроль, и в подтверждение внезапно ощущаю, как судорога схватывает органы. Страх. Мне вдруг становится страшно. Я обхватываю себя руками и закрываю глаза. Думаю. Думаю. Думаю.
— Хочешь оглохнуть? — в машине вдруг появляется Максим, и я испуганно подпрыгиваю. Смеясь, он делает тише, выключает музыку, и вся атмосфера безумства испаряется. Закрыв за собой дверь, парень протягивает мне бумажный пакет из МакДональдса и улыбается. — Ужин подан.
— Вообще-то обед, — дрожащим голосом, подмечаю я и растеряно киваю. — Спасибо.
— Нашла мои диски?
— Они лежали на панели, я не сдержалась и решила прослушать.
— И как?
— Довольно-таки неплохо. — Я улыбаюсь. — На диске, который я только что слушала, написано: бесстрашному. Это ты у нас бесстрашный?
— Да. Это прозвище мне дали в стае, — гордо отвечает Макс. — Но я не люблю, когда меня так называют.
— Почему же?
— Давай договоримся: вопросы только после трапезы. — Парень откладывает свой пакет на заднее сидение и заводит машину. — Предлагаю остановиться в парке, так как здесь меня в любой момент могут оштрафовать.
— Как скажешь. — Я с любопытством смотрю на Максима и замечаю татуировку на его шее. Кобра. Хочется спросить, откуда она у него, но я сдерживаюсь. На самом деле, это первый человек, который отложил разговор на несколько минут, а не на несколько месяцев. Поэтому я прислушиваюсь к его словам и еду молча вплоть до парка.
Когда мы приезжаем, Макс паркуется под огромным деревом, выключает ближний свет и глушит двигатель. Отодвинув своё сидение чуть назад, он берет пакет с едой и принимает положение полулежа. Я бы хотела сесть так же, но мне не позволяет больная спина. Выдохнув, я прижимаю к себе ноги и откидываю назад голову.
— Не думала, что проведу выходные в твоей компании, — признаюсь я. — Очень интересный исход дня.
— Я тоже так не думал, — отрезает парень и достает огромный гамбургер. — Но жизнь — вещь непредсказуемая.
— Сожалеешь?
— Это не тот случай, чтобы сожалеть.
— А какой же должен быть случай?
— Два вопроса подряд, чужачка, — Максим жадно откусывает гамбургер и невнятно произносит. — Так не по правилам. Будем спрашивать по очереди.
— Ладно. — Я открываю свой пакет, и меня почему-то одолевает приступ счастья. Картошка фри, чикенбургер, кусочки мяса: голова идет кругом. — Максим — ты мой герой.
— Я знал, что тебе понравится.
Я искренне улыбаюсь и пробую картошку: какое блаженство.
— Задавай вопрос, потому что я хочу задать свой, — прошу я. — Ну же!
— Хорошо. — Парень думает, хмурится, а затем протягивает. — Только давай договоримся: ответ не в два предложения, а полный.
— Договорились.
— Тогда, вот мой вопрос: когда мы были под мостом, ты сказала, что не помнишь, как на твоем запястье появилась татуировка. Это последствия бурной вечеринки, или что-то другое?
Я усмехаюсь.
— Вообще-то, я потеряла память. — Гамбургер в руках парня застывает. — Прошлым летом я упала с крыши четырехэтажного здания, и, очнувшись, поняла, что абсолютно не помню целый год. Врачи сказали, что у меня амнезия.
Я усмехаюсь.
— Вообще-то, я потеряла память. — Гамбургер в руках парня застывает. — Прошлым летом я упала с крыши четырехэтажного здания, и, очнувшись, поняла, что абсолютно не помню целый год. Врачи сказали, что у меня амнезия.
— Эм. Прости. Я не знал. Наверно, с этим трудно смириться.
— Я до сих пор не смирилась. — Почему-то меня не смутил его вопрос. Даже наоборот, стало легче, после того, как я ответила. — Что ж, не всё в жизни так гладко, как хочется.
— Мне жаль.
— Разве мы разговариваем для того, чтобы пожалеть друг друга? Я ведь выжила, так что жалеть меня незачем.
— Ты права. Незачем.
Я киваю и увлеченно прикусываю губу. Хочется спросить о самом важном, но я начинаю издалека.
— Как ты попал в стаю, и когда это произошло?
— Чуть больше года назадназад, я и мой брат наткнулись на группу подростков. Они развлекались, прыгая с моста в реку. Полное безумие, — Максим улыбается. — Парни привязывали себя к железному бортику и ныряли в тридцатиметровую пропасть. На удивление, мне захотелось попробовать.
— Ты просто псих, — восклицаю я. — Это же опасно!
