— Судя по тому, как ты ожидала своей смерти на рельсах: да, тебе определенно это нравится.
Я собираюсь ответить, но потом замолкаю. Он прав. Что-то в моих поступках попахивает эгоизмом. Если раньше я могла с уверенностью заявить, что пришла в стаю из-за сестры, то сейчас могу лишь признаться, что получаю от адреналина удовольствие.
— Возьми, — неожиданно Максим снимает с себя пальто и протягивает его мне. — Оденься, ты вся дрожишь.
— Хватит, иначе я решу, что ты хороший парень.
— Так и есть.
— На самом деле нет, — я язвительно улыбаюсь. — Хорошие парни не бьют девушек.
— Оденься, — проигнорировав мою реплику, повторяет парень. — Отморожение не пойдет на пользу твоему вывихнутому плечу.
Я выдергиваю верхнюю одежду из его руки и недовольно выдыхаю.
— Спасибо.
— Не за что, — передразнивает меня он. — Готова идти, чужачка?
— Готова.
Я с огромным трудом поднимаюсь на ноги, и пошатываюсь назад. Голова идет кругом, конечности наливаются свинцом. Мне бы сейчас уснуть прямо здесь, под мостом, и только потом продолжить путь, но я не могу. Максим стоит, ждет, смотрит на меня, и приходится выглядеть сильной.
Он закатывает рукава пуловера и тяжело выдыхает.
— Моя машина недалеко отсюда. Главное выйти с вокзала и не наткнуться на полицейских.
— Ты знаешь, как нам это сделать?
— Пока нет, — Макс устало протирает лицо руками. — Но я думаю, что стоит попробовать обойти вокзал с другой стороны.
— А что если нас окружили?
— Тогда придется вновь бежать, что совершенно не выгодно для тебя, чужачка. Так что молись, чтобы полицейские оставались такими же тупыми, как прежде.
Я киваю и вдруг замечаю на его запястье татуировку. У меня сердце подпрыгивает и делает сальто. Я непроизвольно приближаюсь к парню и тяну на себя за руку.
— Что это? — ошеломленно восклицаю я, и рассматриваю английскую букву «в». — Откуда она у тебя?
— Полегче.
— Я спрашиваю, что это? — У меня наверно глаза выглядят дикими. Я смотрю на тату, и едва сдерживаю внутри ошарашенный вопль. — Что это обозначает? У меня похожая есть. Вот, смотри. — Я медленно задеваю рукав больной руки и показываю Максиму дабл ю. — Но я абсолютно не помню, как она у меня появилась.
— Не помнишь? — парень усмехается. — Как это не помнишь?
Немного помолчав, я отрезаю:
— Не важно. Не твое дело.
— В таком случае, и это не твое дело, — он опускает рукава свитера и язвительно улыбается. — Узнаешь у кого-нибудь другого в следующий раз.
— Неужели так сложно сказать?
— Да, сложно.
Я обижено отворачиваюсь. Наконец, я нахожу нечто из моей прошлой жизни, и тут же мгновенно это теряю.
— Чужачка, нам надо идти. — Максим выходит вперед и оглядывается по сторонам.
— Вообще-то меня Лия зовут, — отрезаю я. — Не чужачка, а Лия.
— Ясно.
— Попытайся запомнить.
— Попытаюсь.
Я, словно нахожусь рядом с куском металла. Он такой холодный и опасный, что к нему страшно даже приблизиться. Однако если всё же пересиливаешь себя и прикасаешься — чувствуешь гладкую ровную поверхность, на которую можно опереться, и за которой можно спрятаться.
Я иду, смотрю на Максима и нахожу его довольно высоким. По сравнению с ним я маленькая, низкая, тощая и слабая. Так и есть, на самом деле. Волосы парень давно не стриг, черные пряди торчат в разные стороны, но почему-то смотрится это не так уж ужасно, что просто поразительно. Обычно люди с похожей прической выглядят, как оборванцы.
— Сверлишь в моей спине дыру? — спрашивает на ходу Макс, и я смущенно опускаю глаза вниз.
— Тебе показалось.
— Разве?
— Да, показалось.
Парень усмехается.
— Почему ты ослушалась меня и вернулась? — через несколько минут спрашивает он, и мы сворачиваем на повороте. Открывается вид на площадь перед вокзалом. Машины полицейских стоят только там, поэтому мы с легкостью проходим с другой стороны незамеченными.
— Потому что я спасала свою сестру. — Заучено отвечаю я.
— А она считает это спасением?
— Какая разница? — устало протягиваю я. — Потом скажет спасибо.
— А если не скажешь?
— Хотя бы будет живой.
Макс приближается к черному BMWи открывает мне дверь.
— Сначала в больницу, потом домой.
Я удивленно вскидываю брови и недоуменно прикусываю губу.