— Я стал бесстрашным, не потому что раздавал всем цветы, чужачка. Естественно, было опасно, но разве меня это волновало? Я настолько полюбил подобного рода развлечения, что собрал с братом свою собственную компанию, где люди могли совершать безумные поступки и получать от этого удовольствие. А главное — получать удовольствие без последствий.
— 16 погибших подростков — разве это не последствия? — осуждающе спрашиваю я.
— Ты ничего не знаешь, так что, прошу тебя, не делай скоропостижных выводов.
— Подожди, — меня вдруг озаряет. — Ты сказал, что собрал стаю с братом. Получается, что…
— Да, — Макс откусывает гамбургер и пожимает плечами. — Шрам, или говоря человеческим языком — Стас, мой родной брат.
Я ошеломленно выдыхаю и только сейчас осознаю, какой была слепой. Сходство в их внешности теперь кажется мне неоспоримым: острые скулы, прямой нос, черные угольные волосы, широкие плечи, смуглая кожа. Лишь глаза разные, но я уверена, присмотревший, я бы и там нашла нечто единое. Возможно, в заблуждения меня ввела рана на лице предводителя: она изменила не только внешний облик парня, но и внутренний. И все же моя невнимательность поражает своей развитостью.
— Что ж, моя очередь. — Максим не ждет, пока я приду в себя, и спрашивает. — Почему тебя так интересует стая? В чем подвох?
— Подвоха нет. Я наткнулась на вас случайно, потому что хотела спасти сестру. — Я серьёзно смотрю на парня и искренне протягиваю. — На самом деле, ваше сборище представлялось мне рассадником отморозков, психов, животных, которым плевать на свою жизнь и на общепринятые правила. Вы делаете, что хотите, когда хотите и где хотите. Я считаю это аморальным образом жизни. Точней я так считала. Но сейчас, — мне приходится придвинуться чуть ближе к Максиму, потому что сказанные мной слова являются страшной тайной. — Но сейчас я понимаю, что ошибалась. Моё мнение на счет того, что в ваших телах вместо крови течет адреналин — не изменилось, но я вижу что-то ещё, что-то, что жутко влечет меня. И пока я не пойму о чем идет речь, я никуда от вас не денусь.
Макс улыбается.
— Интересный ответ.
— Я хочу говорить честно, чтобы потом не было недопониманий. — Я доедаю чикенбургер и недоуменно сужаю глаза. — Скажи мне, стаю основал ты и твой брат. Так почему же бразды правления в его руках? Почему вы не командуете вместе? Возможно, тогда бы удалось избежать многих смертей и трагедий.
— Мне это не нужно.
— А Шраму нужно?
— Пойми, пусть мы и родные братья, у нас совершенно разные жизненные принципы. Я — участник, он — организатор. — Парень выдыхает. — Руководить должен один человек, и я рад, что не мне предоставилась эта возможность.
— Считаешь, из тебя вышел бы плохой предводитель?
— Я не знаю, и даже не хочу об этом думать. Тебе кажется, что Стас — корень зла, что он причина всех наших бед и страданий. Но ты глубоко ошибаешься. Мой брат готов пожертвовать всем, что у него есть. Он не даст свою стаю в обиду, я знаю это. Если бы у меня был выбор, я бы доверил свою жизнь именно ему, потому что… — парень громко выдыхает. — Потому что это его призвание! Он так долго не мог найти себя, и сейчас, наконец, нашел. Стас отличный предводитель, и верный друг. Я уверен в нем так же сильно, как уверен в самом себе.
Я вспоминаю, как на перроне, Шрам отодвигал подростков ближе к центру вокзала, как он предупреждал нас не терять голову во время испытания. Но это кажется такой мелочью по сравнению с тем, когда я просила его помочь освободить Карину из куба, а он стоял и бездействовал. Спорные чувства, и я не могу понять, в состоянии ли я доверить свою жизнь этому человеку так же уверенно, как это делает Максим. Наверно, пока нет.
— Почему ты стояла на рельсах так долго? — неожиданно спрашивает парень, и я недоуменно пожимаю плечами. В его глазах отражается грусть и какая-то безнадега. Мне не понять, этого взгляда. Только не сейчас. Может, чуть позже, но не сегодня.
Я не ожидала такого вопроса, и поэтому долго думаю, прежде чем ответить.
— Возможно, — я колеблюсь и прикусываю нижнюю губу. — Возможно, мне понравилось ощущать себя свободной.
— Но ты могла погибнуть.
— Я бы успела отпрыгнуть в сторону.
— Я так не думаю, — Макс с горечью улыбается. — Ты должна чувствовать разницу между храбростью и безумством, чужачка. Глупость не поощряется. Большинство страдает только потому, что приписывает себе слишком много.