— Что за черт? Почему ты такой вежливый? Откуда забота?
— Не задавай лишних вопросов, просто садись, и поедем уже.
— Но я должна знать.
— Ты ничего не должна знать, — громче отрезает парень и проводит рукой по черным прямым волосам. — Есть вещи, которые делаешь, потому что делаешь. Не знаешь почему, просто не можешь по-другому.
— Дай угадаю. Из чувства жалости? — огрызаясь, протягиваю я, и смотрю на Макса. Если бы он не был безмозглым придурком, он бы мне понравился.
— Да, — резко отвечает он. — Именно так. Из чувства жалости.
Больше я не говорю ему ни слова.
Сажусь в машину, мы молча едим до больницы, а потом я сообщаю, что сама найду родителей, и они отвезут меня домой. Максим соглашается, уезжает, а я, не доходя до больницы, разворачиваюсь и иду к остановке. Не хватало ещё, чтобы мама с папой увидели вывих моего плеча.
Переживу как-нибудь.
Глава 3. Жизнь в стае полна приключений
Дверь мне открывает Леша. Он выглядит уставшим и измученным. Вряд ли я смотрюсь лучше.
— Что с твоей рукой? — взволнованно спрашивает он, и я непроизвольно прижимаю локоть ближе к груди. — Тебя вновь кто-то обидел?
— Нет.
— Что же тогда произошло?
— Упала, — я выдыхаю и прохожу в квартиру. — Бежала от ментов, рухнула на землю и вывихнула плечо.
— Что? Убегала от полиции?
— Да. Жизнь в стае полна приключений.
Я подхожу к зеркалу, убираю назад волосы и ошеломленно замираю. Только сейчас до меня доходит, что я не вернула пальто Максу.
— Они засекли тебя?
— Не думаю. Я успела оторваться. — Я умалчиваю о спасителе, хотя в глубине души понимаю, что Максим им является. — Села на автобус и приехала домой.
— А что за пальто? — Леша подозрительно щурится. — Пробежалась перед этим по магазинам?
— Астахов, что за допрос? — парень помогает мне снять верхнюю одежду, и я обессиленно двигаюсь в сторону зала. — Я вернулась — вернулась, жива — жива, значит всё не так плохо.
— Лия, тебе нужно в больницу. Вдруг с рукой что-то серьёзное.
— И что мне сказать родителям? Мама, папа, я убегала от полиции и случайно вывихнула плечо?
Леша протирает уставшее лицо.
— Лучше так, чем потом не чувствовать руку.
— Лучше никак, чтобы потом не получить от предков, — я киваю в сторону комнаты сестры и неуверенно поджимаю губы. — Как она?
— Со мной не говорит, — отрезает Леша. — Сначала билась в истерике, даже пыталась выпрыгнуть из машины на ходу, но потом успокоилась. Наверно, устала.
— Мне не нравятся перепады в её настроении. Сначала она готова всех растерзать, а потом впадает в апатию. Может, Карина принимает что-нибудь?
— Например?
— Ну, я не знаю. Что сейчас модно среди девятых классов? Таблетки, обезболивающее…
— О да. Ещё скажи, что твоя сестра наркоманка.
— Я не знаю, что сказать, — признаюсь я и медленно выдыхаю. Дышать по-прежнему тяжело, а плечо постепенно теряет чувствительность. По началу мне казалось, что не испытывать боль — отличный выход из положения, но сейчас я готова ощущать колики, резь, ноющую пульсацию — что угодно, лишь бы понимать, что мое плечо всё еще способно двигаться. — Я должна поговорить с ней.
— Уверена, что должна? — сомневается Астахов. — Карина вряд ли в настроении.
— Плевать. Если не поговорю с ней сегодня, поговорю с ней завтра. Зачем тянуть? — Леша помогает мне встать с дивана, и я благодарно киваю. — Иди домой. Ты и так сделал всё, что мог.
— Не все, раз ты еле ходишь, а твоя сестра заперта в комнате.
— Перестань, — я игриво взъерошиваю волосы друга и улыбаюсь. — Спасибо, что не бросил Карину, спасибо, что побыл с ней до моего прихода. Но сейчас — иди, отдыхай. Я же вижу какой ты уставший, и меня грызет совесть.
— А она у тебя есть?
— О да, да. Очень смешная шутка, — я подталкиваю парня к выходу и наблюдаю за тем, как он одевается. — Едь осторожно и не торопись.
— Хорошо, мамочка.
— Иди уже!
Я смеюсь, когда закрываю за другом дверь. Астахов не мой герой, и не таинственный спаситель, он обычный человек со своими страхами и слабостями. Но при всем этом, он остается моей единственной опорой. Никто кроме него не знает о Карине и её проблемах. Так что тот факт, что он ещё с криками не убежал от меня — говорит о многом.
Я громко выдыхаю и подхожу к шкафчику. Достаю аптечку. Нахожу йод. Покрываю сеткой живот, край подбородка и плечо. Может, к утру станет чуть-чуть легче? Слава богу, завтра выходной.
Покончив со своей реанимацией, прячу аптечку и уверенно следую в комнату сестры. Не думаю, что получится нормально поговорить, но всё же где-то в глубине души на это надеюсь.
Я стучусь.
— Карина? — сестра лежит на кровати. Её волосы спутались и свисают вниз. Они светлые, почти бронзовые. Я всегда мечтала о таких, но вместо этого получила полную противоположность. — Ты спишь? — она не отвечает. — Нам надо поговорить.
— О чем? — неожиданно хрипло протягивает она. — О том, что ты слишком много о себе возомнила?
— О том, почему я решила пройти инициацию вместо тебя.
— Мне не интересно.
— Ты меня выслушаешь, хочешь ты этого или нет, — я прохожу, включаю свет и сажусь рядом с сестрой на кровать. Карина не поворачивается, так что я не вижу её лица. Но уже по голосу ясно: она плакала все то время, пока меня не было рядом. — Стая, может, и кажется тебе хорошей компанией, на самом деле является опасной бандой. Люди причиняют вред своему здоровью, а, порой, умирают. Зачем тебе так рисковать? Ради чего?
— Какая разница, что я делаю? — срывающимся голосом спрашивает она. — Это не твои проблемы!
— Ты ошибаешься. Что касается тебя, касается и меня.
— Но почему? — внезапно сестра резко поворачивается и смотрит мне в глаза так обижено и зло, что мой живот сжимается и начинает болеть. — Почему ты вдруг решила, что имеешь право управлять моей жизнью? Это мой выбор! Мое желание! И мне плевать, что ты на этот счет думаешь!
— Но, а как же родители? — я пытаюсь защититься. — Ты о них вспомнила? Они с ума сойдут, если узнают, где ты шляешься!
— Им не впервой сходить с ума, — ядовито протягивает она.
— Да неужели.
— Может ты и забыла весь свой прошлый год, но это не освобождает тебя от ответственности. Папа с мамой даже не удивились, когда тебя привезли в больницу полуживой. Они знали, что рано или поздно лед, по которому ты идешь, провалится у тебя под ногами, и ты сорвешься в водную пучину.
— О чем ты говоришь? — я смотрю в изумрудные глаза сестры и вижу в них лишь злость, гнев. Ни намека на здравомыслие. — Не придумывай чушь!
— Чушь? Это ты не придумывай себе несуществующих идеалов! Лия хорошая, Лия милая, Лия правильная и ответственная. — Карина фыркает и с абсурдом восклицает. — Бред! Пусть они и дальше обманывают тебя, себя, кого угодно. А мне надоело! Я не стану перед тобой отчитываться, потому что ты абсолютно не лучше всех остальных!
Её слова обескураживают меня. Я в такой дикой растерянности, что даже не представляю, как реагировать.
— Я не понимаю, о чем ты.
— И не удивительно. Ты ничего не понимаешь!
— Так объясни мне!
— Не собираюсь тратить на тебя своё время, — холодно отрезает Карина. — Ты решила занять моё место — отлично. Делай, что хочешь, но знай: с этого момента мне плевать на тебя. Не ценишь меня — я не ценю тебя.
— Не ценю тебя? — взрываюсь я. — Спятила? А кого я вытащила из куба и вернула с того света? Кого я сберегла от проверки нервов на железной дороге?
— Дешевые оправдания.
— Оправдания? — от её слов мне становится больней, чем от гематомы на плече. Я чувствую, как переносица покалывает, как подкатывают слезы. — Считаешь, это оправданиями?
— Ну, а что это, по-твоему? — Карина встает с кровати и подходит к зеркалу. Она берет расческу, начинает проводить ею по своим бронзовым волосам и протягивает. — Моя старшая сестра возомнила себя Богом. Как глупо. На самом деле, ты такая же обычная девушка, как и все остальные. Так что не думай, будто одно мое спасение загладит твою вину. Ты отняла у меня смысл жизни, я отниму у тебя сестру.
Мне тошнит от её слов.
Как она может такое говорить? Как смеет?
Вместо слез, меня накрывает волна гнева. Я резко подрываюсь с кровати и подлетаю к Карине. Она пугается такого порыва, разворачивается ко мне лицом и врезается спиной в зеркало. Её глаза испуганы, мышцы напряжены, и пусть она хочет это скрыть — я вижу. Я вижу, что она меня боится, что она в панике. И в этот момент у меня возникает странный вопрос: кем же я была до потери памяти, если даже моя родная сестра испытывает ужас, находясь рядом?