— И это мне говорит человек, который прыгает с тридцатиметровой высоты в пропасть, вооружившись, лишь толстым канатом.
— Я серьёзно.
— Я тоже, — с вызовом восклицаю я. — Откуда берется твоя уверенность в себе? Если тебя прозвали бесстрашным, значит, ты совершил огромное количество безумных поступков, не колеблясь и не дрожа перед страхом. Чем я хуже?
— Ты ничего обо мне не знаешь. — Холодно отрезает парень. — Нельзя перестать бояться. Каждый раз, я понимаю, что могу не вернуться домой, что сильно рискую, но на то у меня есть свои причины. Моя уверенность граничит с безысходностью, с апатией. Я потерял вкус к жизни, и теперь пытаюсь восстановить его, прыгая с обрыва, кидаясь под поезд и разгоняясь до двухсот километров в час. Адреналин спасает меня от живой смерти. Но зачем это тебе? Зачем ты подвергаешь себя такой опасности? — Он недоуменно качается головой. — Кричишь на свою сестру, но, по сути, делаешь то же самое.
— Тебе не понять.
— Это ты не понимаешь, Лия, — я поднимаю взгляд на парня и чувствую, как от него исходит волнение. — Я не знаю, чего ты хочешь добиться, но это явно не стоит твоей жизни.
— Следующий вопрос, — раздраженно отрезаю я. — Итак…
— Мы ещё не закончили.
— Закончили. Я и так сказала тебе слишком много, так что теперь твоя очередь. — Парень громко выдыхает, а я задаю главный вопрос, который волнует меня больше всего вышесказанного. — Разумней было бы спросить: страдаешь ли ты раздвоением личности. Но я не стану оскорблять тебя и поставлю вопрос чуть по-другому: зачем сначала избивать меня, а потом спасать жизнь? Причем неоднократно.
— Чужачка, — протягивает Максим. — Это глупо!
— Ответь.
— Сама подумай.
— Макс, ты нарушаешь правила. Я задала вопрос — отвечай на него.
— Неужели это не очевидно? — я качаю головой, и парень громко выдыхает. — Я помогаю тебе, потому что нахожусь в нужное время, в нужном месте.
— Это не полный ответ, — возмущаюсь я. — Хочешь сказать, ты побил меня, потому что находился в нужное время, в нужном месте? Тогда это как минимум странно.
— Правила стаи просты — чужаков мы не терпим. Ты — чужая. У тебя не было вариантов: в любом случае, ты бы пострадала. Вот только есть одно «но». Пострадать от гематомы на плече, или от сломанных ребер? — Глаза Максима становятся яркими, и я невольно засматриваюсь в них, осознавая, что даже в этом отвратительном поступке просвечивается нотка героизма. — Поединок с Костей в лучшем случае закончился бы переломом. Я сделал так, что ты смогла ходить уже на следующий день. Чувствуешь разницу?
— Но зачем ты помогаешь мне?
— Это уже следующий вопрос.
— Нет. Ты не сказал главного. — Меня не остановить. — Почему ты спасаешь меня? Какая тут для тебя выгода?
— Лия, — Макс пожимает плечами. — Я не могу по-другому.
— Но почему?!
— Потому что не могу! — Парень поправляет черные волосы и проводит рукой по кожаному рулю. Выдохнув, он поднимает голову и вдруг наши взгляды встречаются. Готова поклясться, что он, так же как и я чувствует что-то электрическое в воздухе. Возникает странное желание приблизиться к нему, согреться, и это желание не пугает меня, наоборот придает сил и уверенности. Я уже второй раз замечаю тягу к Максиму, и теперь не могу отрицать, что эта тяга действительно существует. Сердце делает сальто, когда парень поднимает руку и протягивает её в мою сторону. Кажется, он хочет дотронуться до меня, хочет прикоснуться, и я затаиваю дыхание. Мне не пошевелиться. Мой взгляд прикован к его темно-синим глазам, а они смотрят на мои губы, на мою шею, на моё лицо. Это сводит с ума и одновременно обезоруживает. Я забываю, как дышать. Его пальцам остается ещё несколько сантиметров до моей щеки, но я уже ощущаю жар в том месте, где они коснуться лица, уже ощущаю покалывание на коже. Возникает мысль придвинуться чуть ближе, ведь тогда я, наконец, почувствую его прикосновение, но я быстро отбрасываю эту идею. Мне не по силам даже моргнуть. И когда стук моего сердца становится таким громким, что его смог бы услышать и сам парень, Макс опускает руку. Я разочаровано выдыхаю, и перевожу взгляд в сторону. — Прости, — шепчет он и растеряно отодвигается. Запустив пальцы в свои густые волосы, Максим откидывает назад голову и вновь произносит. — Прости меня.