Неожиданно я замечаю своё отражение: дикие зеленые глаза, острые скулы, растерянно отступаю назад и несусь вон из комнаты, хлопнув за собой дверью так сильно, что эхо разносится по квартире.
Этой ночью я не сплю.
Завариваю себе кофе, одеваю, несмотря на жару, толстый длинный свитер и сижу на кухне. Проходит несколько часов, когда я решаю сдвинуться с места. Правда, только лишь для того, чтобы вылить остатки холодного напитка и заварить новый.
Слова Карины штурмуют мой мозг и разрушают один стереотип за другим. Сначала я думаю, что она специально наговорила кучу глупостей для того, чтобы задеть меня и вывести из себя, потом вспоминаю, как чуть не вывернула Леше руку и с каким удовольствием стояла на рельсах, и тогда меня бросает в холод. Приходится допустить вариант сестры, и рассмотреть его со всех сторон. Возможно, я и, правда, в прошлом году принесла много бед родителям. Но почему тогда они мне никогда о них не рассказывали? Смысл скрывать? Где остатки целого года? Фотографии, записи, видео. Почему есть я, 13 сентября 2011 года и я 8 августа 2012. Куда испарился такой огромный промежуток времени?
Я громко ставлю чашку с кофе на стол, и сама пугаюсь этого звука. Прикрываю глаза, и пытаюсь ровно дышать. Но успокоиться не получается: меня раздирают на куски странные чувства. Я борюсь с паникой, со страхом, с ужасом, и в то же время горю безумным желанием узнать правду. Что же на самом деле произошло со мной год назад?
Внезапно я слышу, как открывается входная дверь, и машинально смотрю на часы. Около четырех утра. Родители как раз вовремя.
Я ставлю чашку в раковину, и медленно выхожу в коридор.
Мама снимает ботинки, вешает свое пальто и вдруг замечает меня. Её глаза округляются, становятся выразительными, большими, и она удивленно вскидывает брови.
— Не поздно ли ты бродишь по дому? Спать не думала?
— Мне не хочется.
— Опять живот болит? — спрашивает папа и подходит, чтобы поцеловать меня. — Может, примешь таблетку?
— Не стоит.
— Стоит.
— Нет, я на самом деле поговорить с вами хотела. — Слова еле-еле слетают с губ. Приходится взять себя в руки и перестать бояться.
— О чем?
— Обо мне.
Мама недоуменно проходит в зал и устало выдыхает:
— А нельзя отложить разговор до утра? Я ужасно вымоталась.
— Так уже утро, — невинно протягиваю я, и протираю лицо ледяными руками. — Я не займу много времени.
— Что-то случилось? — папа снимает с запястья часы. — Проблемы в школе?
— Да, нет. В школе всё хорошо. Я по-другому поводу.
Мама плюхается на диван, папа останавливается в проходе между кухней и спальней: ждет, смотрит на меня. Наверняка, он заинтригован.
— Сегодня я поссорилась с Кариной. — Родители одновременно тяжело выдыхают, и поэтому я быстро добавляю. — Даже не спрашивайте почему. Ссоры между сестрами обычное дело.
— Тогда почему ты хочешь поговорить с нами об этом? — зевая, спрашивает мама. — Карина обидела тебя?
— Нет, конечно, нет. — Я сильно прикусываю губу. Хочется закричать: на самом деле, да. Она ужасно меня обидела, оскорбила и предала, но я выдыхаю. Родителям об этом знать не обязательно. — Слово за слово, и мы перешли на личности. Орали друг на друга, кричали, как вдруг Карина заявила, что я… — я нервно усмехаюсь, и обхватываю себя руками за больной живот. — Что я накуролесила в последний год. В год, который я абсолютно не помню.
Мама бледнеет, а папа отходит от стены и медленно присаживается в кресло.
— Она соврала? — я судорожно выдыхаю. — Или нет?
Родители молчат, и у меня внутри взрываются друг за другом все органы. Неужели это правда? Мне становится плохо. Я облокачиваюсь спиной о шкаф и прикрываю глаза. Пожалуйста, скажите, что это сон. Пожалуйста.
— Я… — мама глубоко втягивает воздух. — Я поверить не могу, что она сказала тебе такое.
Мне приходится посмотреть на маму, и я вижу на её лице шок. Она трет друг о дружку ладони и нервно моргает.
— Мне даже в голову никогда не приходило, что Карина может так поступить.
— Я не понимаю.
— А что тут понимать? — вмешивается папа. — Твоя сестра решила задеть тебя, и затронула именно ту тему, которая до сих пор причиняет тебе боль. Хочешь ответов: вот они! — он качается головой и улыбается. — Ты всегда была примерной девушкой, никогда не приносила нам проблем, училась в школе, помогала, когда мы были на работе, и я не помню ни одного раза, чтобы мне приходилось краснеть из-за тебя.